Развод. Тот, кто меня предал (СИ)

Глава 16. Моя жена

— Мирон, — слышу встревоженный голос Семена и понимаю — дело дрянь. — Риту увезли на скорой в первую городскую. Ее сбила машина.

— Что? — рявкаю я. — Что значит сбила? Как она?

— Я ничего не знаю, ее быстро забрали, — тараторит он.

— Какого?.. Ты должен был ее защитить!

— От каких-нибудь отморозков, да! Но не от несущейся на нее на всех парах тачке! Я бы попросту не успел! — орет в ответ.

— О чем ты? — хорошо, что я не успел выпить ни грамма алкоголя.

Хватаю ключи от тачки и вылетаю из дома в чем был — в домашних спортивках и мятой футболке.

— Мирон, на нее ехали целенаправленно. Там какой-то замес произошел, я упустил ее этот момент из виду. Ее сбили и скрылись с места происшествия, — уже спокойнее говорит Семен.

— Ты запомнил номер тачки? — кричу я, сажусь в тачку, со всей дури хлопаю дверью и срываюсь с места.

— И запомнил, и фото сделал. Ну что, нужно идти к ментам?

Виляю на трассе, пересекая две сплошные на обгоне.

Так, надо успокоиться, не хватало еще впороться куда-нибудь.

— Нет. Пока нет. Выясни, кто это. Размажу гниду по стенке…

Отключаюсь и выжимаю педаль газа, топлю ее в пол. Паркую тачку криво, бросаю ее и залетаю в холл.

— Маргарита Епифанова, привезли на скорой примерно два часа назад, — говорю ошалевшей регистраторше громче чем нужно.

— Минуту, — лезет в компьютер, смотрит данные и выдает мне: — Нет такой.

— Маргарита Лебедева посмотрите! — Точно, она же фамилию поменяла. Не стала оставлять мою, видимо, чтобы окончательно канаты разрубить.

Регистраторша недовольно закатывает глаза и снова тянется к мышке.

— Такая есть. Кем приходитесь?

— Муж! — муж я! Муж, и похер, что в паспорте написано.

— Возьмите бахилы и халат, поднимайтесь на третий этаж, дальше вас сориентируют. Палата номер восемь.

Перепрыгивая через две ступени, параллельно натягивая несуразный халат, залетаю на нужный этаж, ловлю какую-то медсестру, спрашиваю дорогу и бегу по лабиринтам коридоров. Налево, направо, снова направо.

Возле двери стоит холеный тип в окровавленной рубашке и накинутом сверху халате, рядом с ним врач. Женщина усиленно втирает ему что-то, а тот кивает ей по-деловому.

Врач замечает меня и вскидывает брови:

— Вы к кому?

— К Маргарите Лебедевой, — говорю рвано, пытаюсь отдышаться.

— Кем приходитесь?

— Муж. Как она?

Врач выдает тихое «О!», а мужик хмыкает. Бесит меня, хера ли он тут отирается?

Игнорируя мой вопрос, врачиха оборачивается к типу и говорит:

— Олег Евгеньевич, видите, как здорово. У Маргариты объявились родственники, так что можете не переживать за девушку.

— Анна Ильинична, я бы вас все-таки попросил информировать меня о состоянии Маргариты. Ну и если какая-то помощь будет нужна, сообщайте немедленно. Номер мой у вас есть.

— Конечно-конечно, — кудахчет врачиха.

— Не понял? Ей не понадобится помощь постороннего человека. У Риты есть я, ее муж, и теперь я обеспечу ее всем, чем нужно.

Тип перекатывается с пятки на носок, засовывает руки в карманы брюк, скалится в звериной улыбке и тянет:

— Му-у-ж. Что-то в ее паспорте написано совсем другое.

— А ты что же, в паспорт заглянуть успел? Лихо! — нервно хмыкаю я и подхожу к нему близко, стараясь убрать с дороги. — Официально тебе, Олег Евгеньевич, заявляю: Рита — моя жена. Точка.

— Вот она проснется и мы спросим у нее, замужем она или нет.

— Только рыпнись к ней! — начинаю я, но врачиха перебивает меня:

— Лучше бы поблагодарили Олега Евгеньевича, что был с Маргаритой все это время, — недовольно качает головой, переводя взгляд с одного на другого.

— Чего? — хрипло переспрашиваю я.

— Да вы на него посмотрите — с рук ее не спускал, вся рубашка в крови, — врачиха окидывает типа взглядом.

Я выпрямляюсь, вбираю кислород в легкие и говорю как можно спокойнее и ровнее:

— Благодарю за помощь. Но рядом со своей женой чтобы я больше тебя не видел.

Тип откашливается, трет горло и отвечает мне хрипло:

— Рита не жена тебе, — и молниеносно уходит, пока я охуевше смотрю ему вслед.

Что за хрен такой, этот Олег Евгеньевич? Пробить бы его, не нравится мне, что он трется рядом с Ритой.

— Что с Лебедевой? — взываю к врачихе, которая не сводит с меня взгляда.

— Как вас зовут? — спрашивает она и чуть поджимает губы.

— Мирон.

— Мирон, вы действительно муж пациентке? Это очень важно, потому что я не могу предоставлять информацию о ее здоровье посторонним.

— Я не посторонний. Я же говорю вам — муж.

Врачиха смотрит на меня недоверчиво, снова поджимает губы. Видимо, мой вздрюченный внешний вид удовлетворяет ее, поэтому она начинает:

— Маргариту сбил автомобиль. Состояние стабильное. Перелом ноги и руки, ссадины и ушибы. Сотрясение мозга.

Киваю. Каждое слово — как нож под сердце. Резали ее, мотали, ломали. Девочку мою маленькую, хрупкую. Включаю здравый смысл и анализирую: рука, нога. Все это не смертельно, будет жить. Ничего страшного, подниму ее на ноги, выхожу.

— И плод. Ребенка спасти не удалось. Сожалею.

Киваю два раза и замираю. Поднимаю взгляд на женщину и смотрю на нее, но вижу перед собой пустоту. Белая пелена.

— Ребенок, — проговариваю я на выдохе, обкатывая каждую букву на языке, примеряя это слово на себя.

— Да. Маргарита была беременна. Срок — двенадцать недель, — голос доктора отдает эхом от пустых стен и шипами впивается мне в подкорку. — Вы не знали?

— Нет, — вмиг обессилев, будто из меня выбили весь воздух, качаю головой.

Врачиха вздыхает:

— Мирон, вы должны знать: мы вкололи ей снотворное, потому что у нее началась истерика после информации о ребенке. Ей нужна поддержка и помощь.

— Твою мать, — тихо шепнув, тру лицо.

Неужели это правда? Почему же она не пришла ко мне? Не сказала?! Господи, я бы не отошел от нее ни на минуту, на руках бы всегда держал.

Она носила нашего малыша. Долгожданного и такого неожиданного. Возможно, именно он смог бы примирить нас? Я бы сделал все возможное, чтобы так и произошло.

— Какие дальнейшие планы на ее восстановление? — на автомате задаю вопросы, потому что мне нужно иметь полную картину того, что происходит.

— Маргарита побудет у нас. Полагаю, что физически она быстро восстановится. По поводу дальнейшей возможности иметь детей пока рано делать выводы, но мы постарались сделать все возможное. Меня больше беспокоит ее психологическое состояние.

— Я найду ей психотерапевта. Лучшего, — обещаю уверенно, потому что знаю: так и будет. — Что еще нужно?

— Необходимые вещи и предметы личной гигиены. Можете взять примерный список в регистратуре. Пока все. Индивидуальную палату оплатил Олег Евгеньевич.

— Кто он? — выплевываю вопрос.

Не нравится мне этот хрен, вот хоть убей. Необъяснимое чувство, скорее похожее на инстинкты, которые вопят о том, что чужаку не место рядом с моей женой.

— Золотарев наш спонсор, совсем недавно, но мы его все уважаем и очень любим, — говорит с такой гордостью, будто о сыне родном рассказывает. — Счастье, что он оказался рядом с вашей женой.

Сплошные дифирамбы. Послушать ее — так этот Олег ангел во плоти. Только так не бывает. Не в этой жизни. Что ж, значит, мне предстоит с ним разобраться.

— Ясно. Я могу ее увидеть?

— Можете. Только она спит. И, пожалуйста, недолго.

Врач уходит, а я открываю дверь и медленно захожу в палату.

Комната небольшая, освещение приглушенное. Маленькое окно с опущенными жалюзи. Кровать у стены. Рядом стойка капельницы, на которой висят пакеты с лекарством.

Перевожу взгляд на кровать и смотрю на Риту.

Мозг вопит: это она, а глаза отказываются верить.

Кажется, она стала еще меньше. Ручонки крохотные, со сломанными ногтями и уже обработанными царапинами. Одна рука перебинтована, из другой торчат трубки капельницы, какие-то датчики.

Жена вся синюшно-белая, прямо под цвет стен. Губы бескровные, сухие, потрескавшиеся. На подбородке ссадина, на скуле небольшой порез. Глаза плотно закрыты, дыхание размеренное.

Кажется, Кудряшка спит и видит прекрасные сновидения. Безмятежна, умиротворена и очень далека от меня. Как принцесса. Белоснежка, которую пробудит ото сна поцелуй прекрасного принца.

Только вот я не принц и жизнь наша мало похожа на сказку.

Обессиленно сажусь на стул рядом с ее кроватью, беру ее руку в свою и припадаю к ней губами. Аккуратно целую ледяную кожу, грею дыханием. Глажу волосы, аккуратно прикасаюсь к лбу и большими пальцами вырисовываю по нему едва заметные морщинки. Очерчиваю линию подбородка, носа. Практически невесомо, чтобы не разбудить, не потревожить ее сон.

Чувствую, как по моим щекам слезы прокладывают горячие дорожки. Я не помню, когда плакал в последний раз. Наверное, в детстве? Даже когда переломался весь в двадцать лет, упав со склона на сноуборде — не плакал.

А тут она. Искореженная вся, сокрушенная, разбитая. И бог с ними, с физическими травмами. Переломы срастаются, ссадины заживают, синяки сходят — мне ли не знать. Все это даже следа на коже не оставит.

А внутри что? Как вылечить ее душу? Я бы забрал ее боль, если бы мог. Унес с собой, хоть в могилу. Она бы никогда не увидела этого и продолжила бы жить счастливо и похрен если без меня.

Если бы я мог.