Ради любви и чести (ЛП)

Глава 20

Служанка дрожащими пальцами налила мне эля. В ее глазах стоял

страх, и, наполнив бокал наполовину, она убежала, как будто боялась, что я

протяну руку и превращу ее в кролика. При обычных обстоятельствах я бы с

удовольствием прикинула, на каких животных похожи эти люди. Например, высокий слуга с крючковатым носом. Если бы у меня была настоящая

магическая сила, я превратила бы его в ястреба. Но, увы, я была обычным

человеком. Если бы только все в это поверили.

Я подтянула свои перчатки так высоко, насколько возможно и

склонила голову над тарелкой. Мне следовало остаться в спальне и поесть

там с бабушкой, а не идти в большой зал. Мы еще даже не приступили к

первому блюду, а я уже потеряла аппетит. Было ясно, что все знают о пятне

на моей руке. Все уже прослышали о том, что меня схватил лорд Питт и

собирался сжечь на костре за то, что я ведьма. Я полагала, что они, как и мои

собственные слуги, поймут, что я обычная женщина. Что после нескольких

недель знакомства со мной, они пришли бы к выводу, что им нечего бояться.

Но, очевидно, этому не суждено было сбыться.

Я сделала глоток эля, но пенистый напиток застрял у меня в горле.

Неужели теперь меня будут презирать на каждом шагу? Эта мысль

причиняла мне боль больше, чем я хотела признать, особенно с тех пор, как я

лелеяла надежду, что между мной и Беннетом все может наладиться. Он

пришел мне на помощь. Он рисковал собственной жизнью, чтобы спасти

меня. И это означало, что он заботился обо мне. И я старалась задвинуть

свою настороженность, которая говорила мне, что он спас меня, потому что

чувствовал себя обязанным прийти на помощь. Он всегда вел себя достойно

и поставил бы свою жизнь под угрозу для кого угодно, не только для меня. Я

изо всех сил старалась забыть его отвращение к моему пятну. Но мне

становилось все труднее и труднее не обращать внимания на слуг, которые

напоминали мне о моем изъяне. Страх и отвращение на их лицах были

просто отражением того, что я видела в глазах Беннета, и того, что я видела в

глазах моего отца.

Да, Беннет был счастлив видеть меня в своей комнате, но как долго это

продлится? Что он почувствует, когда в следующий раз увидит мою

обнаженную руку? Оттолкнет ли он меня, в конце концов, как это сделал мой

отец?

Я взглянула на леди Виндзор. Она тихо разговаривала с леди Элейн.

Несмотря на то, что мать Беннета была так же вежлива со мной, как и

раньше, но меньше общалась со мной, явно избегая. У меня было такое

чувство, что она позволила мне сесть во главе стола только по строгому

указанию Беннета. Бесчисленное множество людей: гости, родственники, слуги будут презирать меня. Рано или поздно Беннет устанет защищать меня

перед всеми. Как он сможет быть счастлив, если ему постоянно надо будет

объяснять, почему он выбрал меня, простую, ущербную женщину? Ни один

из нас никогда не был бы по-настоящему счастлив, живя рядом с таким

презрением и отвержением.

А вот леди Элейн была красива и оживлена. Последствия последних

недель лишений и голода исчезли с ее безупречного тела, как будто их

никогда и не было. Я снова была поражена, как и в первый раз, когда она

приехала, тем, насколько совершенна она была во всех отношениях. Хотя

Беннет уверял меня, что не питает романтических чувств к леди Элейн, я не

могла удержаться от мысли, какой идеальной парой они могли бы стать.

Поскольку Олдрик сейчас служил лорду Питту, ничто не мешало Беннету

рассматривать леди Элейн в качестве партнера по браку.

И теперь, когда герцог Ривенширский был здесь со своими рыцарями, угроза от лорда Питта уменьшилась. Я не сомневалась, что герцог поможет

Беннету договориться о выплате долга, если он уже не заплатил его сам.

Правда заключалась в том, что Беннет больше не нуждался ни во мне, ни в

моем серебре. Хотя я чувствовала, что он питает ко мне привязанность и без

этого серебра, я не хотела, чтобы он чувствовал себя обязанным. Я хотела

дать ему возможность выбрать ту, которую он пожелает, потому что

наверняка, он легко забудет обо мне и обретет истинное счастье с кем-то

другим, например, с леди Элейн. Я также понимала, что даже если он будет

говорить о том, что не сможет забыть меня и найти другую, я не хочу

втягивать его в жалкое существование, в эту жизнь, где придется бояться

подозрений в любой момент. Кто-нибудь обязательно опять выдвинет

обвинение, и это только вопрос времени. В следующий раз я, возможно, не

смогу уйти от сожжения. В следующий раз, возможно, не найдется рыцаря на

коне, который приедет освободить меня. В следующий раз обвинители могут

преследовать и моих близких.

Больше не испытывая голода, я отодвинула нетронутую еду и начала

подниматься из-за стола. Леди Элейн прервала разговор и посмотрела на

меня. Ее взгляд неизменно возвращался к моей руке, к моим перчаткам. И

каждый раз я замечала тот же самый взгляд отвращения, который стоял в

глазах Беннета. Все знают, что скрывается под ними. Не понимаю, зачем мне

надевать перчатки. Куда подевались все мои смелые мысли о том, чтобы

принять и полюбить себя? Находясь в той ужасной клетке, я думала более

оптимистично. Но теперь, столкнувшись с реальными людьми, которые

отвергали меня, было гораздо труднее принять и полюбить себя такой, какая

я есть.

Я кивнула сначала леди Элейн, а потом леди Виндзор. Мне пора было

покинуть Мейдстоун и освободить Беннета из этой ловушки, в которую я

втянула его.

На следующее утро бабушка была против отъезда, но я сказала ей, что

уезжаю с ней или без нее. Предупреждать заранее ее о своем отъезде я не

стала, опасаясь, что она найдет способ задержаться. Во мне все еще жили

подозрения в том, что она способствовала срыву нашего отъезда перед

осадой, и я решила, что на этот раз не дам ей возможности вмешаться.

По правде говоря, я никому не рассказывала о своих планах, пока не

приказала подать экипаж и погрузить в него вещи. Я не видела Беннета с тех

пор, как покинула его кабинет накануне. Но видела, как слуги и писцы

сновали туда-сюда по его библиотеке, унося стопки книг в его комнату.

Будет лучше, если я уеду, не попрощавшись с ним. Оставался риск, что

он попытается изменить мое решение. Скорее всего, я взгляну на его

красивое лицо, обаятельную улыбку и паду к его ногам. Мне становилось все

труднее сопротивляться его обаянию, буду ли я когда-нибудь в состоянии

сопротивляться ему.

Так что, не теряя времени даром, я выехала из ворот Мейдстоуна, прощаясь с крепостью, которая была моим домом весь последний месяц. С

каждым ударом колес на сердце у меня становилось все тяжелее. Я

влюбилась в Беннета, и теперь расставание с ним было одной из самых

болезненных вещей, которые мне когда-либо приходилось испытывать. Я все

время твердила себе, что это в его же интересах, но закрадывались сомнения, и я не могла удержаться от мысли, что поступаю неправильно.

Серебряная клетка Стефана стояла рядом, между мной и горничной.

Бабушка сидела на мягкой скамье напротив меня, сжав губы еще плотнее.

Она не хотела уезжать и отказывалась встать со стула даже тогда, когда я

сказала ей «до свидания». Но когда моя служанка сообщила ей, что я уже

погрузила багаж и села в экипаж, готовый тронуться в путь, она поняла, что

мои угрозы были не пустыми.

— Не смотри так кисло, бабушка, — сказала я. — В целом наша поездка

имела беспрецедентный успех, не так ли? Да, я не получила того, что хотела.

И ты не получила для меня мужа, которого хотела. Но у нас было

восхитительное приключение, не так ли?

— Я не нуждалась в приключениях, — возразила она. — Это последнее, что нужно женщине моего возраста.

— Как знать? — Воскликнула я. — Приключения делают нас молодыми и

живыми.

— Я вполне довольна своей старостью.

— Я думала, ты будешь рада уехать, тем более что ты очень сердита на

сэра Беннета за то, что он позволил схватить меня и посадить в клетку.

Лилиан рассказала мне, как ты спустилась в покои Беннета и грозилась

запихнуть его в клетку Стефана в качестве выкупа. И скорее всего так бы и

произошло, если бы Олдрик не связал его и не спрятал в подвале.

Бабушка фыркнула неподобающе леди.

— Я подозреваю, что Олдрик делал все возможное, чтобы ты не убила

Беннета.

— Я бы его не убила, — сказала бабушка. — Но я бы непременно

разделала его на филе и поджарила на ужин.

— С каких это пор ты стала людоедкой?

— О, я бы не стала его есть. — Бабушка вздернула подбородок и

фыркнула. — Нет, я хотела скормить его собакам.

Я улыбнулась:

— Ну, бабушка, не отрицай — ты обожаешь Беннета.

— Его вполне можно терпеть.

— Только терпеть? — Не поверила я.

Да, полагаю, в нем есть много такого, что может, не нравится. На

самом деле такого было слишком много, чтобы перечислять. Карета

подпрыгнула на колее, и я ухватилась одной рукой за сиденье, а другой за

клетку Стефана. Птица возмущенно защебетала. Наверное, ему не очень-то

нравилось, что его спокойное существование снова нарушили. Но ведь

такова жизнь, не так ли? По крайней мере, в моей жизни всегда

присутствовала изрядная доля шишек.

Бабушка, наконец, посмотрела мне прямо в глаза, и по выражению ее

лица я поняла, что она говорит, так как есть, без прикрас:

— Я не из тех людей, которые обожают этого человека. Например, как

ты. Поэтому я не могу понять, почему ты решила уехать именно в тот

момент, когда он уже влюбился в тебя.

Я подумала смолчать, но она все еще пристально смотрела на меня, и

было понятно, что объяснить причину своего побега мне все же придется. Я

раздраженно выдохнула:

— Прекрасно. Даже если он любит меня, я уехала, чтобы освободить

его. Чтобы он жил своей жизнью. Без осложнений. Чтобы он был свободен от

этого. — И я слегка приподняла руку с пятном.

Всю ночь я перебирала причины отъезда, снова и снова. И, в конце

концов, я неизменно приходила к одному и тому же выводу: было бы лучше

разбить ему сердце сейчас, чем подвергать смертельной опасности до конца

жизни, если он жениться на мне. Он никогда не узнает, как сильно разбито

мое сердце. С каждым поворотом колеса оно все сильнее и сильнее трещало

и отрывался новый кусок от него, так что пустота в груди становилась все

шире, а в груди болело все сильнее.

— Я выбрала его именно потому, что он показался мне человеком, которому будет наплевать на твою кожу.

Мой позвоночник напрягся:

— Что значит, ты выбрала его?

Бабушка посмотрела в окно кареты на проносящийся мимо лес, деревья

которого казались гораздо зеленее и пышнее, чем в первый раз, когда мы

ехали по Мейдстоунской земле. Наступил июнь, и я вспомнила, что до моего

восемнадцатилетия осталось всего несколько дней.

— Я познакомилась с ним несколько лет назад, когда он приехал на

похороны вместе с герцогом Ривенширским. Он мне нравился. Поэтому

весной, когда я узнала, что он ищет выгодную партию, я решила, что хочу, чтобы ты вышла за него замуж.

Я молчала, переваривая бабушкино признание.

— Ты ошиблась, бабушка, — наконец тихо сказала я. — Сэр Беннет как

раз из тех людей, которых очень волнует красота. Он не только сам является

воплощением красоты, но и ценит ее в других.

— Позволю себе не согласиться. — Бабушка вцепилась в подушку, когда

мы заехали на очередную колею. — Ты права — сэр Беннет ценит красоту. Но

он способен видеть красоту в вещах, которых нет у многих. Иначе откуда у

него такая большая коллекция редких и уникальных артефактов и реликвий, большая часть которых или отколота, или сломана, или обветшала?

Я ахнула, услышав, как она обесценивает коллекцию Беннета.

— Это бесценные сокровища. Каждая царапина или скол делают их еще

более особенными.

— Именно.

На этот раз ее слова заставили меня на некоторое время замолчать.

Бабушка была права. Беннет увидел ценность древних произведений

искусства и артефактов тогда, как большинство людей не видит. Игнорируя

внешнее, он ценил суть шедевра, которую вложили в них создатели. Может

он и на меня смотрел так же?

Из задумчивости меня вывели крики, доносившиеся внутрь кареты.

Мое сердце подпрыгнуло от внезапного предвкушения. Может Беннет узнал, что я уехала из Мейдстоуна? Ну конечно, рано или поздно он узнает об этом.

Неужели он приехал за мной, чтобы заявить о своей вечной преданности мне, сказать, что ему все равно, что обо мне думают другие, что он не может жить

без меня?

Когда карета резко остановилась, я не смогла сдержать улыбку при

мысли, что он кинулся за мной, чтобы помешать мне уехать. Неужели это то, на что я втайне надеялась все это время? Я отрицательно покачала головой.

Нет, даже сейчас умом я понимала, что должна вернуться домой без него, порвать с ним все связи, пока не стало слишком поздно.

Дверца кареты распахнулась, и мое сердце радостно забилось. Но при

виде человека в темном плаще, заполнившего дверной проем, и криков

раненых кучера и охранника я отпрянула назад. Из-под капюшона на меня

смотрело темное несвежее лицо:

— А вот и ведьма. — Я узнала этот скрипучий голос еще до того, как

увидела неестественно острые зубы, которые могут принадлежать только

одному человеку. Капитан Фокс.

— Если вы здесь, чтобы снова ограбить меня, капитан, — сказала я, отодвигаясь в угол кареты как можно дальше от него, — то я хочу, чтобы вы

знали, что на самом деле я прячу большую часть серебра в потайном

отделении под днищем экипажа. Вы можете взять его, раз уж так хотите

заполучить.

Капитан протянул руку мимо Лилиан, которая вжалась в сиденье. Его

пальцы сомкнулись вокруг моего плеча, и он потащил меня на себя, не

оставляя мне иного выбора, кроме как следовать за ним или быть вытянутой

силой. У меня внутри все затрепетало. Эта встреча с капитаном Фоксом не

закончится так, как первая. Но для собственной безопасности и для

безопасности бабушки я должна была сохранять спокойствие.

— Я все равно не собиралась использовать серебро, — продолжала я, стараясь сдержать дрожь в голосе. — После всех этих атак на прошлой неделе

вы, вероятно, хотели бы получить серебро, чтобы закатить пирушку, о

которой так мечтали вы и ваши товарищи-бандиты. Может быть, съездить на

побережье. К морю.

Выйдя из экипажа на изрытую колеями лесную дорогу, где ждали еще

несколько всадников в плащах, я попыталась выпрямиться и отойти от

капитана. Но я не успела придумать план спасения, и мне на голову накинули

плотный мешок из-под зерна, заломили руки за спину, выкручивая их так

больно, что я вскрикнула и чуть не упала. Я слышала, как бабушка

протестовала в карете, требуя, чтобы меня немедленно отпустили. Потом она

была уже слишком далеко, чтобы чем-то помочь, и ее голос доносился

издалека.

— Тебе удалось удрать, — проворчал капитан Фокс, обматывая веревкой

мои запястья. — Но на этот раз ты так просто не отделаешься.

Он дергал веревку, пока не порвались перчатки. Потом толкнул меня

вперед, и я, ничего не видя перед собой, споткнулась обо что-то: палку или

камень, и, не удержавшись, плашмя упала на колени. Юбка порвалась, и

оголенные колени разодрались. Капитан Фокс поднял меня на ноги и

захихикал:

— Давно пора убить ведьму.