Присвоенный

Глава 30

— Ты абсолютно права. Кетчуп решает.

Пока Дэниэл поливал тарелку с финскими макаронилаатикко кетчупом «Хайнс», Лидия кивнула своему гостю, сидя на другой стороне небольшого кухонного стола.

— Мой дед всегда подавал это блюдо с брусничным соусом, но мне больше подходит кетчуп. И он замерзает красиво. Прямо как в «Стальных Магнолиях»[37].

— Где? — спросил он, закрыв бутылку.

— Да уж, вряд ли этот фильм есть в своей коллекции. Аннель хотела подарить семье Малин что-то, что «красиво замерзает» до того, как ей пересадят почку. Я всегда думаю об этой фразе, когда готовлю большую партию этих макарон.

— Классическая комфортная еда.

Они замолчали, и ничего, кроме стука вилок о тарелки не нарушало тишину. А потом Дэниэл налил себе еще одну кружку кофе и помог вымыть посуду, которой скопилось не так уж много.

— У меня глаза слипаются. — Лидия прикрыла зевок тыльной стороной ладони. — Мне нужно лечь.

— Пойдем наверх.

Он подошел к двери и проверил замки, а затем, когда они оказались у лестницы, убедился, что передний засов тоже заперт наглухо… и что-то в его заботе заставило Лидию почувствовать, насколько же она была одинока.

Ноги дрожали, пока она поднималась наверх, и она что-то сказала ему о свежих простынях на гостевой кровати, о том, что ей нужно принять душ, и что она надеется, что она не храпит. Болтовня, болтовня, болтовня.

Опять же, он был первым мужчиной, которого она принимала в этом доме.

Вообще-то в любом доме, в котором она жила. Ну, кроме ее деда, и он не в счет в этой ситуации.

— Все наладится, — тихо сказал Дэниэл. — Просто это займет какое-то время. Если я тебе понадоблюсь, я здесь.

Он погладил ее по щеке, а затем вошел в гостевую комнату и прикрыл за собой дверь.

Внизу, в спальне, Лидия разделась рядом с корзиной для белья, бросив в нее всю одежду, и взяла халат. Выйдя в коридор, она посмотрела в обе стороны, словно оказалась на оживленном перекрестке, и на цыпочках прошла по непокрытому дереву в туалет. Незадолго до того, как она вошла внутрь, она приказала себе не смотреть на Дэниэла…

Но, конечно же, она заглянула в комнату.

Он сложил свои седельные сумки на пол у дальней стороны кровати и склонился над ними, вытаскивая что-то, что бросил на одеяло. Выпрямившись и повернувшись лицом к дальней стене, он расстегнул ветровку, снял ее… а затем и футболку.

Его спина была… впечатляющей.

Он был таким мускулистым, но при этом поджарым, как атлет: от рельефных плеч до сильной линии позвоночника мускулы расходились веером, образуя серию пиков и впадин, переходивших к узкой талии. А ниже? Ну, эти джинсы свисали низко, но не потому, что его задница не была…

Дэниэл оглянулся через плечо.

Когда она покраснела и отвернулась, он спросил:

— Тебе что-то нужно?

— Извини, я просто собиралась принять душ, — сказала она.

И похолоднее.

— Ладно.

Закрывшись в ванной, Лидия прислонилась к двери. На внутренней стороне век она видела наклейку на бампере, которую она однажды заметила на какой-то машине: «Экономь воду, мойся с другом».

Друзья, напомнила она себе. Как будто и этой драмы ей не хватало, в довесок ко всему остальному.

Душ заполнял нишу в стене и был единственной новой вещью в доме — старая викторианская ванна на ножках вышла из строя и требовала замены. Стеклянный корпус душевой кабины выглядел великолепно, когда был чистым, но удерживать мыльную пену на кафельном полу было нелегко. Но в конечном итоге, Лидия воспользовалась шваброй и спреем «Оксиклин»…

Ого, она реально пыталась отвлечь себя глупым разговором.

Несмотря на то, что ее либидо явно нуждалось в холодном душе, Лидия удостоверилась, что вода была горячей, прежде чем войти в кабину… и, о Боже, это было чудесно. Встав под струи воды, она опустила голову и позволила теплу окутать ее. Когда она беспокойно подумала о том, сколько воды осталось в баке в подвале — ну, на случай, если Дэниэл захочет насладиться чудом цивилизации — то принялась намыливать голову шампунем и сурово натирать себя щеткой, как называл это ее дедушка. К тому времени, когда она вышла на коврик для ванной, она частично ожила. Без сомнения, это продлится недолго, но она попробует успеть насладиться внутренним подъемом, пока он длится.

Обернувшись в халат, она завернула волосы в полотенце, почистила зубы и сказала себе, что побрила ноги только потому, что пришло время.

И не потому, что планировала перед кем-нибудь раздеться…

Чушь, она об этом не думала.

С помощью полотенца для рук Лидия удалила конденсат с зеркала над раковиной. Ее лицо выглядело осунувшимся, а мешки под глазами были такими выраженными, словно у нее была сенная лихорадка. Не слишком сексуально, и у нее возникла мысль, что ей пора завязывать с подобными фантазиями.

Кроме того, даже если в остальном в ее жизни все было нормально, существовали правила: традиции дедушки, как и всегда, были тяжелым грузом для нее. И оба раза, когда она шла с ними в разрез, она не могла сказать, что ночь так называемой страсти впоследствии стоила чувства вины.

Хотя с Дэниэлом она чувствовала, что это будет более чем справедливый обмен…

Глядя на свое отражение, казалось, что между ней и тем, что она видела, поднялся туман. Изменилась ли она как-то в результате того, чему сегодня стала свидетелем? Того, что сделала?

То же самое, что войти в кухню и обнаружить, что все выглядит не так, хотя на поверхности ничего не изменилось.

Дрожащими руками она потянулась к шее, и нашла застежку на своей золотой цепочке. Освободив крючок, Лидия сняла медальон, подаренный дедом, и положила его в корзину, в которой хранились ее расческа, пинцет, ножницы и пилки для ногтей.

Она не может носить его прямо сейчас. Не с мыслями о Дэниэле.

Но как только настанет утро, она наденет его обратно.

Забавно, что продолжаешь следовать правилам, на которых вырос, даже будучи взрослым. Как будто они проникли в самые кости, которые вытянулись до взрослого роста.

Лидия открыла дверь, и ее сердце забилось быстрее, а от скрипа петель у нее покалывало кожу… но не от страха. От предвкушения.

Несмотря на ярлык «друзья».

Или что-то еще.

Сделав глубокий вдох, Лидия полностью открыла дверь и остановилась… и, застыв на пороге, она поняла, что ее убеждения держаться подальше от этого человека жили недолго. Пуф! Исчезли, как ни в чем не бывало.

Она должна была это понять, когда сняла кулон.

Лидия вышла в коридор.

Когда ее взгляд вернулся к дверному проему гостевой спальни, она подготовила объяснение, причину, которая казалась конкретной и ответственной, объяснение тому, что она хотела его. И не в будущем. Не в фантазии. А здесь и сейчас.

— Дэниэл? — мягко произнесла, проходя в комнату.

В другом конце комнаты, он растянулся на огромной кровати, его тело было таким длинным, что приходилось согнуть колени, чтобы удерживать ноги на матрасе. Он сложился на подушках, головой упираясь в батарею и скрестив руки на животе. С закрытыми глазами, он выглядел мертвым.

Словно лежал в гробу.

Тихонько, на цыпочках Лидия подошла к изголовью кровати. Когда он бодрствовал, то был таким жизнерадостным, мужественным и сильным, что проявляя чуть меньше энергии… он казался истощенным до состояния комы.

Она представила его в той палатке в лесу.

И была рада, что у него есть крыша над головой, и ему было сухо и тепло.

— Спокойной ночи, Дэниэл, — прошептала она.

***

Лидия резко села на кровати, сердце колотилось в груди, ее вздох эхом отражался в ее безмолвной комнате. Нащупав лампу на тумбочке, она включила свет… и моргнула, ослепив себя.

Спустив ноги с кровати, она встала босыми ступнями на пол и наклонилась вперед. Когда ее глаза перестали болеть, она прислушалась к шагам. Разговорам. Как на лужайке гаснет свет. Машины…

Стон был тихим и далеким, но он вернул ее в вертикальное положение. Подбежав к двери, она распахнула ее и высунулась наружу.

Тогда она снова услышала звук. Тихое выражение боли. Из гостевой спальни.

Она побежала по коридору, свет сверху осветил пространство и падал на кровать, на Даниэля: на одеяле, которое он смял, ерзали его ноги, как будто он бежал во сне, голова его раскачивалась взад и вперед на подушках, одной рукой он сжимал простынь в кулаке так сильно, что она тряслась. Его рот был открыт, грудь вздымалась и опускалась…

— Дэниэл? — позвала она. Затем громче: — Дэниэл…

Как только она это сделала, мужчина резко выпрямился, но когда его глаза встретились с ее, он не видел ее; в его взгляде не было узнавания, когда его веки распахнулись, а лицо вытянулось от ужаса.

— Дэниэл, — Лидия подошла к нему. — Дэниэл, все в порядке, ты…

— Я не могу дышать. — Его рука отпустила одеяло и легла на грудь. Когда он выкрутил футболку, в которую переоделся, его лицо повернулось к ней, его непроницаемый взгляд, наконец, остановился на ней, хотя он, казалось, не понимал, кто перед ним. — Я…

— Ты дышишь.

— Да?

— Да, вот. — Лидия положила руку поверх его собственной. — Видишь? Ты вдыхаешь и выдыхаешь. Ты в порядке.

— Правда?

— Клянусь тебе. Давай дышать вместе.

Теперь его взгляд сцепился с ее, будто она была единственным, что удерживало его на планете, словно гравитация решила забыть о нем, и он боялся, что его унесет в космос без нее.

— Я не могу дышать… — задохнулся он.

Без предупреждения Дэниэл обрушился на нее сверху, всем своим телом. Он был таким большим, что ей с трудом удалось удержать его, когда он повалился вперед… и ей пришлось забраться на кровать, иначе бы она его уронила. Мгновенно его тяжелая рука обняла ее и притянула ближе. Затем он свернулся калачиком в позе эмбриона. Его трясло так сильно, что изголовье кровати стукалось о стену.

Устроившись удобнее, она притянула его голову к своей шее и гладила его густые волосы.

— Ш-ш… Я рядом. Просто забудь об этом, все пройдет. Что бы то ни было, это пройдет…

— Я не могу, — прохрипел он.

— Да, ты можешь, — прошептала Лидияя. — Отдай это мне. Отпусти и отдай мне.

Он издал такой стон, словно откололась частичка его души, и теперь, брошенная и потерянная, она кричала во тьме судьбы, пытаясь найти путь назад.

— Отдай это мне, Дэниэл. Я достаточно сильна для твоего бремени. Я могу вынести все. Поделись со мной своим бременем…

— Я не могу дышать.

— Ты дышишь.

— Я не могу дышать, немогудышатьнемогу… она не дышит. О боже, она не дышит…

— Расскажи мне.

Какое-то время он молчал, и только резкие вдохи наполняли весь дом, окружающий мир. А потом, когда Дэниэл наконец заговорил с ней, его слова звучали словно стук копыт, и они топтали расстояние между его прошлым, где он был одинок, и настоящим, в котором они были вместе.

— Она в воде. Она упала с моста в реку. Ее голова под поверхностью. На улице темно, я не вижу, где она… течение быстрое… вода мутная… не вижу… прыгаю. Я прыгаю. Я попадаю в холодную воду. Она твердая, как камень, и она… у меня во рту и в носу. Я задыхаюсь… я плыву. Я зову ее по имени…

Теперь он задышал еще тяжелее.

— Мама… мама… мама… ты где?

Лидия крепко зажмурилась.

— Я вижу ее… ее голова качается… Я плыву к ней. Мама! Мама, я иду за тобой… о, Боже, мои руки устали, но я плыву так быстро, как могу… мама!

Лидия гладила его по волосам и бормотала слова сочувствия, пока он рассказывал свою историю. Это все, что она могла сделать, хоть этого было и недостаточно. Но здесь никогда не хватит никаких слов.

— Она не… о, Господи… она не…

Когда слова в нем, казалось, застряли, Лидия прошептала:

— Что она, Дэниэл?

— Она лежит лицом вниз. Она не… она плывет лицом вниз по реке… — Он застонал от боли. — Я поймал ее, я перевернул ее… Я тащу ее к берегу, плыву против течения… Мама, я держу тебя… Я пытаюсь тебя удержать… помогите… помогите… Я не могу ее удержать… Я пытаюсь… Мама!

Внезапно его дрожь прекратилась.

И она не удивилась, когда он дернулся в ее руках… а затем отстранился.

— Что ты… Лидия? — произнес он. — Ты в порядке?