Расплата. Отбор для предателя

37

Ивар

— Признаться, если бы не визит короля, отбор наверняка был бы не таким интересным, верно, сын?

Мать засовывает ложку в яйцо и выуживает оттуда полужидкую смесь желтка и белка, погружает в свой накрашенный рот. Солнце ярко светит, почти ослепляя меня. Глаза сегодня слезятся особенно сильно. А в ноге поселилась такая боль, что кажется, словно кто-то воткнул в колено раскаленную кочергу. Что она говорит? Я даже не понимаю, что она несет в первую минуту.

— Погибло три девушки. Радоваться нечему. Надобно плакать, — говорю я сухо и отрезаю кусок мяса. Рот наполняется головокружительно приятным мясным соком, я начинаю жевать, но спустя секунду чувствую острую боль во рту, а затем зубы натыкаются на что-то твердое.

— Проклятье, — говорю я и выплевываю еду. — Неужели повар не выбрал из мяса кости? Да что они себе позволяют?

Однако я сразу же вижу, что дело не в костях. Это мой зуб. Трогаю пустое место, где он должен быть. Соседние зубы тоже, кажется, начинают шататься.

Мать изумленно смотрит на меня, застыв с занесенной над яйцом ложечкой.

— Ивар?

— Извини, мама, я не голоден.

Встаю из-за стола и иду прочь, стараясь, чтобы не было видно, как я прихрамываю на одну ногу. Мысль только об одном: сейчас, прямо сейчас выпить. Запереться в комнате и залпом выпить всю бутылку зелья. Только бы успокоить боль, успокоить беспокойство.

— Ивар! Это что, твой зуб?!

Визг матери долетает до меня, но я не обращаю внимания.

Живот скручивает от странного чувства. То ли голода, то ли страха. Ничего подобного я раньше не испытывал. Солнце, льющееся в окна, прошибает меня словно насквозь, как будто преследует меня, слепит, так что приходится щуриться и про себя осыпать проклятьями все сущее.

Наконец, расталкиваю слуг, суетящихся возле моих покоев, и выгоняю всех, кто приводит их в порядок по утреннему обыкновению.

— Проваливайте, — рявкаю я и едва не пинками выгоняю всех.

Захлопываю двери и закрываю на ключ. Гостей мне этим утром точно не надо. Перевожу дух и в два шага подхожу к столу. Сдергиваю пробку с пыльной бутылки с зельем, которую уже кто-то успел услужливо обновить.

А ведь я же обещал бросить пойло, если Адриана вернется живой и невредимой с этого отбора. Что же получается, Ивар снова не держит слово?

Губы замирают над вожделенным горлышком бутылки. Я дышу, словно загнанный зверь, наконец, нашедший отдушину и тут же ее лишившийся.

— Хочешь нарушить свое слово, данное богу? — спрашиваю я себя вслух и заглядываю в большое зеркало, висящее на стене. На меня смотрит человек, которого я не привык видеть. Волосы за последние пару дней, кажется, еще сильнее поредели. Тут и там появилась седина, которой не было. Глубокие морщины залегли под глазами, лоб расчерчивает напряженная борозда. Я стал похож на отца, когда ему было вдвое больше, чем мне теперь.

Проклятье. Солнечный луч проникает сквозь зеленое стекло бутылки и, отражаясь, разлетается солнечными зайчиками по всей комнате.

— Здравствуй, отец, — говорю я своему отражению. — Хотел бы сказать, что рад тебя видеть. Но я не рад.

Обращаюсь за помощью к своему дракону. Но он лишь вяло открывает глаза, выпускает две струи черного дыма и равнодушно закрывает их вновь.

— Предатель, — говорю я. Но он в ответ лишь равнодушно сопит. Дракон недоволен мной и уже давно недоволен. Но я не знаю, что мне нужно сделать, чтобы дать ему огонь. Точнее нет, я прекрасно знаю. Мне нужна она. Нужна Адриана. Только рядом с ней я забываю о боли, которая терзает меня. Только рядом с ней я снова чувствую огонь моего дракона.

Как только я вспоминаю о ней, дракон поднимает голову и скалит пасть. В глубине его пасти я вижу тлеющую мощь. Она там, ее только нужно разжечь.

Адриана. Моя надежда. Единственное хорошее, что осталось в моей жизни. И этот проклятый Маркус едва не отнял у меня ее. И что же я, предам слово, которое дал самому себе?

Ставлю бутылку на стол и резким движением закупориваю.

Пусть боль съедает меня. Пусть терзает. Пусть сожжет меня дотла, но она будет моей. Она будет рядом, она залечит мою израненную душу. Она воскресит меня.

Я до того распаляю свою надежду, что даже улыбаюсь своему отражению. Так что видно недостающий зуб.

Подумаешь, великая потеря.

Дракон одобрительно взмахивает крыльями и следит за тем, как я покидаю свои покои.

Сегодня вечером я увижу ее на ужине. Сегодня я услышу ее голос. Осталось подождать совсем немного. Если бы не эти проклятые правила…

Я бы прямо сейчас пробрался к ней, но там теперь целая толпа народу, готовит ее к ужину с королем. Если ему доложат, что я хожу к участницам в неположенное время, он будет недоволен. А он и так с прошлого раза явно не слишком пылал ко мне доверием и любовью. Нужно снова найти с ним общий язык. Нет смысла конфликтовать с королем, Ридли прав. Нужно пользоваться слабостями глупого взбалмошного короля, а не быть пешкой в его капризных руках.

Маркус не представляет, как ему повезло, что Адриана выжила. Ведь я всегда держу свое слово. И буду держать впредь. И я должен проследить за тем, чтобы он выбирал правильные испытания, которые не подвергают жизнь участниц риску.

Отныне все, что я делаю, будет направлено на то, чтобы усмирить кровожадность короля и сделать так, чтобы моя Адриана не подвергалась опасности. Сейчас только это важно и только об этом нужно думать. И я сделаю все, что угодно.

Стоит мне произнести ее имя про себя , я чувствую, как зверская боль в ноге начинает как будто утихать. Или мне это кажется? А есть ли разница, если сердце начинает биться быстрее, а жизнь вновь расцветает красками, лишь стоит только подумать о ней?

Нет, Маркус. Даже если мне лично придется отправить тебя в ад, я не стану больше сидеть сложа руки и смотреть на то, как ты пытаешься отобрать у меня единственное ценное, что осталось у меня в жизни...

В голове мелькает мысль о моих дочерях, но я откладываю ее в сторону. Разумеется, они важны. Разумеется, они моя кровь и я сделаю все ради их счастья. Но им нужна мать, а мне нужен наследник, который продолжит мой род. И только Адриана подходит для этого. И именно поэтому сейчас важна только она.

Я сейчас же найду короля и не отойду от него ни на шаг, я буду знать о каждом его действии, о каждой идиотской мысли, что придет ему в голову еще до того, как он произнесет ее.

Тяжелый кашель останавливает меня на ходу, так что мне приходится потратить драгоценную минуту на то, чтобы откашляться. Кто-то из слуг подает мне платок и я почти не обращаю внимания на кровь, оставшуюся на нем.

Пустяки, всего лишь небольшое недомогание.