Взгляд этой девушки словно прожигает меня, добираясь до самого сердца и воспламеняет его. Когда я защелкиваю печать на её нежной шее, я чувствую, как она дрожит всем телом. Неужели так сильно боится… Только одна женщина на моей памяти разжигала во мне огонь такой яростной силы, только она, глядя на меня, могла лишить меня рассудка.
Ридли, чёртов сукин сын, оказался как всегда прав. Я уже отчаялся найти хоть кого-то подходящего для отбора, и тут он нашёл для меня настоящее сокровище.
— Я навещу тебя, Адриана, — шепчу я, изо всех сил сдерживая порыв схватить её сейчас же и утащить к себе, не обращая внимания ни на что. Её запах пьянит меня сильнее, чем зелье, я вдыхаю его, наслаждаясь этим мгновением, впервые за месяцы чувствуя себя по-настоящему живым.
Да что со мной происходит?
— Сын, позволь мне благословить претенденток, — слышу я неожиданно голос матери за спиной.
До последнего я надеялся, что она не явится на церемонию, но она пришла к концу, видимо, Ридли наплел ей что-то о важности соблюдения всех формальностей, если мы хотим, чтобы всё прошло хорошо. Кто бы мог подумать, что этот весельчак окажется таким исполнительным и щепетильным в вопросах, которые мне самому казались совершенно ничтожными.
Если бы отбор проводил я, он бы уже был окончен. С другой стороны, если бы отбор проводил я, наверное, я бы не нашёл Адриану…
Нехотя отхожу от неё и наблюдаю, как мать подходит к каждой и целует каждую в лоб, шёпотом произнося какие-то напутственные слова.
Да, здесь много достойных претенденток, много таких, которые вскружили бы голову любому. Взять хотя бы эту Марианну, или ту, что сидела рядом с Адрианой… Но рядом с ней все они блекнут и выглядят невыразительно, хоть и одеты в куда более пышные наряды, открывающие их соблазнительные формы.
Адриана же одета в скромное зелёное платье. В ней нет ничего вызывающего, ничего броского. Она не ищет моего взгляда, как все остальные, не выглядит так, словно нахождение в высоком обществе приводит её в восторг, несмотря на то, что она, как я успел понять, из обнищавшей семьи.
— Ну, что я тебе говорил? — негромко произносит Ридли, так что слышу его только я. — Хороша ведь, а?
— Она должна победить в этом отборе, — говорю я. — Мне не нужна другая.
— Это, как распорядится бог, ты же знаешь, друг мой, — с улыбкой говорит Ридли. Кажется, ему нравится дразнить меня. Он получает наслаждение от моей боли.
— Ты просто отвратительный друг.
— Я твой единственный друг, князь, и лучше меня друга на свете не бывает. Так что избавь меня от ропота и прими всё, что на тебя обрушивается, с терпением, достойным твоего титула и твоей драконьей силы.
— Мстишь за то, что в тебе нет дара?
— Нет, я хочу, чтобы она победила не меньше твоего. Я уже поставил на неё целое состояние.
— Когда ты успел?
— Не трудно успеть, когда ты сам принимаешь ставки высоких господ.
— Если король узнает…
— Не узнает. А если и узнает, то сам с удовольствием сделает ставку. В этом нет ничего предосудительного, когда уважаемые высокородные господа спорят друг с другом на деньги. Даже напротив, это добрая старая традиция. Если бы ты читал кодекс отбора, который лежит в твоих покоях, то нашёл бы там много интересного.
— Мне не до книг, довольно сложностей и без этого.
— А я чертовски во всё это втянулся, друг мой, оказывается, я распорядитель не хуже твоего Даррена.
Знал бы Ридли столько, сколько знает старик, он бы спал по ночам так плохо, что вся его розовощёкость и жизнелюбие давно бы покинули его буйную голову.
— Наконец-то я вижу в твоих глазах огонь, Ивар, и я не могу не радоваться. Но должен тебя предупредить, чтобы ты не делал глупостей раньше времени.
— О чём ты?
— Сам знаешь о чём. Я вижу по твоим горящим глазам, что ты замыслил навестить нашу новенькую претендентку и попробовать раньше времени сорвать этот цветок. Можешь не отрицать, я знаю тебя целую вечность, дружище.
— Даже если и так, то что с того? Стоит мне только поманить пальцем, она сама прибежит и согреет мою постель.
Когда я говорю эти слова, в воображении разрастаются такие нескромные образы, что я едва могу сдержать огонь дракона внутри меня, настолько ярко он разгорается. Да, она ему тоже чертовски понравилась. Предвкушение того, как я навещу её этой ночью, будоражит меня и заставляет сердце биться так часто, словно я снова незрелый подросток, не знающий женской любви.
— Но не с печатью на шее, — говорит Ридли. — Эта печать не просто знак того, что она участвует в отборе, эта печать охраняет её тело от всяческих посягательств, сохраняя её чистоту до поры. Стоит тебе посягнуть на её невинность, ты получишь удар такой силы, что едва ли тебе захочется повторять попытки.
Он издаёт едва слышный смешок, словно его это забавляет, как хорошая шутка.
— Ну и что, печать можно снять, — отмахиваюсь я, глядя на то, как мать подходит к Адриане и задерживает на ней взгляд.
— Только один раз, — говорит Ридли. — Сняв печать, претендентка больше не сможет её надеть, а значит, проигрывает отбор. Ты разве не знал? Книга, всё написано в книге.