Разлучи нас, смерть! (СИ)

— Тебе лучше, Джейсон? — спросил хрипловатый женский голос.

— Где я? — задал он вопрос в свой черёд. Голос его зазвучал, как сиплое карканье, в горле немилосердно щипало. Он бы полжизни отдал за стакан воды.

— Пока я прощаю тебе неповиновение, но на будущее знай: если я задаю вопрос, ты на него отвечаешь, иначе тебя ждут неприятные последствия. Итак, Джейсон, тебе лучше? — фигура и лицо говорившей были скрыты в полной темноте.

— Нет, мне не лучше. У меня всё болит, и я прикован к кровати, — зло ответил он.

— Это, скорее, стол, чем кровать. Скоро я позволю тебе встать с него при условии, что ты будешь хорошо себя вести.

— Что вам от меня нужно? Я ничего не знаю.

— Это хорошо, что ты ничего не знаешь. Просто замечательно. Тебе и не нужно ничего знать.

Джейсон абсолютно ничего не видел в темноте, но по голосу догадался, что женщина улыбается.

— Зачем я здесь?

— Мы нашли тебе чудесное применение. Гораздо более интересное, чем твоё просиживание в замшелой бухгалтерской конторе.

«Замшелой бухгалтерской конторе? — про себя изумился Джейсон. — Так эти люди не в курсе, что я работаю на американские спецслужбы? Пока не знаю, как это сработает, но их просчёт — мой шанс».

— Я не понимаю… Что вам от меня нужно?

— Пока нам нужно, чтобы ты до конца пришёл в себя. Я принесла тебе еду. Когда поешь, станет гораздо лучше. Но сначала нам надо договориться. Ты умный мальчик и не захочешь злить меня, значит, будешь слушаться. Сейчас я ослаблю цепи на ногах и на руке, чтобы ты мог сесть. А ты в ответ не будешь делать глупых попыток ударить меня, укусить, вырваться или натворить ещё каких-нибудь глупостей. Поверь, всё это я уже проходила. Сбежать отсюда ещё никто не сумел, а вот нажить неприятностей — сколько угодно.

Она замолчала, ожидая ответа.

— Договорились, — согласился Джейсон, понимая, что сопротивление сейчас бесполезно. Он голову и ту с трудом поднимал и вряд ли был способен драться или кусаться.

Он услышал звук шагов, но разглядел лишь смутное, неопределённое движение где-то слева. Послышалось несколько металлических щелчков и позвякивание, и женщина произнесла:

— Теперь можешь пошевелить ногами.

Джейсон так и сделал: если раньше щиколотки были прикованы словно бы к самой столешнице, то теперь от каждого кольца тянулась довольно длинная цепь. Джейсон не мог её видеть, так как по-прежнему лежал на спине, но судя по той свободе, которую получили ноги, цепи были не меньше фута. Каждое шевеление отдавалось сильной болью в затёкших мускулах и суставах. В какой-то момент он не сдержался и застонал.

Женщина тем временем так же ослабила цепь на левой руке. Очевидно, цепи находились где-то под столом, и несложный механизм позволял или выпускать их наружу или втягивать внутрь, чтобы полностью обездвижить жертву.

Джейсон попытался сесть. Он смог сделать это не с первого раза, но всё же смог. Голова бешено закружилась, и опять накатила тошнота, но на этот раз быстро отступила.

В его правую руку вложили маленькую пластиковую бутылку.

— Что это? — спросил Джейсон, еле сдерживая непреодолимое желание начать пить прямо сейчас.

— Просто вода, — был ответ. Когда Джейсон начал пить жадными глотками, женщина вновь заговорила: — Выпрями ноги. Сейчас я поставлю тебе на колени миску. В ней бульон. Там же ложка.

Джейсон отставил в сторону пустую бутылку.

— А не проще включить свет? Что это за игры?

— Таковы правила. Ешь!

На колени ему поставили тёплую одноразовую миску из картона, в ней он нащупал пластиковую ложку. Первые глотки куриного бульона с мелкими кусочками сухариков показались ему до невозможности вкусными. Сколько же он не ел?

— Какой сегодня день? Какое число? — спросил он.

— Это не имеет значения.

Джейсон прикинул, что сегодня никак не может быть позднее десятого января — тогда жажда и голод были бы более мучительными. К тому же, когда он в первый раз пришёл в себя и его рвало, в желудке ещё были остатки еды, значит, это был тот же день, когда его похитили. Он попытался проанализировать прочие свои ощущения и пришёл к выводу, что всё ещё находится под действием какого-то наркотика — скорее всего, ему вкололи что-то, когда везли в машине, чтобы доставить сюда без лишних проблем. Никак иначе он не мог объяснить странное тупое спокойствие, которое им владело. Его похитили и держат голым на чёртовом столе в полной темноте, а он знай себе наворачивает бульончик и беседует с загадочной женщиной.

— Сейчас я объясню тебе правила. Для начала — два основных. Правило первое: ты во всём слушаешься меня и других людей, которые к тебе придут. Правило второе: за непослушание полагается наказание. Это самое главное, что тебе следует знать. Остальное вытекает отсюда. Наказание будет очень болезненным. Мы стараемся не оставлять следов на теле, по крайней мере, таких, которые не пройдут за пару недель, и мы знаем десятки способов причинить очень сильную боль, не портя внешний вид. Очень сильную, а при необходимости такую сильную, что ты вряд ли сможешь её вынести.

— Господи, зачём всё это? Можешь ты мне сказать, зачем? — прошептал Джейсон. Он не чувствовал страха, только непонимание и что-то похожее на отчаяние. Безысходность.

— В своё время. Теперь слушай дальше. Мы не собираемся держать тебя прикованным к столу. Я тебя отпущу, но даже не пытайся выбраться отсюда или причинить мне вред. Помни про наказание. Пока меня здесь нет, ты можешь ходить, сидеть, лежать. В том углу, за твоей спиной, есть унитаз и раковина. Сбоку от них — дверь в душ. Сейчас она закрыта, когда ты услышишь сигнал — подойди туда, панель сдвинется в сторону, и ты сможешь вымыться. Сигнал — это не приглашение, это приказ. Слышишь сигнал — бежишь в душ, понял?

— Я должен всё это делать в темноте?

— Тебе иногда будут включать свет. Итак, пока ты здесь один, можешь делать, что хочешь…

— Да, у меня тут куча развлечений, — огрызнулся Джейсон, и тут же его хлёстко ударили по лицу. Удар был такой неожиданный и сильный, что у него брызнули слёзы из глаз.

— Будешь грубить — останешься на столе. Посмотрим, как ты запоешь, если сутки полежишь без движения. Хотя тебе и половины суток будет довольно… — сделав предупреждение, женщина как ни в чём ни бывало продолжила ровным голосом: — Пока ты здесь один, делай, что хочешь. Как только ты услышишь, что дверь открывается, ты должен забраться на стол, лечь на спину и держать ноги и руки в положенных местах — около колец, чтобы когда я или мои коллеги войдём, мы могли сразу же закрепить тебя, как надо.

— Это какой-то сумасшедший дом, — простонал Джейсон. — Скажи, что тебе от меня нужно!

— Запомни, Джейсон, — женщина никак не среагировала на его вопрос, — когда заключённые не прикованы, мы никогда не заходим в камеры в одиночку. Так что не думай, что сможешь воспользоваться ситуацией. Через мои руки прошли гораздо более сильные и изворотливые люди, чем ты, и все они пришли к мысли, что сопротивляться бесполезно. Правда, некоторым для этого пришлось изрядно пострадать. Мне не хотелось бы причинять боль такому нежному и красивому мальчику, как ты.

— Почему ты не говоришь, зачем меня держат здесь? — снова спросил Джейсон и вытянул руку в сторону, надеясь схватить свою невидимую тюремщицу.

— Никогда больше так не делай. Никаких жестов, взмахов или ударов в мою сторону. Никогда. Ни при каких обстоятельствах, — жёстко заявила женщина. — Думаю, небольшой урок послушания тебе не повредит. Не то чтобы ты заслужил его… Ты пока не знаешь правил так хорошо, как требуется. Но это продемонстрирует тебе тот немаловажный в твоей дальнейшей жизни факт, что нам не нужно оправданий, чтобы причинить тебе боль.

Джейсон сжался, не зная чего ожидать в следующий момент.

Вспышка, треск и ужасная боль в руке…

Нет, во всём теле. Он даже кричать не мог.

Через мгновение всё кончилось.

— Шокер, — пояснила женщина. — Он у меня всегда с собой. И одной секундой я обычно не ограничиваюсь.

Как и обещала, она освободила Джейсона, но он лишь едва пошевелился в ответ.

— На сегодня это всё, — сказала женщина. — Кстати, меня зовут Прим.

Через минуту после того, как она ушла, в камере загорелся неяркий свет. Джейсон приподнял голову и огляделся: помещение было не очень большим, чуть ли не половину его занимал высокий стол, похожий на операционный, только шире. В противоположном от металлической двери конце комнаты находились унитаз и крошечная раковина, на выступе которой примостились зубная паста, щётка и жидкое мыло. Комната казалась похожей на колодец из-за высокого потолка, а в двух его углах были установлены камеры наблюдения. Вдоль одной из стен был постелен тонкий коврик, видимо, предполагалось, что на нём можно спать.

Джейсон спустился со стола. Ноги едва его держали. Его опять стало рвать, но на этот раз он успел добраться до унитаза. Он хотел прополоскать рот в раковине, но не смог подняться и упал, ударившись головой об пол. Скорее всего, он на какое-то время потерял сознание, потому что не слышал и не помнил, как в его камеру входили люди. Он лишь почувствовал, как его оттаскивают от унитаза, поднимают на руки и кладут на какую-то мягкую поверхность.

— …очень плохо переносит… — послышался мужской голос, доносившийся словно через слои ваты.

— …свои особенности… — отвечал другой.

Джейсон приоткрыл глаза и попытался поднять голову. Ему тут же сунули в руку бутылку с водой.

— Вроде очнулся.

Он начал пить, постепенно приходя в себя.

— Через час принесите ему еды, если снова будет выворачивать, приведите врача.

Его оставили одного в темноте. Джейсон понял, что лежит на том самом коврике. К нему начала возвращаться ясность сознания, не сразу, шажочками. Но связно думать он пока не мог, мысли путались или бегали по одному и тому же кругу, как заколдованные.

Ему показалось, что прошло буквально четверть часа с того момента, как его оставили одного, но, по-видимому, на самом деле больше, потому что он услышал, как открываются сначала одна дверь, потом вторая — принесли еду. Он даже не попытался подняться.

Тёмная фигура оставила перед ним тарелки и снова скрылась за дверью. После ухода охранников зажёгся слабый свет. Джейсон сел и начал есть. К сожалению, забытьё к нему больше не приходило, он лежал и смотрел в потолок, перебирая варианты и гадая, почему он тут оказался. Через час свет опять выключили.

Через четыре приёма пищи (Джейсон не знал, в чём ещё ему измерять время) он совсем оправился. Прим к нему не приходила — заходили лишь безмолвные тюремщики, которых он не видел, оставляли еду и бесшумно исчезали. Джейсон, услышав щёлканье замков, каждый раз покорно ложился на стол, но его ни разу не приковали.

Он был даже благодарен своим мучителям за то, что в его камере было почти постоянно темно — ему бы не хотелось лежать голым на столе перед этими людьми.

Один раз он услышал пронзительный писк из дальнего угла — видимо, это был сигнал к приёму душа. Джейсон двинулся в ту сторону и увидел, как отъехала в сторону стенная панель, открыв маленькую освещённую душевую. Он не мог сам ни регулировать температуру воды, ни включить её или выключить — всё совершалось кем-то извне. В его распоряжении был лишь микроскопический флакончик какой-то пенящейся жидкости, не было даже ничего похожего на губку.

Когда в очередной раз стала открываться дверь, Джейсон удивился: еду приносили совсем недавно. Он поднялся с пола и лёг на стол, не видя никаких причин сопротивляться. Чем больше он размышлял над ситуацией, тем безвыходнее она ему казалась. Ему оставалось лишь ждать перемены в условиях содержания или в отношении к нему охранников, или ещё чего-нибудь. То, как дело было поставлено сейчас, не оставляло ему ни малейших шансов. Даже если он каким-либо образом выберется из камеры, дальше была полная неизвестность, ведь он не имел никакого представления о происходящем вовне. И в этой неизвестности было главное оружие похитителей.

Возможно, когда-нибудь он отчается до такой степени, что решится на безумный поступок, но пока здравый смысл и воспоминания о наказании подсказывали ему, что нужно ждать. Что-нибудь обязательно произойдёт. Ни у кого не может быть цели просто держать его тут вечно. Вот на этом шаге размышлений ему обычно приходил в голову «Коллекционер» Фаулза и истории в новостях о женщинах, проведших в подвалах по несколько лет. Но там речь шла о нездоровых наклонностях одного человека, здесь же явно действовала целая организация. Содержание пленника, а возможно, и нескольких, не говоря уже о самом строительстве и оборудовании подобных камер, должно было стоить недёшево.

Ещё он надеялся, что его ищут. Финлэй вряд ли так просто смирится с непонятным исчезновением одного из своих сотрудников. Его будет искать не только полиция.

Дверь открылась, и в помещение вошло несколько человек. На этот раз ему закрепили в кольцах руки и ноги. Послышался голос Прим:

— Можете идти.

Почти неразличимые во мраке тени скрылись за дверью. Джейсон остался наедине с Прим.

— Ты молодец, Джейсон. Хорошо запомнил правила. Думаю, мы с тобой найдём общий язык.

— Объяснишь ты, наконец, что тебе от меня нужно?

— Только немного послушания. Всё остальное уже наше. Ты принадлежишь нам. Теперь у тебя нет ничего своего и никогда уже не будет. Возможно, даже имя тебе дадут другое.

— Вы же не будете держать меня здесь… Скажи, зачем всё это?

— Разумеется, не будем. Когда ты будешь готов, для тебя найдут владельца.

— Владельца?.. Я живой человек, у меня не может быть владельца! — Джейсон рванулся вперёд, но цепи держали прочно.

— Может. И им станет тот, кто больше за тебя заплатит.

— Бред какой-то… — Джейсон не верил своим ушам. — Я не нелегальный эмигрант без документов, мы в Лондоне, а не в… я не знаю… не в Сомали! Никто не может держать человека в рабстве!

Он начинал понимать, куда попал и какая судьба его ждёт, и немой ужас сжимал его грудь. Он едва мог говорить, ему казалось, что он сейчас задохнётся.

— В определенной степени ты прав, — согласилась Прим. Голос её доносился откуда-то слева и казался бесплотным, словно не привязанным к телу, а доносившимся из динамиков. — Босс предпочитает иметь дело с менее защищёнными слоями населения. С ними действительно меньше проблем, но и доход меньше. Деревенская девка из Марокко или Украины, знающая десять слов на английском, стоит не так уж и дорого. Но есть и более высокий класс. Взять, например, тебя, ты умеешь вести себя, с тобой не стыдно появиться даже на дипломатическом приёме, ты образован, играешь на фортепьяно, говоришь по-английски и по-французски…

«Боже, откуда она всё это знает?» — пронеслось в голове у Джейсона.

— Внешние данные тоже играют не последнюю роль. Одного твоего симпатичного личика хватило бы, чтобы продать тебя за приличную сумму. Естественно, возможность иметь компаньона вроде тебя — привилегия очень богатых людей. Но если они запросто выкладывают двадцать-тридцать миллионов долларов за самолёт, то заплатить в разы меньше за красивую и послушную игрушку — не проблема. По цене ты сравним, ну, скажем, с эксклюзивными часами.

— С чего вы взяли, что я стану послушной игрушкой? — внезапно охрипшим голосом проговорил Джейсон.

— Станешь. И не такие, как ты, становились. Впрочем, это не моя забота. Я занимаюсь самым начальным этапом, предпродажной подготовкой. Воспитание — это следующий шаг. Кто-то из владельцев предпочитает вбивать покорность самостоятельно, кто-то нанимает для этого специальных людей, моих коллег, например. Эти люди умеют добиваться абсолютного послушания. И ты не будешь исключением, ты смиришься, как все, кто был здесь до тебя.

— Я не верю, что такое возможно… — прошептал Джейсон. — Я никогда…

— Тебе пора привыкать к этой мысли. Думаешь, зачем я тебе всё это рассказываю? Ты должен понять, что другого пути нет, сопротивляться бесполезно — это лишь дополнительная боль. Ты всё равно станешь тем, чем должен стать. Можешь мне не верить, но когда-нибудь, даже если твой хозяин отпустит тебя… Если он посадит тебя в машину, даст ключи, все твои документы и полную сумку денег, чтобы начать новую жизнь — езжай, куда хочешь, — ты и тогда не уйдёшь. Ты останешься с ним.

— Нет, я не верю.

— Я всё сказала, Джейсон, и не буду больше возвращаться к этой теме. Теперь ты знаешь, зачем ты здесь.

— Меня будут искать.

— Кто? У тебя нет родственников. Твоя подружка — бесполезное и беспомощное существо, к тому же, она и не вспомнит про тебя через месяц. На работе твоё место через три дня займёт другой человек, и ты останешься для них лишь досадной неприятностью и стопочкой лишних бумаг. Ты никому не нужен, Джейсон.

«Вот тут ты ошибаешься, — подумал Джейсон. — На работе меня будут искать, ещё как будут. А потом, если я выберусь отсюда — ладно, если меня в конце концов кто-то купит, — стоит мне хотя бы на полминуты добраться до телефона… Меня найдут».

— Да, с такими, как ты, некий риск всегда есть, — продолжала Прим. — Но иначе высококлассный товар не раздобудешь.

— И как это происходит? — с горькой усмешкой спросил Джейсон. — Я буду стоять на помосте, как на невольничьем рынке? Мне будут зубы рассматривать?

— Нет, не так грубо. Ты всё узнаешь в своё время. На сегодня наш разговор почти закончен, я оставлю тебя на какое-то время, чтобы ты мог всё спокойно осмыслить. Имей в виду, к тебе тут особое отношение. Босс, видно, боится, что мы по неосторожности можем подпортить такую хрупкую игрушку, как ты, и это снизит цену. Обычно мы так не церемонимся, особенно с парнями.

— Здесь много таких?

— Есть кое-кто, — уклончиво ответила Прим.

Целая фабрика, конвейер по изготовлению рабов…

— Остался последний вопрос, — сказала Прим. — У тебя был опыт с мужчинами?

— Опыт в смысле…

— Да, в смысле сексуальный опыт, — подтвердила женщина.

— Нет, — онемевшими губами ответил Джейсон, и внутри у него всё похолодело. Он догадывался, что на самом деле подразумевало «рабство», о котором говорила Прим, но покуда об этом не заходила речь напрямую, он не думал об этом.

— А если не иметь в виду именно физический контакт? Испытывал ли ты влечение к мужчине? Сильную симпатию?

— Нет, никогда. Мне в голову такое не приходило, — Джейсон не знал, что принесёт ему этот ответ.

Глупо было надеяться, что Прим скажет: «А, ты не гей, тогда ты нам не подходишь. Можешь возвращаться домой». Но не могли же они совершенно не принимать во внимание тот факт, что он не интересовался мужчинами.

— Это прибавит мне работы. Вообще-то, среди наших клиентов есть и женщины, но мужчины за тебя заплатят гораздо больше. Я буду готовить тебя для них.

— В каком смысле готовить? — замирая сердцем, спросил Джейсон.

— В самом очевидном. Ты поймешь, что способен получать удовольствие от секса с мужчинами, и будешь хотеть его.

— Ничего такого я никогда не захочу, — твёрдо произнёс Джейсон.

Прим хохотнула.

— Посмотрим, — насмешливо протянула она. — С мужчинами в этом отношении проще, почти одна физиология, рефлексы. Женщину легче сломить морально, но вот с её телом справиться сложнее. А теперь согни ноги в коленях и раздвинь их.

Джейсон покачал головой, совсем забыв, что этого жеста в темноте не видно.

— Ты слышал меня?

Он молчал, лишь тяжело дышал. Он почувствовал, что тело его сотрясает дрожь — не столько от страха, сколько от сильного напряжения, в котором он находился последние минуты.

— Джейсон, ты знаешь, какова альтернатива. Или ты выполняешь приказ, или я наказываю тебя, а потом зову человека на помощь, и мы всё равно разведём твои чёртовы ноги и сделаем, что хотим. Только тебе будет гораздо больнее.

Он хотел сказать: «Не надо», но просьба замерла у него на губах. Он понимал, что просить бесполезно, что это будет лишь ещё большим унижением.

Джейсон сделал, как она сказала. Он почувствовал, как горлу подкатывает ком и глаза начинает щипать, словно он сейчас заплачет — от отчаяния, от полной своей беспомощности, от слабости и неспособности сопротивляться, от унижения. Прим была права: он принадлежал им, кем бы эти люди ни были. Даже распоряжаться собственным телом было не в его власти — оно тоже принадлежало им, и они сделают с ним всё, что пожелают.

Он услышал шаги и увидел, как тёмный силуэт двинулся к нему. Прим остановилась где-то на уровне его груди. Джейсон почувствовал, как её теплый твёрдый палец коснулся его рта.

— Оближи, — скомандовала она.

— Тебе что, недостаточно…

Прим ударила его по лицу, не так сильно, как в прошлый раз, но весьма ощутимо.

— Я теряю терпение, Джейсон.

Он то ли вздохнул, то ли всхлипнул и приоткрыл рот. Прим не стала дожидаться дальнейших действий с его стороны и протолкнула палец между губ, немного поводила им внутри и убрала.

Через несколько секунд он почувствовал, как её руки легко, почти нежно касаются его там, внизу, а ещё через мгновение её палец начал медленно проникать в него. Он едва сдержался, чтобы не начать отползать назад. Было больно только первые несколько секунд, потом, скорее, неприятно и противоестественно. Это вызывало непреодолимое желание избавиться, вытолкнуть палец обратно.

— Тише, — произнесла Прим. — Не сопротивляйся так. Тебе будет больно, если ты не научишься расслаблять мышцы.

Джейсон услышал, как открывается наружная дверь, затем закрывается. Прим на это не обратила никакого внимания, она ещё немного глубже ввела в него палец и чуть-чуть пошевелила им внутри. Он содрогнулся всем телом от этого движения и от отвращения, которое оно в нём вызвало.

В камеру вошёл кто-то ещё.

— Что ты делаешь, Прим? — спросил резкий мужской голос. — Сказано же, пока не начинать с ним.

— А я ничего и не начала. Просто смотрю, что нас ждёт.

Послышался неприятный хохоток.

— И что же?

— Ничего хорошего. Очень узкий, — она слегка подвигала пальцем вперёд и назад. — Хорошо, что ты пришёл. Он немного отвлекся на разговор, перестал сжимать меня с такой силой. Всё равно слишком узкий. Мне, как женщине, сложно судить, но я никому бы не посоветовала совать в него свой член.

— Это дело поправимое…

Прим наконец вынула из него свой палец, и Джейсон шумно выдохнул.

Она отошла в дальний угол комнаты и включила воду. Через минуту она вернулась.

— Раз уж ты тут, — обратилась она к мужчине, — помоги с замками.

Вдвоём они быстро сняли кольца с рук и ног Джейсона.

— Знаешь, — сказала Прим, — если обращаться аккуратно, то даже после того, как я с ним поработаю, босс сможет выдавать его за девственника и просить больше.

Оба рассмеялись.

Глава 10

Вскоре после ухода Прим Джейсону принесли еду и включили свет. Он мерил крохотную камеру шагами, не находя покоя. Неизвестность закончилась, но то, что он узнал, оказалось хуже неизвестности. Ему приходили в голову разные варианты, почему его могли похитить, но он не думал, что из него собираются сделать шлюху для богатых выродков.

Неужели всё сложится именно так? В это невозможно было поверить… Вырасти в семье математика-гения, быть почти равным ему по интеллекту, работать на разведку и закончить в постели какого-то старого извращенца? Нет, ни за что… Выход есть. Не из этой камеры, нет. Но рано или поздно его выпустят, и вот тогда…

Чёрт бы побрал это лицо! Из-за него он здесь. Не мог отец найти женщину пострашнее? Джейсон никогда не видел свою мать, но, вполне возможно, узнал бы, встреться они на улице. На отца он очень мало походил, разве что самой формой лица, очертаниями скул и челюсти. И светлые волосы были точь-в-точь, как у него. Остальное от матери.

Джейсону казалось, что с того момента, когда он спал в последний раз, прошло уже очень много времени. Он не мог полагаться на свои внутренние часы, но ему казалось, что он провёл без сна больше суток. И уснуть он не мог. Его колотило при мысли о том, кем его хотят сделать и как они собираются этого достичь. Джейсон лежал на своей жалкой подстилке и до боли в глазах всматривался в темноту.

Видимо, в какой-то момент он всё же заснул, потому что проснулся от грубого толчка в бок. Он открыл глаза — над ним возвышались три чёрные фигуры.

— Ты забыл, что нужно делать, когда открывается дверь? — послышался незнакомый голос.

— Я спал, — ответил Джейсон, запястьями растирая словно бы и не отдохнувшие глаза. — Я не слышал.

Его рывком подняли с подстилки и поставили на колени.

— Надеюсь, это улучшит твой слух, — заговорила Прим.

Разряд электрошокера ударил Джейсона куда-то под ребра сзади. До этого момента он и представления не имел, что ему может быть настолько больно. Он упал, как подкошенный, на пол. Мышцы на спине свело такой болью, что было тяжело дышать.

Его подняли и перенесли на стол, но надевать кольца не стали, видимо, ожидая, пока он хотя бы частично отойдёт от удара током.

— Я не принимаю оправданий, Джейсон, — прошептала ему на ухо Прим. — Я требую беспрекословного повиновения. Пора тебе это усвоить.

Через несколько минут его заковали, и они с Прим опять остались вдвоём.

— Дам тебе ещё немного времени, — сказала она. — Ты пока не в форме. Урок был понятным?

— Да, я… Я понял… — ответил Джейсон сбивающимся голосом. Дыхание до сих пор не восстановилось.

— Нам некоторое время придётся провести вместе, даже, я бы сказала, плотно сотрудничать. Не хотелось бы омрачать нашу с тобой сексуальную идиллию разного рода неприятными моментами.

— Ты же… женщина… Как ты…

— Хочешь знать, почему тебя будет учить женщина, а не мужчина? Это не имеет значения. Твои чувства и наклонности не имеют никакого значения. Никто не ждёт, что ты будешь любить и обожать любого, кто засунет тебе член в задницу. Что происходит у тебя в голове, никому не интересно. Ты должен принимать мужчину, отвечать на его движения должным образом и получать удовольствие, хотя последнее не обязательно. Надо, чтобы на тебя было приятно посмотреть. Никто не хочет трахать мальчишку, который визжит, корчится от отвращения или боится пошевелиться. Хотя попадаются отдельные ценители… Но их немного. Так вот, я готовлю тебя к продаже, не к счастливой совместной жизни. Моя задача — научить твоё тело реагировать нужным образом: возбуждаться, не оказывать сопротивления, стремиться к получению удовольствия. Это физиология, этому легко научить. И неважно, учит мужчина или женщина. Иногда клиенты желают опробовать товар перед покупкой, естественно, наши мальчики и девочки должны быть к этому подготовлены и продемонстрировать себя с хорошей стороны. От них не требуется прямо-таки ублажать клиента, просто с готовностью принимать его. Дальнейшее обучение — забота самого покупателя. Кроме того, босс к тебе трепетно относится, ты редкий и ценный экземпляр. Думаю, он боится, что если отдать тебя на воспитание мужчине, тот рано или поздно присунет тебе и подпортит товар. Такое нечасто, но случается.

Джейсон подумал, что он уже сейчас готов начать корчиться от отвращения, так омерзительно и цинично всё это звучало.

— Ну, теоретически ты подкован, теперь раздвигай ноги, — сказала Прим.

Ему не оставалось ничего другого, кроме как повиноваться. На этот раз она принесла смазку с собой, и её палец скользнул внутрь легче, чем в прошлый раз, вызвав даже не боль, а зудящее ощущение трения.

— Не думай об этом, — посоветовала Прим. — Отвлекись…

— Как я могу отвлечься, если ты засунула в меня палец?!

— Половину. Пока половину.

Она слегка пошевелила пальцем и продвинула его дольше, а другой рукой начала ему поглаживать сначала мошонку, потом член. Джейсон заёрзал на столе.

— Вот так, видишь. Это может быть приятным… — её тон был успокаивающим, почти ласковым. — Но сначала надо чуть-чуть тебя растянуть, самую капельку. Просто чтобы тебе не было больно… Ведь одним пальцем мы не ограничимся.

Прим продолжала свои манипуляции довольно долго — пальцем и тонким силиконовым дилдо, — но результатом она, похоже, осталась недовольна: хотя Джейсон смог немного расслабить мышцы заднего прохода, но несмотря на все её старания, у него так и не наступила эрекция.

Впрочем, она не сильно расстроилась.

— Это лишь пробная сессия. Теперь я знаю, что делать, — сказала она перед уходом.

Прим вернулась через два приёма пищи. По каким-то только её известным причинам она приковала его к столу за руки, ноги оставив свободными.

— Ты знаешь, в какой позе меня встречать, Джейсон, — заметила она.

Он покорно развёл ноги в стороны. Воспоминания о наказании были весьма свежи.

Прим не сразу приступила к своим манипуляциям, она провела рукой по его щекам, по шее, потом по груди, слегка сжала соски, почти на минуту задержалась внизу живота. И впервые Джейсону её действия показались приятными, даже возбуждающими.

Вторжение пальца в анус не возмутило его, как раньше, и ему даже удалось как-то приноровиться к ощущениям. Когда Прим начала гладить и сжимать его член, несколько минут он никак не реагировал, но потом почувствовал, как кровь постепенно приливает в пах, как твердеет член.

— Что это? — спросил он. — Какой-то препарат? В еде?

— Да, — по голосу было понятно, что Прим улыбнулась. — Только не делай из этого глупых выводов. Если будешь отказываться от еды, мы тебе его вколем. Ты слишком много думаешь, Джейсон, — пальцы продолжали ласкать его сразу в двух местах. — Тебе надо было помочь расслабиться. Это лишь на первых порах, потом ты будешь прекрасно обходиться без препаратов.

Палец Прим в заднем проходе вдруг с силой коснулся какой-то особо чувствительной точки. Это было одновременно и чуть болезненно, словно его пронзил слабый электрический разряд, и невыносимо приятно. Джейсон прикусил губу и непроизвольно выгнул спину. Его полуэрегированный член отвердел.

Прим повторила то же самое действие ещё несколько раз с небольшими паузами. Джейсон тяжело и часто дышал, ему хотелось застонать, и он едва сдерживался, кусая себе губы.

Не произнося ни слова, просто методично действуя обеими руками, Прим довела его до оргазма.

После её ухода Джейсон спустился со стола, включил воду и смыл с живота уже начавшую подсыхать сперму. Его мутило, и он не знал, было ли это побочным действием возбуждающего препарата, который ему подсыпали в пищу, или его просто выворачивало от отвращения к самому себе. Он только что кончил, пока Прим держала палец в его заднице. И ему казалось — он не мог вспомнить точно, — что в последние секунды перед оргазмом, желая приблизить его, он двигал бедрами, глубже насаживаясь на её палец. Он застонал от унижения и отчаяния. Он хотел бы сейчас заплакать, но не мог, слёзы не приходили, и он лишь глухо стонал сквозь сжатые зубы.

***

Если с ним не занималась Прим и он не спал, Джейсон бесцельно слонялся по камере. Иногда он придумывал себе задачи или проводил в голове сложные расчёты, чтобы окончательно не сойти с ума. Иногда он разговаривал сам с собой вслух, что-то рассказывал, лишь бы не сидеть в полной тишине. Снаружи порой раздавались звуки — металлические стуки, голоса, иногда что-то, похожее на крики, — но они были настолько тихими и глухими, что было невозможно даже предположить, что и насколько далеко происходит.

Теперь Джейсону даже больше нравилось, когда в помещении не было света. Несколько сессий с Прим прошли при свете. Он предпочёл бы этого не видеть.

Прим оказалась женщиной где-то в промежутке от тридцати пяти до сорока пяти, большее разглядеть было сложно. Она приходила в маске наподобие медицинской и в жёлтых очках, которые иногда надевают дантисты. В реальности она была более худой и высокой, чем Джейсон представлял по тёмному силуэту. К своему удивлению, он заметил, что она тоже с интересом его рассматривает. Он не испытывал никакого стеснения перед ней.

Он понятия не имел, сколько он тут уже провёл — ему казалось, что не меньше двух недель, но он мог ошибаться, и очень сильно. Время он пытался определять по тому, когда ему хотелось спать, да ещё по скорости роста щетины на лице, то есть, очень приблизительно.

Прим оказалась права — он начал совершенно спокойно пропускать её палец или два внутрь себя, в его представлении это действие было прочно связано с оргазмом, и он хотел получить его. Половину времени он находился под действием каких-то наркотиков, но даже и без них он расслаблялся под её руками, зная, что это принесёт удовольствие.

Он погружался в апатию, и лишь приход Прим занимал его. Однажды он вспомнил об Эмили и сам удивился тому, как оказывается, мало она для него значила… Он гораздо чаще вспоминал о работе и об отце, чем о ней.

Прим отметила, что он переносил заключение гораздо лучше других.

— Одиночество и отсутствие занятий обычно даётся тяжело, — сказала она. — Но тебя это напрягает меньше других.

— Я привык к одиночеству, — ответил Джейсон. Он уже радовался простой возможности поговорить с Прим. Он знал, что так и было задумано: изоляция должны была вынудить заключенных привязываться и тянуться к собственным мучителям.

— Тебе повезло. У тебя нет связей. Тебе не по кому будет тосковать, когда хозяин заберёт тебя к себе.

— Возможно, — согласился Джейсон, про себя подумав, что будь у него связи, это могло бы дать ему силы сопротивляться.

Наркотики, которые ему давали, иногда действовали слишком сильно и продолжительно. Даже в отсутствие Прим он не мог перестать думать о сексе и от возбуждения готов был на стенку лезть. Ему не разрешали прикасаться к себе — Джейсон знал, что за ним наблюдают не постоянно, но не хотел рисковать и навлекать на себя гнев Прим. Таким образом к её приходу он порой чуть ли не стонал от желания и не мог дождаться, когда же она даст ему кончить. И стоило ей тронуть его, как он уже не мог контролировать себя, и всё его тело содрогалось и двигалось в такт её движениям.

Сегодня она, словно дразня Джейсона, не касалась его члена, а неспешно, размеренно двигала пальцами внутри него, медленно наращивая темп и усиливая нажим. Он метался по столу от этой сводящей с ума пытки. От каждого нажатия на простату он извивался и стонал, не в силах сдерживаться. Он ненавидел себя за то, что так просто сдаётся, но тело не слушалось его, да и в голове все мысли были лишь об одном. Ему нравилось, да, ему безумно нравилось ощущать её пальцы внутри себя, чувствовать, как они раздвигают его плоть и доставляют удовольствие, недостойное, мучительное, животное, но всё равно удовольствие.

Через две минуты, хотя Прим так ни разу и не коснулась его члена, он кончил.

Несколько секунд он лежал, словно в забытьи, тяжело дыша, а потом приподнялся и сел — у него были скованы только руки, и те двигались довольно свободно благодаря далеко выпущенным цепям. Он обхватил руками колени и разрыдался. Он не мог остановиться, слёзы катились градом, а грудь так и тряслась от рыданий.

Прим пару минут ждала, ничего не говоря, но потом подошла и положила руку ему на плечи.

— Это не зависело от тебя. Ты ничего не можешь поделать со своим телом, оно работает так, как работает. Не надо стыдиться.

Джейсон на секунду поднял на неё мокрое от слёз лицо, а потом опять уронил между колен. То, как легко она угадала причину его внезапной истерики, подтверждало правоту её слов — он такой же, как десятки других, кого она тренировала, и так же, как они, он не может устоять: привыкает и начинает получать удовольствие, в какой бы форме его не доставляли.

— Я… Я… — дрожащим голосом заговорил он, но не смог продолжить, из-за сотрясающих всё тело рыданий.

— Да, ты кончил только от того, что я засунула пальцы тебе в задницу. Если тебя это успокоит, могу сказать, что при большом желании я могла добиться этого уже на одной из первых сессий. Мужчины так устроены: если достаточно долго стимулировать простату, происходит семяизвержение. Бывают исключения, хотя мне они не попадались. Я не стала делать этого сразу только потому, что мне не был нужен чисто механический эффект — спустить можно и без оргазма. Мне было нужно, чтобы ты этого хотел. Я своей цели добилась, — она чуть помолчала и добавила: — Тебе принесут успокоительного. Через несколько часов мы продолжим.

***

Джейсону показалось, что с того момента Прим стала приходить к нему чаще, но касалась она его меньше — вставляла вибратор, которым раньше пользовалась редко, и отходила в сторону. Иногда она лишь наблюдала, тогда как Джейсоном занимался молодой мужчина. У него были свои предпочтения: он проводил сессии при свете, почти всегда ставил Джейсона в коленно-локтевую позу и, прежде чем ввести в него пальцы или очередное устройство, поглаживал ему ягодицы, бёдра и член, иногда по несколько минут задерживаясь на ободке анального отверстия.

Джейсон терпеть этого не мог — ему легче было с Прим, методично делающей свою работу, а в этих ласках проскальзывало нечто личное. Конечно, он не мог знать наверняка, но ему казалось, что мужчина испытывает желание по отношению к нему, его прикосновения вызывали в Джейсоне страх и неприятие, но одновременно возбуждали его. Хуже всего было то, что теперь тех препаратов ему практически не давали, он оставался в здравом уме, но всё равно возбуждался, открывался навстречу чужим рукам и кончал. Унижение, в котором он жил, было невыносимым.

После окончания одной из сессий Прим сказала:

— Ты почти готов, Джейсон. Теперь осталось дождаться аукциона, а потом твоя жизнь сильно изменится.

— Готов? — не поверил он. — Нет, я ненавижу это… Я не хочу…

— Твоё тело хочет. Большего нам не нужно.

— Но что, если на аукционе я поведу себя иначе? Если я не захочу…

— Ты будешь вести себя самым чудесным и замечательным образом, и я скажу тебе, почему. Для тебя самый лучший вариант — стать собственностью богатого и великодушного человека. Тогда твоя жизнь может вполне благополучно сложиться. Если ты будешь сопротивляться, вырываться и выказывать прочие признаки неповиновения, ты можешь достаться не самому приятному хозяину. Есть такие, которые любят непокорных, которые захотят видеть в твоих глазах боль и отчаяние в то время, как трахают тебя. Не стоит возбуждать их интерес плохим поведением.

Джейсон опустил голову.

— Если тебе и этого мало, расскажу об ещё одном варианте развития событий. Он, к сожалению, принесёт нам мало денег, но, тем не менее, вполне вероятен, если ты нас подведёшь. Ты можешь оказаться не в доме миллионера, а в обыкновенном борделе. Согласись, что лучше обслуживать одного хозяина. Заметь, одного! Разве что при случае он предложит тебя гостю или другу… Лучше обслуживать одного чистого, здорового, ценящего тебя человека, чем каждую ночь проходить через руки нескольких вонючих, пьяных и потных ублюдков и жить в клетушке, поменьше этой и сильно погрязнее. Хочешь узнать, каково это, когда тебя отымеют с десяток человек за одну ночь или когда какие-нибудь придурки решат засунуть в тебя руку целиком или два члена разом? И знаешь, они в тебя войдут. Твою маленькую узкую дырку за пару недель растрахают так, что туда что угодно войдёт. Так что лучше будь пай-мальчиком.

Джейсон словно окаменел, помертвевшим тусклым голосом он спросил:

— Что я должен буду делать? Разводить ноги перед теми, кто захочет меня попробовать, и радоваться?

— Босс ничего не говорит, но я думаю, он не даст тебя пробовать. У тебя не было мужчин, а я растянула совсем чуть-чуть. Ты упадёшь в цене, если клиенты будут знать, что тебя уже «протестировало» несколько человек. Не могу ничего обещать, но обычно красивых и образованных мальчиков вроде тебя на пробу не отдают. Вы — эксклюзивный товар. Кому будет приятно знать, что его драгоценную игрушку трахали его же друзья по яхт-клубу? Так что от тебя требуется лишь спокойно стоять и вежливо отвечать на вопросы, если они будут.

— Как это всё отвратительно… — только и мог сказать Джейсон. — Почему это происходит со мной?..

Прим пожала плечами.

— Ещё одна вещь, Джейсон. Ты мне нравишься, честно. У тебя хороший характер, с тобой было легко. Так что, на случай, если мы уже не увидимся, скажу вот что. Я могу ошибаться, но ты так устроен, что… Возможно, тебе всегда будет больно. По причинам физиологическим или психологическим, но, боюсь, это так. Просто помни, что у боли есть обратная сторона, что вслед за ней может придти удовольствие. Я сделала, всё, что мне было позволено, чтобы тебя этому научить.

— Я предпочёл бы об этом не знать.

— Ты хотел бы, чтобы я успокоила тебя и сказала, что ты отправишься в сказочное сексуальное путешествие? Нет, я не выношу ложь. Лучше знать правду, какой бы горькой она ни была. По ту сторону двери удовольствие не будет даваться тебе так легко.

***

Прим не показывалась, по прикидкам Джейсона, уже около двух суток. Каждый раз при звуке открывающейся двери он привычно забирался на стол, но заходили лишь надсмотрщики, приносившие еду. Еда последние несколько дней была «чистой» — Прим говорила, что на аукцион не принято выставлять рабов, одуревших от наркотиков, поэтому Джейсон делал вывод, что аукцион приближается. Он предпочитал о нём не думать. Однообразная жизнь здесь отупляла его, делала равнодушным ко всему. Где-то в глубине души скреблось волнение, но оно словно было спрятано под слоями плотной, как вата, апатии.

К нему изредка заходили, иногда включали свет, он перемещался по камере, принимал душ, так что назвать его состояние настоящей сенсорной депривацией было нельзя, но, видимо, определенный эффект на психику одиночество и темнота оказывали.

Джейсон в очередной раз услышал, как открывается дверь, и подошёл к столу. Скорее всего, на этот раз Прим: во-первых, еду приносили недавно и только-только забрали пустую посуду, во-вторых, в пище был какой-то препарат, и Джейсон уже начал ощущать его возбуждающее воздействие, в-третьих, был внеурочный душ (это так же зачастую предвещало приход Прим). В камеру зашли трое. По силуэтам — все были мужскими — Джейсон догадался, что его «учительницы» тут нет. На щиколотке левой ноги ему защёлкнули кольцо, выпустив цепь фута на три-четыре. Джейсону тяжело было оценить длину в темноте, а шевелиться ему пока не полагалось, но он прикинул, что мог бы даже спуститься со стола на пол, если бы захотел. Такой степени свободы ему никогда не давали раньше.

— Он вряд ли осмелится сопротивляться, но если что… Камеры отключены, и мы не сможем помочь, — услышал Джейсон голос одного из тюремщиков. Их он различал исключительно по голосам.

Ему стало страшно: если камеры отключили, то, возможно, сейчас должно было произойти нечто такое, что противоречило здешним правилам или распоряжениям босса. Это не предвещало ничего хорошего.

— Я справлюсь, — прозвучал тихий ответ, еле слышный, как шёпот.

Охранники ничего не ответили и ушли, оставив незнакомца одного. Джейсон чувствовал, как учащается его дыхание, шум воздуха в собственном горле казался оглушительно громким. Мужчина подошёл ближе и коснулся ладони Джейсона, повёл руку выше — вдоль плеча и шеи к щеке. Он водил пальцами по лицу Джейсона, словно ощупывая, — они оба практически ничего не видели в темноте. Руки его пахли чистым мыльным запахом. Потом пальцы заскользили по груди, по животу, по бёдрам. Мужчина не сказал ни слова, лишь слегка хлопнул Джейсона по колену, но тот сразу понял смысл этого движения. Несколько секунд он колебался, но потом раздвинул ноги, как учила Прим.

Незнакомец начал осторожно гладить внутреннюю поверхность его бёдер, с каждым движением приближаясь к паху. Нескольких прикосновений к члену хватило, чтобы у Джейсона наступила эрекция. Наркотики сводили с ума, управляли его телом, заставляли забыть про стыд и желать лишь одного…

Мужчина сжал его пенис крепче, и Джейсон не смог сдержать дрожащий стон.

Потом он почувствовал, как между ягодиц полилась холодная смазка, и тут же в него проскользнул палец. Джейсон не сопротивлялся и лежал, не шевелясь, словно пациент на осмотре у доктора, и вскоре к одному пальцу присоединился второй. Это было толще и длиннее, чем два пальца Прим — максимум, что доводилось Джейсону испытать, но боли не было, всего лишь небольшой дискомфорт. Через несколько секунд ему было уже приятно, и он хотел большего — чтобы мужчина коснулся той волшебной точки на передней стенке, нажатие на которую доставляло такое удовольствие. Но тот этого не делал, просто водил пальцами вперёд и назад, иногда чуть разводя их, словно растягивая. Джейсон вдруг обнаружил, что двигает бёдрами, не в силах противиться инстинктам. Он снова застонал, на этот раз от злости на самого себя, но тело его словно взбесилось и неслось к одной цели — к разрядке.

Мужчина воспринял этот звук как знак желания и начал вводить внутрь уже три пальца. Он делал это медленно и осторожно, но если в первые секунды это давало лишь ощущение большего растяжения, то потом пришла боль. Не ужасная, не режущая, но Джейсон всё равно рефлекторно постарался отодвинуться назад. Мужчина обхватил его свободной рукой, не давая отвести бёдра назад. Джейсон терпел, сжав зубы и чувствуя, как боль постепенно притупляется. Пальцы незнакомца снова завладели его членом, породив ощущения такой силы, что Джейсон почти забыл про боль в заднем проходе. Через несколько крепких сжатий он уже опять выгибал спину, стонал и раскачивался в такт. Время от времени мужчина продвигал пальцы ещё глубже, к счастью, после краткой вспышки резь каждый раз утихала, и он вновь стонал и раскачивался, стонал и раскачивался, как последняя шлюха…

Вдруг пальцы выскользнули из него, мужчина отстранился. Джейсон чуть приподнял голову. Что, это всё? Всё кончилось? Возможно, это был новый учитель, который будет заниматься им, пока нет Прим.

И тут он услышал шорох одежды. Он не мог поверить в свою догадку до конца, пока не услышал, как, позвякивая, расстёгивается пряжка брючного ремня.

В ту же секунду он поднялся и сел. Страх пробился даже сквозь дурман противоестественного возбуждения.

— Нет, не надо… Пожалуйста, не надо! — он сам удивился тому, до чего просящее и испуганно прозвучал его голос.

Он обхватил руками колени и сжался в комок. Мысль о сопротивлении ему даже в голову не приходила — на столе не может быть сопротивления. Он не знал, чего боится — самого факта, что сейчас в него по-настоящему войдёт мужчина, или той боли, которую это принесёт.

Незнакомец не грубо, но со спокойной силой разжал его трясущиеся пальцы, отвёл назад руки и надавил на грудь, заставляя опуститься обратно на стол. Потом он развёл Джейсону ноги и начал ласкать и гладить его там, везде. Он, до этого молчавший, что-то тихо шептал успокаивающим голосом. Джейсон не мог разобрать ни слова, но эта ласка и еле слышный шёпот немного уняли его дрожь и напряжение.

Мужчина поднял ноги Джейсона выше, а сам взобрался на стол. Джейсон краешком сознания уловил это движение, но голова, на несколько секунд прояснившаяся, опять была как в тумане от возбуждения. Пальцы мужчины снова были внутри него — такое знакомое, такое приятное ощущение, сладкое томление, блаженное ожидание… В какой-то момент они исчезли, а потом…

Боль. Никаких других осязательных ощущении: давления, растяжения или ещё чего-то — лишь чистая боль. Джейсон до крови прикусил губу, но всё равно не смог сдержаться и закричал, попытался оттолкнуть мужчину руками. Тот замер внутри него. Он вытянулся вперед, придавил Джейсона своим весом и обнял за плечи. Их щёки соприкасались, дыхание обжигало кожу, и едва слышный шепот успокаивал:

— Тихо… Не шевелись… Расслабься…

Они лежали так около минуты, пока боль не уступила место легкому жжению. И тогда мужчина рывком продвинулся дальше — на этот раз до конца. Боль не была настолько резкой и сильной, как в первый раз, но всё равно его словно разрывало изнутри.

Джейсон забился в руках незнакомца, пытаясь вырваться, но тот держал его крепко.

Он не двигался, а Джейсон понемногу привыкал к крупному мужскому члену внутри себя. Его больше не держали — незнакомец поднялся. От этого движения изменился угол наклона всего его тела, и Джейсон почувствовал, как внутри него перемещается что-то большое и твёрдое. Это были странные ощущения, но, по крайней мере, боли они не вызывали.

Мужчина устроился поудобнее у него между ног, но не спешил переходить к делу и терпеливо ждал. Освободившейся рукой он взял опавший член Джейсона и начал ласкать его сильными, уверенными движениями. Сошедший от наркотиков с ума организм отреагировал быстро — возбуждение снова затапливало его. Джейсон и сам не помнил, как он снова начал приподнимать бёдра навстречу руке своего любовника. В ответ тот сам начал медленно и осторожно двигаться. Джейсон чувствовал лёгкую боль на самом входе, но она терялась на фоне других ощущений: ноющем предвкушении в члене и невероятном, незнакомом чувстве наполненности внутри. Это было похоже на то, что он испытывал с Прим, но гораздо интенсивнее, сильнее, завершённее. Он в ужасе думал, что ему нравится это, что это и есть то наслаждение, которое может придти вслед за болью…

Его одурманенное сознание плохо различало, откуда какие импульсы поступали, главное — что это было удовольствием. На краешке сознания маячила боль, но он словно бы перекатился через неё на волне вожделения, и она перестала иметь значение. Джейсон не мог сдержать стонов, он обхватывал себя руками, не зная, куда их деть, запрокидывал голову и подавался всем телом вперёд, полностью открываясь мужчине.

Тот начал двигаться быстрее и резче и снова поменял позу, на этот раз опустившись вперёд на локтях. Его губы нашли шею Джейсона и начали жадно целовать. От этой ласки Джейсона забила дрожь. Все механические упражнения с Прим не шли ни в какое сравнение с тем, что он получал сейчас от своего любовника: это был контакт между двумя человеческими существами, разделённые эмоции, общая страсть, общее безумие.

Джейсон обхватил своего партнёра руками и прижал к себе — ему хотелось слиться с чужим телом, почувствовать его жар и силу. Они двигались в такт, не отстраняясь и не сдерживаясь. Джейсон обвил ногами бёдра мужчины, насколько позволяла ему цепь, вдавливая его в себя, и в этот момент незнакомец впервые издал сдавленный стон.

Где-то в мыслях Джейсона на секунду пронеслось: «Что я делаю?!», но в следующее мгновение он уже не помнил ни о чём, кроме животной страсти, которая владела им. Они совокуплялись в каком-то безумии, бешено сталкиваясь и расходясь. Когда мужчина просунул руку между их телами и сжал член Джейсона, тот уже не застонал — закричал. Не помня себя, он вжимался в эту руку и насаживался на член внутри себя. Его тело изгибалось и билось, словно в агонии, когда он почувствовал приближение оргазма.

Спина изогнулась, и безмолвный крик замер в горле. Почти болезненное, нестерпимое наслаждение прокатилось по его телу от ног к голове.

Он ещё не до конца успел придти в себя, когда по глухому стону и содроганию чужого тела понял, что незнакомец тоже кончает. После этого он выпрямился и, не выходя из Джейсона, сел между его ног, тяжело дыша. Джейсон почувствовал холодок на влажном от пота теле.

Мужчина неторопливым движением вынул из него все ещё твёрдый член. То ли чувство опустошения послужило сигналом, то ли просто в голове у Джейсона прояснилось после разрядки, но он вдруг со всей ясностью осознал, что произошло. Тихие безмолвные слёзы полились у него из глаз. Ни единого звука, ни единого всхлипа, только грудь сотрясалась от немых рыданий.

Он плакал горько и беспомощно. Плакал по тому невинному Джейсону, которым он был когда-то, по умному мальчику, верившему в свои силы и наслаждавшемуся свободой. Плакал по тому, кого в этой камере растоптали, изнасиловали и изуродовали. И плакал по самому себе — куску молодой красивой плоти, живой игрушке, пустой оболочке, куда любой, у кого достаточно денег, может засунуть свой член.

Слёзы текли и текли, и тогда незнакомец снова склонился к нему, провёл большим пальцем по щеке, вытирая слёзы, а другой рукой начал осторожно, будто боясь ранить, гладить Джейсона по волосам.

— Не плачь… не надо. Пожалуйста, не плачь, — прошептал он на ухо.

Джейсон лишь дёрнул головой из стороны в сторону, пытаясь сбросить руку.

— Тише, малыш, не плачь, — он молчал с десяток секунд, а потом произнёс: — Прости.

Глава 11

Джейсон проснулся весь в поту и какое-то время лежал, слушая, как бешено колотится сердце. Он уже второй раз просыпался от одного и того же кошмара. Ему снилось, как огромное существо, похожее на крупного зверя, наваливается на него, не давая дышать и грозя раздавить и переломать все кости.

Он сел на своей подстилке и тут же вздрогнул от боли: задний проход, особенно область на самом входе, неприятно саднило, хотя прошло уже несколько часов после секса. Джейсон подумал о том, как хорошо сейчас было бы принять душ. Он чувствовал себя грязным. Только это была не та грязь, которую можно смыть водой.

Он поднялся на ноги и подошёл к умывальнику, чтобы попить.

Звук открывающихся дверей заставил его подойти к столу и, тихо ругаясь про себя от боли, забраться на него.

Пришла Прим. Джейсон, честно говоря, уже не ожидал её увидеть.

— Как ты, Джейсон? — спросила Прим.

— Здесь был мужчина, — ответил он.

— Я знаю. Я спрашиваю, как ты. Была кровь? Сильная боль?

— Кто он? Покупатель?

— Джейсон, — в голосе Прим прозвучал характерный нажим.

— Крови я не видел. Боль… терпимая.

— Он не бил тебя?

— Нет. Зачем?

— Ты кричал. Некоторые этого не любят. Ты сопротивлялся?

— Нет… То есть совсем немного. Это было настолько больно, что…

— Я предупреждала тебя насчёт сопротивления, — оборвала его Прим.

— Ты говорила, что меня не тронут до аукциона.

— Я лишь предполагала. Он разговаривал с тобой?

— Нет. Только в самом конце успокаивал, просил не плакать.

— Так ты плакал?

— Да, — признался Джейсон. — Уже после… Как в тот раз с тобой. Это что-то вроде истерики, я не знаю, я не мог контролировать себя.

— Он пользовался презервативом?

— Я не знаю.

— Ты что, идиот? Вытекала из тебя сперма или нет?

— Да, — еле слышно произнёс Джейсон.

— Не знаю, не мог контролировать… — передразнила Прим. — Если они не прекратят пичкать тебя всякой дрянью, у тебя окончательно крыша съедет. К тебе сейчас придут взять анализы. До аукциона надо проверить, что ты чистый.

Через два приёма пищи Джейсону принесли нечто похожее на больничную пижаму и приказали одеться. Он быстро выполнил приказ и ждал, что будет дальше. Скорее всего, его повезут на аукцион. Не то чтобы он ждал этого, но выбраться из камеры очень хотелось.

Один из тюремщиков достал из кармана пластиковые наручники и надел на Джейсона. Потом все ушли, и он еще на час остался в полной темноте. От волнения он не мог даже сидеть и кругами ходил по камере. Наконец, дверь снова открылась. Без помощи рук он не смог влезть на высокий стол, но никто не обратил на это внимания. Двое охранников взяли его за плечи и вывели наружу.

После привычной темноты свет в коридоре показался таким ярким, что Джейсон почти ничего не видел и шёл, зажмурившись.

Его провели по узкому коридору с рядом железных дверей, затем вверх по лестнице, потом опять по коридору и заперли в маленькой комнате, где не было ничего, кроме двух стульев, прикрученных к полу. Пока он там сидел, глаза привыкли к свету.

Через несколько минут вошли двое охранников и пожилой мужчина непримечательной внешности, одетый как врач. Охранник подошёл к Джейсону и без слов задрал ему рукав так высоко, как смог, врач достал из кармана шприц, снял колпачок с иглы и вколол что-то Джейсону в плечо.

— Скоро подействует? — спросил охранник.

— Пара минут.

— До машины сможет дойти или нам его тащить придётся?

Врач пожал плечами:

— До гаража точно дойдёт. И не забудьте про следующий укол. Через два часа.

— Да помним мы. А нельзя ему сразу что-нибудь посильнее вколоть, на всю дорогу?

— Нежелательно. В тот раз он очень плохо перенёс.

— Понятно, — охранник повернулся к Джейсону и подтолкнул его к двери. — Иди давай!

Они снова прошли по коридору и поднялись по лестнице ещё на этаж выше. Дверь с лестничной площадки открывалась в длинный гараж с десятком машин.

Джейсон почувствовал, как у него всё начинает плыть перед глазами. Он пошатнулся, но сумел удержать равновесие. Охранник тут же подхватил его и потащил куда-то в сторону:

— Топай-топай… Не вздумай тут свалиться.

В машину — белый микроавтобус — его уже втаскивали. Джейсон не терял сознание окончательно, но плохо соображал и совершенно не контролировал своё тело, мышцы и кости словно превратились в желе. Глаза он закрыл, чтобы унять бешеное головокружение.

Его бросили на длинное сиденье в конце салона, не зафиксировав ноги и не привязав ни к чему. Охранники сели впереди, включили радио, и машина тронулась.

Джейсон думал, что скоро потеряет сознание, но этого не происходило. Он попробовал открыть глаза и обнаружил, что зрение стало более сфокусированным и чётким. Но руки и ноги по-прежнему ему как будто не принадлежали.

Он только через несколько минут обратил внимание на то, что за окнами было темно, и фонарей не было. Очевидно, они были где-то за городом. По радио сообщили, что сейчас девять вечера. Что стоило сказать, какое сегодня число? Он понятия не имел, январь сейчас или уже февраль. А что, если март? Что, если он провёл в одиночной камере два месяца своей жизни? Хотя какое это сейчас имеет значение? Вся его последующая жизнь немногим будет отличаться от тюремного заключения, если он не сообразит, как сбежать. Сейчас, когда он не был заперт за двумя дверьми, шансы были гораздо выше.

Машина наконец выехала на освещённое шоссе. Джейсон с какой-то тоской вслушивался в звуки проезжающих мимо автомобилей, рёв грузовиков — это были звуки, которых он не слышал очень-очень давно.

Странно, но действие снотворного, похоже, слабело. Джейсон понял, что у него совершенно ясная голова, и руки и ноги вполне его слушаются. Может быть, пока не очень хорошо, будто слегка онемев, но слушаются. Он не мог по-хорошему это проверить, так как боялся шевелениями привлечь внимание охранников.

Джейсон не верил, что люди, которые построили целый подземный комплекс для содержания рабов с подобной системой безопасности, допустят такую оплошность, как перевозку в машине практически свободного пленника в сознании. Он подозревал, что произошла какая-то накладка с препаратом, который должен был его вырубить или хотя бы полностью обездвижить. То ли он на него по каким-то причинам не подействовал, то ли, опасаясь, что его опять будет несколько дней рвать, ему решили дать более слабое снотворное, но ошиблись с дозировкой. Это не имело значения — главное, теперь у него был шанс, и надо было подумать, как им воспользоваться.

Выпрыгивать из машины на ходу было нельзя: они ехали довольно быстро, и он в лучшем случае переломал бы себе руки и ноги, а более вероятно — попал бы под колёса машины, едущей по соседней полосе. Но ждать остановки времени тоже не было. Тот мужчина сказал, что следующую инъекцию следует сделать через два часа. Из гаража они выехали примерно без десяти девять; сейчас, по его прикидкам, была половина десятого, может быть, чуть меньше. Таким образом, у него было в запасе максимум полтора часа.

Джейсон предполагал, что охранники остановятся, чтобы сделать ему повторный укол, и вот этим он должен будет воспользоваться. Только пока не знал, как. Вряд ли он со связанными руками сможет сбить с ног мужчину фунтов на пятьдесят его тяжелее, тем более — двоих, а потом ещё и убежать от них. Оставалось надеяться, что машина рано или поздно остановится, например, в пробке (маловероятно поздним вечером) или на светофоре, если въедет в какой-нибудь город.

— Слушай, мне бы отлить, — произнёс охранник на пассажирском сиденье.

— А… Давай терпи до «Мака», — ответил водитель.

— Да тут после развязки будет заправка, там остановись.

— У них кофе поганый, а в «Макдоналдсе» ты мне кофе заодно возьмёшь.

— Ну ладно, давай до «Мака».

Джейсон напряженно прислушивался к разговору. Судя по всему, «Макдоналдс» был не очень далеко, значит, он может попробовать сбежать, когда машина остановится. Это был вариант гораздо лучший, чем какая-то безлюдная заправка, которая может стоять одна посреди поля. Забегаловки «Макдоналдса» обычно стояли в компании других заведений — кафе, магазинов, мотелей — по крайней мере, насколько Джейсон помнил это по Штатам.

Они ехали ещё около двадцати минут, прежде чем машина начала снижать скорость и вскоре свернула с шоссе. Какое-то время они маневрировали по ярко освещённой парковке, и Джейсон за эти секунды пришёл в такое невероятное напряжение, что подумал, что раньше скончается от сердечного приступа, чем поднимется на ноги.

Машина, наконец, остановилась, охранник открыл дверь и выскочил наружу. Водитель на секунду обернулся, бросил беглый взгляд на тут же прикрывшего глаза Джейсона и уныло уставился вперёд. Джейсон пока не решался ничего предпринимать — мужчина мог заметить движение в зеркале заднего вида. Прошло ещё около минуты или двух, прежде чем водитель повернулся направо и начал что-то рассматривать в боковое окно.

Тогда Джейсон, стараясь издавать как меньше шума, сполз с сиденья на пол. На его счастье, шум с трассы был достаточно сильным, даже несмотря на закрытые окна, и водитель не обратил на еле слышный шорох никакого внимания. Джейсон планировал красться до самой двери, не привлекая внимания, но выброс адреналина в кровь был столь сильным, что он просто бросился к дверям, забыв про всякие планы, рванул за ручку, каким-то чудом открыв её с первого раза, и вывалился на асфальт. Он слышал, как охранник закричал и как открылась водительская дверь, но не стал ни оглядываться, ни обращать на это внимания. Он просто бросился через парковку, не понимая даже, куда бежит, не чувствуя холода и луж под босыми ногами. Охранник несся за ним.

Джейсон, наконец, сориентировался, куда бежать, и бросился к освещённому зданию. Оно находилось совсем близко, буквально в пятнадцати шагах, но те секунды, которые отделяли Джейсона от его светящихся стеклянных дверей, показались ему долгими минутами. Он добежал до дверей и, толкнув створку плечом, ввалился внутрь. Только тогда он оглянулся назад. В темноте было видно не очень хорошо, но он заметил, как крупная чёрная фигура бежит теперь в обратном направлении.

Джейсон огляделся: он был в придорожном магазинчике, где продавали еду, напитки и журналы. Несколько посетителей и продавец изумлённо смотрели на него.

— Вызовите полицию! — срывающимся голосом выкрикнул он. — Быстрее!

Продавец и один из посетителей одновременно схватились за сотовые телефоны, не сводя испуганных взглядов с Джейсона, его странного наряда и запястий в наручниках.

Первым приехал дорожный патруль — уже через несколько минут, потом подъехали ещё машины. Пока полицейские записывали показания свидетелей, Джейсона увели в заднюю комнату, сняли наручники и дали чью-то обувь и куртку.

Он был недалеко от Бирмингема. На календаре было четвёртое февраля. Он провёл в заключении без малого месяц.

Глава 12

Из дневника Джейсона Коллинза

19 февраля 2006

Ничего не могу делать. Опускаются руки.

В дневнике образовался большой пропуск, и не потому, что ничего значимого не происходило. Наоборот. Но я не хочу и не могу писать об этом. Мне никогда в жизни не было так плохо. Я пытаюсь не вспоминать, но это невозможно.

Я никогда не стану прежним. Они что-то сломали во мне. Я ненавижу их за это. Буду ненавидеть всю жизнь.

Их так и не нашли. Я сбежал неподалёку от крупной транспортной развязки, куда машина могла приехать из тысячи разных мест. В полиции пытались очертить хотя бы район поисков, но я не видел здания снаружи и мог сказать только то, что мы были в пути около полутора часов. Микроавтобус, в котором меня везли, на следующие сутки нашли сожжённым и брошенным. Его угнали три месяца назад вблизи Лондона, а номера на нём были от совершенно другой машины, тоже угнанной. Что касается похитителей, то записи с камер наблюдения не сильно помогли. Было темно, лица совершенно непримечательные, не за что зацепиться. От фотороботов тоже толку особо не было.

Полицейским я рассказал не всё. Может быть, это глупо, и я таким образом лишил их важных деталей — не знаю, я просто не мог заставить себя признаться, что они делали со мной. Я сказал, что провёл всё это время в камере, ни с кем не общаясь, зная только, что меня должны отправить на какой-то аукцион. Сказал, что почти всё время был под воздействием наркотиков и ничего не помню. Они поверили, когда пришли результаты анализа крови: там был такой коктейль из самых разных препаратов, какого им давно не приходилось встречать. Из-за этого меня два дня продержали в больнице. Как ни странно, со мной всё в порядке. По крайней мере, пока.

Общение с полицией было не самым приятным. Они никогда не говорили мне этого прямо, но по их вопросам и отношению было понятно, что они считают меня отчасти ответственным за то, что произошло. Они постоянно допытывались, не отвечал ли я на подозрительные объявления, не оказывал ли сексуальных услуг, не посещал ли заведения определенного толка. По-моему, мне так и не удалось их убедить, что я никого не провоцировал и не умолял забрать меня в секс-рабство.

Расспросы полицейских — наименьшая из моих проблем. На работе к моей истории отнеслись с гораздо большим подозрением. Естественно, они не могут исключать того, что меня на самом деле похитили, пытали и завербовали. Финлэй отстранил меня от работы, пока не будет завершено расследование. Уехать отсюда я тоже не могу. Пока жду, чем это закончится. Боюсь, что ничем хорошим.

В первый же день, как меня выпустили из больницы, я забрал из квартиры самые необходимые вещи и уехал в гостиницу. Через два дня нашёл новую квартиру и переехал туда. В старой я не могу жить. Мне страшно. Те люди знали обо мне так много, они и поджидали меня недалеко от дома…

Новая квартира, конечно, похуже и далеко от работы, зато стоит дешевле. А это важно: пока я не работаю, платить мне будут только очень скромную компенсацию. У меня есть кое-какие накопления, но на них я долго не протяну. Даже не знаю, что делать. Может быть, вернуться в Штаты? Можно поступить в университет, думаю, проблем с этим не будет. Скорее всего, я по-прежнему могу рассчитывать на стипендию. Правда, до начала учебного года надо ещё дожить — сейчас всего лишь середина февраля.

Я понимаю, что это значит. Это значит, что я буду делать то, что запланировал для меня отец: начну научную карьеру, погружусь в исследования с головой и так далее. Но по сравнению с тем, что я пережил, эта перспектива уже не кажется мне такой неприятной. Я всегда злился на отца, что он вёл замкнутую жизнь, ничем не интересовался, кроме своих теорий и расчётов, и заставлял меня жить точно так же. Но теперь я отчасти его понимаю — я тоже не хочу видеть людей, не испытываю потребности общаться с ними, я бы с радостью вообще не выходил из квартиры.

Я понимаю, что это последствия моего заключения. Наверное, посттравматический шок. Но совладать с этим я не могу. Сейчас стало лучше по сравнению с первыми днями, но мне всё равно неприятны чужие голоса, слишком близкий контакт, случайные прикосновения, лица, руки, запахи. Меня от всего этого воротит.

24 февраля 2006

Пока никаких новостей. На работу по-прежнему не хожу.

Я уже прошёл кучу допросов и испытаний на полиграфе, и, кажется, предстоят ещё. Пару недель назад разговаривал с Робертсоном. Удивительно, что он нашёл время, чтобы поговорить со мной. Я его подвёл. Да, не я в этом виноват, но всё же я умудрился каким-то непонятным образом впутаться в эту идиотскую историю. Разговор у нас вышел коротким и неловким, мы оба не знали, что сказать. Возможно, Флетчер уже всё ему рассказал.

Флетчер единственный знает правду, точнее, часть её. Он пригласил меня на беседу в свой кабинет и, кстати, вёл себя гораздо более сдержанно и дружелюбно, чем Финлэй. Когда я начал рассказывать свою версию произошедшего — в двадцатый, наверное, раз — он спокойным деловым тоном спросил:

— Тебя насиловали?

Я не смог ему солгать. Не знаю почему. Возможно, потому, что в его словах и взгляде не было осуждения или нездорового любопытства. Я сказал: «Да».

— Что, всё это время?..

— Нет, только один раз. И я плохо помню… Из-за наркотиков. В полиции я не стал рассказывать.

Флетчер только кивнул, и больше мы к этой теме не возвращались.

Мне не задавали вопросов, подвергался ли я сексуальному насилию, когда тестировали на детекторе лжи. Скорее всего, полиграфист согласовывал опросник с Флетчером, и тот убрал этот пункт. Он сказал мне, что добьётся от полиции, чтобы материалы моего дела были убраны из общего доступа — тогда они будут выдаваться только сотрудникам с высоким уровнем допуска. Вряд ли кого-то из них мой случай заинтересует.

И вряд ли я настолько дорог Флетчеру. Неужели Робертсон?

25 февраля 2006

Мне абсолютно нечего делать, остаётся только дневник. Я не могу ни читать, ни смотреть телевизор, ни слушать радио. Гулять — значит натыкаться на толпы людей. На этот раз я сам себя посадил в одиночную камеру. Надо найти себе какое-нибудь занятие, иначе сойду с ума.

Договорился на следующую пятницу сходить со Стивом, его невестой и ещё какими-то их друзьями в кафе. Надеюсь, я смогу это вынести и не выскочу из-за стола посреди ужина.

На послезавтра у меня запланировано занятие в школе Пирса. Может быть, игра на фортепьяно поможет успокоиться и придти в себя. Только вот я не смогу позволить себе такую терапию — по финансовым соображениям.

28 февраля 2006

Само занятие вчера прошло хорошо, мне действительно стало легче, но то, что было потом…

Я не знаю, или кто-то из сотрудников проболтался, или кто-то из наших общих знакомых увидел, как я вхожу в класс, но о том, что я в школе, узнала Эмили. В конце занятия она ждала меня в холле. Я увёл её в «Миндаль» — кафе неподалёку от школы, где наша компания часто проводила время, — иначе бы она устроила сцену у всех на глазах. В кафе были столики в уединённых уголках, к тому же время обеда ещё не наступило, и посетителей было мало.

У нас не получилось спокойного разговора. В конце она расплакалась. Мне было больно и стыдно, потому что во всём виноват я.

Я съехал со старой квартиры и даже не оставил ей адреса, а потом или не отвечал на её звонки вовсе, или говорил, что у меня всё в порядке и я не могу сейчас разговаривать. Я просто трус. Я не хотел причинять ей боль.

Я думал, она сначала немного позлится, а потом выбросит меня из головы. Я ошибался. Наверное, я равнял силу её привязанности со своей.

Она очень переживала за меня. Сначала я просто исчез, потом появилась полиция, потом серьёзные ребята из спецслужб, и никто ничего не объяснял. Через месяц я вернулся, забежал в свою квартиру на три минуты (это ей рассказал Жоао) и опять пропал. На третий день, когда я приехал забрать остатки вещей, я поднялся наверх в квартиру Гибсонов. Открыла прислуга, но Эмили тут же вышла в холл.

Она сразу бросилась мне на шею.

Я позволил ей обнять себя, но потом убрал её руки.

— Эмили, я зашёл сказать, что…

— Случилось что-то плохое? — перебила она меня. — Да? Ты вдруг исчез…

— Да, очень плохое, и я…

— Зайдёшь? — кивнула она в сторону гостиной.

— Нет, прости, мне надо убегать. Я переезжаю в другое место, заехал за вещами. Я хотел сказать, что ты очень хороший друг, и мне хотелось бы, чтобы всё так и оставалось, но сейчас это невозможно…

— Ты хочешь сказать, что всё кончено? — неожиданно спокойным тоном произнесла она.

— Нет, не всё… Я хотел бы быть с тобой, но всё изменилось… Это невозможно. Прости.

— Что изменилось? Что произошло? — её губы дрожали так, словно она сейчас расплачется, но она держалась изо всех сил. У меня сердце защемило в тот момент, такая она была трогательная и красивая. И гордая. Гордость не позволяла ей заплакать.

— Я не могу тебе сказать. Надеюсь, ты сможешь простить меня.

И тут я сбежал: развернулся, не глядя на неё, открыл дверь и сбежал.

Я чувствовал себя настоящим подлецом, но что я мог поделать? Я бы не вынес её слов, её прикосновений, её поцелуев. Я не мог больше быть с ней. Да и ни с кем другим… Замарать её всей этой грязью, этой мерзостью, что стала частью меня? Лгать ей? Делать вид, что ничего не изменилось?

И вот мы снова встретились. Я знал, что теперь она не даст мне сбежать. Наш с ней разговор по содержанию мало чем отличался от первого. Он был длиннее, но я по-прежнему повторял то же самое. Я убеждал её, что не встретил другую, что просто не могу сейчас поддерживать отношения, что причина во мне и виноват во всём я, что мне жаль и что она никак не может мне помочь.

Я сделал ей очень больно. Не знаю, как такое произошло, но я был дорог ей. Может быть, она меня любила… А я… Я сбежал, как последний трус… И даже не от неё, от себя.

Я был как Адам после грехопадения, познавший тёмную сторону своей природы, стыдившийся её и одновременно понимающий, что теперь она навсегда с ним. Что внутри спит чёрное пламя, которое, стоит ему разгореться, выжигает всё: боль, стыд, разум, совесть, память. И я никому не могу рассказать. Она не должна знать. Никто не должен знать. Я ненормальный, больной. Я не знаю, там меня сделали таким или это было во мне всегда. Не хочу думать об этом.

22 марта 2006

Скоро я смогу вернуться к работе. Понятно, что не на прежнюю должность. Финлэй и без того меня не особо жаловал, а теперь уж точно на порог своего отдела не пустит.

В целом, жизнь налаживается. Мне просто надо было отсидеться какое-то время дома, прийти в себя. На прошлой неделе после занятий в школе встретил Дженнифер и ещё пару знакомых, все вместе пошли в «Миндаль». Неплохо провели время. Хорошо, что никто не знал про нас с Эмили.

В тот раз мы с ней расстались не на такой уж плохой ноте. Может быть, когда-нибудь она поймёт, и мы сможем быть друзьями, как раньше.

Наверное, я слишком многого от неё хочу.

Меня до сих пор мучают ночные кошмары. Я толком даже не помню, что вижу, какие-то неясные расплывчатые формы. Но они по непонятной причине внушают мне такой ужас, что я просыпаюсь весь в поту и едва не кричу. Иногда снится, что меня заперли в микроскопической железной комнатушке вроде шкафа, и я даже знаю, как мне отпереть замок, но пальцы не слушаются, и ничего не получается.

30 марта 2006

Вчера вечером позвонили в домофон — я даже не стал отвечать. Я никого не ждал. Ко мне некому прийти. Когда отвечаю, то всегда или что-нибудь пытаются продать, или хотят попасть в другую квартиру.

Но домофон всё трезвонил и трезвонил, просто сил не было терпеть, и я снял трубку. Это был Том. Наверное, не надо было его пускать, но я не смог набраться наглости и послать его. Да и немного растерялся — это было слишком неожиданно.

Том оглядел мою квартиру, усмехнулся и сказал:

— Не слишком шикарное место…

— Мне хватает, — ответил я и предложил чаю. Больше у меня все равно ничего не было.

Он согласился. Я прошёл в тот угол, который в моей комнате занимает кухня, поставил чайник и достал из навесного шкафчика банку с чаем. Том спросил за моей спиной:

— Почему ты переехал?

— Обстоятельства. К тому же, сейчас у меня не всё хорошо с деньгами, та квартира была мне не по карману.

— Где ты пропадал? Ты так никому ничего и не рассказал.

— И тебе не расскажу, — ответил я, радуясь, что стою к нему спиной и мне не приходится смотреть ему в лицо. Я специально долго возился с чашками и ложками, чтобы не поворачиваться. — Это мои личные дела.

— Так получилось, — с вызовом в голосе произнёс Том, — что они коснулись и моей сестры.

О, теперь я знал, к чему идёт дело…

— Мне очень жаль, Том, я не хотел обижать Эмили. Мы с ней поговорили, и она меня, кажется, поняла.

— Может, она и не держит на тебя зла, но она тебя не поняла. Она до сих пор не может от этого отойти. Она…

— Я ничего не могу поделать, — я не выдержал и прервал его. Я не желал слушать уговоры теперь ещё и от её братца.

Я уже залил чай кипятком, но всё не решался обернуться.

— С чем ты не можешь ничего поделать? — прозвучал тихий голос Тома у меня над самым ухом. — Может быть, с собой?

Я хотел развернуться к нему, но он обхватил меня сзади руками и прижал к столу. Он оказался сильнее, чем я думал. Господи, в тот момент я вообще ни о чём не думал, я просто… Не знаю, был в каком-то оцепенении… Единственная ясная мысль была о том, что мы сейчас чашки уроним, и всё разобьётся… Потом я решил, что он пришёл меня избить, отомстить за сестру, стал глазами искать на столе что-нибудь тяжёлое или острое.

Том сжимал меня и шептал уже совсем на ухо, я чувствовал его дыхание:

— Тебе нравятся мужчины… Поэтому ты бросил её…

Он начал шарить одной ладонью у меня по животу, и тогда я понял, чего он хочет. Я попытался вырваться, но с первого раза не смог. Он понял, что ищет слишком высоко, и его рука опустилась ниже, мне между ног. Самое ужасное, что от этого нашего трения друг о друга и его неуклюжих лапаний, у меня начал вставать. И Том это понял.

В этот момент я извернулся, освободил руку и ударил локтём под рёбра. Размаха не было, получилось не очень сильно, но он охнул и сразу меня отпустил. Судя по выражению его лица удар оказался не таким уж и слабым.

— Ты сам напросился, — сказал я.

— Я так и думал, Коллинз…

— Ты ошибаешься.

— Я? Ошибаюсь? Я всё чувствовал… своими руками.

Мне было так стыдно в тот момент, я не знал ни куда деться, ни что сказать.

— Ты, видно, тоже интересуешься такими вещами, — эта фраза была единственным, что мне пришло в голову.

— Нет, просто хотел проверить свою теорию. Теперь я смогу успокоить сестру.

Я просто вскипел от злости. Я вышел с кухни и указал Тому на дверь:

— Убирайся! Можешь успокаивать её как угодно, но это неправда!

Том бросился за мной:

— Скажу ей, что ты встретил мужчину своей мечты!

— Нет никакого мужчины, — закричал я, — и никогда не было!

Том меня как будто и не слышал, он подошёл ближе и нагло посмотрел прямо в глаза:

— Знаешь, у меня тоже не было. Но ты такой… не знаю, красивый что ли… С тобой я бы не отказался попробовать.

— Уходи, Том, — больше я ничего не мог сказать. — Убирайся.

Вместо того чтобы уйти, он вдруг набросился на меня, и мы упали на маленький диван, который в моей крохотной комнатушке стоит совсем недалеко от входа. Не знаю, почему у меня тогда случилась эрекция на кухне, но теперь я не испытывал ничего, кроме отвращения. Том начал меня целовать — хорошо, что не в губы, он лез куда-то под подбородок, тыкался в шею. Он пытался задрать на мне футболку и беспомощно ёрзал по животу.

Том не знал, что ему делать: хватал меня, мял, тискал, как игрушку, и попытки эти были такими отчаянными и неумелыми, что я даже не сопротивлялся им. Я с полминуты позволял ему это, думая, что он придёт в себя и успокоится, но он всё тёрся и тёрся своими бёдрами о мои. Это было настолько жалко и нелепо, что я расхохотался.

Нет, это не был истерический смех. Это на самом деле было смешно.

Том наконец прекратил вертеться на мне, поднял голову и недоумённо посмотрел на меня.

— Хватит, Том. Хватит…

Он, как ужаленный, вскочил с меня, смущённый и злой.

— Но до этого у тебя же встал… Я знаю…

— Да, но это не имело к тебе и к твоим жалким манипуляциям никакого отношения.

— А к чему имело?

— Это не твоё дело. Уходи.

В конце концов, он убрался. Не знаю, рассказал он что-нибудь Эмили или нет. Вряд ли…

С того раза в камере меня не касался ни один мужчина, и я не знал, чего мне ожидать. И сегодня, несмотря на оптимистичный финал (я не испытывал никакого соблазна предаться плотским утехам с Томом), мне всё-таки стало страшно. Почему в первый раз я испытал возбуждение? Причём оно было таким сильным, резким, внезапным, как удар.

Я не понимаю. Всё что там делали со мной… Они ведь не пытались сделать так, чтобы я интересовался мужчинами, возбуждался при виде их. Им всего лишь было нужно, чтобы моё тело знало, что может получить удовольствие от секса с ними и не сопротивлялось. Им было плевать, что буду чувствовать я. Почему же теперь со мной такое происходит?..

4 апреля 2006

Меня вернули в старый отдел, но я теперь просто перебираю бумажки, вернее, файлы. Рутинная, скучная работа. Я могу делать её, почти не думая. По сути она сводится к подготовке рассылок, которые получают наши работники и некоторые сотрудники других организаций. Ещё делаю отчёты, вернее, делает их программа, нужно лишь задать нужные параметры. Когда отчёт будет готов, его нужно отослать тому, кто отправил запрос. Сам я файлы просмотреть не могу — нет доступа.

Ещё в Штатах я думал о том, чтобы найти своих родственников. Потом эта идея отошла на второй план, но я никогда о ней не забывал. На этой неделе собираюсь связаться с несколькими детективными агентствами. Было бы проще (и дешевле) заняться этим, пока я жил в Америке, но сразу после смерти отца я был в растерянности, даже хуже — в панике, и одновременно чувствовал себя свободным от всего. Я бросился искать деда, естественно, не смог найти сразу, и тут же решил, что мне это не нужно… Стал думать, как он и все остальные примут меня и примут ли вообще… Может быть, отнесутся как к попрошайке. Потом объявился Робертсон, моя жизнь обрела какую-то определенность, я с головой ушёл в учёбу, а потом в работу и о родне не вспоминал. Теперь хочу попытаться найти их снова.

У меня никого нет, и я вдруг очень остро почувствовал это.

Я мог бы неплохо сэкономить на услугах детектива, если бы сумел заглянуть в досье, собранное на меня Управлением кадровой службы в Вашингтоне; там наверняка есть адреса, телефоны и прочая информация о моих родственниках — всё это изучается при приёме на работу и оформлении допуска к секретным документам. Естественно, получить доступ к этим данным невозможно, но меня забавляет ирония ситуации: мой работодатель знает обо мне больше, чем я сам.

Идею с учёбой я тоже не оставил. Жаль, конечно, что несколько лет потеряно зря, но что поделать. Так складывается жизнь. Как-то бессмысленно. Хотя почему бессмысленно? Надо говорить: «как у всех». Наверное, я слишком мало знаю о настоящей жизни и слишком много читал книг. Только в книгах жизнь имеет сюжет, в ней всё взаимосвязано, и в конце происходят драматические разоблачения. На деле же жизнь — просто цепочка несвязанных событий, одно сменяется другим без всякого сюжета, без всякого смысла…

Глава 13

Май 2006

Джейсон в последний раз окинул взглядом своё отражение в зеркале и удовлетворённо кивнул. Он выглядел хорошо, насколько вообще можно хорошо выглядеть во взятом напрокат смокинге, хотя он и смог подобрать удачный вариант, который сидел практически идеально.

Сегодня утром он вместе с двумя коллегами с работы приехал в имение Эпплтон, на свадьбу Стива О'Нила. Место это находилось в нескольких часах езды от Лондона, но ощущение было такое, что они оказались за тысячи миль от него: большие зелёные пространства, тихая сельская жизнь, обширный парк.

Эпплтон был фамильной усадьбой, построенной в самом начале девятнадцатого века, а к концу двадцатого превращённой наследниками в дорогой отель и гольф-клуб. Хозяева старались сохранить первоначальный облик дома и сада, и некоторые уголки, действительно, выглядели так, словно бы за прошедшие столетия ничего не изменилось. Джейсон думал, что с большим удовольствием прогулялся бы по окрестностям вместо того, чтобы тесниться среди гостей.

Пейзажи, да и сам дом, были удивительными. Стив и Клэр, его невеста, никогда бы не смогли позволить себе свадьбу в подобном месте, если бы Клэр не приходилась родственницей владельцам Эпплтона, и они сами не предложили ей провести церемонию в имении, естественно, за гораздо меньшую сумму, чем взяли бы с обыкновенных клиентов.

Празднование началось с приветственного фуршета и развлечений для гостей. Сама церемония бракосочетания должна была пройти в шесть часов в саду, в мраморной ротонде на берегу маленького пруда. После неё гости должны были перейти к столам, накрытым частично на лужайке, частично под деревьями парка.

Джейсон вышел из отведённого ему номера и спустился на первый этаж в большой холл, где гости уже собирались перед началом церемонии. Он смутился и на секунду замер на последней ступени лестницы, когда не увидел вокруг ни одного знакомого лица: на церемонию собралось около сорока человек, а он был знаком от силы с семерыми, и сейчас ни одного из них не было видно. Растерянность его длилась недолго — он начал прогуливаться среди гостей и вскоре остановился возле довольно большой группы, собравшейся около огромного окна, откуда открывался великолепный вид на парк и пруд.

Он несколько раз бывал с отцом на благотворительных приёмах и других официальных мероприятиях, куда профессора приглашали с завидной регулярностью, но никогда в месте столь аристократическом, как это. Он заметил, что некоторые из присутствующих, как и он сам, чувствовали себя не в своей тарелке, так как не привыкли к подобным интерьерам и столь формальной обстановке.

Уже к середине вечера Джейсон почувствовал себя уставшим, хотя весь день ничего не делал: только разговаривал, улыбался, пожимал руки и рассказывал, что работает вместе со Стивом и чем занимается (сейчас он на этот вопрос мог ответить почти что честно, настолько незначительна была его деятельность).

Он заметил, что солнце начинает садиться, и решил выйти на открытую террасу в парке — посмотреть на закат и заодно немного отдохнуть от суеты. Он до сих пор плохо переносил слишком шумные, плотные сборища людей. Джейсон прошёл через лужайку, потом спустился по лестнице на один ярус вниз: тут, вокруг пруда, тоже прогуливалось несколько гостей. Он пошёл направо: где-то в той стороне, как ему сказали, находилось поле для гольфа. По одну сторону дорожки шла высокая живая изгородь, по другую простирались газоны и цветники. Чуть дальше они обрывались, заканчиваясь высокой белой балюстрадой. Джейсон догадался, что это то место, которое он заметил ещё из окна машины, когда они подъезжали — там склон холма тремя крутыми уступами спускался к реке.

Вдалеке от главного здания и праздничных столов музыка была еле слышна.

Джейсон направился туда, где по краю обрыва вилась мраморная балюстрада. Вдоль неё шла дорожка, выложенная цветным камнем.

Солнце ещё не село, и огромное бескрайнее небо светилось мягким золотисто-оранжевым светом. Джейсон остановился и замер. В Лондоне среди плотно стоящих домов мало где можно было увидеть такое зрелище.

— Великолепный закат, — послышался сзади низкий мужской голос.

Джейсон обернулся. В нескольких метрах от него стоял, держа руки в карманах брюк, высокий темноволосый мужчина. Его поза была спокойной, расслабленной, и в движениях, когда он сделал несколько шагов к Джейсону, была та же ленивая грация отдыхающего хищника.

— Да, очень красиво, — ответил Джейсон стандартной фразой, слегка растерявшись от неожиданного появления незнакомца. Ещё несколько секунд назад тут никого не было.

Мужчина подошёл ближе, и теперь Джейсон мог хорошо рассмотреть его чётко очерченное лицо, не столько красивое, сколько породистое, и тёмно-серый деловой костюм. Лицо было непроницаемо, костюм говорил гораздо больше — строгий и безупречно сидящий, он смотрелся на незнакомце гораздо благороднее, чем смокинг на любом из остальных гостей, и, несомненно, был пошит на заказ.

— Джейсон Коллинз, — представился Джейсон, протягивая руку. — Я работаю вместе со Стивом.

— Простите? — чуть приподнял бровь мужчина, пожимая руку в ответ.

Джейсон смущённо улыбнулся:

— Я решил, что вы тоже приехали на свадьбу, извините.

— Нет, я просто постоялец. Дэниел Ламберг.

— Я думал, что весь отель отведён гостям. Поэтому решил, что вы тоже должны быть среди приглашённых.

— Нет, я остановился не в самом отеле. Тут есть небольшой павильон вроде домика для гостей. Никаких соседей. Очень… уединённый.

— Должно быть, — согласился Джейсон. — Я его не заметил.

— Он за живой изгородью, — Ламберг чуть повёл головой в сторону, указав на выкрашенную в зелёный калитку в изгороди. — Надо пройти через лабиринт.

— Тут и лабиринт есть?

— Да, начинается сразу за дверью. Считается, — добавил мужчина, — что павильон построили для любовницы хозяина имения. Он держал её тут под боком, рядом со своей семьей.

— Как мило, — усмехнулся Джейсон и через небольшую паузу произнёс: — Не буду вас больше отвлекать, мистер Ламберг.

— Нет, я даже рад нашему разговору. В планах был ужин с деловыми партнёрами, но встречу пришлось отменить, так что…

Джейсон ничего не ответил, только внимательно посмотрел на Ламберга — в тёмных глазах того в свете заходящего солнца отражались золотые искры, и он рассматривал его не менее пристально.

— Вы сказали, что работаете вместе с женихом? — вдруг спросил Ламберг. — Сколько вам лет, мистер Коллинз?

— Двадцать, — Джейсон понимал, что его посчитали слишком молодым на вид, чтобы вообще где-то работать, разве что официантом или продавцом в магазине.

Ламберг кивнул, словно хотел запомнить эту информацию для дальнейшего использования.

— И что же вы делаете, если не секрет?

— Составляю отчёты, — уклончиво ответил Джейсон и добавил: — К сожалению, мне пора идти.

— Что ж, до свидания, мистер Коллинз.

— Приятного вам вечера, мистер Ламберг, — попрощался Джейсон и, сделав вежливый кивок головой, пошёл в сторону главного дома.

По дороге он обернулся назад: мужчина смотрел на закат, облокотившись на балюстраду.

Когда он вернулся, гостей стало заметно меньше: кто-то уже поднялся в приготовленные для них комнаты, кто-то уехал домой (таких было немного). Джейсон попрощался с молодожёнами и тоже отправился в свой номер. На завтра был запланирован бранч, который должен был завершить празднование.

Джейсон встал очень рано утром: вечером он уснул почти мгновенно, но как только рассвело, его разбудили давно не слышанные звуки. Стояла непривычная, чистая тишина без постоянного шума машин, и на её фоне звонко и отчётливо звучало пение птиц.

Джейсон умылся, оделся и спустился вниз: официанты только начали накрывать столы для завтрака, а из гостей пока никто не появился. Джейсон ещё раз обошёл зал приёмов и столовую — комнаты, обстановка в которых меньше всего изменилась с того времени, как здесь была настоящая дворянская усадьба. На этот раз он мог спокойно рассмотреть всё, что хотел, представить, как протекала здесь жизнь нескольких поколений предков нынешних хозяев, как они выглядели, беседовали и церемонно приветствовали друг друга перед завтраком.

Он вышел наружу и спустился к пруду. Как это часто бывает именно утром, было полное безветрие, и вода стояла неподвижно, точно зеркало. У Джейсона дух захватывало от спокойной, величественной и в то же время естественной красоты этого места. Он около получаса бродил по садовым дорожкам между деревьев, где вечером были накрыты столы, и вдоль свежих от утренней росы цветников, пока не оказался в той отдалённой части парка, где вчера любовался закатом.

Он издалека заметил высокую фигуру, неподвижно стоявшую у балюстрады, и сделал пару десятков шагов в её направлении — это был Дэниел Ламберг. Джейсон секунду помедлил в нерешительности, потом развернулся и пошёл назад. Стоило ему это сделать, как мужчина окликнул его, словно с самого начала знал о его присутствии:

— Не убегайте, мистер Коллинз!

— Не хотел нарушать вашего уединения, — ответил Джейсон.

— А я бы хотел, чтобы вы его нарушили, — улыбнулся Ламберг, подходя ближе. — Для гостя на свадьбе вы слишком рано встали.

Джейсон пожал плечами:

— Птицы. Они, конечно, приятно щебечут, но спать не дают.

— Вы ведь американец? — спросил вдруг Ламберг. — Что позвало вас в возрасте двадцати лет в Лондон составлять отчёты?

— Обстоятельства. И любопытство, — сказал Джейсон, немного удивившись прямоте вопроса, и добавил: — Полагаю, вам знакомо это чувство.

— Совершенно верно, — как ни в чём ни бывало ответил Ламберг, которого намёк на чрезмерное любопытство ничуть не задел, и продолжил: — И что, вы довольны своей работой?

— Поначалу да, сейчас нет, поэтому я думаю вернуться в Штаты.

— Тоска по родине?

— Нет, собираюсь поступить в университет. Я не сделал этого сразу, теперь навёрстываю упущенное, — Джейсон вдруг понял, что с Ламбергом ему говорить легче и проще, чем это обычно бывало с незнакомыми людьми.

— Университеты есть и здесь…

— Знаю, но я… Я выбираю путь наименьшего сопротивления. Здесь перспективы поступления не совсем ясны, а там я могу гарантированно учиться в хорошем вузе. В финансовом отношении там тоже будет легче.

— Что планируете изучать?

— Я пока не определился. Слишком много вещей, которые мне интересны. Первый вариант — математическое моделирование и информационные технологии: поддержка принятия решений, имитационное моделирование. Второй — финансы и экономика, но в том же ключе: теория игр, финансовая аналитика.

— Впечатляющий список.

Джейсон смущённо улыбнулся:

— Извините, что вывалил всё это на вас, но вы сами спросили. Мне всегда легко давалась математика, правда в чистом виде она мне не очень интересна. Теперь я более-менее знаю, чего хочу…

— В вас много необычного, мистер Коллинз.

— Пожалуй, даже слишком, — ответил Джейсон, и улыбка сошла с его губ. — А вы откуда? Не могу понять по произношению.

— В детстве я нигде не жил подолгу, вот и получилось что-то среднее. Пока я здесь, у меня относительно британское произношение, в Америке оно меняется.

— До сих пор много путешествуете?

— Да, такая работа. Хеджевый фонд. Возможно, у нас для вас нашлось бы более интересное занятие, чем составление отчётов, раз уж у вас такие интересы.

— Возможно, — согласился Джейсон. — Но не думаю, что сейчас это возможно.

Ламберг достал визитную карточку и протянул Джейсону:

— Позвоните, если передумаете.

— Хорошо, — Джейсон взял карточку, мельком глянув на неё, прежде чем положить в карман. Там были небольшой логотип вроде герба, строка «Стреттон Кэпитал Менеджмент» и номер телефона. Имя не было указано.

— Вы ведь не позвоните, — внимательно и с проницательной полуулыбкой Ламберг посмотрел на Джейсона. — Лучше оставьте мне свой номер.

— Простите, не захватил с собой визиток, — пожал плечами Джейсон.

— Напишите на обороте моей.

Ламберг так просто не сдавался, и Джейсон чувствовал, что почти против своей воли покоряется этому человеку. Тот протянул ему ещё одну такую же карточку и ручку. Джейсон отошёл к балюстраде и положил визитку на перила. На секунду ему пришла мысль указать вымышленный номер, но в конце концов он написал настоящий.

— Мне пора идти, мистер Ламберг. Скоро бранч, не хотелось бы опаздывать.

— Да, это было бы очень невежливо.

Они попрощались, и Джейсон пошёл по гравийной дорожке в сторону дома. В голове он прокручивал детали сегодняшнего и вчерашнего разговоров с Дэниелом Ламбергом. Этот человек произвёл на него впечатление, как наверняка производил впечатление на всех, с кем встречался. В нём была властная спокойная сила, но она не выплёскивалась наружу, а скрывалась и копилась где-то глубоко внутри, и Ламберг расчётливо расходовал её маленькими порциями. Достаточно было лёгкого нажима с его стороны, и Джейсон подчинялся, и он представить себе не мог, что произойдёт, если эта спящая сила ринется наружу.

В то же время, с ним было легко, почти как с Томом, но иначе.

Джейсон шёл по парку, и ему не верилось, что уже завтра он вернётся на работу к своим скучным запросам и отчётам, к рутинной однообразной жизни. Поездка в Эпплтон была как волшебный сон.

Джейсон недовольно наморщил лоб — предстояло возвращаться к реальности и насущным проблемам, работе, переписке с университетами, накопившимся счетам. Один, весьма крупный, был от детективного агентства. Ему должны были прислать оттуда отчёт уже завтра или во вторник, но в телефонном разговоре дали понять, что обнадёживающих новостей мало.

***

В понедельник курьер привёз ему на работу отчёт из агентства. Джейсон спустился на первый этаж в вестибюль, чтобы забрать конверт, и, пока поднимался в лифте назад, решил не вскрывать его в офисе, а подождать до дома.

Едва он закрыл за собой дверь квартиры и сбросил ботинки, так сразу же забрался на кровать, чтобы прочитать, наконец, отчёт.

Они были правы… Приятных новостей там не было.

Его дед, Теодор Линдхельм, умер в конце прошлого года в возрасте восьмидесяти семи лет.

Дядя, родной брат отца, был заядлым игроком (Джейсон слышал об этом и раньше) и последние несколько лет скрывался, так как наделал крупных долгов. Возможно, он даже поменял имя и фамилию. Детективное агентство оговаривало возможность продолжения его поисков, но также и намекало на то, что если его не смогла найти даже мафия, то их шансы были не так уж велики.

Тётка, сестра отца, был замужем за приверженцем какой-то строгой христианской церкви, судя по описанию, скорее, секты. Её члены сводили общение с нечестивыми к минимуму, вели замкнутое существование внутри своей общины, не водили детей в школы, не посещали государственных больниц. Встретиться с родственницей было возможно, но Джейсон догадывался, что она — из-за его происхождения — не пожелает с ним разговаривать. Отец что-то такое говорил о ней, но теперь Джейсон понимал, что он имел в виду. Атеизм отца был для неё тяжким оскорблением, а сына, зачатого вне брака и без благословения церкви и прочая, и прочая, и прочая она воспримет, скорее, с отвращением, чем с любовью.

Ещё одна тётка, двоюродная сестра отца, умерла около десяти лет назад от болезни почек. У неё был один единственный сын, Дилан, но тот в настоящий момент переживал существенные трудности. Он не сумел разумно управлять бизнесом, оставшимся в наследство, зато у него замечательно получалось тратить деньги на машины, яхты и вечеринки. В итоге компания разорилась, а он сам то ли начал пить, то ли подсел на наркотики, и в настоящий момент находился в реабилитационном центре. По выходу оттуда, судя по слухам, его ждал бракоразводный процесс, так как жена (разумеется, в недавнем прошлом фотомодель) уже сейчас появлялась в обществе с другим мужчиной.

Джейсону стоило десять раз подумать, прежде чем объявляться в неспокойной жизни Дилана, по крайней мере, в ближайшие полгода.

«Есть ли в нашей семейке хоть один нормальный человек? — подумал Джейсон, откладывая бумаги в сторону. — Жаль… План был неплохой».

Тем не менее, у него были адреса и контакты двух родственников, и, возможно, когда ситуация изменится, он попробует встретиться хотя бы с одним из них.

Глава 14

— Если барашек ест кусты, он и цветы ест?

— Он ест все, что попадется.

— Даже такие цветы, у которых шипы?

— Да, и те, у которых шипы.

— Тогда зачем шипы? А. де Сент-Экзюпери

Лондон, май 2006

Через пять дней после свадьбы Стива неожиданно позвонил Дэниел Ламберг и предложил поужинать вместе, как он сказал, чтобы обсудить возможные перспективы работы. Джейсон попробовал вежливо отказаться, но Ламберг тоном доброжелательным, но не терпящим возражений заявил, что будет ждать его в «Гибискусе» в пятницу в шесть вечера.

Джейсон краем уха слышал об этом ресторане, находившемся недалеко от его работы, и представлял, каков статус заведения.

— Это слишком дорогое место для меня, мистер Ламберг, — возразил он.

— Я вас приглашаю, можете не думать об этом. Так что сделайте над собой усилие и пройдите два квартала от вашего офиса.

— Вы знаете, где я работаю? — с подозрением спросил Джейсон.

— Естественно, я навёл о вас справки. Думаете, я приглашаю на работу каждого, кого встретил во время уикенда? Теперь я иначе оцениваю ваше заявление о том, что вам легко давалась математика. Неудивительно, что вас не удовлетворяет составление отчётов. Я могу предложить вам работу, достойную ваших способностей.

— И вы рассчитываете, что я пойду с вами куда-либо, зная, что вы роетесь в моём прошлом?

— Именно на это я и рассчитываю. Моя организация готова предоставить вам возможность учиться, например, назначить стипендию.

— Послушайте, мистер Ламберг…

— Я занятой человек, и у меня нет времени слушать ваши неразумные доводы, — перебил его Ламберг. — Вы из-за какого-то глупого упрямства можете упустить отличный шанс. Это просто позор, что сын профессора Линдхельма, учёного с мировым именем, делает какие-то там отчёты в богом забытой конторе вместо того, чтобы заниматься серьёзными вещами.

— Что и где я делаю, вас не касается, — резко ответил Джейсон, выведенный из себя едким замечанием Ламберга. Опомнившись, он добавил: — Я признателен вам за ваш интерес к моей учёбе и карьере, но он, на мой вкус, чрезмерен.

— Ценю вашу безукоризненную вежливость, надеюсь, она не позволит вам отвергнуть моё предложение. Я настаиваю, мистер Коллинз.

Джейсону надоел этот спор, и он уже начинал думать, что от одного ужина ничего не случится. Это его абсолютно ни к чему не обязывает, но, при случае, он может воспользоваться предложением Ламберга.

— Хорошо, я приду, — уступил он.

— Пятница, шесть вечера, — напомнил Ламберг.

Чем-то он напоминал Джейсону Робертсона — тот так же стремился найти ему применение.

В пятницу Джейсон отправился на работу в лучшем костюме. Весь день он просидел как на иголках, а когда рабочие часы закончились, был готов просидеть ещё сколько угодно, лишь бы не идти на ужин. Он был бы счастлив, если бы ему сейчас выдали срочное задание, и он со спокойной душой мог бы не ходить на встречу. Но чуда не произошло…

На входе в ресторан он назвал своё имя, и его немедленно проводили к столику в дальнем конце зала, где уже ждал Ламберг, опять в одном из своих безупречных костюмов и изысканно подобранном шёлковом галстуке. Джейсон в этом респектабельном месте и в обществе состоятельного джентльмена чувствовал себя не очень уютно — его костюм стоил, наверное, меньше, чем порция супа здесь.

Перед тем, как идти на встречу, Джейсон поискал информацию и о Дэниеле Ламберге, и о «Стреттон Кэпитал Менеджмент». Про самого Дэниела ничего не нашлось. Фонд был крупным, с парой десятков офисов в разных странах мира, два главных располагались в Нью-Йорке и Лондоне, но он был параноидально закрытым даже по меркам хеджевых фондов. Оценки относительно объемов управляемого капитала разнились: от сорока до шестидесяти миллиардов долларов. Среди имён нескольких сотрудников, которые Джейсону удалось отыскать, Ламберга не было. Впрочем, в этом не было ничего удивительного.

Фамилия Ламберг была связана разве что с банками: один из частных швейцарских банков когда-то принадлежал семье Ламберг, но наследование по мужской линии пресеклось, и его владельцы уже чуть ли не пятьдесят лет носили другую фамилию.

Сам Ламберг точно так же покопался в его прошлом, правда, в отличие от Джейсона — результативно. Он знал, где он работает и кто его отец. Что он ещё мог узнать? Флетчер обещал, что доступ к материалам полицейского расследования будет сильно ограничен, так что менеджер хеджевого фонда вряд ли смог до них добраться, но мысль о том, что Ламбергу могло стать известно о похищении, беспокоила. Он бы не хотел, чтобы кто-либо узнал о произошедшем. Ему было стыдно, хотя он ни в чём не был виноват.

Когда официант принял заказ и оставил их одних, они какое-то время разговаривали на отвлечённые темы. Джейсон не считал приличным задавать вопросы и ждал, когда Ламберг сам изложит суть своего предложения, а тот особо не торопился, словно ему доставляла удовольствие пустая болтовня.

Наконец, когда появилась первая перемена блюд, он подошёл ближе к делу:

— То, зачем я пригласил вас сюда… Я подумал сразу о нескольких вариантах, но хотел бы сначала узнать, как вы видите своё будущее, Джейсон. Вы не против, если я буду называть вас по имени?

— Нет, так даже лучше. Я хотел бы закончить университет. Допускаю, что смог бы освоить программу самостоятельно, но в таком подходе недостаёт системы. По крайней мере, я никогда не мог этого добиться — меня увлекает один вопрос, и я слишком погружаюсь в него. Думаю, это наследственное. С моим отцом такое происходило постоянно.

— А чего вы ждёте от будущей работы? Что вам нравится делать?

— Анализировать реальные ситуации, прогнозировать результаты. Я занимался такой работой раньше и думаю, что это мне подходит.

— Почему же вы перестали?

Джейсон слегка поёжился под слишком острым немигающим взглядом Ламберга.

— Это зависело не от меня, мистер Ламберг.

— Дэниел, если можно…

Джейсон кивнул. Ламберг был старшего его минимум лет на десять, но они оба были довольно молоды, и менее формальное обращение звучало естественнее. Несколько минут они молча ели, пока, наконец, Ламберг не заговорил:

— Сейчас мне кажется наиболее разумным вариант, где вы будете совмещать учёбу и работу в нашей компании, естественно, на разрешенное студентам количество часов в неделю. Так вы получите реальный опыт и практику. Опять же, сможете зарабатывать. Если же вы захотите целиком посвятить себя учёбе, я поддержу и этот выбор. В таком случае вам будет назначена стипендия.

— Но после окончания обучения я должен буду работать на вас?

— Несколько лет, — кивнул Ламберг. — Мы обговорим сроки позднее, если вы согласитесь на мое предложение. Я нисколько не ограничиваю вас в выборе учебного заведения и специальности. Хотя я бы рекомендовал ограничиться всё же пределами Европы или Соединённых Штатов, Лондон и Нью-Йорк были бы наиболее подходящим вариантом.

— А если я выберу Джульярдскую школу^[6]? — улыбнулся Джейсон.

— Пожалуйста, она очень кстати находится на Манхэттене, — равнодушно-насмешливо заявил Ламберг. — Вы поёте или танцуете?

— Разве что немного играю на фортепьяно, для поступления в Джульярд недостаточно, — ответил Джейсон, недовольный тем, что неуместным замечанием сам себя поставил в неловкое положение.

— Есть у вас более реалистичные идеи? — поинтересовался Ламберг.

— Есть, но я пока не принял ваше предложение.

— Хорошо, думайте, Джейсон. В запасе не так много времени.

— У меня есть сомнения. Разного рода…

— Поделитесь… Возможно, я смогу вам помочь.

Ламберг откинулся на спинку стула и чуть склонил голову, всем видом показывая, что внимательно слушает. У Джейсона, как тогда при первой встрече в Эпплтоне, внутри что-то затрепетало при виде этой кажущейся расслабленности хищника. «Не обманывайся, — повторил про себя Джейсон. — Эти доброжелательность и спокойствие — иллюзия. Одно неловкое движение, и он вцепится тебе в глотку».

— Я благодарен за исключительно щедрое предложение, которое вы сделали, Дэниел. Требовать от меня работать на ваш фонд в дальнейшем — стандартная практика. Мои сомнения касаются ваших личных интересов, которые нельзя включить в контракт, но которые, как мне кажется, присутствуют.

Выражение лица Ламберга осталось непроницаемым.

— Знаете, Джейсон, — он тихо рассмеялся, — с вами приятно иметь дело. Вы достаточно умны, чтобы всё понять, вам даже намёков не требуется, и, с другой стороны, вы хорошо воспитаны и не опускаетесь до пошлых обвинений. Я всё больше убеждаюсь, что вы могли бы стать для меня идеальным спутником.

Ламберг заметил слабое движение Джейсона, лёгкий наклон вперёд, и понял, что первой реакцией того было выскочить из-за стола и покинуть ресторан, но он мгновенно подавил её. Джейсон лишь шире распахнул глаза, слегка смущённые, но не испуганные.

— Спасибо, что рассеяли мои сомнения, — ледяным тоном проговорил он. — Боюсь, я вынужден отклонить оба ваших предложения.

— Буду надеяться, вы передумаете.

— Нет, я не передумаю. Не тратьте на меня время.

— Обычно я так и поступаю, — сообщил Ламберг, поднося ко рту бокал с водой. — Но вы стоите больших усилий. Вы, в своём роде, исключительный случай. Я не отступлюсь после первой неудачи.

— Вы в курсе, что некоторых мужчин не интересуют другие мужчины?

— Разумеется. Но вы не из их числа, — уверенно заявил Ламберг. — Мне не надо было ничего говорить, чтобы вы уловили суть моего интереса к вам. Как вы это почувствовали?

Джейсон вспыхнул.

— Мне пора идти.

— Спасибо за компанию, Джейсон. Мой шофёр отвезёт вас домой.

Джейсон поднялся из-за стола и ответил:

— Извините, но и это предложение я вынужден отклонить. Прощайте.

— До встречи, — улыбнулся Ламберг.