Разлучи нас, смерть! (СИ)

Annotation

Если он положит весь мир к твоим ногам — возьми его.

Если он потребует твои тело и душу — подари их.

Если он отдаст тебе своё сердце — разбей его.

Одна встреча может поменять ход всей жизни. Связь с состоятельным мужчиной даёт Джейсону возможность войти в мир власти и миллиардных состояний, в жестокий мир денег, интриг и обмана, где нельзя доверять никому и где любовь — это всего лишь точка уязвимости.

Осторожно СЛЭШ!!!

Ginger_Elle

Часть первая. Одиночная камера

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Часть II. Пряничный домик

Глава 22 Лондон, ноябрь 2006

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40

Глава 41

Глава 42

Глава 43

Глава 44

Глава 45

Глава 46

Глава 47

Глава 48

Глава 49

Глава 50

Глава 51

Глава 52

Глава 53

Глава 54

Глава 55

Часть III. Дорогое удовольствие

Глава 56

Глава 57

Глава 58

Глава 59

Глава 60

Глава 61

Глава 62

Глава 63

Глава 64

Глава 65

Глава 66

Глава 67

Глава 68

Глава 69

Глава 70

Глава 71

Глава 72

Глава 73

Глава 74

Глава 75

Глава 76

Глава 77

Глава 78

Глава 79

Глава 80

Часть IV. Исторические маяки штата Мэн

Глава 81

Глава 82

Глава 83

Глава 84

Глава 85

Глава 86

Глава 87

Глава 88

Глава 89

Глава 90

Глава 91

Глава 92

Глава 93

Глава 94

Глава 95

Глава 96

Глава 97

Глава 98

Глава 99

Эпилог

notes

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

27

28

29

30

31

32

33

34

35

36

37

38

39

40

41

42

43

44

45

46

47

48

49

50

51

52

53

54

55

56

Ginger_Elle

Разлучи нас, смерть!

Монтерей, август 2011

Джейсон подозревал, что уже проезжал здесь раньше, но совершенно не узнавал мест. Какие-то смутные воспоминания, не более того. Океан, серые камни, скалы… Это могло быть тут, а могло быть на любом другом отрезке знаменитой Семнадцатимильной дороги.

Разумеется, тогда он был не за рулем, а на полагающемся ему месте на заднем сидении.

Вид из окон машины был просто потрясающим. Они ехали вдоль моря, внизу под дорогой шумел невидимый прибой, в небе парили какие-то птицы. Наверное, чайки. Хотя Джейсон никогда раньше не видел таких крупных чаек. Единственное, что немного портило впечатление — запах в салоне их белого «Доджа». Автомобиль они взяли в «Ависе» в аэропорту Сан-Франциско. Джейсон редко брал машины в прокате, может, раза три за всю жизнь, но в салоне всегда ощущался сильный запах то ли чистящих средств, то ли какого-то ароматизатора.

В прошлый раз, когда он был здесь, они прилетели в «Монтерей Джет Центр» и сразу поехали в Пеббл Бич. Как раз по этой дороге. С ним. Это было давно, четыре года назад. В другой жизни.

На колено ему легла рука. Он ощутил приятное тепло через тонкую ткань брюк. Но только тепло, ничего больше. С ним всё было иначе. Между ними было особое чувство. Некоторые назвали бы это чувство любовью, но любовь — слишком широкое понятие. Говорят, в отличие от европейских языков, в каких-то восточных вроде китайского гораздо больше слов для обозначения чувств, и они позволяют передать самые тонкие оттенки эмоций. Возможно, там есть специальное слово и для того, что было между ними. Одно короткое слово, выражающее то, что Джейсон не смог бы описать и десятком предложений.

Любовь — это обладание, любовь — это преследование, любовь — это одержимость. Любовь — это худшее, что может случиться с тобой.

Часть первая. Одиночная камера

You write such pretty words

But life's no story book Bright Eyes

Глава 1

Сан-Франциско, октябрь 2003

— Здесь, — сквозь зубы процедила Мендоза, всматриваясь в темные окна заброшенного здания.

Ее напарник покачал головой:

— Или где угодно ещё…

— Ну что, идём? — Мендоза вопросительно посмотрела на него.

Джек Марш заметил, как она пошевелила плечом, чтобы еще раз убедиться, что портупея, кобура, пистолет — всё на месте. «Это нервы, — подумал он. — Мендоза ощупывала ствол минуту назад. Куда он мог деться? Перерезать ремни и сбежать?» Сам Марш был спокоен: он считал, что обитателей дома ему нечего бояться. Никто из тех, кто мог там находиться, на полицейских не набросится. Всегда оставалась вероятность натолкнуться на совершенно обдолбанных типов или просто психов, которые и не поймут, кто перед ними — двое копов с пушками или пасхальный кролик, — но вряд ли здесь.

— Надо проверить, — мрачно согласился он. Заходить внутрь здания ему совсем не хотелось. — Через три квартала бывшие склады. Он может быть и там. Но туда я пойду только днем, а лучше — с группой прикрытия.

— Да здесь он! — проворчала Мендоза. — Если им так нужен мальчишка, искали бы его сами, у них ресурсов больше, группы прикрытия и всё такое.

— И где эти ресурсы? — усмехнулся Марш. Он с Мендозой медленно двигались вдоль здания, ища вход, но пока все попадавшиеся им окна и двери были надежно заколочены. — В двух часах езды в лучшем случае. А мы с тобой здесь, рядышком… Нам и отдуваться.

Наконец они обнаружили вход: щит, закрывавший бывшее окно, был отогнут. За ним — неприятная темнота. Марш потянулся к фонарику.

В первой же комнате они обнаружили грязного старика, пахнущего дешевым виски и мочой. Он смотрел на них не то чтобы уж очень осмысленным взглядом, но, по крайней мере, смотрел.

— Кто тут, кроме тебя? — спросил Марш.

— А-а-а… — махнул бродяга рукой. — Кто-то тут ходит… Бывает…

— Недавно входили сюда? Минут десять или пять назад.

— Входил кто-то вроде…

Марш только покачал головой: пьянчуга мог увидеть тут людей и два дня назад и думать, что это произошло только что.

— Куда он пошел?

— А они все наверх идут — вон туда. А у меня ноги, понимаете, ноги так… Ну… не слушаются.

— Оно и видно, — пробормотал Марш.

Лестница наверх обгорела и практически полностью обрушилась, Марш не рискнул бы по ней подняться и в шесть лет, а уж взрослого человека она бы точно не выдержала. Когда они подошли ближе, то в свете фонарей увидели, что в проём в потолке уходит еще одна лестница, грубо сколоченная из обломков старой.

— Вот чёрт, — прошипела Мендоза. Новая лестница выглядела не надежнее сгоревшей.

— Ты бы полезла туда со сломанными ребрами? — шепотом спросил Марш.

Мендоза понимающе кивнула, и они начали планомерно обходить первый этаж здания и его закоулки.

Мендоза первой его заметила: он сидел, привалившись к горе коробок, одной рукой держась за левый бок. Выглядел он не так замызганно и жалко, как она ожидала, и если бы она его увидела на улице, вряд ли бы подумала, что он бездомный.

— Коллинз? — спросила Мендоза.

Мальчишка ничего не ответил, только чуть выше вскинул лицо и непонимающе смотрел из-под низко опущенного козырька кепки большими немного раскосыми глазами.

— Джейсон Мэтью Коллинз? — повторила Мендоза, на пару секунд направив луч фонарика прямо в лицо, чтобы лучше рассмотреть парнишку.

— Что вам нужно? — наконец произнёс парень, зажмурившись от яркого света и отвернув лицо в сторону.

— Тебя кое-кто ищет.

— Кто?

— Потом узнаешь, — отрезал Марш, который и сам толком не знал, кто и зачем ищет Джейсона Мэтью Коллинза.

— Я ничего не сделал. Тот мужик сам…

— Ты встаёшь и идёшь с нами, — оборвал его Марш, — иначе я прямо сейчас арестую тебя за бродяжничество.

Коллинз не шевелился и по-прежнему смотрел на них странными полупрозрачными глазами.

«Может, у него не только ребра сломаны… — подумал про себя Марш. — Голове, похоже, тоже досталось».

— Ты так и не ответил, как тебя зовут, — с нажимом произнесла Мендоза.

— Джейсон Коллинз, вы же знаете, — отсутствующим тоном ответил парень.

Мендоза выдохнула с облегчением — хоть что-то. Фотографии у них, понятное дело, не было. Был лишь словесный портрет, от которого толку мало: светлые волосы, серые глаза, на вид от шестнадцати до двадцати лет, рост пять футов десять дюймов. Поди пойми, какого засранец роста, если он скрючился на полу.

— Вставай, — скомандовала Мендоза.

Она ухватила Коллинза за плечо и дёрнула вверх. Он вскрикнул и лишь немного приподнялся.

— Держи, — протянул руку Марш.

Коллинз не стал отказываться от помощи. Марш получше рассмотрел его, когда он встал на ноги: неопределенного цвета мешковатая куртка, синие джинсы и черный рюкзак, перекинутый через правое плечо. Лицо почти полностью скрыто под кепкой.

Втроем они выбрались из здания и быстро дошли до патрульной машины. Мендоза отрапортовала по рации, что они нашли Коллинза. Тот молча сидел на заднем сиденье, и казалось, ему было все равно, куда его везут.

На парковке возле участка их ждал сержант Ньюман в компании двух молодых людей, которых ни Марш, ни Мендоза ранее не видели. Они подошли к машине, и, стоило Маршу выйти, Ньюман сообщил:

— Эти джентльмены позаботятся о мистере Коллинзе.

Марш только пожал плечами.

Коллинз покорно перекочевал в черный минивэн. Незнакомцы обменялись с Ньюманом несколькими еле слышными фразами и сели в фургон.

Когда машина выехала с парковки, Мендоза спросила:

— И кто это был? Военные?

— АНБ^[1], - проворчал Ньюман, разворачиваясь ко входу в участок.

— Мальчишка хакнул базу данных Пентагона? — усмехнулась Мендоза. — Зачем он им?

— Они мне не доложились, извини.

***

Джейсон пытался поудобнее устроиться на сиденье, но сломанные ребра реагировали даже на легкое покачивание или на глубокий вдох. Болеутоляющее, которое дали в больнице, уже перестало помогать.

Водитель и его спутник почти не разговаривали, а если произносили что-то, то настолько тихо, что Джейсон не мог разобрать.

— Хочешь есть или пить? — наконец громко спросили его.

— Пить.

— В синей сумке на полу.

Джейсону пришлось, скрипя зубами, сделать несколько шагов, чтобы добраться до сумки в передней части салона. В ней он нашел пару бутылок с водой и тёплые бумажные пакеты с едой из какой-то забегаловки, от которых поднимался сладковатый запах жареного.

Он вернулся на свое сиденье и отпил из бутылки.

Словно сломанных ребер и болезненных ссадин на руках было недостаточно, начала болеть голова. Весь сегодняшний день был воплощенным кошмаром. Сначала придурок на мотоцикле, потом больница, копы… И вот теперь непонятные ребята везут его черт знает куда, а он даже не в силах не то что сопротивляться, но и просто хорошенько подумать об этом. Ему было все равно…

Ему было все равно уже несколько месяцев. Он не знал, где он хочет быть. Может быть, эти суровые парни отвезут его в место, куда он стремится, но про которое сам еще не знает. А может быть, довезут до пустыни и пристрелят.

— Слушайте, может, скажете, куда мы едем?

Водитель равнодушно ответил:

— В военный госпиталь. В центр Дэвида Гранта.

— Зачем?

На этот раз ответа не последовало.

На выезде из города они попали в пробку. Поток двигался удручающе медленно — в час по чайной ложке. Где-то там Джейсон уснул.

Проснулся он от того, что его осторожно трясли за плечо.

— Вставай. Да проснись же ты! Приехали!

Толком не отойдя от сна, с мутной головой и зажмуренными от яркого света глазами он плёлся по бесконечным коридорам огромного здания, пока, наконец, его не завели в комнату, действительно напоминающую кабинет врача. Значит, парни в машине сказали правду. Он в госпитале. Всё это как-то должно быть связано с тем, как он повёл себя в той больнице… Или же с мотоциклистом…

Потом всё стало происходить быстро и чётко: менее чем за час его осмотрели, дали подписать несколько документов, отправили в душ, переодели в больничную одежду, обработали ушибы и ссадины, сделали снимок грудной клетки, взяли несколько анализов, выдали какие-то таблетки и уложили в постель, оставив наедине с ужином на большом подносе.

Во время этих манипуляций Джейсон вел себя словно безвольная кукла: выполнял всё, о чём его просили, и не задавал практически никаких вопросов.

Теперь он хотел только одного — спать. Джейсон отставил поднос с едой в сторону и устроился поудобнее на кровати, стараясь не тревожить сломанные рёбра.

Утро — хотя это мог быть и день — началось с визита медсестры, которой Джейсон сразу заявил:

— Я хочу уйти отсюда.

Медсестра непонимающе взглянула на него.

— Я в порядке, — пояснил Джейсон. — Я хочу уйти. К тому же, я не имею никакого отношения к армии. Мне нечего здесь делать.

— Вам все скажет врач, он вас осмотрит через несколько часов.

— Послушайте, вы не можете удерживать меня силой.

— Вас никто не удерживает силой. По крайней мере, дождитесь врача.

Вскоре после ухода медсестры к нему пришла женщина-психолог. Джейсон с недоумением уставился на ее бейдж.

— Да, там именно это и написано, — спокойно ответила она. — Я психолог. Меня попросили побеседовать с вами.

— Кто и зачем?

— Ваш лечащий врач. Он ознакомился с вашей картой и в свете последних событий решил, что это необходимо.

— Так у вас и карта моя есть?..

— Да, копию прислали еще вчера.

— Вы можете мне объяснить, что я здесь делаю?

— К сожалению, нет. Вечером должен прилететь человек, который организовал ваше пребывание здесь, думаю, он вам все объяснит.

— Господи, это похоже на какой-то фильм. Может, я агент ЦРУ, страдающий амнезией, а вы должны извлечь из моей потерянной памяти страшно секретную информацию.

— Будь это так, — улыбнулась доктор, — к вам бы пришёл не психолог… Может быть, теперь вы ответите на пару вопросов?

— Простите, но мне не нужна ваша помощь.

— Многие люди, пережившие смерть близких, не осознают этого. По разным причинам. Вы можете считать, что…

— Простите, мэм, но мне не нужна помощь, — повторил Джейсон, глядя в пол.

— Согласитесь, что при взгляде со стороны ваше поведение в последние время не кажется адекватным.

— Я не слышу голосов, если вас это интересует.

— Хорошо, я запомню это, хотя голосами занимается психиатр. Но, может быть, вы все же расскажете, почему вы сбежали из больницы со сломанными ребрами и бог знает чем ещё — вас же даже недообследовали.

— Я не знаю. Мне было неприятно внимание. Я не мог там больше находиться.

***

Джейсон пережил визит психолога и — позднее — врача, осматривавшего его вчера. И лишь поздно вечером появился человек, которого он ждал весь день. Он быстрым шагом вошёл в дверь, внимательно осмотрел Джейсона с головы до ног, будто проверяя его целостность, и только потом сказал:

— Привет, Джейсон.

— Здравствуйте, мистер… — Джейсон вопросительно наклонил голову.

— Робертсон.

— Мне сказали, что от вас я наконец получу объяснение, почему я здесь.

— Да, конечно. Я прошу прощения за то, что мы задержали тебя. Мне это показалось самым лучшим вариантом. Кстати, спасибо, что не стал поднимать шум и сопротивляться. Ты сильно облегчил всем жизнь.

— Я неважно себя чувствовал и вообще плохо соображал, — неуверенно пояснил Джейсон, словно стесняясь произошедшего. — А потом мне стало интересно. К тому же, никаких дел у меня всё равно нет…

— Было бы лучше, если бы я был здесь уже вчера, но я не мог всё бросить. Итак… — начал он и замолчал, словно не зная, как приступить к делу.

Джейсон не торопил его, просто спокойно разглядывал. Робертсону было около сорока лет, но на висках уже проглядывала седина. Высокий, отлично сложенный, с правильными и решительными чертами лица, он больше походил на актёра, играющего роль образцового солдата, чем на настоящего военного.

— Мы попросили коллег из военно-воздушных сил… Это военно-воздушная база, тебе сказали? Попросили их придержать тебя здесь, чтобы я мог поговорить с тобой об одном проекте… Нет, думаю, надо начать не с этого. Честно говоря, мне нечасто приходится обсуждать такие вещи с восемнадцатилетними, да еще и в больничной палате.

— Может, начнете с того, где вы работаете? — спросил Джейсон.

— Агентство национальной безопасности, — Робертсон протянул удостоверение.

Джейсон не стал его брать, он качнул головой, показывая, что верит и формальности излишни. Робертсон заговорил:

— Подразделение, в котором я работаю, отвечает за обмен информацией между разными структурами и даже между разными государствами. После одиннадцатого сентября мы сотрудничаем с ними гораздо более плотно — далеко до идеала и всё же хорошо по сравнению с тем, что было недавно. То, чем занимается мой отдел, имеет непосредственное отношение к финансовым рынкам и банковской сфере. По движению денег мы можем понять, из каких источников финансируются террористические группировки и даже где они собираются ударить в следующий раз. В моём подчинении несколько групп аналитиков, которые как раз этим и занимаются: сопоставляют данные и делают прогнозы. Один из парней как-то рассказал об одной любопытной статье профессора Линдхельма.

Робертсон взглянул на Джейсона, надеясь увидеть реакцию на это имя, но её не последовало — Джейсон слушал с непроницаемо безучастным лицом.

— Статья была про финансовые рынки — тема довольно далёкая от обычных интересов Линдхельма. Она у нас много кого заинтересовала. Качественный аналитический подход и очень нестандартный, заставляющий заметить то, чего не замечали раньше. На момент, когда статья попала ко мне в руки, она была уже не новой — вышла более полутора лет назад, и профессора уже не было в живых. Плохо было и то, что публикация в журнале была небольшой, описание методов исследования и матмоделей давалось без конкретики. Но мы надеялись найти что-нибудь и направили запрос в университет, куда были переданы архивы Линдхельма. Там ничего не нашли. Сказали, что архивы поступили к ним недавно и еще не до конца разобраны. Одновременно мы стали разыскивать соавтора статьи. Честно говоря, мы особо не принимали его в расчёт и решили, что это какой-нибудь аспирант, который обрабатывал статистику. Должен признать, что делать очевидные допущения и после этого принимать их за факт — непростительная ошибка для человека моей профессии.

Робертсон замолчал и посмотрел на Джейсона:

— Зачем я это рассказываю? Можно было закончить на том, что мне попалась статья Линдхельма о финансовых рынках.

— Нет, мне интересно послушать, — первый раз за весь вечер улыбнулся Джейсон. — Меня впечатлило, как быстро вы сумели найти меня во Фриско. С того момента, как я предъявил страховку, наверное, не больше часа прошло.

— Мы не упускаем шансов, — усмехнулся Робертсон.

— Слишком много усилий, чтобы найти такого человека, как я. К тому же, вы, похоже, считаете меня психом.

— Нет, я так не считаю. Я считаю, что твоё поведение необычно. На первый взгляд. Мы собрали информацию о тебе — возможно, в твоем конкретном случае это как раз норма.

Джейсон только пожал плечами:

— Я всегда хотел одного — нормальной жизни. То, что вы собираетесь мне предложить, не даст мне жить нормально.

— Думаешь, бродяжничество даст? — жёстко возразил Робертсон. — Сколько месяцев у тебя есть, прежде чем ты станешь алкоголиком и наркоманом?

— Я не…

— Да, я знаю, — оборвал Робертсон. — Я видел результаты анализов. Ты пока не пьёшь, по крайней мере много или постоянно, и не принимаешь наркотики. Только пока. Ты не можешь жить на улице и остаться чистеньким. А всё остальное? Тебя, видимо, за эти три месяца ни разу не били… Тебе повезло.

— Били. Я это пережил.

— Видимо, это был лёгкий пинок под зад. Вот когда тебе переломают кости и выбьют зубы, вот тогда и будешь говорить, что ты это пережил! Подумай об этом, прежде чем вернешься на улицу к друзьям-бомжам. А еще подумай о том, что тебе всего восемнадцать и ты очень красивый мальчик. Рано или поздно тебя изнасилуют. Ты это называешь нормальной жизнью?

— Естественно, я об этом думал, — огрызнулся Джейсон. — Я всегда был осторожен, и всё было нормально.

— Так, значит, попытки были?.. И ты выкрутился? Что ж, молодец. Подумай заранее, как будешь выкручиваться, когда тебя зажмут в углу сразу пять человек.

— Послушайте, я не собираюсь прожить на улице всю жизнь!

— А как ты хочешь её прожить? И самое главное, что ты собираешься для этого сделать?

Джейсон покачал головой.

— Я не знаю. Пока…

— Вот что, Джейсон, сейчас не самое удачное время. Уже поздно, ты расстроен, я тоже вспылил. Давай поговорим завтра. Ты просто отдохни и подумай. У тебя есть над чем подумать.

Глава 2

Марк Робертсон вышел из душа и тяжело опустился на кровать. Он прилетел с восточного побережья, и там уже была глубокая ночь. Но спать не хотелось: он чувствовал, что, несмотря на усталость, не сможет уснуть. Не дадут мысли.

Он всю дорогу до отеля думал о Джейсоне Коллинзе. Даже за ужином никак не мог сосредоточиться на еде. Парень удивил его. Робертсон был готов к встрече с ним и прекрасно представлял, с кем предстоит иметь дело, и тем не менее, в жизни Джейсон оказался чем-то настолько особенным, что Робертсон не знал, с какой стороны к нему подступиться. Странная двойственность сбивала его с толку: Джейсон находился на тонкой грани между взрослым и ребенком, и это не было вопросом возраста.

О Коллинзе им рассказал доктор Ванштейн, знавший Линдхельма много лет и бывший его приятелем.

Робертсон вспомнил, как в его кабинет с торжествующим видом вошла Джудит Эванс, которая должна была созвониться с университетом и найти соавтора той самой статьи.

— Я к вам насчет соавтора Линдхельма. Вы просто не поверите.

— Уже нашли?

— Нет, никто не знает, где он, но его история вам понравится.

— И нам потребовалось целых четыре дня, чтобы её раскопать? Я, кажется, просил заняться этим еще в понедельник.

— Я все узнала в понедельник: с утра отправила запрос, а потом созвонилась с университетом и очень плодотворно побеседовала с профессором Ванштейном. Но я подумала, что вас заинтересуют детали. Сегодня я обедала с профессором, он их как раз и добавил.

— Он приехал сюда из Бостона, чтобы посплетничать?

— Нет, это я съездила в Вашингтон. У него там сейчас конференция.

— Ну, и что за история?

Джудит рассказала, как, дозвонившись до университетской кафедры, попала на новую сотрудницу, которая не могла с ходу ответить на все вопросы и пообещала найти информацию в течение дня, а ещё посоветовала обратиться к профессору Ванштейну, близкому другу Линдхельма.

— Финансовые рынки? — удивился он, услышав вопрос. — Линдхельм никогда этим не занимался… Хотя постойте, года два назад, действительно, была статья…

— Да, — подтвердила Джудит, — именно она. В журнале лишь общий обзор результатов исследования, а нас интересует конкретика. Сейчас для нас ищут информацию в архивах Линдхельма, но, возможно, вы могли бы помочь. Что это за Дж. М. Коллинз, который не числится ни среди сотрудников университета, ни среди аспирантов, ни среди студентов? Могут ли быть данные по работе Линдхельма у него?

— Знаете, — кашлянул Ванштейн, — я бы не стал называть то исследование работой Линдхельма, его вклад в него составил процентов десять-пятнадцать. Он сформулировал тему и задачи и немного помогал с матмоделями.

— Вы хотите сказать, что исследование было проведено Коллинзом?

— Именно.

— Кто он? Где он работает?

— Вы не знаете? — насмешливо спросил профессор Ванштейн. — Я подозревал, ваша организация должна быть лучше осведомлена о подобных вещах.

— Я отправила запрос недавно, и теперь у меня несколько десятков файлов на самых разнообразных Дж. М. Коллинзов. Облегчите мне участь, профессор.

— Это его сын.

— Чей сын? — не сразу сообразила Джудит.

— Линдхельма, кого же еще…

— Его сын?.. Я даже не знала, что Линдхельм был женат.

— Он не был женат. Это долгая история.

— Хорошо, тогда мы, полагаю, сможем договориться с ним. Вы мне очень помогли, профессор Ванштейн.

— Если вы сможете его найти, будьте так добры, сообщите мне, я хотел бы поговорить с мальчиком.

— Он куда-то исчез?

— Да, после смерти отца. Я знаю Джейсона с детства и очень беспокоюсь о нём. Я не уверен, что он в состоянии сам о себе позаботиться.

— А что с ним не так? — поинтересовалась Джудит.

— С ним всё в порядке, просто Дэвид… профессор Линдхельм, я хотел сказать, воспитывал его несколько спорным образом. К тому же, ему едва исполнилось восемнадцать, а вы знаете, что у них творится в голове в таком возрасте…

— Господи, я понятия не имела…

— Знаете, я бы не хотел обсуждать такие вопросы по телефону. Я ведь даже не знаю, на самом ли деле вы из АНБ, только не обижайтесь.

— Я понимаю.

— Если вас этот вопрос интересует — а меня он очень интересует, — мы могли бы встретиться лично. Вы, наверное, работаете в Форт Миде^[2]?

— Да.

— Я прилетаю в Вашингтон в четверг. Мы могли бы встретиться.

— Хорошо. Я обязательно захвачу своё удостоверение, — пообещала Джудит.

Перед встречей с Ванштейном Джудит Эванс успела узнать многое о Джейсоне Коллинзе — гораздо больше, чем того требовало задание шефа. Даже те сухие факты, что она смогла собрать, выглядели более чем любопытно.

Она догадывалась, что Линдхельм сам занимался образованием сына — мальчик посещал школу на протяжении всего лишь одного года, всё остальное время он, по-видимому, учился дома. И Джудит могла себе представить, как именно он занимался, хотя бы по тому, что в одиннадцать лет он сдал SAT^[3], a в шестнадцать провёл исследование финансовых потоков, которое вызвало интерес у аналитиков в АНБ.

— Даже если вы найдёте Джейсона и он согласится сотрудничать, не ждите, что он легко впишется в вашу организацию, — предупредил профессор Ванштейн. — Он не из тех, кто легко вливается куда бы то ни было. Одаренность сама по себе — тяжелое испытание для ребенка; да и Дэвид не стремился облегчить сыну жизнь. Он был очень требовательным, я бы даже сказал, авторитарным родителем. Понимаете, у него самого были плохие отношения с отцом. Тот хотел, чтобы Дэвид продолжил его дело, занялся семейным бизнесом, а Дэвид к этому был абсолютно равнодушен. Всё, что его интересовало, — это математика и физика. Иметь такой ум, как у него, и заниматься поставками кирпича… Невозможно представить… Если вы посмотрите на достижения Джейсона и Дэвида в одном возрасте, например, в двенадцать лет, вам покажется, что Джейсон превосходит отца, но это не так. Дэвид дал Джейсону всё, способствовал его развитию, как только мог, тогда как ему самому отец препятствовал всеми доступными способами. Я не был знаком с Дэвидом тогда, но могу предположить, что он очень страдал, чувствовал себя запертым в клетке. Возможно, он так и не прекратил оглядываться назад и думал, что многое упустил в юности из-за упрямства отца. Потерял целые годы. Он не хотел, чтобы Джейсон упустил свой шанс, и поэтому постоянно подгонял его, заставлял заниматься. Нет, он не запирал его в комнате без еды за невыполненное задание. Джейсону самому было интересно. Но Линдхельм не понимал, что детям нужны игры, дурачества, просто безделье. Нет, он все это понимал — в отношении других детей, но не в отношении своего сына. Как только в мальчике проявились признаки одаренности, он перестал считать его обыкновенным ребенком. Если он и давил на него, то только потому, что хотел лучшего.

— Даже самые ужасные вещи родители всегда оправдывают благими намерениями, — возразила Джудит.

— Не было никаких ужасных вещей… Всё было хорошо. Проблемы начались пару лет назад. Возможно, это какие-то проявления подросткового возраста…

— Линдхельм с сыном не ладили друг с другом?

— Я бы не сказал, что не ладили. У них иногда возникали разногласия, вот и всё.

— Тем не менее, за четыре месяца до смерти Линдхельм изменил завещание.

— Это самая безумная часть всей истории, — вздохнул Ванштейн, качая головой.

— Вы знаете, что произошло?

— Я могу только догадываться. Джейсон сдал SAT и другие экзамены уже давно, но никуда не отсылал заявления о зачислении. Тем не менее, несколько факультетов из разных университетов были готовы его принять, когда он подрос. Знаете, у многих вузов есть правило не брать студентов до шестнадцати или семнадцати лет, какими бы умными они ни были, из-за проблем с совместимостью… Линдхельм был известной фигурой, и о математической одаренности Джейсона тоже многие были наслышаны. В наших кругах, конечно же… Проблема была в том, что Джейсон отказался поступать в университет.

— Почему?

— Я точно не знаю. Я не разговаривал с ним об этом. От Дэвида я слышал разные варианты, но не знаю, были ли это идеи Джейсона или предположения его отца. Там были отдых от занятий и поездка в Европу, было поступление в музыкальную школу.

— Неожиданно, — заметила Джудит.

— Джейсон неплохо играет на фортепьяно. Инструмент был в доме, когда они туда переехали, и как-то так сложилось… Музыка — это практически единственное, чем Джейсон занимался для себя. Надо сказать, он мог бы добиться хороших результатов, если бы Дэвид не ограничивал его. Он считал музыку пустой тратой времени и не позволял много играть. Даже грозился вывезти фортепьяно из дома, — Ванштейн тяжело выдохнул и задумчиво пожевал нижнюю губу. — Вы должны понять… Для Линдхельма всё это было бредовыми идеями, недостойным приложением сил. Он считал непростительным так растрачивать свои способности, поэтому и переписал завещание, когда ему поставили диагноз: чтобы оставить Джейсона без денег и вынудить учиться дальше. Джейсон мог оспорить завещание в суде, тем более что он на тот момент был несовершеннолетним… Я думаю, есть организации, которые могли бы оказать юридическую помощь в таком случае. Но он просто сбежал.

— Может быть, у вас есть идеи насчет того, куда он уехал?

— Абсолютно никаких.

***

Информации по Джейсону Коллинзу было собрано уже достаточно, но Робертсон всё равно испытывал сомнения. Им не так уж часто представлялась возможность привлечь к себе на работу лучшие умы — те предпочитали либо более высокооплачиваемую работу на крупные корпорации, либо научную работу в университетах. Патриотизм был не так популярен, как раньше… Джейсон был как раз из тех, кто мог бы работать на правительство, но его блестящий ум, к сожалению, поставлялся в комплекте с непредсказуемым поведением.

Робертсон допускал, что всё может с возрастом измениться, но с Джейсоном работать нужно было сейчас. Неизвестно, что станет с ним через два или три года, если позволить ему и дальше творить всё, что вздумается. Природа дала ему потрясающий ум, и его надо было сохранить и использовать во благо.

Утром Робертсон снова отправился в медицинский центр, рассчитывая, что разговор на этот раз будет более продуктивным.

— Джейсон, мы не можем и не имеем права держать тебя тут вечно. Я хочу, чтобы ты принял решение или хотя бы согласился никуда не убегать и не исчезать, пока не примешь его.

— Сначала я хотел бы услышать, что конкретно вы мне предлагаете.

— Я предлагаю тебе работать на правительство Соединенных Штатов. Не с завтрашнего дня, разумеется, сначала надо будет пройти курс обучения. Я бы хотел, чтобы в будущем ты стал одним из наших аналитиков, но вполне вероятно, что ты выберешь для себя какую-то другую сферу. Я предлагаю тебе понятную и стабильную жизнь и работу, которая действительно приносит пользу и спасает жизни.

— Вы серьёзно думаете, что я смогу у вас работать?

— У меня есть свои сомнения, но они возникают насчет каждого нового сотрудника.

— Вам не дадут меня нанять: мне всего восемнадцать, у меня нет образования, кроме школьного, и я несколько месяцев бродяжничал.

— Я постараюсь донести до руководства мысль о том, что мы имеем дело с исключительным случаем. И ты рано или поздно повзрослеешь. Но тебе, разумеется, придется пройти кое-какие тесты…

— Зачем вам все эти сложности?

Робертсон подошёл ближе:

— Потому что нам нужен твой ум. Потому что, — Робертсон протянул руку и коснулся пальцами лба Джейсона, — я не могу допустить, чтобы вот это пропадало зря.

Робертсон почувствовал, как Джейсон вздрогнул от неожиданного физического контакта, но всё же не попытался его прервать, лишь опустил глаза.

— Да, я в чём-то похож на твоего отца, — продолжил Робертсон. — Мне больно видеть, что человек, чьи мозги стоят миллионы долларов, живёт на улице и ни к чему не стремится.

— Вы понятия не имеете, каким был мой отец, — проговорил Джейсон, так и не поднимая глаз.

— Он был сложным человеком, и он несправедливо поступил с тобой.

Джейсон дёрнул головой и ответил резко, почти враждебно, словно защищая отца:

— Вам не понять его и того, почему… — он замолчал и пробормотал: — Это вас не касается.

— Наоборот, это меня касается, если ты все же решишь принять моё предложение. Ты ведь думал о нём?

— Думал, но я… Звучит глупо, но я никогда не знал, кем я хочу быть, чем заниматься… Я позволял отцу принимать за себя решения, и когда решил, что дальше так продолжаться не может, то оказался в растерянности. И если я соглашусь на ваше предложение, то не потому, что хочу работать на АНБ, а просто потому, что это готовый путь.

Робертсон не знал, что ответить. Ему хотелось бы просто обнять Джейсона и дать понять, что люди — обыкновенные люди — могут дать тепло и поддержку. Но он не смел.

В этот момент он почти ненавидел Линдхельма, который не растил, а дрессировал собственного ребенка в надежде получить гениального ученого, подобного себе. Он построил вокруг сына стены, чтобы не дать ему убежать в настоящий мир. Он не давал появиться привязанностям, которые могли бы отвлечь Джейсона от науки и дать ему опору помимо неё. Как садовник, подстригающий в парке дерево, он отсекал всё то, что не укладывалось в его представления о прекрасной и совершенной форме. Он год за годом делал из живого мальчика исключительно умный автомат. Но имел ли он хоть каплю сострадания к фарфоровой кукле, которую столько лет оберегал, учил и воспитывал, а когда она отказалась повиноваться, просто выбросил?

Глава 3

Из дневника Джейсона Коллинза

20 мая 2005

Решил завести дневник. Вообще-то я не верю, что буду аккуратно записывать сюда события каждого прошедшего дня, но сейчас в моей жизни начинается новый этап, и хочется чем-нибудь его отметить. Всё равно мне сейчас нечего делать. До Лондона осталось лететь больше трех часов, а спать я не могу.

Проблема в том, что мне абсолютно не о чем писать. Ничего не происходит. Утром позавтракал, собрал вещи, пообедал, взял такси до аэропорта и сел на самолёт. Всё.

В Лондоне надо будет подыскать квартиру. Я уже подобрал несколько вариантов, остаётся только посмотреть вживую и оценить, удобно ли оттуда добираться до работы. До моей новой работы.

Прошло уже почти два года со смерти отца. Два самых насыщенных в моей жизни. До того я почти безвылазно жил в Бостоне. Это не самое плохое место на свете, но всё же…

За эти два года случилось многое.

1. Оглашение завещания отца. Всё распределено между Колумбийским университетом (альма-матер), Институтом перспективных исследований в Принстоне (отец там долго работал) и Массачусетстким технологическим институтом (работал там последние пятнадцать лет). Мне — ничего. Только небольшая финансовая помощь в случае, если я поступлю на один из перечисленных в завещании факультетов.

2. Я просто ушёл из дома. Не особо умный поступок, но в тот момент я чувствовал такую свободу… Я впервые в жизни не был связан никакими обязательствами. Я взял билет до Чикаго, надеялся найти там деда. Я никогда его не видел, но, по словам отца, он был ещё жив. По старому адресу он не жил уже год, сразу отыскать его не удалось, да и деньги почти закончились.

3. Далее следует период моей жизни, недостойный упоминания.

4. В Сан-Франциско меня сбил мотоцикл, даже не сбил, скорее, задел. Парень, который был за рулём, потащил меня в больницу, хотя я и не очень сильно пострадал. Там я предъявил страховку (да, они сильно удивились, увидев бездомного со страховкой). Отец в последний раз не включил меня в свою страховку как члена семьи: его план стал очень дорогим из-за болезни, и выгоднее было оформить отдельную. Поэтому она всё ещё действовала.

5. Стоило засветиться страховке, как меня сцапало АНБ. Забавно, но они предложили мне работу. Думаю, они представляли меня этаким зародышем классического безумного учёного и надеялись, что я не буду ни есть, ни спать, ни мыться и разрабатывать для них гениальные алгоритмы.

6. Я принял их предложение, прошёл кучу проверок и начал обучение. Примерно два года, прежде чем меня допустят к реальной работе.

7. Я освоил всю программу меньше чем за год, причём без особых усилий. По сравнению с домашним обучением под руководством моего отца это просто курорт. В итоге, они не знали, куда меня деть, даже стажёром меня назначать было слишком рано. Робертсон задействовал свои связи, и через два месяца мне все-таки предложили на выбор четыре отдела, куда меня согласны были взять. Два в АНБ (довольно унылые должности), один в Управлении финансовой разведки и борьбы с терроризмом в Министерстве финансов (должность ещё незначительнее) и один в Лондоне.

Последнее предложение было довольно неожиданным, но оно оказалось самым интересным. Особенно на фоне трёх предыдущих. К тому же, это была возможность увидеть Европу. Мой прадед приехал оттуда в Нью-Йорк как раз около ста лет назад. Будет символично, если ровно через век я отправлюсь назад. Правда, я не собираюсь там обосновываться на всю оставшуюся жизнь, открывать торговлю строительными материалами и усиленно строгать детей.

Вместо этого я буду работать на спецслужбы. Да, звучит хорошо, но я надеюсь, что мне всё-таки дадут задание поответственнее, чем учёт канцтоваров. Возможно, через пару лет… Ещё не успел начать работать, а уже думаю о повышении.

Ну, всё, начали разносить завтрак. Надо убирать ноутбук.

06 июня 2005

Я так и думал, что писать в дневник каждый день не получится. После приезда мне было совсем не до него, хотя жаль: я видел много нового и интересного.

Сначала уладил вопрос с квартирой. Теперь я живу в хорошем доме в приличном районе, правда, в очень небольшой квартирке-студии на втором этаже. Сначала она мне абсолютно не понравилась, и я сразу понял, почему квартира в таком месте сдаётся за относительно скромные деньги. Как мне рассказали, тут была большая квартира, которую владельцы решили поделить на три поменьше, чтобы выгоднее сдавать. Получились две полноценные квартиры и вот это недоразумение в довесок. Я даже примерно не могу назвать, какой оно формы: под углом изгибается наружная стена дома, а внутренние стены вообще ведут себя аномальным образом. Два окна на разные стороны и дверь в ванную посреди комнаты. Ванная, кстати, сырая и микроскопическая. Встроенных шкафов нет. Плюс куча запретов и требований от владельцев.

Но в конце концов я решил снять именно эту квартиру. На работу можно добраться за двадцать минут, вещей у меня мало, устраивать шумные вечеринки и заводить собак я всё равно не собирался, а к причудливым формам быстро привык. Зато у меня прекрасные соседи, состоятельные и воспитанные. Даже мой отец не нашел бы к чему придраться. Он был бы рад, что я живу в одном доме с людьми из «достойного общества». Есть тут, правда, один трейдер, ездит на «Порше» и тоже снимает квартиру из поделенных, то есть, по соседству со мной. Жоао, это консьерж, говорит, что меньше его квартиры только моя, а ведёт он себя так, будто занимает два этажа целиком. В конце Жоао добавляет с презрительной ухмылкой: «Всё на машину ушло».

Жоао под семьдесят, и он настоящий джентльмен. Он работал в лучших отелях и в лучших домах Лондона и в чём-чём, а в манерах он разбирается. После смерти жены он запил, потерял работу и в итоге осел тут консьержем. Я с ним частенько разговариваю. Мои манеры он одобряет и даже говорит, что ни за что бы не подумал, что я американец. Думаю, Жоао пришёл бы в восторг от церемоний, что были приняты в доме моего отца. Я же, наоборот, пытаюсь от всего этого отделаться — мне приходится иметь дело совсем с другими людьми.

После того как определился с квартирой и уладил все формальности, я немного походил по музеям и прочим достопримечательностям (в офис мне надо было явиться первого июня, и пара свободных дней у меня оставалась).

Что касается работы, даже не уверен, стоит ли мне тут что-то писать. Это секретная структура, которая официально не существует. Мой ноутбук и записи в нём защищены, но ни в чём нельзя быть на сто процентов уверенным. Если без деталей, то это центр по обмену данными и координации действий между контр-террористическими службами разных стран. Примерно такой же центр есть в Париже, но у нашего более узкая специализация — анализ банковской и финансовой информации.

Я уже говорю «мы», хотя проработал там четыре дня.

Что-то определенное писать рано, я пока не выполняю конкретных заданий, в основном — изучаю, как построена система, какие механизмы анализа используются. Работы здесь много. Наверное, поэтому они согласились меня взять — очень не хватало кадров. Робертсон упоминал, что несколько его бывших коллег перевели сюда из Штатов. Думаю, он тоже постарался, чтобы пристроить меня. Он в меня верит. На меня потрачено так много сил, а в конечном итоге всё уперлось в бюрократические процедуры и допуски по секретности. Я думаю, он это предвидел, но надеялся, что через несколько лет я все-таки смогу работать над значимыми проектами.

Мой «покровитель» Робертсон и друг моего отца профессор Ванштейн — два самых близких мне человека. По нормальным человеческим меркам их можно отнести разве что к категории знакомых, но у меня больше никого нет. Ванштейн и его жена, кажется, совершенно искренне обо мне заботятся. В этом году даже приютили меня, сиротку, на рождественские каникулы.

У меня есть кое-какие планы насчет моих дальних родственников, но для начала надо привести свои дела в порядок.

21 июля 2005

Очень много работаю, даже по выходным прихожу в офис. Никто меня не просит и не заставляет — мне самому интересно. Сейчас занимаюсь торговцами оружием, вернее, посредниками, через которых у них покупают товар. Многие из них нам известны, правда, схемы, которые они используют, настолько запутаны, что движение денег практически невозможно отследить. Но есть некие косвенные признаки, которые могут помочь. Сейчас банально не хватает данных, чтобы собрать точную статистику и подтвердить (или опровергнуть) мою теорию. Над получением новых данных я как раз и работаю.

Наверное, стоит выходить куда-нибудь с коллегами по работе, завести друзей… Не знаю, как это сделать. С коллегами у меня не очень складывается, слишком большая разница в возрасте: редко с кем она меньше десяти лет. Сначала они относились ко мне как к подростку, теперь — как к цирковой собаке, которая умеет считать. Иногда немного покровительственно. «Наш чудо-мальчик»… Отвратительно. Хорошо, что у меня другая фамилия. Если бы они узнали, кто мой отец, было бы ещё хуже. Естественно, кто-то из начальства знает, и я очень им благодарен за умение держать язык за зубами.

Более-менее общаюсь со Стивом О'Нилом из отдела баз данных. Раз или два в неделю ходим вместе в спортзал. У нас расписания не очень совпадают: Стив работает по другому графику, и у него бывают ночные смены и выходные среди недели.

Из достижений — научился готовить несколько простых вещей на завтрак. Яичница, омлет, один раз приготовил овсянку (раз уж я в Лондоне). Дома всегда готовила миссис Риттер, а во время учёбы питаться можно было в кафе.

У нас в доме кто-то играет на фортепьяно, причём просто великолепно. Слышно, конечно, плохо, но этого достаточно, чтобы мне самому захотелось сесть за инструмент. Кто-то там играет, а у меня пальцы движутся… Вчера исполняли Сати, я просидел больше получаса, как заколдованный.

5 августа 2005

Спросил у Жоао, кто играет на фортепьяно. Он говорит, что это в квартире Гибсонов на третьем этаже. У них двое детей, брат и сестра. Кто-то из них.

Мой проект на работе, кажется, закончится весьма успешно. Держу пальцы крестиком. Недели через две будет понятно. К сожалению, не могу им заниматься столько, сколько хочу. Много текущих заданий.

Глава 4

Лондон, август 2005

Джейсон чертил карандашом схему на обрывке бумаги, когда зазвонил телефон. Эти наброски были по большей части довольно бессмысленными на вид и другому человеку вообще ничего бы не сказали, но для него это был хороший способ упорядочить факты и их отношения в собственной голове. Он отложил карандаш и поднял трубку:

— Коллинз.

— Зайдите к Флетчеру, — прозвучал резкий голос Коры, помощницы начальника центра Зака Флетчера.

— Когда?

— Прямо сейчас! — трубку положили.

Джейсон поднялся из-за стола и пошёл по коридору в сторону приёмной директора. До этого он был там всего лишь один раз, в день поступления на работу. Кора молча кивнула и указала рукой в сторону двери. Джейсон постучался и вошёл.

Флетчер поднял голову от каких-то бумаг и сдвинул ноутбук в угол стола.

— Садитесь, Коллинз. Как вам работается здесь?

— Хорошо, сэр. Всё нравится, — осторожно ответил Джейсон, лихорадочно перебирая в голове варианты, для чего он мог понадобиться Флетчеру.

Директор приходил на работу в костюме и галстуке, но было заметно, что много лет до того он носил военную форму.

— Я посмотрел, над чем вы сейчас работаете, и мне понравился результат. Ваш непосредственный начальник тоже отзывается о вас… м-м… положительно. Ваша последняя работа оказалась очень полезной, результатами уже пользуемся не только мы.

— Спасибо, сэр. Но я еще не довёл до конца этот проект.

— У вас будет на это время. Думаю, вы не станете слишком на меня сердиться, если я скажу, что мы, так сказать, присвоили вашу работу. Вы проделали её практически в одиночку, но мы этого не указали ни в одном отчёте. Везде написано, что это совместный проект двух наших отделов. У меня была веская причина так поступить: если сказать правду, вас через пару недель выдернут отсюда и отправят назад в Штаты. А мне очень нужны люди, особенно, такие, как вы. Вспомните, что недавно там вас и знать никто не желал. Вас бы посадили оцифровывать отчёты двадцатилетней давности, если бы не Робертсон. Признаюсь, что касается вас, я не до конца поверил его прогнозам, уж слишком они были многообещающими. Но вы, Коллинз, за два месяца вполне оправдали его ожидания и превзошли мои.

Джейсон почувствовал, как к щекам прилила кровь. Еcли бы Флетчер хотя бы не смотрел на него так пристально…

— У нас здесь в одном отделе сильно не хватает аналитиков. Я бы никогда не отправил туда новичка, если бы не катастрофический дефицит кадров. К тому же, у вас действительно есть способности. Я кратко введу вас в курс дела. Само собой разумеется, что эта информация не для распространения не только вне нашей организации, но даже и внутри нее — например, в других отделах или в общении с мистером О’Нилом. Вы ведь с ним дружите, если я не ошибаюсь? Поначалу вы будете выполнять небольшие задания вашего нового начальника, вполне вероятно, отчасти вслепую. То есть, вы не будете знать, что стоит за частью цифр.

— При всём уважении, сэр… — начал Джейсон.

— Я уверен, вы справитесь, — оборвал его Флетчер. — С завтрашнего дня вы переходите в отдел М, параллельно вы должны будете завершить работу над вашим теперешним проектом, а затем передать его кому-нибудь другому. Мы подберем кандидатуру.

Джейсон чуть не подскочил в кресле от удивления. Отдел М был одним из самых засекреченных в их организации. Большинство сотрудников других отделов лишь приблизительно представляло, чем он занимается.

— Ваш новый начальник, Финлэй, должен скоро к нам присоединиться, а пока я вам сообщу основную информацию, как и собирался, пока вы меня не прервали.

— Прошу прощения, сэр.

— Наша организация практически не ведет самостоятельной разведывательной деятельности, мы отслеживаем движение денег и кое-какие поставки, а также получаем готовые разведданные от наших коллег, потом сводим это воедино. Но есть небольшие исключения. Одно из них, в частности, отдел М. Там занимаются принятием решений и разрабатывают варианты оперативных действий. То есть, они ближе всего к реальной жизни и борьбе с терроризмом. За несколько лет работы наша организация создала свои, пусть и очень скромные, каналы получения информации: в первую очередь, это информаторы в различных финансовых структурах, например, в банках. Некоторые счета для нас выглядят абсолютно чистыми и ничем не примечательными, и только от сотрудников банков мы узнаем, что там подозрительный случай. Информаторов у нас немного, увы. Но есть один исключительно полезный. Финлэй привёз его из Соединенных Штатов.

Джейсон удивленно поднял брови.

— Этот информатор, VS-045, мы называем его Виктор-4 или просто Виктор, начал работу с Финлэем, когда тот ещё работал в Лэнгли^[4]. Причём он как-то сам на них вышел. Потом Финлэя перевели сюда, но Виктора не получилось передать другому агенту. Он отнесся к перемене контакта с недоверием, такое бывает… О нём абсолютно ничего не было известно, он не получал от нас никакого вознаграждения, то есть, мог просто перестать передавать информацию — и всё. Поэтому его решили оставить при Финлэе. Тем более, Виктор-4 связан не только с американскими, но и с европейскими банками. Возможно, он до сих пор не знает, что теперь Финлэй работает с ним из другого города. Кроме него, в отделе М есть ещё три информатора. Финлэй и его ребята разрабатывают очень сложные операции. Обычно они не очень зрелищно выглядят, без шума и стрельбы, но эффект от них не меньший. Часто в них задействованы десятки людей и организаций по всему миру, и от их синхронизированной работы зависит многое. Мы рассчитываем, что вы займетесь вероятностным моделированием и будете просчитывать варианты развития событий.

— Я понимаю, сэр. Благодарю за доверие, — Джейсон ответил дежурной фразой, продумывая уже, какие перспективы сулило новое назначение. И какие сложности.

Дверь открылась без стука, и в кабинет вошёл сухощавый мужчина с умным, проницательным лицом. Джейсон встречал его в офисе, но не знал, где тот работает и какую должность занимает.

— Рон Финлэй. Джейсон Коллинз, — представил их друг другу Флетчер. — С завтрашнего дня Коллинз переходит под ваше начало, Финлэй. Я объяснил ему в общих чертах ситуацию.

Финлэй протянул Джейсону руку:

— Приятно познакомиться, Коллинз.

— Взаимно, сэр, — проговорил Джейсон, пожимая протянутую ладонь.

— Вот здесь, — Финлэй уселся за стол напротив Джейсона и бросил ему папку, — кое-какие данные. Просто прочитайте, чтобы знать, с чем надо работать. Завтра я хочу иметь хоть что-то понимающего сотрудника, а не проводить экскурсии. У меня нет на это времени.

На следующий день на Джейсона свалилось ещё больше информации. Составить стройную картину не получалось, и к концу рабочего дня у него уже ломило виски от лавины данных. В семь вечера Джейсон снял с вешалки пиджак и отправился домой, впервые за многие месяцы не жалея, что из офиса нельзя выносить информацию, а наоборот, радуясь этому факту.

Он вошёл в подъезд и увидел, как молодая девушка возится с ключами от почтового ящика, пытаясь закрыть тугой замок. Когда он проходил мимо неё, она подняла глаза.

— Здравствуйте, — кивнул головой Джейсон.

— Привет, — широко улыбнулась девушка, блеснув золотисто-карими глазами. — Я Эмили.

— Джейсон Коллинз.

Девушка была примерно его возраста, невысокая блондинка, неброско, но стильно одетая. Джейсон несколько раз встречал её в холле и на лестнице.

— Это я играю на фортепьяно, — с заговорщицкой улыбкой призналась она.

Джейсон метнул быстрый взгляд на стойку Жоао, но тот предусмотрительно куда-то скрылся.

— Да, — смутился Джейсон, — я спрашивал… Я сам немного играю. Вернее, играл раньше. Не думал, что Жоао проболтается. Извини.

— Да что такого?.. — воскликнула Эмили. — Мне даже приятно. Я вот тоже интересовалась у него, кто ты такой, чем занимаешься.

— Я работаю в финансовой сфере.

— Неужели тоже трейдер? — поморщилась Эмили и очень правдоподобно изобразила заносчивое выражение лица соседа Джейсона по этажу.

— Нет, я занимаюсь аналитикой. Я, скорее, математик…

— В общем, не до музыки.

— Даже не знаю. Дома у меня был инструмент, а тут играть не на чем, и времени мало, так что…

— Приходи к нам на ужин. Можем поиграть вместе… Я серьёзно. Мои родители и брат будут рады тебя видеть.

— Я незнаком с ними и… — смутился Джейсон.

— Глупости! Сможешь прийти в пятницу?

— Нет, я, скорее всего, буду работать допоздна.

— Так вся жизнь пройдёт, — закатила глаза Эмили. — Тогда в субботу?

— Хорошо, — Джейсону просто было уже неудобно отказываться. — Спасибо за приглашение.

— Отлично, буду ждать! Квартира 3B. Пока! — Эмили развернулась в сторону лестницы.

Джейсон проводил её взглядом и, когда Эмили скрылась из виду, повернулся к консьержу, который объявился под конец их разговора.

— Вы должны быть мне благодарны, сэр, — исполненным достоинства тоном заявил Жоао. — Вы познакомились с замечательной девушкой.

— Я разве говорил, что желаю с кем-то знакомиться?

— Мисс Гибсон про вас уже спрашивала. Её мать и некоторые другие леди, кстати, тоже спрашивали. Женщины такие сплетницы…

— Мужчины не лучше, — рассержено заметил Джейсон.

Жоао сделал вид, что не слышал этой реплики, и продолжил:

— В маленьких домах новые жильцы всех интересуют.

— Жоао, я буду очень признателен, если в дальнейшем вы будете держаться в стороне от моих личных дел.

— Между прочим, Гибсоны — очень приятная семья, — добродушно улыбнулся консьерж. — Отец работает в Министерстве транспорта, а сын учится в Оксфорде, в Баллиол-колледже…

Джейсон, не дослушав, фыркнул что-то неразборчивое, пересёк холл и поднялся по лестнице.

***

Вопреки ожиданиям Джейсона, субботний вечер оказался очень приятным. Сначала был лёгкий ужин, во время которого ему неплохо удавалось поддерживать разговор и в то же время уклоняться от вопросов о том, чем он занимался в Америке, почему переехал и чем занимается теперь. Он чувствовал себя немного скованно в компании людей, которых абсолютно не знал, и помогало то, что у них была общая тема для разговоров — музыка. Эмили и её мать просто-напросто жили ею. Эмили в этом году начинала учиться в Королевском музыкальном колледже.

Когда после завершения ужина она села за фортепьяно и Джейсон наконец-то по-настоящему сумел оценить её игру, он был просто поражён. Ему даже стало стыдно за то, что он ранее сказал, что тоже играет. Его игра ни в какое сравнение не шла с талантом и техникой Эмили. Позже они попытались сыграть простенькую пьеску в четыре руки, но получилось у них далеко не сразу: Джейсон не касался клавиш несколько лет. Тем не менее, это был один из самых чудесных моментов того вечера: пальцы понемногу вспоминали, как двигаться, и прикосновения к клавишам складывались в мелодию… Впервые за долгое время он чувствовал себя на своём месте, и было во всём этом что-то успокаивающее, семейное, давно забытое.

— Я думал, мне показалось… А вы на самом деле играете вдвоём, — послышался звонкий мужской голос.

Джейсон и Эмили обернулись: в дверях стоял высокий и широкоплечий молодой человек, очень похожий на Эмили и её мать, с такими же золотистыми глазами, но только с каштановыми волосами.

— Это мой брат, Том, — пояснила Эмили. — Том, это Джейсон Коллинз, наш сосед снизу.

— Очень приятно, — хором произнесли Джейсон и Том.

Том так и стоял в дверях, разглядывая Джейсона.

— Мы ждали тебя к ужину, — заговорила Эмили.

— Задержался с друзьями. Скоро начнётся учёба, надо ловить момент.

Том подошёл к ним ближе. Джейсон наконец сообразил, что он слишком долго рассматривает брата Эмили, и повернулся к нотам.

— Шопен? — немедленно заглянул в них Том. — Как скучно. Даже заурядно.

— У меня пока даже это не очень получается, — ответил Джейсон. — Я давно не практиковался. Эмили мне помогает.

— Эмили с её безупречной техникой только мешает, — рассмеялся Том. — Когда я с ней играю, у меня всегда падает самооценка, и я становлюсь чертовски неуклюжим. Даже гамма еле получается.

***

Джейсон засиделся у Гибсонов допоздна. Эмили посоветовала ему частную музыкальную школу неподалеку, куда можно было приходить играть на фортепьяно не на постоянной основе с профессиональной целью, а просто попрактиковаться для себя. Работали там и высококлассные педагоги, к одному из которых ходила когда-то она сама и которые готовили к поступлению в самые престижные консерватории и школы, но Джейсону они были без надобности. Он решил зайти туда в эти или следующие выходные.

Когда Джейсон ушёл, Эмили спросила брата:

— И как он тебе?

— Родителям, наверное, очень понравился. Такой милый мальчик, хоть и американец, но хорошо воспитанный. Как они говорят, «нашего круга».

— Я не про родителей спрашивала, а про тебя, — Эмили начала раскладывать ноты по стопкам.

— Ты не думала, что он может быть геем?

— Он ведёт себя не как гей!

— Я согласен, что он не похож, но… Он слишком красивый, как из журнала. Слишком красивый, чтобы быть натуралом, понимаешь? — предположил Том. У него не шёл из головы, тот момент, когда он только увидел Джейсона: как резко, почти испуганно развернулось к нему красивое лицо и широко раскрылись серые и до странности светлые глаза.

— Почему это красивый парень не может быть натуралом? — хмыкнула Эмили.

— Откуда я знаю, почему так получается? Даже Робби Уильямс про это поёт^[5]. Так что не слишком-то надейся…

— Господи, Том, можно подумать, я собираюсь тащить его в койку! Он, как и я, играет на фортепьяно, мы живем рядом…

— С фортепьяно тоже осторожнее… Зря ты его в школу отправила. Эти твои музыкальные дружки, которые там ошиваются, из них половина точно геи, без всяких сомнений. Сто процентов. Они же на него набросятся.

— Том, ты про что-нибудь, кроме секса, думать можешь?

— Ну, хорошо… Я так и не понял, где и кем Коллинз работает. Он учился дома — отлично, но колледж он не заканчивал, сейчас нигде не учится, кто его возьмёт на работу финансовым аналитиком без образования, да ещё в таком возрасте? Как-то это странно.

— Я так поняла, что это больше математика и какие-то расчёты… Хотя я толком тоже ничего не поняла. Думаешь, он врёт?

— Даже не знаю. Непохоже. По крайней мере, на вид он достаточно умён и образован.

— Ага… Он правда очень красивый…

— Наконец-то призналась, — усмехнулся Том. — Ты бы такое не пропустила: пепельные волосы, длинные ресницы…

— А, ты тоже на него пялился! — воскликнула Эмили.

— Никогда в жизни! Ты меня знаешь.

Глава 5

Из дневника Джейсона Коллинза

18 октября 2005

Прежде чем начал писать это, стёр несколько предыдущих записей. В основном, полная ерунда: ходил туда, говорил с теми-то. По содержательности почти не отличается от расписания в ежедневнике. А про работу, наоборот, слишком подробно. Лучше такую информацию за пределы офиса не выносить.

Скажу кратко, что в отделе М работать гораздо интереснее. Первые недели было тяжело: всё новое, информация ограниченная, а требуют сразу многого. Потом освоился. Сейчас мне, может быть, и не все данные дают, но их вполне достаточно, чтобы я мог качественно анализировать ситуацию. Первые недели я работал практически вслепую.

Я дважды помогал в подготовке операций, обе связаны с Виктором-4. Они считаются наиболее важными, и меня до них допустили только потому, что опять не хватало людей и времени.

Финлэй после первой операции даже процедил что-то насчёт того, что я внёс свой вклад.

Цель операции была в том, чтобы не дать некоей группе лиц в нужные сроки закупить некий товар (ладно, оружие и взрывчатые вещества) у одной организации с целью проведения теракта. Они ранее пытались протащить товар в страну самостоятельно, но перевозчиков задержали на границе благодаря оперативной информации. Теперь же известно, что эти парни решили больше не рисковать и будут закупаться "на месте".

Вот это и есть суть работы нашего центра: сошлись данные из разных источников по одному региону, от Виктора поступила информация о планирующейся закупке взрывчатки на крупную сумму, и где-то всё это сложилось в единую картину.

Надо было задержать перевод денег на один-два дня, чтобы дать оперативникам время вычислить исполнителей до получения оружия. Не знаю, почему важно было поймать их именно до, а не после — если оперативники знали, у кого будут покупать оружие, то после встречи отследить преступников было бы гораздо проще, но я многих вещей не знаю. Мне лишь сказали, что нужно сорвать сделку вот таким способом.

Была разработана целая финансовая операция, чтобы деньги не были получены в срок по совершенно ни от кого не зависящим причинам и так, чтобы это не вызвало подозрений. Просто стечение обстоятельств, винить некого. Виктор-4 помогал всё это сделать, и планы операции передавались ему на согласование. Чтобы осуществить ту часть работы, которая досталась ему, надо обладать огромными возможностями. Я не верю, что мы до сих пор не вычислили, кто это. Таких людей в мире, должно быть, не так и много. Или же он представитель группы лиц.

Вторая операция была гораздо проще — выявить реальный источник финансирования двух террористических групп. Денежки поступали потихоньку и очень осторожно, через многочисленных посредников, и надо было понять, откуда.

Я даже сам разговаривал с Виктором-4. Один раз во время первой операции Финлэй попросил меня ответить на несколько вопросов по сценариям. Пока готовили вторую, я с ним разговаривал трижды.

Во время разговора я по мере сил старался изображать серьёзного и умудрённого опытом сотрудника спецслужб. На месте Виктора я бы вообще перестал иметь какие бы то ни было дела с нашим центром, если бы узнал, что там работают аналитики, которым едва исполнилось двадцать лет. Разумеется, он не знает. Разговариваем мы по нашей стандартной линии шифрованной видеосвязи с тем лишь отличием, что выключаем передачу изображения, а на звук накладываются фильтры, так что голос становится совершенно неузнаваемым. Виктор делает то же самое. Мы не знаем ничего о нём (по крайней мере, я не знаю), а он не знает ничего о нас.

Второй наш проект завершился неделю назад. Сейчас работа не такая интересная. Говорят, подобных операций мы проводим от силы четыре-пять в год, а тут вдруг по одной в месяц. Теперь будет затишье.

Есть одна вещь, о которой я часто думаю: мы ведь ничего не сделали с теми группами террористов… Мы просто сорвали их планы да задержали несколько исполнителей. И всё. Но те данные, которые у нас есть, позволяют выйти на настоящих руководителей. Почему никто ничего не предпринимает?

Я понимаю, не так-то просто действовать вне своей юрисдикции — мы не можем послать спецназ в любую страну мира. Но ведь есть и другие способы. Что-то ещё, кроме того, что следить за ними. Или же лучше враг, которого ты знаешь и при необходимости можешь остановить, чем враг неизвестный? Уничтожь эти группы, и через пару месяцев уцелевшие члены организуют новые ячейки, непредсказуемые и неконтролируемые.

19 октября 2005

Вчера я написал только про работу. Сегодня исправляюсь. Не то чтобы у меня увлекательная личная жизнь, но всё же кое-что происходит. Хожу на занятия в музыкальную школу Пирса. Не всегда удаётся записаться на удобное время, так как преимущество у постоянных учеников, но, тем не менее, я время от времени практикуюсь. Пальцы всё равно каждый раз как деревянные.

Дважды ходил с Эмили и её друзьями на концерты. Особенно понравился последний, где играла "Академия святого Мартина в полях". Раньше я считал барочную музыку скучной и однообразной, но последние три-четыре года, наоборот, очень её люблю. В ней есть внутренний свет. Мне сложно описать свои ощущения другими, более понятными словами, но двое из компании Эмили со мной согласились. Не могу сказать, что я активно участвую в их беседах, скорее, молчу и слушаю. Мы собираемся в кафе «Миндаль» неподалёку от школы Пирса — все они когда-то туда ходили, а некоторые до сих пор ходят. Собственно говоря, так их компания и сформировалась. Второе место для сборищ — квартира одного парня, Джейка, на Риджентс. Это квартира родителей, огромная и практически пустая. Они предпочитают жить где-то на юге, то ли в Греции, то ли в Италии.

Я был у Джейка два раза, и после второго стоит подумать, приходить ли снова. Джейк попросил меня помочь ему принести из кухни стаканы (кухня от гостиной через две двери по коридору), я пошёл туда вслед за ним, а когда мы оказались на кухне, он попытался то ли обнять меня, то ли поцеловать — я не успел понять, что он хотел сделать. Я вырвался и потом — идиот! — не нашёл ничего умнее, кроме как сказать ему: «Извини». Он начал меня лапать, а я ещё и извинился! За что, интересно?!

Он отошёл на два шага, поднял руки и сказал: «Я всё понял». Думаю, когда мы вернулись назад, все догадались, что что-то между нами произошло. Я не видел себя в зеркале, но чувствовал, что щёки горят. Хорошо, что я особо не краснею. Джейк вёл себя как ни в чём ни бывало.

Не ходить больше к нему будет глупо — мы ведь всё равно будем встречаться в кафе. Или мне туда тоже теперь не ходить? К тому же, я не чувствую себя особо оскорблённым. Почему-то у меня, наоборот, было такое ощущение, что это я Джейка чем-то обидел. Видимо, я на самом деле больной на всю голову. У меня определенно есть проблемы, если я готов винить себя в чём угодно. Пока я жил с отцом, я постоянно чувствовал, что он умнее и опытнее меня, что он знает, что для меня лучше, и совершенно точно представляет мои способности, а я постоянно не оправдываю его ожиданий.

Но было бы несправедливо винить отца во всех своих проблемах…

Иногда я захожу к Эмили, и миссис Гибсон частенько уговаривает меня остаться на ужин. Том уехал в Оксфорд, домой не приезжает, возможно, они потому и просят меня остаться, что без него им одиноко. С ним у Гибсонов всегда было весело.

30 октября 2005

Вчера вернулся домой уже ближе к полуночи — надо подготовить кучу аналитики. Всё срочно. Сегодня пойду на работу попозже. Такое ощущение, что я не спал, голова совсем не отдохнула.

Мне не нравится последнее дело. Я, наверное, не дорос до такой работы.

Глава 6

Ноябрь 2005

Джейсон ещё раз перечитал заключение по операции, которое подготовил для Финлэя. Всё было сделано уже полчаса назад, чуть ли не за сутки до назначенного срока, но он не решался отправить файлы начальнику.

Он встал из-за стола и подошёл к окну. На улице шёл мелкий серый дождь.

У Джейсона теперь был свой маленький уголок — не полноценный кабинет, а отгороженное стеклянными перегородками пространство со сдвижной дверью. Он надел куртку и ещё раз посмотрел в окно, вглядываясь в висевшую плотным туманом морось, — зонта у него с собой не было. Зато дома целых три. Он пытался один всегда возвращать в офис, чтобы был под рукой, но зонты упорно перекочёвывали в квартиру и никак не желали задерживаться на работе.

Джейсон выбежал на улицу и, подняв капюшон куртки, направился к спуску в метро. Вышел он на станции «Ланкастер Гейт». Эту часть города он не знал, и ему пришлось немного побродить под моросящим дождём, прежде чем он нашёл небольшое интернет-кафе. Он пробыл там совсем недолго, а потом направился в сторону обратную от станции метро, время от времени поглядывая на названия улиц и указатели.

На работу он вернулся довольно быстро, и его отсутствия никто, кажется, и не заметил. Джейсон тихонько проскользнул в свой уголок, разделся и включил компьютер. Он никогда раньше сам не звонил Виктору-4.

Информатор не ответил на звонок. Джейсон знал, что такое бывает. Иногда Виктор перезванивал через несколько часов, а иногда и через несколько суток.

«У меня нет нескольких суток. Отзовись, пожалуйста», — подумал Джейсон. Он бы предпочёл поговорить с Виктором не из офиса, но выбора у него не было: данные контакта хранились в зашифрованном виде, и Джейсон мог позвонить только отсюда.

Вызов от Виктора поступил через пятнадцать минут.

— Здравствуйте, — неуверенным голосом произнёс Джейсон, надеясь, что фильтр заглушит и исказит эти предательские нотки. — У вас найдётся пара минут, чтобы кое-что обсудить?

— Если только пара, — ответил Виктор-4. — Это насчёт Мексики?

— Да, я сейчас готовлю заключение и хотел бы уточнить детали…

Джейсон задал несколько незначительных вопросов — ему было очень неловко, что он отвлекает их самого ценного информатора такой ерундой.

— Спасибо, вы мне очень помогли, — сказал он, бросая взгляд в сторону двери: никто не обращал на него внимания, все были заняты своими делами. — Правда, это хорошо, что сейчас можно так быстро связаться? И совершенно безопасно.

— Я тоже так думаю, — последовал ответ.

«Боже, что за бред я несу! Надо же быть таким придурком!» — подумал Джейсон.

— Я имею в виду, что когда-то для связи приходилось идти на всякие ухищрения. Как в старых фильмах. Помните, в «Мстителях» была ячейка 122 на Паддингтонском вокзале? — Джейсон сделал маленькую паузу. — Извините, я недавно здесь работаю, и мне всё это напоминает шпионский фильм.

— Да, я понимаю.

— Не буду больше вас задерживать. Ещё раз спасибо за разъяснения.

— Был рад помочь.

Как только разговор закончился, Джейсон выскочил из-за компьютера и пронёсся в туалет, где умыл лицо холодной водой. Какое-то время он неподвижно стоял и невидящим взглядом смотрел на себя в зеркало.

— Что я делаю?.. Я сошёл с ума, — одними губами произнёс он.

Заключение и все прилагающиеся к нему файлы он решил отдать Финлэю завтра утром.

***

Мужчина откинул голову на спинку кожаного кресла. Он просидел так буквально несколько секунд, затем выпрямился и нажал кнопку на внутреннем телефоне. Секретарь ответила немедленно.

— Пригласите ко мне Эдера. Если его нет в офисе, свяжитесь с ним.

— Секунду.

— Кстати, Элен, помните такой старый сериал «Мстители»?

— Смутно.

— Там было что-то про ячейки на вокзале?

— Не помню, сэр. Нужно узнать?

— Нет, спасибо.

Через две минуты в дверь кабинета постучали, и вошёл Эдер.

— Что-то случилось? — спросил он, опускаясь в кресло.

— Свяжись с лондонским офисом — любым на твоё усмотрение. Надо забрать кое-что с Паддингтонского вокзала. Ячейка 122.

— Что конкретно?

— Понятия не имею. Код тоже не знаю. Что бы там ни было, с курьером как можно скорее отправить мне. Самим не смотреть.

— Это может быть опасно…

— Не думаю. Это личное послание от агента 286. Он в Лондоне.

— Что значит «личное послание»? — Эдер принял собранную напряженную позу. — Что ты на этот раз сделал?

— Ничего.

— Ты знаешь моё мнение об этих твоих играх. Они заходят всё дальше…

— Зато я всё ближе. Офис находится в Лондоне, теперь мы знаем хотя бы это.

— На Паддингтонский вокзал можно приехать откуда угодно.

— Но самое простое объяснение — они в Лондоне. Ты знаешь, что делать.

— Я всё выполню, но… это безумие.

— Да, Эдер. Это безумие.

***

Финлэй вызвал Джейсона к себе через час после того, как было отправлено заключение.

— Итак, Коллинз, таково ваше мнение об операции, которую мы планируем, — недовольно сказал он.

— Да, сэр, — Джейсон напрягся и внутренне сжался в комок.

— Невысокое мнение, — сквозь зубы процедил Финлэй.

— План хороший, но не в этих обстоятельствах.

— Какие у вас предложения? Почему я не вижу их здесь?

— Я считаю, что в данном случае нельзя использовать никакие способы финансового давления. Через VS-045 или через каких-либо других партнёров. Вы в любом случае подставите Виктора.

— Совершенно необязательно. Это лишь вероятность.

— Сэр, я обладаю лишь косвенными данными, у вас они наверняка полнее, но даже они предполагают, что мексиканская группа и та, которой мы помешали закупить оружие в сентябре, могут быть связаны. Я понимаю, что это всего лишь вероятность, но она очень высока.

— Даже если предположить, что эти группы, и правда, обмениваются информацией, не факт, что они смогут проследить связь между событиями.

— Я бы не стал надеяться на глупость террористов. Простите, сэр, — опомнился Джейсон. — Я хотел сказать, что руководители групп достаточно умны, чтобы сопоставить факты: их планы срываются дважды за полтора месяца из-за проблем с деньгами. Оба раза деньги идут через посредников в Германии и Швейцарии. Сейчас вы предлагаете совершенно другую схему, но это не имеет значения. Если у них возникнут подозрения…

— Мы не предполагали связи этих групп, когда разрабатывали план, — признался Финлэй. — Но у нас нет других способов бескровно и без потерь помешать их планам.

— Но почему?.. У вас… Не лично у вас, у военных, у разведки должны быть другие способы.

— Я не могу раскрыть вам всю информацию, Коллинз. Но ситуация очень сложная, поверьте. В эту группу внедрили агента, который поставляет чрезвычайно ценные данные, и его нельзя ставить под удар.

— А разве можно ставить под удар Виктора? Вы не знаете его лично, но ведь это живой человек, возможно, у него есть семья, дети. Эти сумасшедшие фанатики вырежут их всех, если узнают.

— Вы правильно заметили: если узнают. А могут и не узнать. К тому же я думаю, что Виктор в состоянии позаботиться о собственной безопасности и на него не так просто выйти.

— Но…

— Сейчас не время и не место для сентиментальности, Коллинз. Я приложу ваши соображения к материалам операции, но решение принимаете не вы и даже не я.

Джейсон кивнул и опустил глаза.

— Я понимаю, сэр.

— Отлично. Вы свободны, — резко ответил Финлэй. — Вы свободны на ближайшую неделю. Я отстраняю вас от работы.

— Почему?

— Я не могу быть уверен, что вы не выкинете какую-нибудь глупость.

— Как прикажете, сэр.

Джейсон, ничего не видя вокруг себя, дошёл до своего закутка и начал одеваться. Сердце бешено колотилось.

Ничего еще не решено, но отстранение от работы указывало на то, что от плана, скорее всего, не откажутся.

Ему хотелось поехать сейчас на вокзал и проверить ячейку, но это было бы крайней глупостью. Вполне возможно, что за ним уже следят. Финлэй ничего не упускает из виду.

Джейсон предвидел, что после прочтения заключения его могут изолировать от Виктора, поэтому связался с ним заранее. Он не знал, в какой части света информатор сейчас находится и успеет ли он получить его сообщение, оставленное на лондонском вокзале. Оставалось лишь надеяться, что ему хватит ума не ввязываться в операцию Финлэя до того. А ещё он очень надеялся, что начальнику не придёт в голову просмотреть, с кем Джейсон разговаривал в последние дни и что говорил. Хотя даже если он и увидит запись того разговора, явных доказательств вины всё равно нет.

«Чёрт, записи видеокамер на вокзале!.. О них я не подумал, — Джейсон в очередной раз выругался про себя. — Если они меня поймают, это же… Нет, даже думать об этом не хочу! Интересно, сколько дней хранятся видеозаписи?»

Всю дорогу до дома Джейсон прокручивал в голове разные сценарии. Если так пойдёт дальше, то за семь дней вынужденного отпуска он просто свихнётся. Надо придумать, чем себя занять. Почаще ходить на занятия в школу Пирса? Уехать из города? Уехать на континент? Он никогда не был в Париже, или Брюсселе, или Амстердаме…

Как выбросить всё это из головы? И как можно семь дней отдыхать и путешествовать, зная, что в это время где-то совершаются события, от которых зависят человеческие жизни?

Возможно, он действительно слишком неопытен и наивен для этой работы, но он не мог смириться с необходимостью пожертвовать Виктором.

А что, если он своими действиями спас информатора, но погубил десятки других людей?..

***

На стол лёг запечатанный жёлтый конверт.

— В ячейке был только сложенный лист бумаги, — сказал Эдер. — Больше ничего.

Мужчина надел тонкие перчатки, открыл конверт, развернул записку и прочитал. Прошло около минуты, прежде чем он нажал кнопку на телефоне и попросил секретаря пригласить к нему ван Бредероде и Дюруа. Эдер терпеливо ждал.

— Снимите отпечатки пальцев. Хотя, скорее всего, мы ничего не найдём.

— Я тоже так думаю, — согласился Эдер. Он осторожно придвинул напечатанное на принтере сообщение к себе и прочитал.

— Признаться, я не совсем понимаю, что это значит, — заметил он.

— Это значит, что если наши друзья террористы в состоянии сложить два и два, они сообразят, что при переводе денег происходит утечка информации. И поэтому в этот раз мы не должны вставлять им палки в колёса, как раз наоборот, мы должны им помочь, если кто-то другой будет им мешать. Американцам придётся поискать другие способы их остановить.

— Если мы на этот раз не будем вмешиваться, меня это только обрадует.

— Мы будем вмешиваться, но по-другому.

— Он написал в конце «Постарайтесь не подставить меня».

— Да, мы должны разработать план, как отказаться от участия в этой провальной операции и при этом не возбудить у американцев подозрений. Как думаешь, если разразится скандал с махинациями де Сарта, это будет достаточным поводом?

— Ты собираешься натравить на нас немецкий финансовый надзор, только чтобы не подставить этого своего агента?

— Не только немецкий, но и швейцарский. Возможно, даже Европейский комитет по банковскому надзору.

— Это переходит всякие границы!

— Нам ничего не грозит, сильная нервотрёпка — и всё. Де Сарту придётся гораздо хуже. Год назад он причинил мне много проблем, и я пообещал, что он за это поплатится. Время пришло.

***

Начало ноября — не самое приятное время для отпуска в Великобритании. Джейсон так никуда и не уехал из Лондона. Он каждый день ходил заниматься в школу, читал книги и журналы, слушал музыку, а почти все вечера проводил или с Эмили, или в кафе в компании друзей.

Они сближались с Эмили всё больше и больше, и если раньше обсуждали в основном музыку и игру на фортепьяно, то теперь их беседы перетекали в личную плоскость. Они разговаривали о своих семьях, о планах на будущее, о различиях между Великобританией и Америкой. Джейсону было не всегда легко — Эмили с удовольствием вспоминала яркие события детства, поездки на море с семьей, забавные происшествия в школе, а ему хватило бы пальцев на руках, чтобы перечислить все случаи, когда они с отцом занимались чем-то ещё, кроме учёбы.

Каждый раз, когда Эмили спрашивала его о семье, Джейсону приходилось изобретать как можно более общие и абстрактные ответы, чтобы не казалось, что он провёл всю жизнь в обществе классического сумасшедшего учёного. Нет, Эмили не была бестактна или чрезмерно любопытна, просто время от времени вопросы возникали как будто бы сами собой. Тяжелее всего Джейсону пришлось, когда у них как-то зашёл разговор о разводах.

— Твои родители развелись? — спросила Эмили.

— Нет, — ответил Джейсон, не давая никаких пояснений.

Они сидели на полу в его комнате, вокруг были разбросаны ноты.

— Я просто подумала, что раз тебя воспитывал отец, то… — Эмили слегка покраснела, смутившись. — Извини.

Теперь смутился Джейсон, подумав, что его резкий ответ мог задеть девушку:

— Они не разводились, они никогда не были женаты. По крайней мере, друг на друге… А вообще — не знаю.

— Как это ты не знаешь? — удивилась Эмили.

— Ну, отец не был женат. Это точно. А про мать мне практически ничего не известно…

— Как такое может быть? Прости, я опять болтаю лишнего…

— Мой отец был непростым человеком, я уже говорил… Он не поддерживал с моей матерью отношений. Я её никогда не видел.

— Ты тоже непростой парень, Джейсон Коллинз. Ты нигде не учился, но работаешь в финансовой фирме. Ты не знал свою мать и не любишь говорить об отце. Ты вырос в состоятельной семье, но начал всё в другой стране с чистого листа. От полиции не скрываешься?

— И такое бывало. Но меня быстро нашли.

— Правда? А зачем они тебя искали?

— Это тайна. Практически военная, — подмигнул Джейсон.

Эмили рассмеялась, но не стала продолжать расспросы.

— Ты уже решил, — спросила она, — пойдёшь завтра к Джейку или нет? Алек и Дженнифер точно будут.

— Наверное, нет. Мне послезавтра на работу, а у Джейка почему-то всегда засиживаемся допоздна, и добираться домой потом долго.

— Знаешь, Джейк не будет возражать, если ты останешься на ночь, — сказала Эмили, бросив на Джейсона испытующий взгляд.

Тот спокойно, без капли эмоций взглянул в ответ и пожал плечами:

— Мне это неинтересно.

В его словах и выражении лица не было ничего: ни раздражения или обиды (как если бы он был оскорблён несправедливым предположением), ни смущения (как если бы Эмили угадала).

— Я думаю, Эмили, — продолжил он тем же механическим тоном, поднимаясь с пола и отходя к окну, — что я действительно поступаю нечестно по отношению к тебе. Ты очень открытый человек. Я устроен иначе. Тебе не дают покоя те вещи, которые ты обо мне не знаешь? Хорошо. Я расскажу. Там нет ничего интересного, поверь. Просто неприятные события, которые не очень-то хочется вспоминать.

— Джейсон, не надо… — извиняющимся тоном проговорила Эмили.

— Ты первый человек, которого я могу назвать своим другом, и это будет, как минимум, справедливо по отношению к тебе. Я вырос в состоятельной семье, ты права, если можно назвать семьёй то, что у меня было. Я не знал ни одного своего родственника, кроме отца. Он много лет назад рассорился с моим дедом, бабушка давно умерла, с сестрой и братом он тоже не поддерживал отношения. Бабушка происходила из очень старого и богатого семейства, среди её предков и отцы-основатели, и основатели «Standard Oil». У неё в доме порядки были строже, чем при английском дворе. Она требовала от мужа и детей неукоснительного соблюдения этикета. Был такой сорт американцев… До сих пор есть. Мой отец не был столь фанатичен, но, тем не менее, в нашем доме тоже придерживались строгих правил. Отец… он нуждался в них, я так думаю. Это готовые образцы поведения, так ему было проще. Он вообще воспитывал меня довольно необычным образом. Если бы я ходил в школу или играл с детьми соседей, надо мной смеялись бы. Но этого не было — я ни с кем не общался, кроме отца, нескольких его друзей и учителей. Когда отец умер, мне по завещанию не досталось ничего. Вот и всё. Поэтому мне пришлось многое поменять в жизни.

— Почему он так поступил с тобой?

— У него было строго определенное мнение, что я должен делать дальше, как строить свою жизнь. Практически, по его образцу. Я думал иначе. Мы ссорились из-за этого. Отец был болен, знал, что умрёт через несколько месяцев, и знал, что я практически не приспособлен к самостоятельной жизни. Мне было семнадцать, но я был, по сути дела, ребёнком. Он завещал всё трём учебным заведениям. Он думал, что не оставляет мне выбора и что я вынужден буду учиться дальше. В завещании даже было перечислено несколько университетов и специальности — если бы я поступил туда, то мог бы получать финансовую поддержку от вузов, которым достались его деньги.

— И ты отказался? — поражённо воскликнула Эмили. — Бросил всё и приехал в Лондон?

— Не сразу сюда. Но да, я отказался. Я подумал, что лучше буду мести улицы и голодать, чем превращусь в его копию. Я мог… Я очень на него похож. Это вроде фамильного безумия…

— Что за ерунда! — воскликнула Эмили. — Нет у тебя никакого безумия!

Джейсон ничего не ответил.

У его отца, скорее всего, были какие-то психические отклонения, лёгкое подобие аутизма, которое не замечали ни коллеги, ни родители. Для него не имели значения отношения между людьми, и он не ощущал эмоциональной связи с ними. Если он и заводил отношения, то лишь из-за того, что так было принято, и он не желал, чтобы его считали сумасшедшим отшельником. Линдхельм, безусловно, сознавал свою ущербность, но считал её, скорее, преимуществом: оно давало ему независимость от других, ничто не отвлекало его от работы, он всегда мог объективно оценивать ситуацию. Он искренне считал сочетание выдающегося ума и отсутствие привязанностей идеальным для карьеры учёного.

То, что было даровано ему в результате какой-то физиологической аномалии, он хотел воспроизвести в сыне с помощью системы воспитания. Он отсекал всякие связи, чтобы дать уму ребёнка развиться в холодной, девственной, свободной от привязанностей чистоте.

Джейсон понимал суть своих проблем: как и отец, он не мог построить подлинно эмоциональных отношений, но в отличие от отца, он в них нуждался и страдал в своём холодном, одиноком мире. Он не знал, как выразить собственные чувства, и боялся, что ответная реакция людей будет не такой, какой он ожидал, поэтому прибегал к самому простому варианту — вовсе не демонстрировал их. Конечно, он не мог контролировать всё и всегда, и непроизвольные эмоции проскакивали сквозь крепостные стены, но чем острее была его внутренняя реакция, тем сильнее он замыкался в себе и тем бесчувственнее и отстранённее становился внешне.

Он сам себе казался жалким. Он стремился к людям, тянулся к их вниманию и теплу, но, получив желаемое, сам же их и отталкивал. Он не умел ни принимать чувства других, ни дарить свои. Джейсон понимал, что всему этому можно научиться, и были специалисты, которые — теоретически — могли бы ему помочь. Но его пугал сам факт того, что тогда ему придётся рассказать, раскрыться, вывернуться наизнанку перед незнакомым человеком. Он не думал, что сможет это вынести.

Когда он в очередной раз возвращался к этой идее, у него рождалась одна и та же ассоциация: разрезы и раны на теле, исследуемые с помощью зондов и расширителей. Безжалостный блестящий металл. Мягкая, уязвимая человеческая плоть. Позволить другому человеку вторгнуться в его внутренний мир и исследовать его чувства было равнозначно введению хирургических инструментов в полость тела. И то, и другое вызывало одинаковые страх и внутреннее неприятие, граничившее с отвращением.

Глава 7

Из дневника Джейсона Коллинза

23 ноября 2005

Не знаю, смогу ли я дальше работать в этом отделе. В смысле, я-то, конечно, смогу, но захочет ли Финлэй. Нет, он меня ни в чём не подозревает, просто тогда, во время нашего разговора, он почувствовал, что я не просто не согласен с ним, а внутренне не принимаю его позицию.

Кстати, та история закончилась хорошо — по моим меркам. Остальные, конечно, недовольны. Пришлось идти на физическое вмешательство, агента, который работал под прикрытием, отозвали. Полтора года работы по внедрению коту под хвост. Виктор-4 отказался участвовать в операции из-за серьёзных проблем в его компаниях(?). Запасные планы такого же типа тоже не сработали, всё из-за дела де Сарта. Не буду подробно описывать — целую неделю только о нём говорили и писали. Банки и биржи по обе стороны Атлантики до сих пор трясёт.

Виктор сообщил, что из-за де Сарта у него крупные проблемы, и в данный момент он не в состоянии ничем помочь. Сказал только, что, по его сведениям, интересующие нас личности выводят из европейских банков средства.

Неизвестно, был ли Виктор замешан в дело де Сарта и что с его бизнесом теперь. Он на связь с тех пор не выходил. Не знаю, удалось ли бы ему так ловко выкрутиться, если бы на его счастье не разоблачили де Сарта. Очень удачное совпадение. Но отец часто говорил, что за тем, что многие со стороны принимают за везение, на самом деле скрывается огромная работа. Только мне не верится, что в силах одного человека, пусть и обладающего большим влиянием, за столь короткий срок вытащить наружу такое…

Впрочем, не услышь я это от Финлэя собственными ушами, я не поверил бы и тому, что решат пожертвовать такой ценной фигурой, как Виктор-4. Думаю, надо было спасать фигуру ещё более ценную.

Эту неделю и прошлую проработал над новым проектом. Домой прихожу только спать. Завтра компания Эмили собирается в одном пабе, пообещал ей, что приду. Не столько потому, что мне так уж хочется (такое времяпрепровождение не в моём вкусе, слишком шумно и слишком накурено), сколько потому, что надо как-то отвлечься и вырвать себя из работы.

24 ноября 2005

Недавно вернулся домой. От одежды воняет, все бросил в корзину для грязного белья, так и то пахнет на всю ванную. Принял душ, лёг в кровать, понял, что спать не хочу и сел за дневник.

Вообще вечер прошел неплохо, даже весело. Только Дженнифер порядком перебрала, ей стало плохо, и Майк повёз её домой. Люси только что вернулась с отдыха с каких-то островов, вся красно-коричневого цвета.

Когда мы с Эмили возвращались пешком (да, рискнули), она пригласила меня на Рождество. Я сначала сомневался, но, как всегда, позволил себя уговорить. Если бы празднование было у них дома, было бы проще, но они всей семьёй едут в Суррей к родителям миссис Гибсон.

Нет ничего необычного в том, что кто-то из членов семьи берёт с собой друга, но, боюсь, в данном случае меня там воспримут не просто как друга Эмили. Тем более, я еду с ней не просто на уикенд, а именно на Рождество. Дурацкая ситуация…

Полный дом незнакомых людей, которые все друг другу родственники или очень старые друзья. Зачем я только согласился?

27 ноября 2005

Начинаю думать над подарками на Рождество. Пока в полной растерянности. Легче всего с подарком Эмили: я хотя бы имею представление о её вкусах.

Мне нравится с ней общаться, но, думаю, это не продлится долго. Она, кажется, испытывает ко мне чувства, которых я не разделяю. Она хороший человек, красивая, умная, открытая, но я отношусь к ней больше как к сестре или подруге. Конечно, она мне кажется привлекательной в сексуальном плане тоже, но это не то. У меня совсем небольшой опыт, но достаточный, чтобы понять это. Я не чувствую к ней того желания, которое доводилось испытывать к другим женщинам, иногда практически незнакомым.

Рано или поздно мне придётся дать ей понять, что я не заинтересован. И что тогда?.. Вряд ли после моего отказа она захочет, чтобы мы по-прежнему остались друзьями.

Пока она ни на что не намекает, но я вижу, к чему всё идёт… С ужасом думаю о Рождестве.

Глава 8

Can you see that I am needing

Begging for so much more

Than you could ever give Muse

Декабрь 2005

Джейсону повезло — у него была великолепная память, поэтому он без особого труда запомнил, кого из гостей как звали и кто кому кем доводился. Эмили провела дома и в дороге предварительную подготовку, и связать знакомые имена с лицами было совсем просто.

Хозяин дома, сэр Эндрю, не проявил большого интереса к Джейсону, он вежливо с ним поздоровался, задал несколько подходящих к случаю вопросов, так что его совершенно нельзя было упрекнуть в невнимании, и тут же увлёк мистера Гибсона в дальний угол гостиной, где сформировался небольшой кружок мужчин, обсуждающих последние политические новости.

На противоположном конце комнаты собралась маленькая компания молодёжи: Эмили, её двоюродный брат Гарри, ещё две кузины и Джейсон. Ближе к вечеру должен был приехать из Оксфорда Том.

Разговоры были очень оживлёнными, как всегда бывает среди людей, которые долгое время лишь созванивались, но не встречались вживую. Большинство разговоров касалось общих знакомых, и Джейсону оставалось лишь слушать, впрочем, он и не возражал. Он не был любителем поболтать, а в малознакомом обществе вообще всегда отмалчивался. Даже молодёжь разговаривала на темы, бывшие для Джейсона совершенно чуждыми, так что он чувствовал себя американцем, случайно попавшим в британское аристократическое общество: девушки обсуждали тех своих знакомых, которые дебютировали в этом году, и тех, кто собирался появиться на балу дебютанток в следующем. Джейсон даже не знал, что эти балы до сих пор проводятся.

Когда появился Том, на него посыпались вопросы об учёбе, друзьях и соучениках в колледже. Особенно настойчива была леди Анна, хозяйка дома и бабушка Тома. Высокая темноволосая женщина, показавшаяся Джейсону холодной и церемонной, при виде внука словно оттаяла. Джейсон и раньше замечал, что Том производил на людей именно такой эффект — он обладал тёплой, светлой аурой и вызывал расположение к себе не только весёлостью и простотой, но и этим невидимым влиянием.

За ужином Джейсон сидел рядом с Эмили, Том напротив. Стол был сервирован празднично и очаровательно консервативно, в стиле дома: столовое серебро сияло в свете серебряных же канделябров, фарфор переливался золотыми ободками и монограммами, а на рукоятях приборов можно было разглядеть выгравированные и уже слегка затёршиеся гербы. Джейсон повсюду замечал признаки соседства блистательного прошлого этого дома и его скромного настоящего. Старинные диваны и кресла уже давно нуждались в свежей обивке, выпавшие планки паркетного пола были заменены деревом совсем не той фактуры и не того оттенка. Фамильные сервизы и серебро были гордо выставлены напоказ в столовой, где штофные обои местами отходили от стен, а витражи на одном из окон, видимо, пострадавшие от времени, были заменены имитацией из раскрашенного стекла.

В какой-то момент разговор за столом коснулся музыки и учёбы Эмили.

— Я не перестаю удивляться, Эмили, — покачала головой сестра миссис Гибсон, — как тебе хватает терпения играть по столько часов в день.

— Да, бывает тяжело, но это не только труд, это и удовольствие, — ответила Эмили.

— Сколько часов в день ты играешь? — поинтересовался сэр Эндрю.

— Много, — Эмили вздохнула и улыбнулась. — Если не считать занятий с преподавателем, то минимум четыре часа в день.

— Господи, у меня бы пальцы столько не выдержали!

— Пока были каникулы, летом, я играла всего по два-три часа в день.

— И техника сразу ухудшилась, — добавила миссис Гибсон.

— Да, так что теперь мама мне спуску не даёт, — рассмеялась Эмили. — Иногда мы играем вместе с Джейсоном. Он тоже хороший пианист.

Произнося последние слова, Эмили накрыла своей ладонью руку Джейсона и чуть сжала пальцы. Джейсон не шелохнулся и словно бы не заметил этого жеста, лишь сказав:

— Пианист — слишком громкое слово, я просто немного умею играть.

Сердце у него колотилось, и ему стоило больших усилий выговорить эту фразу как можно более непринуждённым тоном — и у него это получилось, не зря он годами практиковался скрывать эмоции. Он бросил быстрый взгляд на окружающих: все, разумеется, отметили про себя этот демонстративный жест, но виду не подали. Все, кроме Тома. Тот не сводил с них с Эмили пристального взгляда, а когда заметил, что Джейсон смотрит на него, то губы его чуть дёрнулись и приоткрылись, словно он хотел что-то сказать, но передумал. Джейсон тут же уставился в тарелку, а Том — на сэра Эндрю, говорившего что-то про фортепианный концерт, на котором он был тридцать лет назад.

Когда все встали из-за стола, Эмили спросила:

— Я тебе говорила, что здесь есть музыкальный салон?

— Нет, не помню такого, — ответил Джейсон.

— Могу показать. Часть комнат не открывают, они немного запущенные, — Эмили направилась к дальнему выходу из столовой, а не к тому, через который все возвращались обратно в гостиную. — Надеюсь, там не заперто на ключ.

Джейсон пошёл за ней, отметив про себя, что Том опять наблюдает за ними.

За дверью оказалась небольшая темная комната, стены которой были увешаны оружием и охотничьими трофеями, а мебель стояла в белых чехлах. Когда Эмили щёлкнула выключателем, загорелась лишь одна тусклая лампочка в большой люстре.

— Эта дверь — в курительную, а вон та, — Эмили указала на дверь в другом конце комнаты, — в музыкальный зал.

— Наверное, раньше это был великолепный дом, — тихо произнёс Джейсон.

— Наверное, — согласилась Эмили. — При мне он всегда был таким. Когда мама была маленькой, уже пользовались половиной комнат. Только когда тётя Джен выходила замуж в первый раз, весь нижний этаж открыли и привели в порядок для церемонии. Но это было ещё до моего рождения.

Она повернула ручку, и дверь со скрипом и потрескиванием открылась.

Опять зажглась только одна лампочка, слабо осветив полупустую комнату с зачехленным фортепьяно между двумя окнами. Джейсон поёжился от холода.

— Вот тут, — Эмили очертила руками полукруг, — раньше стояли диван и стулья для слушателей. И два кофейных столика. Это дедушка рассказывал. А вот тут, — Эмили указала на маленький пятачок на полу, где паркет был другого оттенка, — была арфа. Представляешь?

— Арфа? — удивился Джейсон. — Необычно.

— Возможно, что в то время — нет, — задумчиво произнесла Эмили. — Фортепьяно всегда было в ужасном состоянии. Хочешь посмотреть?

Она подошла ближе к затянутому зелёным чехлом инструменту. Джейсон сделал шаг вслед за ней и провёл рукой по ткани.

— Лучше не трогать, а то нас засыплет пылью.

— И что о нас подумают, когда мы вернёмся? — рассмеялась Эмили и повернулась к Джейсону лицом.

Она оказалась очень близко, всего в паре дюймов от него, так что в холодном воздухе Джейсон, казалось, чувствовал исходящее от её тела тепло. Он смотрел на неё, не отрываясь, не в силах отвести взгляд от красивого лица, от ждущих глаз и губ. И тогда он чуть склонился и поцеловал её. Эмили прижалась к нему, и он осторожно обхватил её за плечи. Губы девушки были жадными и горячими. Жар от них медленно растекался по всему его телу, и он ощутил то, что не чувствовал по отношению к Эмили никогда раньше — пока ещё неопределённое, неясное, но всё же желание.

Они оторвались друг от друга, и Джейсон даже в слабом свете заметил, как порозовели щёки Эмили.

— Пойдём, пока нас не начали искать, — сказал он.

— Да, давай, а то меня от холода уже озноб бьёт, — поддержала Эмили, которая не была уверена, что дрожит именно от холода.

Буквально через полчаса после их прихода гости начали потихоньку расходиться по комнатам. Джейсон попрощался с теми, кто ещё оставался, и поднялся наверх. Вдоль всего этажа тянулся коридор с одинаковыми дверями, и Джейсон надеялся, что не ошибётся и попадёт именно в свою комнату. Не у всех спален были свои примыкающие ванные, и ему показали, что общая ванная находится как раз напротив. Он надеялся, что это как-то ему поможет, но он и ванную не мог найти.

Он повернул ручку одной из дверей, но та оказалась заперта.

— Потерялся, Коллинз? — послышался за спиной знакомый голос.

Джейсон обернулся: рядом стоял Том.

— Да, немного. Моя комната напротив ванной. Знаешь, где это?

— Здесь, — Том указал на дверь, соседнюю с той, которую Джейсон только что пытался открыть.

— Спасибо, — поблагодарил Джейсон, сделал несколько шагов к своей комнате и приоткрыл дверь.

Том пошёл вслед за ним. Джейсон остановился на пороге, подумав, что было бы невежливо вот так захлопнуть дверь перед носом брата Эмили. Он вопросительно посмотрел на Тома, который растерял свою обычную весёлость и глядел на Джейсона с непонятным напряжением, почти враждебным.

— Я сплю через комнату, — Том указал в направлении конца коридора и сделал ещё шаг вперёд, встав почти вплотную к Джейсону, словно намереваясь пройти в спальню вслед за ним, — Эмили в следующей. Смотри, не перепутай.

— Постараюсь, — холодно ответил Джейсон.

— Не рано спать? Мы — Эмили, я, Гарри и Бет — хотим ещё посидеть, поболтать. Как ты?

Том так и не отодвинулся ни на дюйм, и Джейсон тоже не отступал назад в комнату, не давая Тому пройти.

«Господи, что ему нужно? — думал он. — Он что, злится из-за Эмили?»

— Я устал, — ответил он на предложение Тома. — Лучше лягу спать.

— Ну, как знаешь, — пожал плечами Том и наконец-то отошёл в сторону.

— Хорошо вам посидеть, — сказал Джейсон и закрыл дверь.

Он тут же опустился на кровать, чтобы восстановить дыхание и успокоить сердцебиение. Если произошедшее между ним и Эмили вызвало приятное волнение, то непонятное поведение Тома беспокоило. Было бы легче, если бы Джейсон однозначно знал, что Том не одобряет его в качестве молодого человека своей сестры, но он не мог понять суть претензий Тома, и это изводило больше всего.

***

Оставшиеся дни декабря Джейсон провёл на работе. Ему нужно было подготовить несколько отчётов по большому объёму данных. Отговариваясь работой, он избегал приглашений Эмили к ней домой и на вечеринки с друзьями. Он не хотел в очередной раз натолкнуться на Тома.

В новогоднюю ночь они провели немного времени вдвоём в его квартире, прежде чем Эмили убежала праздновать с друзьями. Они и на этот раз ограничились лишь поцелуями, лишь более продолжительными и страстными, чем в рождественский вечер.

После того, как она ушла, Джейсон ещё долго лежал на кровати, бессмысленно глядя в потолок и заново переживая минуты близости. Весь его предыдущий (и очень небольшой) опыт с женщинами подпадал, скорее, под категорию «перепихнуться по-быстрому». Это были случайные знакомые, девушки даже не на одну ночь, а на час-другой. Эти отношения возникали за минуту и развеивались бесследно. Их даже отношениями нельзя было назвать. Контакты, вот более подходящее слово.

С Эмили всё было иначе, за их поцелуями стояли привязанность, теплота, стремление друг к другу. С ней он получил то, чего был лишён так много лет, и позволял ей вести себя, лишь бы не потерять едва наметившееся ощущение близости с другим человеком.

В начале нового года Том уехал с друзьями в короткое путешествие на континент, и Джейсон стал больше времени проводить с Эмили — они ходили вечерами в кафе или в кино, иногда смотрели фильмы дома. Но им обоим не хватало смелости открыто заявить о начавшихся отношениях, и общие друзья были не в курсе.

Стив О'Нил, единственный из коллег, с кем он общался вне офиса, ещё в прошлом месяце пригласил его на свадьбу, намеченную на начало мая. Джейсон сказал, что будет один, но теперь он уже подумывал, не предупредить ли Стива о том, что они придут парой.

Но, опять же, он не был уверен, что стоит загадывать так далеко. Возможно, их с Эмили отношения не продлятся так долго.

Глава 9

Январь 2006

Джейсон в очередной раз задержался на работе. Он ещё вчера предупредил Эмили, что, скорее всего, не сможет провести этот вечер с ней, потому что после нового года ему подбросили работы ещё и из старого отдела — там просто-напросто некому было её делать.

После обеда прошёл снег с дождём, а к вечеру сильно похолодало, и тротуар местами был покрыт тонкой ледяной корочкой. Джейсон зашёл по дороге в маленькое кафе, где часто брал еду на вынос, и теперь шёл, стараясь не поскользнуться, и грел руки о тёплый пакет.

В квартале от дома посреди узкого тротуара стояли двое мужчин и оживлённо разговаривали, чуть не полностью перегородив дорогу, так что немногочисленные прохожие были вынуждены огибать их и идти по краю вплотную к припаркованным машинам. Джейсон как раз обходил их, когда дверь машины распахнулась перед ним, полностью перекрыв проход. В первую секунду ему и в голову не пришло, что в этом может таиться опасность. Он подумал лишь о лёгком неудобстве, неудачном стечении обстоятельств. И лишь когда один из мужчин на тротуаре крепко обхватил его руками и толкнул в открытую дверь высокого внедорожника, он понял, что происходит. Но всё произошло настолько быстро, что он даже не успел набрать воздуха в лёгкие, чтобы закричать.

Человек в машине прижал к его лицу влажную ткань с резким запахом, и после нескольких секунд головокружения и слабых попыток вырваться Джейсон потерял сознание.

Его втянули дальше на сиденье. Двое мужчин, стоявших на тротуаре, сели в машину, и внедорожник неторопливо тронулся.

Похитители действовали умело и быстро — никто из редких прохожих не успел заметить, что случилось.

***

Джейсон очнулся в почти полной темноте, лишь впереди маячили тусклые пятна света. В ушах стоял шум, голова болела, перед глазами плыли круги, и он с полминуты не мог сообразить, где находится и как сюда попал. Когда он вспомнил, что произошло на улице, то попытался вскочить на ноги.

Мало того, что тело плохо повиновалось, так он ещё был то ли привязан, то ли прикован к какой-то жёсткой поверхности. Свободна была только правая рука. Джейсон чуть приподнялся и вытянул её, чтобы ощупать левое запястье: его обхватывало резиновое кольцо, которое металлическим звеном крепилось к гладкой поверхности, на которой он лежал, напоминавшей фактурой мягкий пластик или резину. На щиколотках, судя по ощущениям, были такие же кольца.

От попытки подняться у него всё заплясало перед глазами, и к горлу подступила тошнота. Его стало рвать, и он — насколько позволяла ему одна свободная рука — наклонился влево, пытаясь свесить голову за пределы мата или стола, на котором он лежал.

Когда всё закончилось, он снова лёг на спину и попытался сообразить, что же всё-таки с ним произошло. В голове были только боль и пустота, и через несколько минут он вновь отключился.

Когда он пришёл в себя, то почувствовал, что сознание немного прояснилось с прошлого раза. Он понял, что световые пятна были круглыми отверстиями в стене или двери наподобие вентиляционных, и через них в абсолютно тёмное помещение попадало немного света. Размеров комнаты он не мог определить — было слишком темно.

В воздухе висел резкий больничный запах моющего средства, через который запах рвоты почти не пробивался. Значит, кто-то был здесь, пока он был в отключке, и убрался.

Джейсон только сейчас понял, что на нём нет одежды. Он не помнил, был ли он обнажён, когда в предыдущий раз приходил в сознание. Он в очередной раз попытался привстать, но слабость и головокружение были слишком сильны — он бессильно опустился назад.

Кто мог его похитить? Понятно, что это было как-то связано с его работой, но зачем похищать именно его? Из всех сотрудников офиса, он, наверное, знал меньше всего деталей, подробностей, людей. Через него проходили большие массивы информации, но информации настолько обезличенной, что она становилась бесполезной. Он имел дело с моделями, очень редко с реальными ситуациями. Да, у него был доступ к финансовой информации, но было бы глупо надеяться, что он сможет вспомнить номера счетов, или имена, или даты, или суммы. Возможно, похитители хотят каким-то образом заставить его сотрудничать, превратить в двойного агента… Но кто они? Вот вопрос.

Террористическая организация не стала бы охотиться за мелкой сошкой вроде него, да и вряд ли бы тогда он смог наслаждаться столь (относительно) приятными условиями заключения. Его швырнули бы в какой-нибудь грязный подвал и оставили валяться в собственной блевотине.

Снаружи послышался звук открываемой двери, и свет, проникавший сквозь круглые дырочки, стал гораздо ярче, потом снова ослаб. После этого Джейсон услышал щелчок замка гораздо ближе, и дверь открылась. Он понял, что там было устроено что-то вроде тамбура с двумя дверьми, а уже за ним находилось другое помещение, откуда и проникал свет. Одна дверь никогда не откроется, пока не закроется другая. Умно и уменьшает его шансы выбраться отсюда. Хотя они и без того были невелики…

Тёмный силуэт проскользнул в комнату почти бесшумно, и дверь вновь захлопнулась.