Разлучи нас, смерть! (СИ)

Дэниел прижался щекой к руке Джейсона.

— Эта спальня… Мы как будто заперты в ней. Мне надоела эта комната, эта квартира. Они как тюрьма. Джейсон, давай уедем куда-нибудь… Куда угодно, только чтобы вырваться отсюда.

Несколько минут в комнате царило тяжёлое молчание: Дэниел не заговаривал, а Джейсон всё так же неподвижно сидел на постели. Вдруг его пальцы в ладони Ламберга дрогнули, и Джейсон мягко освободил их.

— Извини, — ровным тоном, в котором невозможно было различить ничего, произнёс он. — Мне нужно в ванную.

Он встал с кровати и пересёк комнату, так и не удостоив Дэниела взглядом.

Когда он вышел из ванной, укутанный в халат, в комнате было пусто. Он прошёл через другую дверь в гардеробную — там были в основном вещи Ламберга, но он сам тоже держал там небольшой запас рубашек. К сожалению, запасных костюмов на смену этому, сильно помятому, у него тут не было.

Едва Джейсон успел переодеться, как в дверь постучал Николс и сообщил, что завтрак будет подан через пятнадцать минут. Видимо, Ламберг имел наглость полагать, что он захочет есть с ним за одним столом.

Он опустился на кровать. В том, что произошло вчера, была и толика его вины: он знал, что Ламберг не в восторге от его дружбы с Джейком, а Брент явно предупредил его об этом, однако он был настолько неосмотрителен и глуп, что поехал к нему поздно ночью. И действительно: Ламберг часто говорил ему о своих чувствах и об их серьёзности, а он сам — только о своих сомнениях. Сомнениях в себе, в их отношениях, в чувствах Дэниела… Он полагал, что то, на что он пошёл ради Дэниела, не нуждалось в пояснениях.

Но даже если он и был в чём-то не прав, вчерашний всплеск ярости не был соразмерен вине.

Когда Джейсон вышел к завтраку, Ламберг уже сидел за столом. Джейсон молча ему кивнул и опустился на свой стул, с удовлетворением заметив, что на скуле у Дэниела красуется довольно крупная ссадина.

Большая часть завтрака прошла в гробовом молчании. Уже за кофе Джейсон, наконец, сказал:

— Дэниел, — тот тут же оторвал глаза от чашки, — я бы хотел извиниться за вчерашнее недоразумение. Я должен был высказываться точнее относительно своих планов на вечер. Благодарю за урок. Те незначительные неприятности, что ты мне причинил, — небольшая плата за возможность узнать, какого ты мнения обо мне на самом деле.

Ламберг изменился в лице и хотел что-то возразить, но Джейсон не дал ему возможности, продолжив:

— Это твоё право — думать обо мне как угодно низко. Я совершил не так много поступков, достойных уважения. Но у тебя нет права распоряжаться мной абсолютно. Да, я сказал, что принадлежу тебе, да, я во всём подчиняюсь тебе, подстраиваюсь под твоё расписание и соблюдаю твои запреты. Но это всё происходит исключительно по моей воле. Это я дал тебе это право, не твои деньги, не твоя власть и не Господь Бог. И я могу забрать всё обратно в любой момент.

Ламберг сидел с окаменевшим лицом, не выражавшим совершенно ничего. В умении скрывать эмоции они были достойны друг друга. Лишь сжатые кулаки выдавали напряжение.

— Ты, кажется, хотел узнать, что я чувствую по отношению к тебе? — спросил Джейсон, глядя прямо в тёмные и тревожные глаза Дэниела. — Если тебе так важно получить именно словесное подтверждение, хорошо, ты его получишь. Я люблю тебя.

Джейсон идеально выверенным жестом отложил салфетку в сторону, встал из-за стола и направился к двери.

Ламберг сидел на своём месте, опустив голову.

Джейсон быстрым шагом, так, что Николс не успел его опередить, пересёк холл и взялся за ручку входной двери. Он уже вышел в наружный вестибюль, когда из столовой показался Ламберг. Он бросился к Джейсону и задержал в дверях:

— Ты сможешь простить меня? — на этот раз в его глазах были мольба и боль.

— За что именно? За то, что ты ударил меня и лично проверил, верен ли я тебе? Думаю, смогу. За то, что ты считаешь меня шлюхой, которая раздвигает ноги перед каждым, кто попросит? Нет. Не знаю…

Глава 20

Смуглой оливой

Скрой изголовье.

Боги ревнивы

К смертной любови. М. Цветаева

Август 2006

Джейсон вернулся к себе домой пешком. Прогулка дала ему возможность подумать над произошедшим ещё раз. Их с Дэниелом отношения… Он словно находился в ловушке: он был не в силах разорвать их, но продолжать всё, как раньше, не мог тоже.

У себя в квартире он достал бутылку виски (он держал коньяк и виски для Ламберга), налил себе треть стакана, выпил залпом, разделся и лёг спать несмотря на то, что было уже позднее утро. Ни на что другое он сейчас не был способен.

Ламберг избрал правильную стратегию — оставил его в покое. В течение недели Джейсон не получал от него ни звонков, ни сообщений, ничего. Только в понедельник, едва выйдя из офиса, он услышал, как звонит в кармане телефон.

— Джейсон, тебя ждёт машина. Дэвис отвезёт тебя ко мне. Я буду через час. Пожалуйста, приезжай!

— Нет, извини, я не хочу сейчас ехать к тебе.

— Какое-то другое место?

— Нет, не в месте дело…

— Если ты будешь избегать меня, мы никогда не решим эту проблему, — твёрдым тоном произнёс Ламберг.

— Я не хочу ничего решать.

Дома Джейсон занялся ужином. Он как раз закончил заправлять «Цезарь», когда услышал, как в замке входной двери поворачивается ключ. Он вытер руки полотенцем и вышел в холл. В дверях стоял Ламберг.

— Раз ты отказываешься ехать ко мне, я подумал, что могу прийти к тебе, — с улыбкой заявил он.

— Дэниел, я же сказал, что не хочу пока встречаться с тобой, — ответил Джейсон. — Хотя о чём я? Ты платишь за эту квартиру.

Джейсон развернулся и пошёл обратно на кухню. Ламберг, заложив руки в карманы, прошёл за ним. Судя по всему, он считал инцидент исчерпанным и не видел причин избегать друг друга.

— Будешь салат? — спросил Джейсон. — Боюсь, не того уровня, к которому ты привык, но ничего другого нет.

— Не откажусь.

— Я собирался ужинать здесь, но могу накрыть в столовой.

Ламберг огляделся и сказал:

— В столовой будет удобнее.

«Фобия у него, что ли? — подумал Джейсон, перенося салатник и приборы в соседнюю комнату. — Неужели хотя бы раз в жизни нельзя поесть на кухне?»

Ламберг взял приготовленные тарелки и прошёл вслед за Джейсоном в столовую. Комната была небольшой по сравнению со столовой в квартире Ламберга, с одним эркерным окном, небольшим круглым столом и высоким старинным буфетом из тёмного полированного дерева.

Джейсон разложил салат по тарелкам и поставил корзинку с хлебом.

— Вода или белое вино?

— Вода, спасибо.

Расставив всё, что нужно, Джейсон наконец сел за стол. Первым заговорил Ламберг:

— Джейсон, я хочу, чтобы мы помирились. Не сомневаюсь, ты хочешь того же. Или я ошибаюсь, и ты хочешь порвать со мной?

— Нет, не хочу. Но прямо сейчас я не готов… двигаться дальше.

— Я не прошу тебя сегодня же лечь со мной в постель. Я прошу тебя вернуться к нашему старому образу жизни, когда ты проводил со мной вечера, когда мы ужинали и завтракали вместе. Если хочешь, мы можем спать в разных комнатах. Но мы должны общаться друг с другом, чтобы преодолеть разногласия.

Джейсон молча покачал головой.

— Так вышло, — продолжил Ламберг, — что решения в нашей паре принимаю я. И если ты не можешь или не готов решить, как нам быть дальше, это сделаю я. Ты слишком дорог для меня, и я не позволю тебе разрушить то, что мы построили.

— Я могу вернуться к тебе, но что это даст? — пожал плечами Джейсон.

— Со временем ты вернёшься ко мне по-настоящему. Я знаю это. И ты тоже это знаешь. Когда твой последний рабочий день? — вдруг без всякого перехода спросил Ламберг.

— Восемнадцатого августа, — ответил Джейсон.

— Мы можем съездить куда-нибудь до начала семестра. Смена обстановки пойдёт тебе на пользу. Нам обоим. Соглашайся, Джейсон. Тебе не хватает развлечений, разнообразия. В конце концов, тебе всего лишь двадцать один год, тебе нельзя сидеть в четырёх стенах.

— Я подумаю. Спасибо за предложение, — равнодушно ответил Джейсон и вернулся к салату.

— Я уже подумал. У тебя есть предпочтения, или мне всё опять решать самому? Есть место, которое ты хотел бы увидеть?

— Мне нравится море.

— Хорошо, я буду иметь в виду. Спасибо за ужин, — поблагодарил Дэниел, кладя вилку в пустую тарелку.

— Пожалуйста. Приготовить чай или кофе?

— Нет, спасибо, не стану злоупотреблять твоим гостеприимством. Но завтра после работы ты поедешь ко мне.

Джейсон вздохнул и только открыл рот, собираясь что-то сказать, как Ламберг прервал его:

— Никаких возражений. Если хочешь, можешь кричать, ругаться, бить посуду и плакать, но всё это ты будешь делать у меня дома. Честно говоря, я бы даже предпочёл, чтобы в таких ситуациях ты реагировал более эмоционально, а не превращался в заводную куклу, как ты обычно делаешь.

— Если тебе хочется бурной реакции, возможно, следовало бы поискать девушку, лучше итальянку или латиноамериканку, — холодно посоветовал Джейсон.

Дэниел ничего не ответил. Он посчитал их разговор на сегодня оконченным: всё прошло лучше, чем он ожидал, и не стоило портить хороший задел, обмениваясь под конец колкостями. Ламберг знал, что для Джейсона не существовало разумной середины: он был либо абсолютно открыт, искренен до трогательной и почти болезненной душевной обнажённости, либо безжалостно рассудителен и холоден, причём эта холодность далеко не всегда была маской, призванной скрыть подлинные чувства. Он знал, что иногда Джейсон действительно перестаёт чувствовать к нему хоть что-нибудь и ориентируется только на известные ему одному логические выкладки. Он понимал, что в его любовнике есть что-то неправильное, нездоровое, эмоциональный изъян, но даже это в нём притягивало.

Порой он думал, что для Джейсона было бы лучше иметь рядом совсем другого партнёра: мягкого, уравновешенного, нетребовательного, способного сгладить острые углы изломанной личности. Как и для него самого, впрочем, тоже… Не эмоционально незрелого мальчика, которого от малейшего нажима отбрасывало в нечеловечески бесчувственное замкнутое состояние. Нет, не его, а кого-то уверенного в себе, спокойного, сердечного… Такого, как Камилла…

Они с Джейсоном принесут друг другу много боли, Дэниел знал это. Их сложные характеры, сталкиваясь, будут наносить друг другу рану за раной. Но лучше так, чем никогда не узнать этого чувства. Да, ему лучше было бы с другим или с другой… Но это было бы как всю жизнь прожить в сумерках, не окунувшись в непроглядную тьму, но так и не увидев ослепляющего света солнца. И что делать, если только один человек мог стать для него этим светом?..

***

Девятнадцатого августа Ламберг позвонил Джейсону и сообщил, что ему надо будет вылететь из Лондона двадцать третьего числа, билеты передаст Дэвис.

— Тебе нужно купить кое-что в дорогу. Пройдись с Дэвисом по магазинам, он всё оплатит. Направление — Средиземное море.

— А точнее?

— Потерпи четыре дня, — усмехнулся Ламберг.

— Это глупо, Дэниел.

— Я хочу, чтобы ты тоже этого ждал. Хотя бы из любопытства.

В оставшийся выходной Джейсон отправился с Дэвисом за покупками. Список был небольшим (поездка была всего на четыре дня), и к обеду было куплено почти всё, что нужно. Джейсон предложил телохранителю пообедать вместе с ним в ресторане, тот не сразу, но согласился.

— Вообще-то мне не положено, — пояснил он, раскрывая меню и откидываясь на спинку стула.

— Вы просто составляете мне компанию. Скучно обедать одному.

— Знаете, мистер Коллинз, что я обо всём этом думаю? — неожиданно спросил Дэвис.

— О чём именно?

— Обо всём… Я думаю, что несмотря на то, что босс вытащил вас из какой-то дыры в Бромли, вы человек его круга. Вы ему подходите. Мало кому удавалось так непринуждённо тратить его деньги, без стеснения, но и без желания урвать. Больше четырёх тысяч фунтов за чемодан… Неплохо.

Джейсон пожал плечами:

— Согласитесь, я не могу сопровождать человека его уровня с самсонайтовским чемоданом. Я подумал, что для подобной поездки больше подойдёт что-нибудь из ткани. Полностью кожаный стоил бы дороже.

— Я вас не упрекаю, не подумайте, — продолжил Дэвис после того, как официант принял заказ и удалился. — Я просто размышляю вслух… Всё это очень необычно. Совсем недавно вы с ним рассорились, а теперь вдруг…

— Вы сегодня на удивление разговорчивы и любопытны, Дэвис, — сухо заметил Джейсон, которому не понравился переход на личные дела.

— Провожу разведывательные мероприятия.

Джейсон вопросительно поглядел на телохранителя.

— Я поспорил с Брентом на двести евро, что вы не продержитесь полгода, — пояснил тот.

Джейсон сначала разозлился, но через несколько секунд ему просто стало смешно.

— И что вы хотите узнать от меня? Простите, выведать… Или как там у вас принято выражаться? Вытянуть информацию? — Джейсон с трудом сдерживался, чтобы не рассмеяться.

— Да ничего особенного… Вы и сами, наверное, не знаете. Когда босс появился утром с ссадиной на лице, я подумал, что денежки у меня в кармане. Хиршау сказал, что у него ещё и на теле чуть не с десяток синяков.

— А Хиршау откуда знает? — поинтересовался Джейсон.

— Он его спарринг-партнёр. Они занимаются в спортивном клубе раз или два в неделю. Так вот, я уже почти успокоился, но тут он вас собрался везти на каникулы. Я бы меньше удивился, если бы после той вашей выходки приказал вас в Темзе утопить.

— Моей выходки?! У меня, знаете ли, тоже синяки остались.

— Не смешите меня, мистер Коллинз. Босс получил все эти синяки и царапины только потому, что не хотел сделать вам больно. Хватило бы одного хорошего удара по лицу, и вы бы лежали тихо и не шевелились. Но он этого не сделал. Теперь вы понимаете, почему я так переживаю за мои двести евро?

— Ламберг в курсе, что вы сплетничаете за его спиной и заключаете пари?

— Он кое о чём догадывается, конечно… Брента он даже пару раз ловил с поличным, когда тот болтал с охраной.

— И что?

— Ничего. Генри — ценный помощник, и эти мелкие шалости никому не вредят.

— Бренту я не нравлюсь. Удивительно, что он принял мою сторону в пари.

— Ему все заранее не нравятся. Особенно мужчины. К женщинам он получше относится. Но лично против вас Брент ничего не имеет. Тем более что вы ему не досаждаете звонками.

— Я ему вообще ни разу не звонил. Он мне ясно дал понять, что не желает иметь со мной дела.

— Он всем так говорит, однако это мало кого останавливает. Босс постоянно занят, часто не может ответить. Или не хочет. И вот тогда начинают звонить Бренту.

Официант принёс салаты, и на какое-то время Джейсон и Дэвис занялись едой.

— Так что вы хотите узнать от меня, Дэвис? — усмехнулся Джейсон. — Прогноз относительно нашего будущего?

— Что-то вроде того… Хотя прогноз тут не поможет, я же не могу поменять решение.

— Вы можете хеджировать свои интересы. Могли бы чему-нибудь научиться у своего босса…

— Это как?

— Заключите с кем-нибудь другим пари наоборот: то есть на то, что я всё-таки продержусь полгода.

— Босс берёт ради вас отпуск на четыре дня, и это после ссадин на лице. Где я найду идиотов, которые поставили бы против вас?

***

Двадцать третьего августа Джейсона рано утром привезли в аэропорт, и только там он узнал, что летит в Афины. Он никогда ещё не путешествовал с таким комфортом: он не стоял в очереди, ждал вылета в VIP-зоне, и даже тот самый чемодан от Эрмес катил Хиршау. Он и ещё один телохранитель разместились в самолёте на сиденьях позади него.

Джейсон не знал, что и думать по этому поводу. Вряд ли ему могла угрожать серьёзная опасность на паспортном контроле или на борту самолёта. «Не иначе как он боится, что я запрусь в туалете со стюардом или запрыгну на соседа и прилюдно займусь с ним сексом, — подумал Джейсон, оглядываясь на телохранителей. — Он просто сумасшедший».

Сразу по приезде Джейсона усадили в лимузин и повезли в Пирей, в гавань Микролимано. Они остановились возле причала, где выстроились несколько роскошных белоснежных яхт. У Джейсона сердце замерло от восторга, когда он понял, что его ждёт. От одной только элегантной и стремительной красоты этих кораблей можно было ослепнуть.

— Наша вон та, — указал Хиршау, — «Ариадна».

Несмотря на потрясающую красоту места и невероятную синеву моря, Джейсону быстро захотелось оказаться где-нибудь в тени. Полуденная жара придавливала и обволакивала. Дувший с моря ветер освежал, но всё равно с непривычки стоять на жгучем солнце было тяжело. Джейсон поднялся на палубу, быстро осмотрел её — яхта была не такой уж большой, 105 футов — и вошёл в каюту, надеясь укрыться от изнуряющей жары.

Внутри оказалась неожиданно просторная гостиная с диваном, несколькими креслами и обеденным столом. В дальнем конце комнаты стоял Дэниел.

Джейсон хотел подойти к нему, но замер на полпути.

— Привет, — улыбнулся Дэниел. — Тебе здесь нравится?

— Привет, — Джейсон несмело улыбнулся в ответ. — Это как в сказке. Этот город и море…

— Мы сейчас отплываем, хочешь выйти на палубу?

— Нет, я только что сбежал оттуда. Очень жарко.

— На ветру ты почти не почувствуешь жары.

— Куда мы плывём? — задал Джейсон наиболее интересовавший его вопрос.

— На Ренею, это маленький остров.

— Никогда не слышал. И что там?

— Почти ничего. Он много лет был необитаемым, недавно там построили виллу. Не будет никого, кроме нас с тобой.

— Ты будешь есть то, что я приготовлю? Кстати, я умею делать греческий салат.

— Нет, — рассмеялся Ламберг, — там есть несколько домиков для обслуживающего персонала. В отдалении. Телохранители тоже поживут там. Нам никто не будет мешать.

— Отдых для избранных, — задумчиво произнёс Джейсон.

— Придётся тебе с этим смириться.

— С тех пор как я познакомился с тобой, я как будто попал в параллельный мир, в заколдованное царство. Наверное, однажды мне придётся проснуться…

— Нет, Джейсон, — сказал Ламберг, подходя ближе. — Ты можешь остаться здесь навсегда. Если захочешь…

Он приподнял лицо Джейсона за подбородок и поцеловал в губы. Дэниел боялся, что его могут оттолкнуть, но Джейсон не пытался отстраниться — всё было как раньше, он отдавался ему даже в поцелуе всем телом. Это сладкое, сладкое, сладкое ощущение мягких ждущих губ. Он так скучал по нему все эти дни…

Они на полчаса вышли на палубу, чтобы полюбоваться на город с моря, а потом осмотрели яхту. Там были отделанная мрамором и тёмным деревом ванная и небольшая спальня, которую чуть ли не полностью занимала огромная кровать.

— Это твоя яхта? — спросил Джейсон.

— Одного знакомого. Свою я продал года два назад.

— Почему?

— Не было на неё времени. Попались на глаза счета за содержание, я прикинул и понял, что почти три года ею не пользовался никто, кроме команды — для каких-то там технических выходов. Её можно было сдавать, вот как эту, но я решил, что это того не стоит, и продал. Она к тому же была не очень современная. Мы с братом часто на ней раньше ходили… когда работы было не так много.

— Ты не говорил, что у тебя есть брат, — заметил Джейсон.

— Он погиб. Несчастный случай.

— Извини, — чуть дрогнувшим голосом произнёс Джейсон. — Мне жаль.

— Ничего. Это было давно. Чем ты хочешь заняться сейчас? — сменил Ламберг тему. — Пообедать?

— Если ты не против, я бы лёг спать. Я понимаю, это глупо — спать, когда ты идёшь на яхте по Эгейскому морю, но я не спал почти всю ночь, потом ещё перелёт.

— Почему ты не спал?

— Думал, куда мы поедем, переживал, ждал, как ты и хотел… Доволен результатом?

— Тогда ложись, — потрепал его по щеке Ламберг. — Я займусь документами. Взял с собой кое-что почитать как раз для таких случаев. Хотя тоже глупое занятие для того, кто плывёт на яхте по Эгейскому морю.

— У тебя же отпуск.

— Мы пока не приехали. Будем на месте — всё, никаких цифр. Обещаю.

Когда Ламберг разбудил Джейсона, было уже темно.

— Просыпайся, мы подходим. Хочу, чтобы ты посмотрел на виллу с моря. Очень красиво.

С палубы, и правда, открывался необыкновенный вид. Ярко освещённая и сделанная почти целиком из стекла вилла сияла тёплым пламенем, словно бумажный фонарик. Сад при ней поднимался в гору уступами, и кое-где по серпантину огней даже можно было угадать дорожки. Два озерца голубого света обозначали бассейны.

Когда они прибыли, их ждал ужин, накрытый на террасе. Никого из прислуги не было. Прибывшие вместе с ними охранники отнесли немногочисленный багаж куда-то вглубь дома и тоже испарились.

Из греческой еды на столе были только сыры, вино и оливки.

— Я не знал, как ты к ней отнесёшься, — пояснил Дэниел, — и распорядился на первый ужин приготовить что-нибудь классическое.

За ужином они говорили о разных незначащих мелочах: о море, о пути на остров, о виде с террасы, об островах, мимо которых они проходили — и как будто вернулись в те старые мирные времена до ссоры. Встав из-за стола, они прошлись по той части сада, что прилегала к дому, но быстро вернулись обратно — осмотреть виллу. Там была гостиная, ещё одна комната с мягкими низкими диванами, столовая, небольшой кабинет и комната отдыха, выходившая на открытую террасу с джакузи в полу.

В частной зоне дома находилось несколько спален. Они вошли в первую, белоснежную, просторную, с окном во всю стену. Ламберг огляделся, увидел распакованные вещи и произнёс:

— Это наша. Я решил, что нам лучше остаться в одной комнате, — он сказал это как бы между прочим, но по голосу чувствовалось, что в случае несогласия Джейсона он готов отстаивать свою позицию.

Джейсон ничего не сказал в ответ. Он стал медленно обходить комнату, рассматривая то картину на стене, то своё отражение в зеркале, то кованые ручки комода, то игру света на синих шёлковых портьерах.

— Джейсон? — позвал его Дэниел.

— Да, нам будет лучше в одной комнате, — ответил Джейсон таким тоном, словно эта информация его совершенно не трогала. — Мои вещи уже разложили. Я схожу в душ.

Из ванной он вышел в одном только полотенце, обёрнутом вокруг бедер. Ламберг ждал его, сидя на краю кровати. Увидев полуобнажённого Джейсона, он в который раз поразился его удивительной гармоничной красоте. Когда он был в одежде, всегда казалось, что внутри скрывается тоненькое, почти девичье тело, хотя на самом деле это было не так. Джейсон был худощав, но на груди, животе, руках отчётливо проступал рельеф мышц. Его никто не назвал бы мускулистым, но тело было подтянутым и сильным.

— Дэниел, — произнёс он, подходя вплотную, — спасибо, что привёз меня сюда. Здесь красиво и спокойно. И тихо…

— Ты простил меня? — Ламберг поднял глаза на возвышавшегося над ним Джейсона.

— Это не имеет значения. Я не могу без тебя. Всё это время я злился, но всё равно скучал. Мне не хватало тебя…

— Я тоже очень скучал, малыш…

— Ты не понимаешь, Дэниел. Ты можешь причинять мне боль, бить меня, но я всё равно приползу к тебе. Ты нужен мне. Как ты сделал это со мной? Зачем?

— Я просто люблю тебя. Вот и всё…

Дэниел обхватил его за пояс и привлёк к себе, начав целовать гладкий живот. Потом он опустил руки ниже и освободил бёдра Джейсона от полотенца.

Ламберг откинулся на кровать, любуясь красивым юным телом, ещё немного подростковым, несовершенным, но таким зовущим…

— Иди ко мне, — прошептал он.

Они оба оказались на кровати в объятиях друг друга. Джейсон начал торопливо снимать с Дэниела одежду, чуть не отрывая пуговицы. Он застонал от предвкушения, когда увидел загорелое сильное тело, наконец-то обнажённое, наконец-то его.

Джейсон упал на подушки, осыпаемый поцелуями любовника, и когда тот коснулся губами его члена, почти закричал, так сильно было возбуждение. Дэниел несколько раз провёл языком от основания вверх и поиграл с чувствительной головкой, прежде чем взять её в рот. Нескольких сильных движений хватило, чтобы Джейсон стал захлёбываться стонами, кусая себе пальцы, чтобы не закричать в голос.

Дэниел сделал небольшую паузу, только чтобы сказать:

— Не сдерживайся. Я хочу слышать тебя.

Изнывающий от желания Джейсон даже не почувствовал боли, когда сразу два пальца, увлажнённые смазкой, вошли в него. Он открылся им навстречу как мог. Ему безумно нравилось ощущать Дэниела внутри. Но тот был и снаружи, плотно обхватывая губами его член.

— Дэниел, нет… — простонал он. — Я сейчас…

— Подожди меня.

Ламберг приподнялся, развёл колени Джейсона так широко, как мог, и одним быстрым движением вошёл в него, тут же начав размеренно двигаться. Он сам застонал, вторгнувшись в эту жаркую, тесную, сладкую плоть.

Они кончили вместе, до боли сжимая друг друга в объятиях, и несколько минут лежали, наслаждаясь блаженными минутами близости и покоя. Потом Дэниел начал целовать закрытые глаза Джейсона, его щёки и губы и сбивчивым голосом произнёс:

— Скажи это ещё раз… Теперь по-настоящему.

Джейсон медленно открыл счастливые, затуманенные удовольствием глаза, словно с трудом сфокусировавшись на лице Дэниела, и сказал:

— Я люблю тебя, — он обнял его и прижал к себе. — Люблю, люблю, люблю, люблю…

Ламберг жадно, властно поцеловал его, потом оторвался и прошептал:

— Я не могу насытиться тобой. Я хочу тебя. Всегда. Бесконечно.

Он начал целовать и покусывать шею Джейсона, тонкие выступы ключиц, плотные мышцы на груди, сосок. Он обхватил Джейсона руками, и они перевернулись, так что мужчина оказался внизу. Теперь Джейсон склонялся к нему, чтобы целовать и дразнить, проводя языком по горячей коже.

— Останься сверху, — попросил Дэниел.

Джейсон кивнул, выпрямился и взял в руки снова напряжённый член Дэниела, прижал к своему, начав ласкать и поглаживать оба сразу. Всё его тело при этом едва заметно, неуловимо изгибалось и трепетало, словно пламя свечи на ветру. Он чуть привстал на коленях и медленно опустился на член Дэниела, чувствуя, как всё раздвигается, расступается у него внутри под напором твёрдой плоти.

***

Джейсон лежал в шезлонге, подставив солнцу спину, покрывшуюся за два дня лёгким золотистым загаром. В трёх шагах от него плескалось море, шурша песком и мелкой галькой. Рядом, стоило лишь протянуть руку, в тени зонтика сидел Дэниел, разглядывая очертания соседнего острова вдали.

— Здесь хорошо, — произнёс он. — Только ты и я. Так можно провести всю жизнь…

Джейсон рассмеялся:

— Ну конечно… Через неделю ты начнёшь погибать от скуки.

— Не обязательно здесь. Где угодно. Но вдвоём.

— Я бы тоже этого хотел, — ответил Джейсон, переворачиваясь на спину и щурясь от яркого солнца.

— Но? — спросил Ламберг. — Я по тону чувствую, что есть но.

Джейсон надел солнечные очки, не торопясь отвечать. Два предыдущих дня прошли, как в раю. Может быть, это и был рай, где можно было отдаваться друг другу, не ведая доводов рассудка, не имея памяти о прошлом, не зная стыда. И он не хотел сейчас разрушать волшебство этого острова.

— Да, есть но, — всё же заговорил он. — Мы не доверяем друг другу. То есть, мы доверяем друг другу здесь, мы не думаем ни о чём, но стоит нам вернуться к старой жизни, то… — Джейсон вздохнул. — Ты хотел отношений со мной? Как можно построить их без доверия?

— Джейсон… — начал Ламберг.

— Постой, я скажу до конца. Я готов мириться с этим. Я знаю, что поступаю глупо, неразумно, по-детски, но я могу закрыть на это глаза, могу делать вид, что ничего не происходит.

— Что тебя беспокоит?

— Ты не доверяешь мне, — пояснил Джейсон. — Ты ревнуешь и пытаешься контролировать каждый мой шаг. А я не доверяю тебе, потому что ты скрываешь от меня что-то. Всё, что касается твоей работы, например. И я не могу отделаться от мысли, что ты скрываешь это просто потому, что опять же не доверяешь мне.

— Нет, Джейсон, я доверяю тебе. И моя работа не связана ни с чем, о чём бы я не мог тебе рассказать, я не торгую наркотиками, не вымогаю деньги. Я всё расскажу тебе. Потом, когда мы вернёмся. Мне нужно немного времени.

— Я не думаю, что ты на самом деле гангстер или криминальный барон, — грустно улыбнулся Джейсон. — Но я подозреваю, что всё намного сложнее, чем хеджевый фонд. Он бы не потребовал стольких разъездов. Должно быть что-то ещё. Ты, скорее всего, богаче, чем я думаю. Чем ты позволил мне думать.

— С чего ты взял?

— Много мелких признаков. Для примера, твои поездки. Иногда — я это точно знаю — невозможно улететь из того аэропорта, в который ты уехал, в тот город, куда ты направляешься. По крайней мере, в ближайший десяток часов или без бессмысленных неудобных пересадок. То же самое с твоими прилётами. Не думай, что я отслеживаю все твои перемещения, в конце концов, ты даже не каждый раз мне сообщаешь, где ты был и куда едешь, просто иногда мне приходило в голову проверить…

— И что ты думаешь по этому поводу? — усмехнулся Ламберг.

— Вариантов не так много. Первый — ты мне лжёшь. Относительно чего? Относительно направления. Можно придумать десятки вариантов, почему ты хочешь скрыть, куда на самом деле ездишь. Но совершенно непонятно, зачем называть разные места — только лишняя путаница. Можно каждый раз говорить, что улетел в Нью-Йорк, где у тебя офис. Дальше — время вылета. Зачем называть другое? Скажем, если ты между отъездом из дома и вылетом хочешь ещё где-то побывать. Но называть не то время, как и место, не имеет смысла. Ты можешь ездить куда угодно и когда угодно, совершенно не таясь, я всё равно ничего не узнаю. Я понятия не имею, где и чем ты занимаешься всё то время, пока мы не вместе. Третье, ты называешь другой аэропорт вылета, скажем, Гатвик вместо Лондон-Сити. Я, конечно, могу придумать какую-то изощренно-хитрую схему, где это будет иметь смысл, но это настолько маловероятно, что не рассматривается. Есть ещё вариант, что ты вообще никуда не летаешь. Например, находишься всё это время в Лондоне или путешествуешь на машине. Но я в это не верю, это слишком далёкая от правды ложь. Ты бы придумал что-нибудь более правдоподобное.

— И к какой же ты версии склоняешься?

— Из этих — ни к какой. Зачем тебе столько ухищрений? Обман надо будет согласовывать с охраной, постоянно следить за собой в разговорах, чтобы не проколоться… Есть второй вариант — ты мне не лжёшь. И вывод из этого простой и логичный: частный или арендованный самолёт. Естественно, что я не могу найти его вылетов в расписании. Я прав? Есть у тебя самолёт?

— Почти прав. У меня их два.

— Даже так? — чуть повернул голову Джейсон, судя по тону, нисколько не удивлённый ответом.

— Да, один более комфортный, подходит для дальних перелётов, но его можно посадить не в каждом аэропорте, только в крупных. Поэтому приходится иметь ещё один, поменьше.

— Зачем скрывать это от меня?

— Во-первых, ты никогда не спрашивал…

— Должно быть, забыл, — процедил Джейсон. — Обычно я у всех новых знакомых первым делом интересуюсь, нет ли у них самолёта или двух.

— Во-вторых, ты сам сказал: я богаче, чем ты думаешь.

— Тебе не кажется, что это несправедливо? Ты знаешь обо мне всё. С кем и куда я хожу, когда возвращаюсь домой, чем болел в пять лет и прочую ерунду.

— Я знаю не всё. Есть один интересующий меня вопрос.

— Неужели? И что за вопрос?

— Кто твоя мать? Твой отец приложил массу усилий, чтобы это скрыть.

— Ума не приложу, зачем. Возможно, он боялся, что я кинусь её искать, когда вырасту.

— А ты не пробовал?

— Зачем? — Джейсон пожал плечами. — Никакой таинственной истории нет.

— Я бы всё равно хотел её услышать.

Джейсон с полминуты помолчал, словно раздумывая, отвечать или нет.

— Очень жарко, — наконец сказал он. — Хочешь искупаться?

***

Вечером перед ужином они сидели в тени на террасе, расслабленные после медленного послеобеденного секса. Ламберг просматривал какой-то журнал на французском, а Джейсон аккуратно разрезал ножом персик и по одной отправлял дольки в рот, иногда угощая и Дэниела.

— Я никому не рассказывал про неё, — вдруг сказал он, отставляя в сторону вазу с фруктами.

Ламберг закрыл журнал:

— Про свою мать?

— Да. Это не очень приятная история. В детстве отец говорил мне, что она уехала. Разумеется, в определенном возрасте такое объяснение перестало меня удовлетворять, тогда он всё и рассказал.

Ламберг внимательно слушал, не перебивая.

— Я думал, что она сбежала от него, поняв, что с этим человеком невозможно жить вместе. Я её даже не винил, я только не понимал, почему она не забрала меня с собой. Но ничего этого не было, они никогда не жили вместе, не было даже случайного секса, благодаря которому я мог так неудачно появиться на свет. Он ей просто заплатил. Он хотел ребёнка для себя одного, чтобы ни с кем его не делить.

— Суррогатная мать? — спросил Дэниел, нахмурившись.

— Да, они заключили контракт. Я ему обошёлся в сто двадцать тысяч долларов. Отец знал эту женщину до того, она была или студенткой, или аспиранткой. Он счёл её идеальной кандидатурой: здоровая, умная, красивая. Он говорил, что ей нужны были деньги. Она меня довольно выгодно продала. Ему был нужен мальчик. Тогда уже использовался метод Эрикссона для разделения сперматозоидов на XX и XY. Говорят, что не всегда получается нужный результат, но в моём случае всё получилось. Вот и вся история, Дэниел. Как видишь, всё до отвратительного просто, как на рынке.

Дэниел потянулся к нему и обнял, прижав к груди:

— Ты самое чудесное, самое прекрасное существо на свете, Джейсон. И для тебя не должно иметь значения, как именно ты родился.

Тело Джейсона оставалось напряжённым и скованным.

— Это не может не иметь значения, — безжалостным тоном судьи, зачитывающего приговор, произнёс Джейсон. — Моя мать не питала ко мне ни капли любви, она выносила и родила меня на заказ и отдала, как ненужную вещь. Я рос с отцом, который если и выныривал из своих занятий математикой, то только затем, чтобы проверить, как занятия математикой продвигаются у меня. Он видел во мне лишь уменьшенную копию себя. Я — настоящий я — не был нужен даже собственным родителям.

— Ты нужен мне, — Дэниел гладил его по спине.

— Мне нечего тебе дать… — Джейсон выскользнул из его объятий и подошёл к краю террасы. — Ты жалеешь меня? Зря. Моя жизнь была во многом лучше, чем жизни миллионов других детей, я был сыт, одет, здоров, получил хорошее образование, отец меня ни разу и пальцем не тронул, разве что мог голос повысить.

Дэниел не пошёл за ним на этот раз, он наблюдал за тонким силуэтом на фоне темнеющего неба с кресла.

— Я буду ждать тебя, сколько потребуется. В чём-то ты гораздо взрослее своих сверстников, а в чём-то почти ребёнок. Но рано или поздно ты научишься делиться своими чувствами и принимать чувства других. Я буду тебя ждать.

Глава 21

Лондон, октябрь 2006

Джейсон занимался двумя вещами — учёбой и музыкой. После того как он уволился с работы, времени на игру на фортепьяно оставалось гораздо больше, а ещё он чувствовал потребность в этом. Музыка сама по себе и долгие однообразные повторения нескольких тактов успокаивали его, а ему это было нужно. Он чувствовал, что что-то приближается. Что-то плохое… Даже ночные кошмары, что донимали его зимой и весной, но почти исчезли с появлением в его жизни Дэниела, стали чаще.

После возвращения из Греции Ламберг пропал на две с лишним недели, лишь иногда звонил, но затем чуть ли не месяц провёл в Лондоне, только дважды ненадолго уехав. Они были вместе гораздо больше, чем раньше, на выходные пару раз уезжали из города, много обсуждали начавшуюся учёбу Джейсона, но за всем этим внешне безмятежным течением часов и дней что-то скрывалось. Джейсон чувствовал непонятное ему напряжение во взглядах, которые бросал на него Дэниел, в том, с какой тяжёлой страстью, почти отчаянием он овладевал им по ночам и шептал:

— Скажи, что ты мой…

Порой он смотрел на него так, словно видел в последний раз и прощался. Джейсон иногда начинал думать, что его полгода истекли, и Ламберг уже принял решение расстаться с ним, но за этим опять следовали чудесный спокойный день и страстная ночь.

Джейсон пытался расспрашивать его, что происходит, но Дэниел отмахивался от вопросов, а Джейсон не настаивал, поняв, что эту тему не хотят обсуждать. Он был удобным любовником. Они были очень близки, но в этой близости промелькивали белые пятна, маленькие островки, куда другому нельзя было ступить.

Занятия в Школе экономики Джейсона увлекали, но он не был сильно загружен. Часть материала была ему известна, а новое давалось легко. Он уже начал подумывать о том, чтобы брать больше курсов со следующего семестра, и пару раз заговаривал с Ламбергом о работе. Тот ничего определенного не отвечал и обещал обсудить всё позднее.

Очередная поездка заняла у Ламберга четыре дня. Джейсон даже не знал, что он вернулся, пока не освободился после очередного занятия с преподавателем по фортепьяно. У выхода его ждал Хиршау.

Когда он приехал в квартиру Дэниела, в холле его встретил Николс и сообщил, что мистер Ламберг задерживается. Джейсон уединился в кабинете, куда редко заходил в отсутствие Дэниела. В прошлый раз он обнаружил на полке роскошный альбом по английской геральдике и сегодня собирался продолжить его изучение. Ему нравилась эта своеобразная наука — в ней было очень много от искусства, но была и приятная ему точность как в символах, так и в особом языке. Он неспешно перелистывал страницы, еле слышно напевая что-то про себя, когда на пороге комнаты появился Ламберг.

— С возвращением, — улыбнулся Джейсон и отложил книгу. Он уже привстал, чтобы подойти к Дэниелу и обнять его, но тот с непроницаемым выражением тёмных глаз опустился в ближайшее к двери кресло.

— Спасибо, — сказал Ламберг несколько быстрее и отрывистее, чем обычно. — Хорошо, что ты уже здесь…

— Тяжёлый день? — поинтересовался Джейсон. — Налить тебе что-нибудь?

— Да, ты знаешь…

Джейсон кивнул и встал с дивана. Предпочтения Дэниела в зависимости от времени дня были ему известны. Вечером тот позволял себе немного коньяка и особенно ценил винтажные сорта, заложенные на выдержку еще до эпидемии филлоксеры^[9]. Джейсон, не большой знаток алкоголя, не замечал кардинальных отличий этих коньяков от, скажем, пятидесятилетних. Любопытства ради он поинтересовался стоимостью: наиболее любимый Ламбергом «Круазе» стоил от двух до четырёх тысяч фунтов за бутылку в зависимости от сорта и возраста. Но, насколько Джейсон знал, Дэниел их не покупал: его отец и дед оставили богатые коллекции спиртных напитков, которые Ламберг тоже время от времени пополнял на аукционах.

Джейсон пересёк комнату танцующей походкой, мурлыча всё тот же привязавшийся мотив, наполнил бокал на четверть коньяком, картинно развернулся к единственному зрителю, сделал оборот вокруг себя и пошёл к креслу Ламберга.

Тот улыбнулся уголком рта:

— Хорошее настроение?

— Да, сегодня же суббота. Спортзал, бассейн, после обеда фортепьяно, — ответил Джейсон, протягивая Ламбергу бокал. — А что у тебя?

Он склонился к Дэниелу, но тот не поцеловал его, как обычно делал, возвращаясь домой, а отстранил, мягко коснувшись плеча. Джейсон тревожно и непонимающе посмотрел на него.

— Нет, Джейсон. Иначе… я опять не смогу оторваться от тебя. Нам надо поговорить. Сядь, пожалуйста.

Улыбка слетела с лица Джейсона, и он послушно опустился в кресло напротив.

— Я давно хотел тебе сказать. Я даже обещал тебе, тогда, на острове. Я откладывал этот разговор по разным причинам: хотел, чтобы ты спокойно начал учиться, просто боялся последствий — для себя и для тебя. Я не хочу ничего скрывать от тебя. Пожалуйста, прости меня, потому что… Я не хочу причинять тебе боль, но обманывать тебя дальше я тоже не могу.

Джейсон замер, не сводя глаз с Ламберга. Тот поднялся на ноги, подошёл к двери и запер её на ключ. Ключ он положил в карман.

— Дэниел? Что это значит? — спросил Джейсон.

— Я хочу, чтобы ты выслушал меня до конца.

— Я не стану убегать посреди разговора.

— Это может оказаться слишком тяжелым для тебя, — покачал головой Дэниел. — Мне стыдно признаваться в этом, Джейсон, но почти всё, что ты обо мне знаешь — или ложь, или полуправда. Ты сказал, что не можешь мне доверять. Ты был прав. Я не знаю, почему ты мирился с этим. Ты не мог не понимать, ты должен был постоянно замечать несоответствия.

— Я замечал.

— Но ты никогда не упрекал меня, не требовал разъяснений, и я благодарен тебе за это.

— Дэниел, я жду, — жёстко и холодно сказал Джейсон.

Ламберг сделал глоток из бокала и наконец произнёс:

— Меня зовут Дэниел Филипп Артур Астон. Не думаю, что тебе это имя о чём-то говорит. Ламберг — девичья фамилия моей матери.

— Швейцарские банкиры?

— Да. Я предполагал, что ты попробуешь выяснить, кто я такой. Вижу, ты нашёл моего деда, банкиром был как раз он. У него было две дочери, и банк перешёл под управление мужа младшей, моего отца, а потом ко мне. Но это лишь часть моего бизнеса. Отец сам по себе был небедным человеком, когда женился. Занимался в основном инвестициями. Я тоже кое-что успел добавить в семейную копилку. Например, хеджевый фонд. Он на самом деле существует и принадлежит, опосредованно, мне. Если ты захочешь, я всё тебе расскажу. Ты был прав, я гораздо богаче, чем хотел казаться. У меня довольно большое личное состояние, но оно ничто по сравнению с тем, что я тем или иным способом контролирую. В моём управлении находятся огромные суммы и целые индустрии, не принадлежащие напрямую мне.

— Зачем скрывать это от меня? — спокойно спросил Джейсон. — Я бы не заметил разницы между полумиллиардом и миллиардом.

— Я скажу, зачем. Потом. Потому что это ещё не всё.

Джейсон вскинул на него глаза:

— Не всё? Хоть что-нибудь было правдой?

— Да. Я люблю тебя. Это правда.

— Ты от большой любви лгал мне всё это время? — жёстко спросил Джейсон. В его голосе начал появляться знакомый отрешённый холод.

— Да, потому что иначе… Позволь мне рассказать дальше. Ты не представляешь, как мне тяжело это говорить. Я сейчас разрушаю своими руками то, что строил столько месяцев. Наша встреча в Эпплтоне не была случайной.

Дэниел заметил, как испуганно дёрнулась голова Джейсона и задрожали пальцы, прежде чем он успел сжать их в кулак.

— Она была первой, но не была случайной, — повторил мужчина. — Я знал тебя раньше. И ты меня тоже.

— Я не понимаю…

— Ты ведь тоже скрывал от меня кое-что, Джейсон. Правду о своей работе. Ты работал не на финансовых консультантов, а на американскую разведку.

Джейсону кровь бросилась в лицо, и он сжал пальцами виски.

— Я не мог тебе рассказать, не имел права. Но ты… Откуда ты это знаешь?

— Я немного помогал вам.

— О боже… — прошептал Джейсон, вскакивая с кресла. Он сделал несколько шагов по комнате. Ему хватило пары секунд, чтобы сообразить. — Ты не можешь… Ты не можешь быть им… Зачем тебе было встречаться со мной? Именно со мной?

Он беспокойно заметался по кабинету, затем без сил опустился в кресло.

— Джейсон, успокойся, пожалуйста. Налить тебе что-нибудь? — Дэниел протянул к нему руку, но тот отпрянул от него. — Тебе не надо меня бояться.

— Что тебе от меня нужно? — Джейсон сжался в комок. — Я почти ничего не знаю… Мне нечего рассказать. Господи, какой я идиот!.. Дурак…

— Джейсон, пожалуйста… Мне ничего от тебя не нужно… Всё не так…

Но Джейсон, казалось, не слышал его. Он закрыл лицо ладонями и замер.

— Какой я дурак… Почему я не подумал об этом? Как я мог поверить, что человек вроде тебя заинтересуется мной?! Я всего лишь оказался достаточно симпатичным, чтобы можно было заодно затащить в постель. Что тебе на самом деле было нужно?

Дэниел опустился на одно колено перед Джейсоном, крепко взял его за запястья и заставил убрать руки от лица.

— Посмотри на меня! Выслушай меня. Я прошу тебя…

Глаза Джейсона растерянно блуждали по его лицу, и он даже не пытался вырвать рук.

— Только одну вещь, — тихо и размеренно произнёс он. — Только одну вещь. Зачем? Зачем ты сделал всё это?

— Это не какие-то глупые шпионские игры. Меня не интересует твоя работа. Я ничего не пытался через тебя вызнать. Это другое. Поверь мне. Другое. Я несколько лет помогал информацией американцам. Это большой риск для меня, но у меня есть свои причины. Я расскажу, если ты захочешь узнать. Сейчас речь не об этом. У меня не было на твой счёт никаких тайных планов. Я не собирался использовать тебя в своих целях. Никогда. Я всего лишь хотел встретиться с тобой. Именно с тобой.

— Почему? — Джейсон освободил руки и безвольно опустил их на колени.

— Сначала была аналитика. Со мной обменивались информацией и предоставляли кое-какие материалы для подготовки к операциям. Я не могу сказать, что твои прогнозы были в десятки раз лучше прежних, конечно, немного лучше, но главное — они были другими. За ними стоял другой ум, более гибкий, нестандартный, я это сразу почувствовал. Мы несколько раз разговаривали, и тебе не требовалось для ответа чуть не на каждый вопрос сверяться с отчётами и что-то вносить в программу. У тебя было видение и понимание. Ты мыслил не как они, а как я. Живыми категориями и живыми людьми. Наверное, поэтому ты предупредил меня тогда. Для всех остальных я был всего лишь VS-045, а ты видел во мне настоящего человека. Ты не создан для такой работы, Джейсон. В тебе нет нужной чёрствости.

— И зачем же ты меня искал? Чтобы поблагодарить за ту записку? — Джейсон вскинул подбородок, неприязненно глядя на Дэниела. — Я так и не услышал благодарности.

— Я благодарен тебе, Джейсон. Но я искал тебя ещё до того.

— Зачем?

— Во время одного из наших разговоров, кажется, третьего по счёту, ты оставил включенной камеру. Ты вроде бы так этого и не заметил. Но я тебя видел.

— Ты ненормальный, — покачал головой Джейсон.

Дэниел Астон усмехнулся:

— Начальник моей службы безопасности намекал примерно на то же, когда я отправил их искать тебя. Естественно, это не была любовь с первого взгляда. Сначала я был просто удивлён — твой ум не сочетался ни с твоим возрастом, ни с лицом. Меня это скорее раздражало, чем притягивало. В этом было что-то противоестественное, несправедливое, неправильное. Не знаю, как тебе это объяснить. Но ты не шёл у меня из головы. Я никак не мог соединить в одного человека те два факта, что я знал о тебе — твой ум и твоё тело. Твоё лицо стояло передо мной, я не мог его забыть. Во время нашего разговора ты ни разу не посмотрел в камеру, ты смотрел то в окно, то вниз на отчёты, то вообще непонятно куда. Я многое бы отдал, чтобы ты хоть раз взглянул мне в глаза. Или чтобы услышать твой настоящий голос без всех этих фильтров. Это было больше похоже на одержимость.

Джейсон слушал это признание с выражением непонимания и почти отвращения на лице.

— Да, Джейсон, одержимость. Я не знал о тебе ничего, но я хотел заполучить тебя. Я считал, что ваша организация находится в Штатах, и мы потратили больше месяца на бесцельные поиски там. Это было всё равно что искать иголку в стоге сена. Но твоя записка сильно мне помогла. Это был словно знак судьбы. Мы искали тебя практически вслепую, будучи даже не до конца уверенными, что ты находишься именно в Лондоне, а не в другом городе. В конце концов, я рискнул пойти другим путём — воспользоваться связями в правительственных сферах. Это был огромный риск, но я всё-таки узнал, что действительно существует некая организация, куда стекается как финансовая информация, так и данные от разведок разных стран. По описанию это подходило. Мы нашли ваш офис в Мейфэре. Естественно, внутрь проникнуть не получалось, но в само здание не входил никто, похожий на тебя.

— И давно ты нашёл его? — спросил Джейсон.

— В начале марта. Я приказал не снимать наблюдения. В конце концов, человек может заболеть, уехать в отпуск или в командировку. Больше всего я боялся, что тебя перевели в другое место, потому что твою работу стал выполнять кто-то другой. Но не мог же я напрямую спросить у него, куда ты делся. Я уже продумывал альтернативные пути, думал и бросить эту затею, но потом ты всё же появился. Сначала один раз, а через неделю стал приходить каждый день.

— Ты следил за мной несколько месяцев, — не мог поверить Джейсон. — Только ради того, чтобы встретиться со мной?

— Только ради этого. Я всегда получаю то, что хочу, чего бы мне это не стоило. Я хотел встретиться с тобой сразу, но Эдер, начальник моей службы безопасности, отсоветовал. Ты практически не выходил из дома, ни с кем не общался, а когда один из моих людей попробовал заговорить с тобой в очереди, ты чуть не выбежал из магазина. Было понятно, что у меня не получится просто подойти к тебе и завязать знакомство. Когда я узнал про свадьбу, то понял, что это мой шанс.

— Как ты узнал?

— Информацию о твоих немногочисленных знакомых тоже собирали. Это дело техники. Я знал о свадьбе заранее, заранее снял дом для гостей, но у меня не было никакого плана. Я понятия не имел, каким образом я там встречусь с тобой. Не мог же я заявиться на свадебный банкет. Но всё решилось само собой. Ты, можно сказать, сам пришёл ко мне. А дальше ты всё знаешь.

— Это… это… У меня просто нет слов, — произнёс Джейсон. — Как я могу хоть в чём-то тебе верить после этого?

— Именно поэтому я всё тебе рассказываю — чтобы ты мог мне верить. У меня не получилось бы вечно скрывать, кто я на самом деле, но про остальное я мог бы тебе и не говорить. Ты бы никогда не узнал ни про мои связи с разведкой, ни про то, что наша встреча была подстроена. Я не хочу лгать.

— Я знал, что ты что-то скрываешь, но я не думал, что столько… Что всё изначально построено на лжи.

— Теперь ты знаешь правду.

— Да, — медленно проговорил Джейсон, — если предположить, что это и есть правда.

— Пока не вся. Осталась самая тяжёлая вещь.

— Господи, что может быть хуже всего этого?

— Я женат, — Дэниел низко опустил голову. — У меня двое детей. Если бы я назвался своим настоящим именем, ты бы сразу узнал, и тогда бы никогда…

Джейсон, и без того бледный, окончательно изменился в лице. Всё его тело ослабло, будто в нём не осталось ни единой целой косточки.

— Я не могу развестись, — продолжал Дэниел, не глядя на Джейсона. — Это не столько брак, сколько союз двух влиятельных семей. Есть множество причин. И даже если я сделаю это, мой развод сильнее всего ударит по тебе. Это другой мир, со своими законами…

— Замолчи! — выкрикнул Джейсон. — Пожалуйста, замолчи! Я не хочу ничего больше знать, не хочу ничего слышать, — он уронил голову в ладони, закрыв ими лицо.

С минуту он сидел так, ни слова ни говоря и не шевелясь, потом не выдержал Дэниел:

— Я очень виноват перед тобой. Прости…

— Мне лучше уйти, — вновь отвердевшим голосом сказал Джейсон, убирая руки от лица и выпрямляясь в кресле.

— Нет, — не менее твёрдо произнёс Дэниел. — Я рассказал тебе всё это не для того, чтобы ты ушёл, а для того, чтобы мы могли строить наши отношения без обмана.

— О каких отношениях может идти речь? — изумился Джейсон и поднялся на ноги. — Или ты думал, что я брошусь тебе на шею и скажу, что всё это не имеет значения?

— Многие бы так и поступили на твоём месте, Джейсон, — сухо заметил Дэниел. — В наших отношениях ничего не изменится. Единственное отличие — ты сможешь бывать со мной где угодно. Я не пытался скрыть нашу связь, когда не брал тебя в общественные места, я не хотел, чтобы ты раньше времени узнал, кто я такой. Теперь всё будет иначе.

— Ты в своём уме? У тебя есть жена и дети.

— Это не должно тебя беспокоить. Моя жена терпимо к такому относится. У меня были отношения на стороне и раньше.

— Думаю, стоит послать ей открытку с соболезнованиями, — насмешливо заметил Джейсон. Самообладание постепенно возвращалось к нему, и место растерянности занимала злость. — Терпеть мужа, который по неделям не показывается дома, кувыркаясь по чужим постелям, или появляется на приёмах не с ней, а с какой-то девкой, или ещё хуже — с мужчиной. Как ты можешь так унижать собственную жену?

— Я никогда не показывался на приёмах с мужчинами и исключительно редко — с другими женщинами. И я всегда жил в своём доме, со своей семьёй. Я, кажется, уже не раз говорил тебе, что ты — не временное увлечение и что я отношусь к тебе иначе. Я делаю это исключение только для тебя.

— Прости, Дэниел, мне это не нужно. Наши с тобой отношения… окончены.

— Нет, Джейсон. Ты говорил, что принадлежишь мне! Мы любим друг друга.

— Любовь не может быть оправданием всему, — покачал головой Джейсон. — Я не хочу быть ни твоим тайным любовником, ни явным и тем самым унижать и мучить твою жену. Я не хочу таких отношений — бесчестных, подлых, унизительных для нас обоих. Просто не хочу…

— Я не могу допустить этого, — сказал Дэниел, поднимаясь с кресла. — Я не дам тебе уйти. Ты нужен мне.

Он подошёл к Джейсону и попытался его обнять, но тот вырвался из его рук.

— Не смей прикасаться ко мне! — Джейсон направился к дверям. — Это не мелкое недоразумение, которое можно разрешить поцелуями и двумя часами в постели. Всё кончено!

Джейсон попытался открыть дверь и только тут вспомнил, что она заперта.

— Дай мне ключ, — он протянул руку.

— Нет. Я хочу, чтобы ты выслушал меня.

— Я всё уже слышал. Я не хочу больше видеть тебя. Мне сейчас больно, но это пройдёт. Рано или поздно, но пройдёт, — голос Джейсона чуть заметно задрожал. — А если я останусь с тобой, это не закончится никогда.

Дэниел подошёл к нему вплотную, так что мог бы коснуться его, сделав лишь шаг вперёд.

— Пожалуйста, Джейсон. Останься со мной. Не разрушай всё. Мы были счастливы и сможем быть снова.

— Нет, мы не были счастливы! Ты лгал мне, а я ничего не знал. Это не счастье. Это обман! — в глазах его стояли слёзы.

Ламберг протянул руки и коснулся щеки Джейсона.

— Я прошу тебя, умоляю. Ты убиваешь нас обоих, — он обхватил лицо Джейсона руками и попытался поцеловать его.

Джейсон отвернул голову и ослабевшими руками попытался оттолкнуть от себя Дэниела.

— Не надо… — еле слышным голосом попросил он. — Отпусти… Дай мне уйти! Не надо…

Он чувствовал, как тело слабеет, и ему казалось, что он держится на ногах, только пока Дэниел прижимает его к створке двери.

Тот покрывал поцелуями его лоб, глаза и щёки, повторяя:

— Я люблю тебя… Люблю тебя… Не отпущу… Ты мой…

Джейсон уже не сопротивлялся, бессильные слёзы потекли из его глаз:

— Как ты мог? Я ненавижу тебя. Хотя бы сейчас не мучай меня… Пожалуйста, отпусти!.. Открой. Отпусти. Отпусти. Отпусти…

Дэниел смотрел на дорогое, любимое лицо, на сомкнутые ресницы, из-под которых медленно текли слёзы, на дрожащие губы.

— Иди, — сказал он.

В замке щёлкнул ключ. Джейсону понадобилось с десяток секунд, чтобы прийти в чувство. Он вытер слезы и выпрямил спину. Уже в открытой двери он остановился и обернулся, словно хотел что-то сказать, но лишь покачал головой.

Джейсон пересёк гостиную и вышел в холл. Николс, увидевший его бледное застывшее лицо и покрасневшие глаза, на секунду растерялся, но потом тут же спохватился:

— Я попрошу Дэвиса отвезти вас.

— Нет, спасибо. Боюсь, я не могу больше пользоваться услугами этого дома.

— Простите, мистер Коллинз, но я настаиваю. Вы сейчас в таком состоянии…

Дворецкий исчез буквально на несколько секунд и явился уже с Дэвисом. За это время Джейсон успел подумать, что ему, и вправду, лучше согласиться. Он не был уверен, что сам сообразит, как добраться домой. Его мир был разрушен. Дэниел дал ему всё, а потом отнял. В его предательстве была какая-то невыносимая жестокость.

Вместе с Дэвисом они спустились вниз, и телохранитель усадил его на заднее сиденье «Мерседеса», опустив стекло, отделявшее пассажирскую часть от водительской.

— Вы точно в порядке, мистер Коллинз? — спросил он. — У вас такой вид, как будто сейчас в обморок упадёте. Может быть, отвезти вас к врачу?

— Нет, всё не настолько плохо, — помолчав, Джейсон добавил: — Двести евро ваши.

Часть II. Пряничный домик

Глава 22 Лондон, ноябрь 2006

Джейсон жил словно в горячечном бреду. Всё вокруг казалось нереальным, ненастоящим, плоским. Он даже представить себе не мог, что может испытывать такую боль. Ему было даже хуже, чем после того, как он сбежал от похитителей. Тогда он мог хотя бы радоваться, что всё же вырвался из этого кошмара, а сейчас всё было так, словно он как раз погрузился в кошмар.

Он продолжал ходить на лекции и даже кое-как делал задания дома, но всё это происходило в фоновом режиме на краю его сознания, а главным оставалось предательство Дэниела. Он любил его. Сейчас он, как никогда, понимал, что любил его, иначе Дэниел не смог бы причинить ему такую боль.

Быть может, степень любви можно измерить тем, насколько сильную боль может причинить тебе тот, кого любишь.

Первые два дня он не выходил из дома и почти не ел. На третий встал утром с кровати и пошёл на занятия. Он делал всё на автомате, не думая и не чувствуя. Дэниел не звонил. С ним только один раз связался Брент и уведомил, что Джейсон может оставаться в своей квартире сколько угодно долго (мистер Ламберг будет оплачивать все счета), и если ему нужны какие-то из вещей, оставшихся в квартире мистера Ламберга, ему их доставят в любое удобное время, или же он сам может зайти за ними. Брент, судя по всему, не был в курсе, что комедии наступил конец, и всё так же выступал от имени «мистера Ламберга».

Через несколько дней Джейсон начал паковать вещи и подыскивать себе комнату или квартиру: в начале учебного года он отказался от жилья, предоставляемого студентам, а теперь, в середине семестра, место было не так просто найти. Возможно, оно бы и нашлось, но не мгновенно: нужно было ждать несколько недель. Джейсон не мог себе этого позволить — он не желал больше оставаться в этой квартире. В конце концов, всё разрешилось довольно быстро и удачно, правда, чуть дороже, чем он планировал. Уилл, студент из его группы, как раз подыскивал соседа. Он снимал квартиру вместе с двумя другими студентами со старших курсов, но одному из-за семейных проблем пришлось бросить учёбу. Вместо него и согласился въехать Джейсон. У него оставались кое-какие сбережения — он очень мало расходовал в последние месяцы по сравнению с предыдущими — и их, по его расчетам, должно было хватить до марта или апреля, возможно, и дольше. К тому же, он надеялся в ближайший месяц найти работу.

Собирая чемоданы, он всё же уложил кое-что из одежды, купленной на деньги Дэниела Астона. К некоторым вещам он привык, и ему было обидно думать, что они отправятся в мусорный бак.

В воскресенье через две недели после разрыва с Дэниелом — и в третий раз в этом году — он переехал на новое место. Утром в понедельник он позвонил Бренту и сообщил, что съехал и отправил ключи по почте на адрес квартиры Ламберга в Челси.

— Там остались кое-какие вещи, принадлежащие вашему боссу, — добавил он. — Одежда, его подарки.

— Он не стал бы возражать, если бы вы оставили их себе, — напряжённым голосом произнёс Брент.

— Очень щедро с его стороны, — сухо ответил Джейсон. — До свидания.

Ему было жалко оставлять разве что подаренные Дэниелом часы. В них была особая сдержанная красота и сложность, которые его завораживали. Он редко их носил, но иногда по несколько минут наблюдал за работой механизма через заднюю стеклянную крышку. А ещё с ними были связаны воспоминания… Но подарок за сто пятьдесят тысяч долларов был слишком дорогим, чтобы оставить его себе. И этих воспоминаний он тоже больше не хотел.

С новыми соседями по квартире он легко поладил: Уилл был общительным и деятельным парнишкой, а второй сосед, Бапулал Шарма, учившийся на экономическом факультете, оказался почти полной его противоположностью — он разговаривал только по делу и большую часть времени проводил в своей комнате за книгами. Впрочем, Джейсон не сильно от него отличался. Он перестал ходить в спортивный зал, забросил музыку и занимался только учёбой. В свободное время он просто сидел на кровати, глядя в пустоту. Он пытался научиться не думать, потому что мысли всегда, раз за разом, возвращались к Дэниелу. Он прекрасно понимал его мотивы, но не мог поверить, что этот человек мог так долго и так жестоко его обманывать. А сам он был слишком доверчив, с готовностью закрывая глаза на тайны своего любовника.

С каким-то мазохистским любопытством Джейсон стал искать в интернете информацию о Дэниеле Астоне. Её было достаточно. В основном это были упоминания о его присутствии либо на экономических конференциях и форумах, либо на светских мероприятиях. Информации о его бизнесе было немного, в основном, это были расплывчатые указания: финансист, глава финансовой империи и прочее.

Многое из того, что Дэниел рассказывал о себе, подтвердилось: он был внуком последнего из женевских банкиров Ламбергов, родился в Лондоне, учился в Гарварде, после женитьбы переехал в Париж. Он был уже восемь лет женат на Камилле Эттинген (на самом деле Марии Камилле Георгине Беатрисе фон Эттинген-Эттинген), дочери немецкого принца Максимилиана Эттингена. Их сыну было семь лет, а дочери четыре года.

Фотографий жены было больше: она постоянно посещала благотворительные приёмы, выставки, концерты, свадьбы и прочие официальные мероприятия. Если даже Астон и женился по расчёту, то расчёт был хорошим. Камилла была красивой и изящной молодой женщиной, и в ней было то же непередаваемое благородство черт, особая утончённость, что отличала и самого Дэниела. Они, безусловно, были красивой и гармоничной парой. Джейсон с трудом представлял, как эта горделивая, полная достоинства женщина могла мириться с тем, что муж изменял ей направо и налево. Скорее всего, она не желала унижаться до ревности к временным увлечениям.

Из обрывков информации и фотографий складывалась целая жизнь. И когда Джейсон сравнивал её со своей, у него слёзы наворачивались на глаза. У Дэниела Астона было всё (и Джейсон не имел в виду деньги): у него была работа, положение в обществе, семья, дети, связи, родственники и друзья; у него же самого не было ничего, и если он мог раньше надеяться на то, что это рано или поздно появится, то теперь все надежды рухнули. Он никогда в жизни уже не сможет открыться другому человеку так полно и безоговорочно, как он открывался Дэниелу, никому не сможет отдать свои чувства с той же полнотой. Он не сможет его забыть и будет бесконечно искать в других людях ту же силу, уверенность и нежность, которые так притягивали его в прежнем любовнике. Даже его несгибаемость, даже его высокомерие и жестокость — даже их он будет искать. Дэниел отнял у него саму надежду на счастье…

И как бы ни ужасно это звучало, даже больше, чем предательство Дэниела, Джейсона терзала невозможность быть с ним. Он ненавидел его, но хотел назад, к нему. Он ненавидел себя за эту слабость, но ничего поделать не мог.

Неделя пролетала за неделей, и Джейсон стал привыкать к новой жизни. Он ближе сошёлся с несколькими одногруппниками, по вечерам выходил с ними в город и даже пару раз встретился со старыми друзьями в «Миндале». Он нашёл работу в книжном магазине на Стрэнде, и она стала ещё одним способом не думать.

Естественно, больше всего из сокурсников он общался с Уиллом. Тот, до этого вообще не имевший о Джейсоне никакого определенного представления, обнаружил, что получил весьма интересного соседа. Коллинз, вопреки всем представлениям о внешне привлекательных людях, оказался аномально умён. Математику и статистику он знал настолько хорошо, что Уилл был уверен, что и к концу последнего курса не дойдёт до такого уровня. Гардероб Джейсона тоже был загадкой. В общем и целом — ничего особенного, разве что чуть более строгий, чем в среднем у сокурсников. Но порой в нём попадались такие вещи, что впору было призадуматься. Кроме того, сосед никогда и ничего не рассказывал о себе. От расспросов Уилла он всегда старательно уходил, обычно отвечая, что вырос в состоятельной семье, но лишился финансовой поддержки родителей. Джейсон даже не сильно обманывал Уилла.

Вечерами он лежал на своей кровати и гнал воспоминания, становившиеся уже почти навязчивыми. И как рефрен звучали в его голове слова старой песни U2, которую он сейчас постоянно слушал:

Love is blindness

I don't want to see

Won't you wrap the night

Around me^[10]

Он теперь понимал эти слова… Он не хотел видеть правды — и не видел. Он слепо любил и поплатился за это. Потому что никого нельзя так любить, и никто не заслуживает такой веры и такой любви. Никто…

И всё, что ему теперь оставалось, это шептать в темноту:

— Blow out the candle. Love is blindness.^[11]

***

В начале декабря он с Уиллом и ещё двумя однокурсниками пошёл поужинать в небольшое кафе в квартале от новой квартиры. По правде говоря, ел он сейчас чаще дома или в кафетерии в университете — по финансовым соображениям. Но иногда всё же можно было позволить себе выход «в свет».

До Рождества было не так далеко. Улицы, магазины и рестораны уже были украшены. Джейсон вспоминал прошлое Рождество и не мог поверить, что это было всего год назад. Тогда его самой большой проблемой было подобрать подарки Эмили и членам её семьи, и всё в жизни казалось простым и упорядоченным. Это Рождество он встречал с тяжёлым грузом воспоминаний, ему не для кого было выбирать подарки, и он не имел представления, что ему делать дальше.

На этой неделе ему трижды звонил Брент, но Джейсон не отвечал на звонки. Всё кончено, и прошло уже слишком много времени. Раны начали наконец-то заживать (да, Джейсон, убеждай себя в этом) и незачем было бередить их. Пока он сидел за столом в кафе дважды позвонил Хиршау, его Джейсон тоже проигнорировал.

«Что они там, взбесились, что ли?» — только и подумал он, равнодушно сбросив вызов и отключив звук.

Когда он с компанией однокурсников вышел из дверей кафе, Хиршау в сопровождении ещё одного охранника, которого Джейсон не знал, ждал его снаружи.

— Добрый вечер, мистер Коллинз, — прогрохотал он.

Джейсон почувствовал, как в нём закипает злость. Мало того, что они опять следят за ним, так ещё и смеют заговаривать с ним, когда он с друзьями. Последние с удивлением воззрились на огромного немца.

— Вас что, не поставили в известность, что теперь не меня нужно поджидать у каждого выхода? — резко ответил Джейсон, забыв, что здесь находятся его однокурсники. — Или вы замечтались и по привычке прибежали за мной?

— С вами хотят поговорить, — никак не среагировал на колкость Хиршау.

— Я не хочу ни с кем разговаривать, — Джейсон развернулся и попытался обойти телохранителя, но тот задержал его, положив руку ему на плечо.

Джейсон чуть не задохнулся от возмущения — ни один из сторожевых псов Дэниела раньше не смел касаться его. Он даже не успел ничего сказать, как сзади послышался голос Уилла:

— Поаккуратнее, мистер! Вы что, не поняли?

Второй телохранитель подошёл ближе и тихо, но угрожающе произнёс:

— Не вмешивайтесь не в свои дела, молодые люди.

— Я вызываю полицию! — пригрозил Уилл.

— Не надо, — сказал Джейсон. — Не стоит с ними связываться. Я поеду, — он повернулся к Хиршау. — Уберите руку.

— Джейсон, ты с ума сошёл?! — воскликнул один из его одногруппников.

— Они всё равно не отстанут. Если уйдут сегодня, объявятся завтра.

— Господи, да ты посмотри на них! — сказал Уилл. — Они же…

— Я их знаю. Не беспокойся за меня, — он бросил на телохранителей раздражённый взгляд: — Мы что, пешком пойдём?

— Одну секунду, сэр, — Хиршау отступил к краю тротуара и махнул рукой.

Буквально через несколько секунд машина, припаркованная ниже по улице, тронулась и подъехала ко входу в кафе. Вполне вероятно, что к этому скромном заведению впервые подъезжал представительский "Мерседес". Хиршау открыл перед Джейсоном дверь, а затем мягко её захлопнул, когда пассажир оказался внутри. Сам он сел рядом с водителем на переднее сиденье. Другой телохранитель сел рядом с Джейсоном.

Когда автомобиль отъехал, Уилл присвистнул:

— Интересные у Джейсона знакомые!

Джейсон гадал, что от него вдруг понадобилось через полтора месяца, и подозревал, что Дэниел — если он вообще будет встречаться с ним, а не с Брентом — пойдёт на второй заход. Если Дэниел действительно его любил, то должен был страдать сейчас примерно так же, как и он сам — только без ощущения стыда и разочарования в любимом человеке, без унизительного чувства, что тебя предали.

Когда машина остановилась, Джейсон понял, что они приехали не в знакомую квартиру в Челси. Он не настолько хорошо знал Лондон, чтобы понять, куда его привезли, но это был явно какой-то престижный район. Он вспомнил, что Дэниел говорил ему про дом в Белгравии, в котором велся ремонт. Очевидно, он закончился, и Астон переехал туда.

Джейсон сидел в машине и думал о том, что его сейчас ждёт. Почему Дэниел не может оставить его в покое?

Он вырвался из запутанного клубка мыслей, когда кто-то тихо кашлянул рядом. Он повернул голову: Хиршау открыл дверь и ждал снаружи. Неизвестно, насколько долго. Видимо, Джейсон ничего не слышал и не замечал, погружённый в себя.

В особняк их впустил Николс. Они церемонно поздоровались, Николс принял у него куртку и проводил в комнату, похожую на маленькую личную гостиную. В камине горел огонь.

— Подождите, пожалуйста, здесь. О вашем прибытии сообщили.

С этими словами Николс скрылся за дверью.

***

Дэниел обсуждал с Эдером, главой службы безопасности и одним из своих самых доверенных лиц, график поездок на январь, когда в дверь кабинета постучали, и вошёл Хиршау.

— Он здесь, сэр.

— Спасибо, Хиршау. Можете идти.

Эдер, от которого не могли укрыться ни малейшие оттенки интонации, спросил:

— Он — это он?

Дэниел вздохнул и кивнул головой.

— Зачем? Зачем он здесь?

— Я послал за ним. Я хочу его видеть.

— Полтора месяца прошло. Ты прекрасно обходился без него.

— Нет, Эдер, не прекрасно.

Эдер встал с кресла и навис над сидящим в кресле Дэниелом:

— Отправь его назад, немедленно. Послушай меня, Дэниел, я сто раз тебе говорил, но выслушай в сто первый: откажись от него. Ты что-то там чувствуешь к нему, хорошо, прекрасно, пускай. Но это пройдёт, дай себе ещё немного времени, месяц, лучше два. Это пройдёт. Это же сумасшествие какое-то!

— Я не хочу, чтобы это проходило, — спокойно ответил Астон.

— Подумай о последствиях!

— Я всё понимаю, я не лишился рассудка. Но это сильнее и важнее. Эдер, я знаю, что ты думаешь. Я сам так думал когда-то. Я слышал истории о людях, которые ради отношений ставили на карту всё, и смеялся над ними. Я думал: что за идиоты? Теперь я сам в такой ситуации. И ты не можешь даже представить, что со мной происходит. Молись богу, чтобы тебе никогда не довелось этого узнать. Это, — Дэниел прикрыл глаза, ища подходящее слово, — это восхитительно, но это же и разрушает тебя.

— Вот об этом я и говорю. Твоя прихоть… твоя связь с этим мальчишкой рано или поздно обернётся крупными проблемами. Ты здравомыслящий человек. Подожди ещё немного. Ты забудешь о нём рано или поздно.

— Нет, Эдер. Это то же самое, что остаться без руки. Ты можешь научиться делать всё одной — писать, рисовать, даже шнурки завязывать, но не пройдёт ни одного дня твоей жизни, чтобы ты не вспомнил о том, что у тебя отнято и не пожалел. Ты никогда не забудешь.

— Хорошо, если продолжить твою аналогию, когда началась гангрена, руку ампутируют. И нужно пожертвовать ей, чтобы спасти собственную жизнь.

Эдер замолчал, ожидая ответа от Дэниела, но тот задумчиво смотрел в одну точку. Наконец он произнёс:

— Я всё решил.

— Дэниел, — Эдер опустился в кресло, — я помню тебя ещё подростком. Я видел, можно сказать, всю твою жизнь. Ты принял огромную ответственность после смерти отца, и ты справился. Ты сам многого добился. Я гордился тобой. Я радовался твоим успехам, как будто ты мой собственный сын, и всегда и во всём поддерживал тебя. И мне больно видеть то, что ты делаешь сейчас.

— Поддержи меня и в этой ситуации, — ответил Дэниел.

— Мне ничего другого не остаётся, — вздохнул Эдер. — Но если ты не хочешь думать о своём будущем, подумай о мальчике. Ты сломаешь его жизнь тоже, не только свою. Он слишком уязвим. Тот, кто не смеет коснуться тебя, ударит по нему. Это ты понимаешь? Ты рискуешь его жизнью.

— У тебя целая армия, Эдер. Надеюсь, ты сможешь о нём позаботиться.

— Я не всесилен, Дэниел. И, ты знаешь, раны не всегда наносят железом. Я не врач, но он… Эти его фобии… Он не кажется мне нормальным человеком, извини. Он на грани психического расстройства, и даже самая невинная на наш взгляд вещь может столкнуть его туда. Даже если бы не было всех прочих проблем, он не тот человек, с кем ты можешь связать свою жизнь.

— Ты совершенно правильно заметил, что ты не врач и не можешь ставить диагнозы, — отрезал Астон. — На сегодня ты свободен. Извини, но меня ждут дела.

Эдер поднялся с кресла:

— Надеюсь, у мальчишки больше здравого смысла, чем у тебя, и он не вернётся.

Глава 23

Джейсон стоял возле камина и глядел на огонь, когда услышал звук открывающейся двери. Он повернулся не сразу, словно боялся того, что его ждало.

Несколько секунд они с Дэниелом смотрели друг на друга. Потом Джейсон сглотнул и произнёс:

— Что тебе нужно?

— Просто увидеть тебя. Поговорить. Садись, — Дэниел указал на одно из кресел.

— Спасибо, не стоит. Говорить нам не о чем.

— Есть о чём, Джейсон. То, что между нами было, никуда не исчезло.

— Я уже всё сказал. То, что между нами было, окончено, — холодно сказал Джейсон, отводя глаза от Дэниела.

— Я виноват перед тобой, я причинил тебе много боли… Прости меня.

— И причиняешь сейчас. Почему ты не можешь оставить меня в покое? Зачем ты делаешь мне ещё больнее?

— Я просто не могу иначе. Я постоянно думаю о тебе.

— Лучше думай постоянно о жене и детях!

Дэниел на секунду закрыл глаза и сделал глубокий вдох:

— Ты прав. Я всё это понимаю, но я хочу быть с тобой. Только с тобой я был по-настоящему счастлив впервые за всю свою жизнь.

— Мы не можем быть вместе. Ты это знаешь. А мне пора идти.

— Почему не можем? Тысячи людей имеют связи вне брака.

— Это их право и их выбор. Меня это не устраивает. Ты обманул меня и предал, Дэниел. Я хочу оставить это в прошлом и жить дальше. А ты хочешь обманывать и предавать дальше, только теперь взять меня в сообщники. Это не для меня, прости…

Джейсон пошёл к выходу, и для этого ему пришлось сделать несколько шагов в сторону Астона. Тот тут же схватил его за руку:

— Ты говорил, что любишь меня, что принадлежишь мне!

— Дай мне пройти, — потребовал Джейсон.

Дэниел лишь крепче сжал его запястье и схватил второй рукой.

— Ты знаешь, что я всегда получаю то, что хочу, — твёрдо произнёс он.

Джейсон попробовал вырвать руки, но ничего не получилось: хватка Дэниела была железной. Он разжал гневно сжатые губы только для того, чтобы бросить:

— Убери руки!

— Я не откажусь от того, что принадлежит мне, — прошептал Дэниел, притягивая Джейсона ближе. — Можешь сколько угодно испытывать вину и стыд… Мне плевать.

Он начал целовать сначала шею Джейсона, потом поднялся выше к скулам и щекам, лишь на секунды отрываясь, чтобы произнести:

— Можешь даже ненавидеть меня. Мне всё равно. Ты мой. И ты останешься моим. Со мной. Я не позволю тебе уйти.

Первые поцелуи вызвали в Джейсоне лишь волну беспомощной злости и гнева, но потом… Господи, это было так сладко, так знакомо, так желанно. Он мечтал об этом. Он хотел, чтобы Дэниел коснулся его. Хотя бы раз, хотя бы на секунду. Чтобы снова погрузиться в бездонный омут, где нет памяти, стыда и страдания. Он чувствовал, что не может сопротивляться этому, ему оставалось только просить… Умолять Дэниела сжалиться над ним, отпустить его, не терзать его больше воспоминаниями о невозможном теперь счастье.

— Пожалуйста, не надо… — простонал он. — Прошу тебя… От этого только хуже…

Дэниел на мгновение разжал его руки, но только для того, чтобы обнять теперь за плечи. Он начал целовать его в губы, заглушив слова. И он чувствовал, что Джейсон ему уступает и отвечает, что Джейсон, как и он сам, не может совладать с собой.

Он оборвал поцелуй и посмотрел Джейсону в глаза. Там были боль и мольба, но где-то в серо-синей глубине за ними теплился огонь. Он почти силой сдвинул Джейсона с места и отвёл к широкому дивану, Джейсон бросил взгляд на разбросанные подушки и в очередной раз попытался вырваться, сказав:

— Отпусти… Не надо.

Дэниел грубо швырнул его на диван и навалился сверху:

— Я не хотел доводить до этого, но я возьму то, что мне принадлежит.

Он рванул на Джейсоне рубашку и начал расстёгивать джинсы. Тот смотрел на него огромными от неверия глазами, но не сопротивлялся. Сила Дэниела подавляла его, и это было то, чего он хотел втайне — оказаться раздавленным и уничтоженным этой железной волей и не чувствовать уже ничего, ни вины, ни боли. Всё в нём жаждало одного — принадлежать этому человеку, снова, безраздельно, абсолютно. Он обнял Дэниела за шею, прижал к себе и начал целовать, приникая всем телом и вжимаясь бёдрами.

Дэниел торопливо расстёгивал свой ремень. В лихорадочной спешке он лишь слегка смазал головку слюной, прежде чем войти в Джейсона. Тот изогнулся и забился в его руках, вскрикнув от боли, и Дэниел лишь крепче сжал любовника и накрыл его губы своими.

Джейсон стонал и метался, и боль внутри была сильной, как никогда, но он хотел эту боль, потому что заслуживал её. Хотел, чтобы она стала сильнее — такой сильной, что смогла бы заглушить те мучительные чувства, что рвали на части его душу. В этой боли было что-то жертвенное, очищающее, почти священное, и он хотел её. Когда пальцы Дэниела обхватили его напряжённый член и искра удовольствия пронеслась сквозь боль, ему показалось, что он теряет сознание, настолько неестественным и отвратительно-прекрасным было происходящее. Он — опять, опять, опять, опять — отдавал себя этому человеку, и даже боль, которую тот причинял ему, доставляла наслаждение.

Их отчаянное и яростное совокупление не было долгим, они, не в силах сдерживаться, кончили вместе через две минуты. Дэниел отпустил его, и Джейсон только тогда понял, что всё это время не мог даже по-хорошему дышать в звериных объятиях своего любовника.

Дэниел скинул пиджак перед тем, как они занялись сексом, и всё это время оставался в одной рубашке, а сейчас, будто внезапно захотев уйти, сразу же поднялся с дивана и надел брюки. Но через несколько секунд, не успев ни застегнуть их, ни заправить в них рубашку, он бессильно опустился на диван рядом с Джейсоном. У того был напряжённый и одновременно отсутствующий вид, словно он и сам не верил в то, что только что произошло. Джейсон поменял позу и положил голову Дэниелу на колени. Тот начал осторожно гладить его по гладким, послушным волосам. В этой минуте было столько горькой нежности, что у Дэниела сердце замирало в груди.

— Что мы делаем? — прошептал Джейсон. — Что мы наделали?

— Мы любим друг друга, — ответил Дэниел, всё так же отрешенно глядя перед собой.

Он хотел насладиться каждым мгновением, запомнить каждую секунду, проведенную с Джейсоном, потому что знал: скоро волшебство развеется.

— Разве это любовь?

— Да. Желание не делает её хуже.

Они провели несколько минут в тишине, глядя на догорающий в камине огонь.

— Ты должен остаться со мной, — произнёс Дэниел.

— Я теперь знаю, кто ты. Знаю, что у тебя за жизнь. Даже если бы я хотел — это просто невозможно. Вечно прятаться и обманывать…

— Я сказал, что не буду тебя прятать.

— Дэниел, ты не можешь этого сделать, посмотри правде в глаза. Отношения со мной разрушат твою семью, репутацию и карьеру. То, что могут позволить себе художники, актёры и музыканты, не можешь позволить себе ты.

— Я готов рискнуть, — ответил Дэниел и легкомысленно добавил: — В конце концов, я буду не первым, кто сломал свою жизнь ради любви.

— Это не более чем красивая фраза… Страсть пройдёт, и ты возненавидишь меня за то, что я разрушил всё, что у тебя было. Тем более, я не слышал, чтобы кто-то пожертвовал всем ради другого мужчины.

— Оскар Уайльд, Тьюринг…

— Трагические случайности, а не осознанная жертва. Они думали, что им это сойдёт с рук, как сходило сотням их современников. Если бы они знали, каков будет финал…

Дэниел продолжать нежно касаться волос Джейсона. Через пару минут он произнёс:

— Есть одна история. Про осознанный выбор. Не трагическая, но по-своему грустная. Она произошла в начале двадцатого века в Санкт-Петербурге.

— В Санкт-Петербурге в России? — спросил Джейсон.

— Да, в России, и даже при царском дворе. У императора Николая II был двоюродный брат, великий князь Дмитрий Павлович. Он был примерно одного возраста с детьми царя. Ходили слухи, что, возможно, император назначит именно его своим преемником вместо тяжело больного наследника Алексея в обход более близких родственников. Чтобы подкрепить право на престол, он должен был жениться на старшей дочери царя Ольге. Это не был бы брак по расчёту в чистом виде, они росли вместе, симпатизировали друг другу. К тому же, Дмитрий был привлекателен, нравился женщинам, одна брошенная любовница в отчаянии даже в него стреляла. В общем, это был блестящий молодой аристократ. Чудесная жизнь, прекрасные перспективы… Но потом при дворе появился князь Феликс Юсупов, один из самых красивых мужчин своего времени. До этого он учился в Оксфорде, куда семья отослала его не столько ради получения образования, сколько чтобы избежать скандала. Его поведение нельзя было назвать безупречным по многим причинам, в том числе и из-за интереса к мужчинам. Когда он вернулся домой, то встретился при дворе с Дмитрием Павловичем. Они стали друзьями, развлекались вместе, и, естественно, вскоре поползли слухи — пристрастия Юсупова были известны. Есть версия, что Дмитрий уже был помолвлен с великой княжной Ольгой, когда началась его дружба с Феликсом. Царь несколько раз грозился расторгнуть помолвку, если Дмитрий не разорвёт компрометирующие отношения. Никто не знает, стали ли Дмитрий и Феликс любовниками, или всё ограничилось простым увлечением, но тем не менее, ради этого увлечения Дмитрий отказался от руки царской дочери. Он перечеркнул своё будущее и возможность занять трон. И он, несомненно, понимал, на что идёт. Он понимал, что упускает главный шанс в своей жизни, но не мог отказаться от человека, которого любил.

— И чем всё закончилось? В то время в России они не могли жить долго и счастливо.

— Юсупов вскоре женился — по любви — на племяннице царя. Ходили слухи, что Дмитрий пытался расстроить свадьбу, даже сам делал предложение невесте Феликса в надежде, что родители предпочтут его. Но всё закончилось именно так: один готов был разрушить свою жизнь ради другого, а тот… Тот просто ушёл.

— Грустно… Принести всё в жертву тому, кому твоя жертва не нужна.

Джейсон лежал, слушая ровное биение своего сердца. Ему стоило сейчас встать и уйти, но не было сил нарушить их с Дэниелом близость.

— Это ошибка, — сказал он тихо. — То, что случилось сегодня… Может быть, так нам легче будет расстаться, завершить то, что было.

— И ты сможешь? Сможешь вот так спокойно уйти и забыть?

— Не знаю… Нет, — признался Джейсон. — Всё это время мне было очень плохо. Я чувствовал себя использованным и преданным, но хуже всего мне было потому, что тебя не было рядом и никогда уже не будет.

— Ты хочешь остаться со мной? Скажи честно, в глубине души ты хочешь этого? — спросил Дэниел.

— Да, — не сомневаясь, ответил Джейсон. — Несмотря на всё, что ты сделал, я хотел бы остаться с тобой, потому что теперь я уже не могу понять, как жить без тебя.

— Ты останешься со мной. Если потребуется, я заставлю тебя.

— Не говори глупостей, Дэниел. Ты не можешь силой держать меня при себе.

— Могу. И я сделаю это. Ты знаешь меня.

Джейсон резко поднялся. Он ничего не сказал, только поднял с пола брошенные джинсы и начал их надевать.

— Джейсон… — голос Дэниела чуть дрогнул.

Джейсон проследил за его взглядом и тоже увидел: на внутренней стороне бедра остался смазанный и уже потемневший кровавый след. Он на секунду замер, а потом равнодушно застегнул джинсы и произнёс, усмехнувшись:

— Теперь так всегда будет между нами? Ты ведь это мне пообещал только что.

Дэниел одним движением бросил Джейсона на диван и прижал всем весом.

— Да, мальчик, если ты не смиришься, — тяжёлым угрожающим голосом произнёс он. — Ты принадлежишь мне, и если придётся вбивать это в твою упрямую голову силой, я так и сделаю. Не вынуждай меня… Или это как раз то, чего ты хочешь? Хочешь твёрдой руки?

Они пристально смотрели в глаза друг другу. Джейсон не испытывал страха, только понимание, что Дэниел прав: он принадлежал ему, каким-то странным, непонятным, неправильным образом всё в нем тянулось к Дэниелу и желало его. Сила этого человека, и физическая, и внутренняя, опьяняла его.

Дэниел отпустил его, но Джейсон так и остался лежать в той же позе и не сводил с Астона глаз. Тот поднялся на ноги и подошёл к потухшему камину.

— Ты словно пришёл из другого мира, Джейсон, как эльф-подкидыш, — сказал он, тяжело дыша. — Я не знаю, что делать с тобой. Эльфы исполняли желания, но так коварно, что в конце концов самое желанное на свете оборачивалось против человека и губило его. Так же и подарки эльфов…

— Ты можешь отказаться от подарка, — произнёс Джейсон.

Дэниел резко развернулся к нему:

— Нет, я возьму его, чего бы мне это ни стоило. Я решил это давно, даже до того, как мы стали любовниками, и не откажусь от своего решения.

Он подошёл к Джейсону и поднял с пола свой пиджак, опустил руку в карман и достал те самые часы, что подарил после их первой ночи. Он взял правую руку Джейсона и застегнул на ней кожаный ремешок.

— Ты останешься со мной, Джейсон. Потому что ты этого хочешь. Потому что я этого хочу.

Глава 24

Из дневника Джейсона Коллинза

3 января 2007

Проснулся рано утром, в пять часов, и не смог больше уснуть. Даже не стал вылезать из кровати, лежу с ноутбуком. В квартире никакой звукоизоляции, поэтому пока не встаю, чтобы не разбудить Бапулала — его комната напротив ванной. За Уилла можно не опасаться, он вчера пришёл из ночного клуба очень поздно и теперь спит как убитый.

Первую половину дня я свободен, а после обеда надо идти на работу. Завтра возвращается в Лондон Дэниел.

Я вернулся к нему. Я презираю самого себя за эту слабость, но без него я как будто потерян. Это невозможно объяснить. Без него во мне страшная пустота, я ничему не радуюсь, ничего не чувствую. Я сдался и вернулся к нему.

Мне отвратительно то, что мы делаем. Я не могу перестать думать о его жене и о том, как он с ней поступает. Она про нас рано или поздно узнает. Скорее всего, уже… Мне невыносимо стыдно, но я ничего не могу с собой поделать. Я хочу быть с ним.

Дети — ещё хуже. С одной стороны, они пока ничего не понимают, но они не могут не замечать, что их отец редко бывает дома, практически там не живёт. Дэниел теперь почти всё время, когда не в деловых поездках, проводит в Лондоне. Он навещает их, но это не то… Я иногда хочу сказать ему, что он должен поехать к жене и детям, но не могу себя заставить, не хочу вызывать их призраки. В конце концов, это не моё дело, как он обходится со своей семьёй, но я испытываю колоссальное чувство вины перед ними. Думаю, он тоже, хотя никогда не показывает этого.

Он хотел, чтобы я переехал в его дом в Белгравии, но я отказался. Что, если его жена приедет туда? Она имеет на это полное право. И она как жена Дэниела и хозяйка дома будет иметь полное право вышвырнуть меня оттуда. Я не хочу занимать её место рядом с ним. Я его любовник. Ничего больше. Жить в фамильном особняке — что-то слишком личное и одновременно официальное, как будто объявление о своих отношениях во всеуслышание. В старую свою квартиру я тоже не вернулся: во-первых, мне это просто было тяжело, а во-вторых, Дэниел посчитал, что она мне не подходит. Нужно, по его словам, что-то достойное моего положения. Очевидно, положения королевской фаворитки. Он говорит, что у меня должно быть больше места и помещения для прислуги и охраны. Если с прислугой я ещё могу мириться (в конце концов, я вырос в доме, где была прислуга, пускай и всего лишь одна миссис Риттер), то с постоянным присутствием охраны — с трудом.

Мне надо будет посмотреть квартиры, которые подберет для меня секретарь Дэниела, и выбрать что-нибудь. Честно говоря, я был бы рад, если бы она сама и выбрала. Мне всё равно.

Пока я живу на старом месте. Выторговал у Дэниела эту возможность, хотя он, конечно, был против. Представляю, какие картины ему рисуются: я в одной квартире с двумя молодыми людьми. Новая квартира, скорее всего, будет нуждаться кое в каких переделках или смене обстановки. Так что я смогу жить с Уиллом как минимум до марта. Я его уже предупредил, что скоро съезжаю. Парню не везёт с соседями.

Дэниел также милостиво позволил мне работать в книжном магазине. Я решил остаться там до тех пор, пока мне не найдут замену. Честно говоря, я думал, это произойдёт быстрее, но прошёл уже месяц, а я всё ещё работаю.

Я полный дурак. Когда я согласился вернуться к Дэниелу, он был готов пойти на любые уступки. И как я этим воспользовался? Миллиардер согласен выполнить любое твоё желание, а ты выбираешь несколько месяцев работы продавцом и жизнь в съёмной квартире с двумя студентами. Очень умно.

Мне ничего от него не нужно. Он и так даёт мне слишком много. Я чувствую, что каждую минуту, что он проводит со мной, я отбираю у кого-то другого.

Не буду лицемерить и говорить, что мне всё равно, сколько у него денег. Разумеется, я нахожу много плюсов в том, что Дэниел богат. Мне нравится не думать о расходах, не считать каждый фунт, жить в окружении красивых вещей. Я могу обходиться без всего этого — и несколько лет я экономил, занимался домашними делами, сам убирался в квартире, отказывал себе в вещах, которые не мог позволить, — но если есть возможность всего этого избежать, я готов ею пользоваться без зазрения совести. Жить, позволяя другим заботиться о себе, простительно до восемнадцати лет, но я, видимо, привык.

Раньше меня всем обеспечивал отец, теперь содержит любовник. Господи, кем я становлюсь?

Год назад я даже подумать не мог, что буду делать это с мужчиной. А теперь…

Я провожу с Дэниелом несколько вечеров в неделю и иногда остаюсь до утра. Естественно, Уилл начал задавать вопросы. Я сначала изворачивался как мог, но скрывать не имело смысла, рано или поздно всё узнается, поэтому как-то раз просто сказал: «Я ночевал у своего любовника. У мужчины».

Уилл не особенно удивился и сразу спросил:

— У того, который прислал за тобой лимузин?

— Да, у него.

— Принимая во внимание лимузин, охрану и все эти твои дорогие шмотки, почему ты живёшь здесь?

— Я расстался с ним в октябре и переехал сюда. Пока мне удобнее оставаться тут.

— А у него нет случайно такой же состоятельной сестры?

Я чуть не ответил, что сестры нет, зато есть жена, но, конечно, промолчал.

Я несколько раз выходил вместе с Дэниелом. Мы обедали и ужинали в дорогих ресторанах и были на двух официальных приёмах. Помню, я раньше был вечно недоволен тем, что он куда-то ходит без меня. Совершенно зря. Я очень неуютно себя чувствую, просто ужасно. Одно дело — просто быть любовниками, и совершенно другое — делать недостойные отношения публичными. Разумеется, в обществе мы не позволяем себе никаких проявлений симпатии или чего-то ещё в этом роде, я даже лишний раз взглянуть на него боюсь. Кажется, пока меня принимают, скорее, за секретаря, которого Астон зачем-то берёт с собой, чем за его любовника. Но они скоро всё поймут.

Дэниел настаивает, чтобы я везде ездил с ним. Конечно, если у меня совсем нет желания, я могу отказаться. Но он говорит, что хочет таким образом продемонстрировать мой статус: я не очередное развлечение, а его постоянный спутник. Но я не стремлюсь к тому, чтобы меня демонстрировали, в том числе и потому, что так слухи только быстрее дойдут до его жены. А Дэниелу, похоже, всё равно. Он считает своё желание поступать тем или иным образом достаточным оправданием. Мне сказал Брент, что члены одного клуба, где Дэниел раньше иногда обедал, дали ему понять, что его присутствие там в свете последних событий не очень желательно. Нет, его не исключили — это было бы слишком грубо и демонстративно для настоящих английских джентльменов, но, тем не менее, там он больше не обедает. Возможно, это только начало.

Дэниел говорит, что гордится мной и доволен тем, как я себя веду на приёмах. Так и сказал: «Я знал, что мне не придётся за тебя краснеть, но ты оказался просто выше всяких похвал».

Приятно слышать, но эта похвала… она как будто предназначена дрессированной собачке. Может, это лишь моё воображение, но он словно выставляет меня напоказ, как трофей. Так семидесятилетние богачи демонстрируют своих двадцатилетних жён-моделей. Только от меня требуется чуть больше, чем привлекательная внешность, — быть во всех отношениях достойным Дэниела Астона. Со второй половины января у меня начнутся занятия с консультантом по этикету, чтобы уж никто не мог придраться.

Я не простил его. Я не могу простить ему ни того, что он обманывал меня почти полгода, ни того, на что он толкает меня сейчас. Я хочу быть с ним и стараюсь ради него упрятать совесть и гордость в самый дальний угол, но это тяжело. Всё не так плохо, как в те полтора месяца, что я был один, нет… Но я понимаю, что мы никогда не сможем быть так счастливы, как в первые месяцы. Всё отравлено.

Я снова начал играть. На занятия не хожу, играю только дома. Рояль из квартиры в Челси переехал в дом Дэниела.

Пока не кончился осенний семестр, было даже легче. Сейчас слишком много свободного времени — слишком много мыслей. Я стараюсь не показывать ничего этого Дэниелу. Зачем? Пусть хотя бы один из нас будет счастлив. Хотя я думаю, что за этим его спокойным и уверенным фасадом, может скрываться всё что угодно, возможно, он мучается в душе не меньше меня — и всегда мучился, ведь он с самого начал знал правду.

Иногда я хочу, чтобы он тоже испытал ту боль, что испытываю я, чтобы он знал, что мне плохо, хочу бросить ему в лицо всё то, что накипело у меня внутри: стыд, вину, страх, растерянность, отчаяние.

За два дня до Рождества я остался на ночь у него. Что бы ни происходило у меня в душе, секс с Дэниелом остаётся невероятным. Я забываю обо всём. Есть только Дэниел и моё желание.

Когда я проснулся, его уже не было рядом. Я принял душ и оделся. Здесь у Дэниела ванная ещё больше, в том числе сделаны две душевые стойки за одной перегородкой, чтобы нам не нужно было ждать друг друга или уходить в другую ванную комнату. Впрочем, она тут тоже есть. Если пройти через гардеробную — это огромное помещение, пока больше чем наполовину пустое, — то в конце есть дверь в ещё одну маленькую ванную. Через минуту вошёл Дэниел:

— Доброе утро. Ты уже, оказывается, встал, а я думал, не организовать ли тебе завтрак в постели.

— Наверное, не стоит, не хочется раздеваться. Сегодня снег выпал, ты видел? — я подошёл к окну.

— Да, конечно, — он обнял меня сзади. — Может, всё-таки разденемся. Я подумал что…

— Что? — я повернул к нему голову.

— Мы никуда не спешим, — промурлыкал Дэниел.

— Ты ведь уезжаешь сегодня?

— Разве я уже говорил тебе? — мурлыканье пропало.

— Завтра канун Рождества. И когда я говорил, что друзья зовут меня встречать Рождество у них дома, ты сказал, что это неплохая идея.

Он обнял меня ещё крепче и упёрся подбородком мне в плечо.

— Прости, Джейсон…

В его голосе было искреннее сожаление. Привыкай, Астон, это то, с чем тебе предстоит ближе познакомиться в ближайшие месяцы: постоянное сожаление, постоянное чувство вины. Но мне в тот момент стало по-настоящему грустно, не из-за Рождества, конечно, а из-за того, во что мы превращаем наши жизни.

— Дэниел, не нужно извиняться. Я прекрасно понимаю, что ты хочешь провести Рождество с семьей.

— Мы встречаем Рождество дома, а потом летим во Флориду. Я приеду к тебе четвёртого января и возмещу всё сторицей.

— Для меня это вовсе не трагедия. В конце концов, я постарше твоих детей, — успокоил я его.

— Ты тоже моя семья, Джейсон. Только с тобой я дома.

Я поцеловал его и попросил раздеть меня.

5 января 2007

Я уже вторую ночь остаюсь у Дэниела. Наши каникулы продолжаются. Хотя сегодня с утра он уехал в офис, но обещал быстро разделаться с делами и вернуться домой к обеду. После завтрака я играл на рояле, сейчас решил заняться дневником.

Дэниел позвонил мне третьего января и попросил приехать к нему с вечера:

— Я приеду домой ночью. Не хочу ждать до утра.

Вечером за мной заехала машина, чтобы отвезти в особняк Дэниела на Уилтон-кресент. (Если бы я захотел описать этот дом, ушло бы несколько страниц. Он огромный и роскошный. Как все дома здесь, он занимает не очень большую площадь, но компенсирует её недостаток высотой — четыре этажа и полуподвальное помещение. Два верхних этажа — сплошь гостевые спальни, я туда поднимался один раз). У Дэниела меня ждал прекрасный ужин и прекрасный одинокий вечер. Ничего удивительного, что я лёг спать рано.

Проснулся я в полной темноте, ничего не видя и не понимая, зато прекрасно чувствуя поцелуи на шее и плече.

— Дэниел… — прошептал я.

Он тут же забрался ко мне под одеяло. Он был полностью обнажён, как и я. Я лежал на животе, и несколько секунд он целовал мне шею сзади и гладил меня, проводя рукой от плеч чуть ли не до самых коленей. Я тут же почувствовал, что у меня наступает эрекция, хотя голова была до сих пор в полусне.

— Который час? — спросил я.

— Три утра. Прости, что разбудил. Я не задержу тебя надолго.

И тут похотливый мерзавец начал раздвигать мне ноги. Видимо, я не менее похотлив — я не только не сопротивлялся, я сам развёл их ещё шире. Его пальцы — уже в смазке — легко вошли в меня. Я был так расслаблен, что в первый раз за всё время не почувствовал никакого дискомфорта, только удовольствие от плавного, уверенного скольжения внутри. Он растягивал меня сильно и почти торопливо.

— Я не могу терпеть до завтра… Провести больше десяти дней без секса и просто лечь спать рядом с тобой — это невозможно.

Он заставил меня согнуть одну ногу в колене, чтобы получить лучший доступ.

— Я включу свет. Хочу тебя видеть.

Он включил лампу на прикроватном столике. Я зажмурился от света, пусть и неяркого, и зарылся лицом в подушку, в то время как он продолжал готовить меня.

— Дэниел, пожалуйста… — попросил я. — Войди в меня…

Мне стыдно об этом писать сейчас, но тогда это было единственное, чего я хотел. Желание каким-то странным образом сочеталось с сонной расслабленностью во всём теле.

Он вошёл в меня одним медленным движением и тут же начал двигаться. Я с жадностью принимал каждый его толчок, отвечал на него, и всё внутри сжималось от каких-то сладких судорог. Он взял мой член и начал двигать вдоль него пальцами в ритм со своими движениями. Оргазм был таким же, как наш секс в ту ночь, медленным, долгим, тягучим.

Дэниел вышел из меня и сел рядом, чертя какие-то знаки на моей спине и бёдрах. Он что-то тихо говорил, но я не понимал ни слова. Мозг словно отключился, так мне было хорошо. Накатила слабость, я был не в силах пошевелиться и лежал в той же позе. Я чувствовал, как из меня сочится сперма Дэниела, стекая по паху вниз. Такого никогда не было раньше.

Дэниел встал и ушёл в ванную. Он тут же вернулся с полотенцем, перевернул меня на спину и вытер мне живот и бёдра.

— Ложись ближе ко мне. Пора спать.

Он обнял меня и прижал к себе. Я быстро уснул — я как будто даже до конца и не просыпался и просто погрузился в более глубокий сон.

Я не знаю, зачем я это пишу. Это как будто избавление, высвобождение чувств…

Дэниел однажды смог вытащить меня из моей раковины, заставил раскрыться, но потом я спрятался обратно. Это был единственный способ укрыться от боли, не дать ей стать ещё сильнее. И теперь мы опять вернулись на исходную точку: я не могу дать выхода и выражения своим эмоциям. Даже с ним. Особенно с ним. Только когда мы занимаемся любовью, я на какое-то время освобождаюсь. И я хочу остановить этот момент, запечатлеть чувство полной свободы и открытости. Доказать самому себе, что оно было, что оно снова может быть.

За каждую минуту с Дэниелом я испытываю чувство вины. Оно становится навязчивым, постоянным, почти невыносимым. Так не должно быть. Так невозможно жить. И я не уверен, что мне под силу справиться с этим самому. Но мне не к кому пойти с этим. У меня нет никого ближе Дэниела, а он не может мне помочь. Остаётся только дневник. Я хотел описать всё то, что произошло вчера ночью, чтобы со стороны увидеть, как это низко, по-животному отвратительно и грязно. Я не религиозен, но если бы был, то сказал бы — греховно. Всё греховно и порочно: и то, как он взял меня, как свою собственность, разбудив посреди ночи, не спросив и не сказав почти ничего, и то, как я отвечал на его прикосновения, как сам просил, и то, как мы оба желали лишь одного — удовлетворить свою похоть. Я писал это, чтобы ещё больше унизить себя и выплеснуть всё то презрение к самому себе, что скопилось внутри. Но теперь, когда я перечитываю, я вижу, что там была не только грязь и похоть, там было ещё что-то, чему я не могу подобрать описания. Наверное, близость. Близость двух низких душ. И вот сейчас я не испытываю вины, потому что только так мы можем познать близость, недоступную нам ни с одним другим существом. Мы виноваты в том, что обманываем, нарушаем законы общества и причиняем боль другим, но мы не виноваты в том, что любим.

По какой-то нелепой случайности я полюбил не того человека. Дэниел тоже.

6 января 2007

Вчера я сел за дневник, чтобы написать совсем не о том, что получилось. Наверное, потом вообще сотру ту запись. У меня так часто бывает. Пишу для терапевтического эффекта, а потом, когда успокоюсь, всё стираю. Я хотел написать о другом.

Четвертого января я в кои-то веки проснулся раньше Дэниела и вышел в соседнюю комнату, чтобы не мешать ему спать. Здесь устроен небольшой кабинет (большой и официальный находится на первом этаже). Дэниел в нём почти никогда не работает и говорит, что планировал его больше для меня — чтобы я мог заниматься тут домашними заданиями. Моего здесь пока ничего нет, разве что пара книг и запасной зарядник для ноутбука.

Не знаю, сколько я там просидел, прежде чем явился Николс сообщить, что завтрак сейчас будет подан: по распоряжению мистера Астона, на два часа позднее обычного и прямо здесь, в кабинете. Я, недоумевая, почему вдруг такие изменения, пошёл проверить Дэниела, но оказалось, что он уже встал и успел одеться. Он набросился на меня с поцелуями и даже попытался затащить в кровать. Я вывернулся из его рук:

— Дэниел, за дверью накрывают на стол. К тому же мы занимались этим шесть часов назад.

— Всё было как-то… скомкано, — усмехнулся он. — И не забывай о почти что двухнедельном воздержании.

— Разве ты не с женой ездил отдыхать?

Он серьёзно посмотрел на меня.

— Я уже говорил: ни с кем, кроме тебя.

Я смутился и отвёл глаза:

— Не думал, что это относится к твоей жене.

— Кажется, в английском языке у «ни с кем» только одно значение.

Мне стало стыдно и одновременно страшно. И где-то глубоко-глубоко внутри промелькнула маленькая противненькая радость. Я растерялся.

— Дэниел, ты не должен… Я хотел сказать, что я не требую… не могу требовать такого от тебя…

— Зато я могу. И я не понимаю, чем ты недоволен, — в его голосе появились знакомые жёсткие нотки.

— Нет, я наоборот… Мне было неприятно думать, что ты с ней… Но радоваться этому — в этом есть что-то низкое, подлое.

Он взял меня за плечи и заглянул мне в глаза:

— Ты не должен радоваться, ты просто должен знать. Пойдём завтракать.

За завтраком мы мало разговаривали. Я был ошарашен. Сам не знаю, почему это так на меня подействовало. Может быть, они уже несколько лет не спят вместе, учитывая, что Дэниел постоянно изменял ей раньше, но мне всё равно было бы спокойнее думать, что он пытается сохранить для Камиллы хотя бы видимость брака. Хотя представлять их вместе, в одной постели…

Под конец завтрака я всё-таки заставил себя заговорить.

— Я оставил тебе подарок в кабинете на столе, — сказал я, тут же мысленно обозвав себя идиотом. Я хотел разрядить атмосферу, а заговорил о том, что мы на Рождество не были вместе, потому что он проводил каникулы со своей семьёй.

Дэниел улыбнулся:

— Я там пока не был. Спущусь вниз сразу, как только покажу тебе твой подарок. Пойдём…

Он встал из-за стола и протянул мне руку, я вложил в неё свою, и он подвёл меня к окну. Я недоумённо посмотрел на пустынную улицу, потом на Дэниела. Он указал пальцем:

— Я не стал перевязывать её бантиком — серебристый цвет сам по себе довольно нарядно выглядит.

Я только тут догадался, про что он говорит. В этом районе такими вещами никого не удивишь, и я сначала подумал, что это машина кого-нибудь из соседей. Но, Господи… Это был рождественский подарок от Дэниела. Я уставился на него в немом изумлении, даже ничего не сказал. Мог бы, конечно, выдавить хотя бы «спасибо».

Он рассмеялся. Наверно, у меня на самом деле был совершенно обалдевший вид.

— Всегда хотел «Астон Мартин», — сказал Дэниел. — Но с моей фамилией, согласись, это было бы глупо. Моя мечта хотя бы отчасти сбылась…

— Дэниел, это… У меня просто слов нет! Спасибо… Но это слишком, я не могу принимать такие подарки.

Я хотел сказать, что я не заслуживаю этого, что он не должен столько расходовать на меня, но слова застряли в горле. Я лишь крепче сплёл свои пальцы с его. Мне было радостно и неловко.

Дэниел развернул меня к себе и поцеловал.

— С Рождеством, — сказал он потом.

Мы спустились вниз — посмотреть подарок вблизи. Машина была просто великолепна. Это невозможно описать; сильные и плавные линии, стремительность и элегантность, само совершенство. Мы попробовали проехаться на ней по окрестностям (хотя это была не лучшая идея, меня всего чуть не трясло от неожиданности), и я вполне сносно справился, несмотря на долгое отсутствие практики и правый руль, с которым я раньше никогда не имел дела.

Когда мы вернулись в дом, Дэниел перешёл к менее приятной части — правилам пользования машиной. В основном, кроме того, что он запрещал (именно так) ездить с большой скоростью, это были правила, относящиеся не к машине, а ко мне. Мне не разрешалось выезжать на ней за пределы города без охраны, ездить ночью без охраны, ездить куда-либо, не предупредив охрану, и прочее в том же духе. В итоге он запретил мне пользоваться общественным транспортом и такси, а также перемещаться пешком дальше чем в пределах трёх кварталов, заявив, что давно надо было это сделать.

— Дэниел, как мне вообще теперь жить? Мне ничего нельзя! — не выдержал я.

— Тебе всё можно, — невозмутимо возразил он. — Ты можешь абсолютно везде ездить на своей машине при условии, что с тобой будет автомобиль сопровождения. На занятия, например, ты можешь ездить и один. Одно только это — огромная уступка с моей стороны. Эдер вообще никуда не хотел тебя пускать без охраны. Я прожил так всю жизнь и, как видишь, прекрасно себя чувствую.

— Ты — другое дело… Я не миллиардер и не управляю огромными компаниями. Кому я нужен?

— Ты очень близкий ко мне человек. Если хочешь, ты — моё слабое место. Ты не должен оставаться без защиты ни на минуту. Мои враги могут причинить тебе вред, чтобы нанести удар мне. И даже те, кто на моей стороне, будут пытаться вытеснить тебя из моей жизни. Разными способами. Прости, Джейсон, что втягиваю тебя в это… Но таковы правила игры. Это плата за то, чтобы быть вместе.

— Я понимаю. Я, наверное, привыкну. Потом… Но пока это…

— Я тоже тебя понимаю, — сказал он примирительным тоном. — Но откладывать больше нельзя. Я и без того слишком долго откладывал, хотел, чтобы ты привык. Ты же знаешь, что за тобой постоянно следили — охране будет легче заботиться о твоей безопасности в открытую и с твоей помощью. От тебя не так много и требуется: просто сообщать, куда ты идёшь или едешь. Обещай мне соблюдать все эти правила.

— Хорошо, я обещаю, — сдался я.

Теперь я счастливый обладатель «Астон Мартин DB9», но могу им пользоваться только под бдительным присмотром телохранителей. Я даже не уверен, буду ли я ездить на нём на занятия. По-моему, для студента такой автомобиль — это слишком. С другой стороны, если я не буду ездить на нём, меня будут возить на чём-нибудь не менее пафосном. Дэниел говорит, что покупает ещё машину. По его словам, для постоянной жизни в Лондоне этих нам может не хватить.