Ради любви и чести (ЛП)

Глава 16

Я вжалась в седло, жалея, что не могу исчезнуть. Было невозможно

отрицать обвинения капитана Фокса, потому что все так и было, как он

сказал. Но я также не могла сидеть, не предприняв попытки защитить себя.

— Серебро не проклято, — выдавила я, хотя не смогла сдержать дрожь в

голосе. — Я сказала это только для того, чтобы он не обокрал меня.

Беннет кивнул, как будто предугадал мой ответ.

— Не слушайте ее. — Сказал капитан Фокс громче. — Она ведьма!

— Я не вру.

— У нее есть метка, — прогремел он. — Она показала ее нам. Она у нее на

руке.

При этих словах воцарилась тишина, заставившая меня содрогнуться.

Моя рука непроизвольно скользнула вверх по перчатке, и я подтянула ее

повыше к локтю.

— Миледи, — раздраженно сказал Питт. — Не могли бы вы выйти вперед

и доказать, что мой капитан заблуждается?

Я не двинулась с места.

Беннет кивнул мне, его рот был мрачно напряжен:

— Прошу вас, миледи.

— Я бы предпочла этого не делать.

— Вам нечего скрывать. — Его глаза умоляли меня сделать то, что

просит лорд Питт.

Мне пришлось отвести взгляд, пока он не увидел ложь в моих глазах.

Если бы я только сказала ему правду, когда у меня был шанс — на парапете.

— Прошу прощения, миледи, — сказал лорд Питт, смягчая тон. — Я знаю, что моя просьба довольно необычна, и надеюсь, вы не обидитесь. Но ради

моих людей и моего народа, которые слишком суеверны, я прошу вас

успокоить нас, доказав, что нам нечего бояться вашего серебра.

Когда все взгляды устремились на меня, пронзая любопытством и

страхом, я поняла, что у меня нет выбора. Я должна была сделать так, как

предложил лорд Питт. Если я попытаюсь уклониться, они поддадутся страху

капитана Фокса и будут слишком напуганы, чтобы принять серебро. Мы не

сможем выплатить долг, и нам придется вернуться в замок опозоренными и

снова оказаться в осаде. Однако если я открою свой изъян и, возможно, смогу объяснить, что это всего лишь врожденное пятно, и оно не означает

ничего плохого. Смогла же я с бабушкой убедить наших доверенных слуг в

его безвредности. Я могла бы сделать то же самое и сейчас.

Я подтолкнула лошадь вперед и оказалась в центре толпы. Теплый

ветерок дул мне в спину, принося с собой запах свежей весенней травы и

сильный запах грязи, брызгавшей из-под лошадиных копыт. Солнечный свет

на вуали, покрывавшей мои волосы, успокаивал, и несколько распущенных

завитков щекотали шею. На мгновение мне захотелось развернуться и уехать.

Но спазмы голода напомнили мне, что я слишком долго не ела. Это был

необычный день. Это был день нашего спасения, день, когда все снова

получат еду, день, когда врач сможет посещать больных, день, когда мы

обретем свободу. Я не могла разрушить его своей трусостью.

Я неуверенно потянулась к краю перчатки у локтя. Затем, чтобы не

передумать, я начала медленно, по дюйму скатывать ее вниз. Дойдя до края

пылающего багрового пятна, я остановилась. Я чувствовала, как

округлившиеся глаза Беннета следят за каждым моим движением. Он ждал, как и все остальные, чтобы узнать, что скрывается под тканью. Теперь он

поймет, почему я недостойна выйти замуж за такого красивого мужчину, как

он. Он воочию увидит мою ущербность. Я с трудом сглотнула и сорвала

перчатку одним рывком.

Вздох и шепот, которые вырывались наружу, окружили меня, затягиваясь, как петля палача. А что думал Беннет? Я боялась смотреть на

него. Но в то же время мне было необходимо увидеть его реакцию, чтобы

удостовериться, что мой недостаток не беспокоит его, что я все еще остаюсь

его другом, что, возможно, он все еще хочет быть больше, чем друзьями. И

подняла на него глаза. Он смотрел с открытым ртом на мою пурпурную

кожу. По его лицу пробежала волна эмоций: сначала удивление, потом боль.

Наконец он закрыл глаза, но я успела заметить в них брезгливость. И я

поняла, что он не может смотреть на это, не чувствуя отвращение.

Горячие слезы обожгли мне глаза. Кольцо вокруг моей груди сжалось, и мои легкие начали гореть. Мне пришлось опустить голову, чтобы никто не

заметил, что я вот-вот расплачусь. Я могла бы вынести позор от осознания

того, что я недостойная в глазах всех остальных, но я хотела, чтобы Беннет

был другим, хотя в глубине души я подозревала, что он обычный.

— Я же говорил вам, что она ведьма, — крикнул капитан Фокс, перекрывая шум. — Она ведьма, и ее серебро проклято.

Неунывающая женщина внутри меня требовала, чтобы я

сопротивлялась, защищалась, как обычно, и доказывала, что я такой же

человек, как и любой из них. Но мое сердце разрывалось, а эта девушка с

разбитым сердцем не могла вымолвить ни слова. Я только опустила голову, не желая смотреть на Беннета и снова видеть его разочарование и

отвращение.

— Единственный способ снять проклятие — это сжечь ее вместе с

серебром на костре, — продолжал капитан Фокс. — Огонь очищает. Что сгорит

— это ад. То, что остается — нет.

— Сожгите ее на костре! — Закричали еще несколько человек.

Прежде чем я поняла, что происходит, меня стащили с лошади, грубо

поставили на колени и связали руки за спиной.

— Нет! — Сквозь шум я едва расслышала этот протест.

Но кто-то ударил меня по голове с такой силой, что у меня зазвенело в

ушах и закружилась голова. Я почувствовала, как меня безжалостно тащат по

грязи, так что мои руки скрутило. От жгучей боли с моих губ сорвался крик.

— Отпустите ее! — На этот раз резкий окрик перекричал всех.

Сквозь невероятную боль и путаницу ног, окружавших меня, я

мельком увидела Олдрика и Беннета с обнаженными мечами.

— Она не твоя, чтобы наказывать, — снова раздался голос, в котором я

узнала голос Олдрика.

Неужели Беннет слишком стыдился меня, чтобы выступить в мою

защиту? Я опустила голову. Мои волосы распустились и упали на лицо.

— Она наша, — снова заговорил Олдрик, — и мы требуем, чтобы вы

вернули ее нам.

В его голосе звучала властность, которую и должен проявить хозяин

земель. Он вступал в свою Богом данную роль как раз в тот момент, когда

она должна проявиться. Возможно, он потерпел неудачу в прошлом году, но

теперь никто не мог его винить.

— Ты не имеешь на нее никаких прав, — крикнул Беннет.

Я почувствовала облегчение оттого, что наконец-то он защищал меня, что в его сердце было достаточно доброты, чтобы не позволить незнакомым

людям утащить меня и сжечь на костре, не встав на мою защиту. Но перед

глазами стояло отвращение в его взгляде, и я понимала, что он защищал меня

не из любви. А из чести. Все это время он вел себя достойно. Все, что он

делал, он делал из чувства чести. Я была благодарна ему за его

безукоризненное чувство порядочности в этот момент, но я не могла

игнорировать свое разбитое на тысячу осколков сердце, причинявших мне

боль. Я хотела любви, а не почтения.

Хватка на моих связанных руках ослабла, и я опустилась на мокрую

траву и грязь. Я слышала напряженный разговор между лордом Питтом, Олдриком и Беннетом. Кто-то поднял меня на ноги.

— Завтра она предстанет перед судом, — решительно сказал лорд Питт. –

Если она выдержит испытание, ты можешь забрать ее обратно, а мы возьмем

ее серебро.

— Нет необходимости в ее серебре, — крикнул Беннет. — Мы продадим

наши земли и отдадим тебе задаток. А после продажи реликвий и

произведений искусства ты получишь остальное. — Сдавленным голосом

ответил он.

После такого благородного поступка, который спас меня, от стыда я не

могла заставить себя встретиться взглядом с Беннетом и опустила голову, прикрывая лицо волосами. Я знала, как много значат эти предметы для него, я помнила, как он сопротивлялся их продаже, и понимала теперь во что ему

обошлось это предложение.

— Если она ведьма, то все, к чему она прикасается, проклято, — почти

насмешливо сказал лорд Питт. — Включая вашу землю и каждую реликвию

на ней.

— Она не ведьма! — Крикнул Беннет. Но отчаяние, звучавшее в его

голосе, не могло тронуть меня.

Пока продолжались спор и крики, я обдумывала свою мысль: если они

сожгут меня на костре, мое серебро не сгорит. На это лорд Питт мог бы

согласиться. И Мейдстоун будет освобожден. В моих силах было спасти

Мейдстоун, и сохранить сокровища и реликвии. Теперь, когда я понимала, что Беннет на самом деле чувствует ко мне, и мой недостаток отталкивает

его, я больше никогда не хотела встречаться с ним. Смерть облегчит это.

Кроме того, это гарантировало бы, что мне никогда больше не придется

сталкиваться с таким болезненным отказом.

— Я предстану перед судом, — сказала я.

Спор становился все горячее. Я стала опасаться, что Беннет начнет

применять силу, чтобы добиться моего освобождения. Его меч был уже

обнажен и наготове.

— Я пройду испытание завтра, — закричала я.

Шум стих. И снова я почувствовала на себе взгляды всех

присутствующих: настороженные, злые, обвиняющие. Я вздернула

подбородок:

— Отдайте меня под суд. И положимся на милость Божью.

Вздох и протесты Беннета и Олдрика обволокли меня.

— Повесьте ее на ночь в клетке, — крикнул капитан Фокс.

Его предложение было встречено громким одобряющим криком.

Прежде чем я успела сказать что-то еще, меня подтолкнули вперед, навстречу хищникам.

На краю вражеского лагеря, привязанная к высокой ветке одинокого

дуба висела металлическая клетка. Она была похожа на маленькую птичью

клетку Стефана, но большая и грубая, хотя достаточно высокая, чтобы в нее

мог поместиться сидя взрослый мужчина. Внутри лежало разлагающееся

тело мертвеца. Его плоть наполовину исчезла, вероятно, ее склевали

стервятники и другие хищные птицы.

Один из солдат уже взбирался на дерево и пробирался к цепи, которая

должна была опустить клетку. Внутри меня все протестовало и толкало

бежать к Беннету. Но я была окружена слишком большим количеством

солдат и не смогла бы уйти от них. Но я не смогла бы сейчас бежать и по

другой причине: если моя смерть могла сохранить коллекцию сокровищ

Беннета нетронутой, не говоря уж о бабушке и множестве других людей в

стенах замка, тогда эта жертва была необходима.

Когда клетка упала на землю, несколько солдат быстро выкинули

останки пленника. Капитан Фокс грубо толкнул меня вперед:

— Садись в клетку, ведьма.

Хриплые крики Беннета раздавались в толпе солдат, которые вышли из

своих палаток и отошли от костров, чтобы увидеть меня, ведьму. Беннет уже

ничего не мог сделать, чтобы спасти меня. Он был бы дураком, если бы

попытался добиться моего освобождения силой. Мы были в меньшинстве, и

если он попытается что-то предпринять, то потеряет всех людей.

Я по собственной воле пошла к клетке. Гнилостное зловоние от

разложения жертвы нарастало с каждым шагом, и когда я заползла внутрь

двери, мне пришлось дышать через рот, чтобы не задохнуться.

Металлические прутья были покрыты запекшейся кровью и остатками

человеческой плоти, поэтому я подползла к противоположной стороне от

того места, где лежал мертвец, надеясь, что там почище. Железная решетка

захлопнулась за моей спиной, отдаваясь эхом в теле. Замок щелкнул, и

солдат на дереве начал поднимать меня наверх. Моя тюрьма раскачивалась

взад и вперед с каждым рывком цепи, и я ухватилась за твердые ржавые

металлические прутья, которые впивались в мое худое тельце. Испуганные

глаза солдата перебегали с моего лица на багровое пятно на руке, которое

отныне будет открыто. Я больше не могла это скрывать.

— Завтра будет суд. — Голос лорда Питта перекрыл голоса остальных. –

До тех пор она останется здесь. Иначе… — Его голос звенел в воздухе и было

понятно — он убьет любого, кто бросит ему вызов, включая Беннета, Олдрика

или любого, кого они пошлют.

Клетка поднялась намного выше людей, почти до самой верхушки

дерева. Я была на пугающей высоте. Солнечный свет пробивался сквозь

новую поросль листьев и попадал в клетку. По крайней мере, я могла быть

благодарна, что нахожусь не на самом солнцепеке, и не испекусь и не умру

от жажды. Хотя, возможно, такая смерть лучше, чем сгореть заживо.

Когда моя тюрьма перестала подниматься, я схватилась за прутья и

попыталась унять дрожь в руках. Я не могла удержаться, чтобы не поискать

глазами Беннета сзади толпы. Его высокий, гордый рост и широкие плечи

всегда были легко узнаваемы. Он был окружен солдатами, которые

сопровождали нас из Мейдстоуна. Полдюжины из них, включая Олдрика, хватали его за руки, ноги и тело, пытаясь удержать на месте. Лицо напряжено

и превратилось в маску гнева и отчаяния. Мои глаза встретились с его

глазами. Мучительная тоска в них погубила меня. Даже если он все еще

любил меня как друга, даже если он не верил, что я ведьма, я видела его

реакцию на мой изъян, и это причиняло мне неизлечимую боль. Столько лет

я пряталась за перчатками, картинами и книгами. Возможно, я вела себя

эксцентрично для того, чтобы держать людей на расстоянии. Но я делала это, чтобы мне не пришлось беспокоиться об их реакции. Теперь, когда я

пережила отказ от человека, который стал мне дорог, я поняла, что это было

больнее, чем я могла себе представить, даже хуже, чем холодность моего

отца. Все мое тело пульсировало от боли. Он должен будет сам убить меня, если пламя не сделает это.

— Я найду способ спасти тебя! — Закричал он, вырываясь из рук

державших его людей.

Я отрицательно покачала головой. Какой же дурой я была! Мне

следовало тщательнее оберегать свое сердце.

— Я спасу тебя! — Он рванулся сильнее, заставив людей, удерживающих

его застонать.

Оставшиеся кусочки моего сердца предали меня, наполнившись всей

любовью, которую я испытывала к нему. Отрицать это было бессмысленно.

Несмотря на то, что он ранил меня, я все еще любила его и, вероятно, буду

любить даже после того, как переступлю через небесные врата.

Я дотронулась до голубых жемчужин на шее. Дрожащими пальцами

нащупала застежку, и ожерелье соскользнуло. Я сжала его в руке и

протянула:

— Лорд Виндзор, — позвала я Олдрика.

Он повернулся и посмотрел на меня. Его лицо раскраснелось и

вспотело от усилий удерживать брата. И все же Олдрик был спокоен. Только

его глаза выдавали ту пытку, которую он тоже испытывал:

— Миледи?

— Не могли бы вы отдать кое-что сэру Беннету?

Олдрик оглянулся на лорда Питта, который как раз распределял стражу

по периметру лагеря. Многие мужчины уже начали расходиться. Другие

стояли поодаль, словно опасаясь того, что может случиться, если они

подойдут слишком близко. Резко приказав своим людям не выпускать

Беннета, Олдрик направился ко мне. Стражники лорда Питта, стоявшие под

деревом, остановили его мечами.

— Я только хочу отдать ему кое-что, — крикнула я стражникам.

Неохотно не опуская мечей, они позволили Олдрику приблизиться, пока он не оказался прямо подо мной. Я просунула руку сквозь прутья

решетки у своих ног и выпустила голубые жемчужины. Они упали в траву

перед его сапогами. Он наклонился, поднял их и сунул в сумку, висевшую у

него на боку. Снова посмотрел на меня и торжественно кивнул, как будто

понял, что это мое прощание с Беннетом.

— Позаботьтесь о нем, — мягко сказала я.

— Обязательно, миледи. — Судя по печали в его глазах, он понял, о чем я

прошу.

Я хотела, чтобы он проследил, что бы Беннет жил, чтобы не впал в

такое же отчаяние, как Олдрик после смерти своей жены. Чувство вины

может сделать это с человеком, особенно с такими чувствительными и

добрыми людьми, как Беннет и Олдрик. Мне бы не хотелось, чтобы Беннет

мучился из-за меня или винил себя в моей смерти. Я молилась, чтобы Олдрик

смог помочь своему брату так, как не смог помочь себе. Слезы затуманили

мне глаза. Я откинула голову назад и закрыла их, чтобы сдержать эмоции, которые рвались наружу. Одна мысль билась в моей голове снова и снова. Я

любила его. Я умру, любя его. И я буду жить вечно, любя его.

Мучительное «нет!» разорвало воздух. Это был крик протеста Беннета.

Видимо Олдрик только что отдал ему жемчуг, и он тоже понял, что я

попрощалась с ним. Я зажмурилась сильнее. Смотреть на него было выше

моих сил. Даже когда его крики протеста ослабли до хрипа, я не открыла

глаза. Даже после того, как слух уловил то, что Олдрик наконец-то потащил

Беннета обратно через поле, я не открывала глаза. Я закрыла лицо руками и

позволила себе тихо зарыдать.