Семь ночей

Глава 17

– Я никогда не целовалась…

Это был щелчок предохранителя. Провокация чистой воды! Леся лежала в нескольких сантиметрах от меня. Я вбирал её вдохи, в ответ даря свои судорожные выдохи. Тело перестало слушаться. И это были даже не инстинкты, это была животная похоть, прикрываемая жухлой листвой порядочности. Подло? Да, но зато честно… Хотя бы перед самим собой. Она как запретный плод: красивый, манкий, но неизвестный. И всем было понятно, что одно неловкое, неаккуратное движение, и рванет…

– Я думаю, что никогда не целовалась, – её хриплый шепоток заметно подрагивал, выдавая смятение. А пальцы перестали отбивать ритм, найдя покой на моей груди.

Она почти обнимала меня, продолжая согревать дыханием. Прислушивался к собственным ощущениям, ища отвращение, брезгливость или что-то в этом роде… Но в ответ лишь получал гул окаменевших от возбуждения яиц. Желание сносило все разумное, стирало гребаные рамки приличия, позволяя наслаждаться незнакомкой в собственной постели.

– Лесь, думаю, что завтра ты об этом сильно пожалеешь, – не выдержал я, медленно отворачивая голову.

Сука! Вьюга, ты что творишь? Она рядом… Ее рука поглаживает волосы на твоей груди, отсчитывая удары сердца, а ты в рыцаря вздумал играть?

Это и есть рациональный подход ко всему. Я получу мгновение удовольствия, а дальше? Что будет дальше?

А вот этого «дальше» я и боялся больше всего, потому что оно непредсказуемое и непрогнозируемое, и тем самым опасное…

Уже через мгновение кожу перестало шпарить от мягкости её касания, а расстояние между нами вновь стало вполне приемлемым, чтобы суметь дышать нормально…

…

Утро пришло как-то внезапно. Я словно даже и не успел заснуть, как монотонное жужжание портьер ворвалось в сознание, а через мгновение ожил и телефон, стирая сонливость мелодией будильника.

Небо было на удивление ясным, безоблачным, без намёка на непогоду. Вьюга отступила, щедро расплескав по-зимнему яркие лучи солнца.

Дёрнул головой, вспомнив вчерашний вечер, и выдохнул…

Леся спала, подоткнув под щеку ладонь. Спутанные волосы слегка прикрывали её лицо, оставляя для меня лишь соблазнительный бантик губ.

Сука…

Стараясь не выдать эмоций, я медленно встал и скрылся в гардеробной. Нацепил спортивный костюм и максимально быстро бросился на улицу, чтобы спустить пар на пробежке.

Ноги увязали в рыхлом снегу, но я пер как бульдозер, пугая своим дыханием охрану.

– Динамо бежит?

– В хвосте плетётся, – махнул Акишеву, пробегая мимо ворот гаража охраны, и вновь вильнул в сторону леса. По спине стекал пот, в ушах слышалось «бух-бух-бух…». Но ноги все равно двигались, впечатываясь в ледяной наст.

– Есть новости, Вадим Дмитриевич, – Акишева все же догнал меня и, подстраиваясь под ритм моего самоистязания, начал: – Двое из ларца, спалившихся на камере, работают в местном ЧОПе. Машина, на которой они приехали, была без номеров, поэтому установить владельца пока невозможно.

– Пока?

– Я заметил сильную вмятину на бочине, роем базу страховых случаев. Такое ДТП просто не могло не быть зафиксировано хоть где-то! Узнаю дату, найду видео, а там и личики посыплются. Что с ЧОПовцами делать?

– Рус, – я окончательно выдохся и рухнул на крыльцо заднего хода в дом. – Не трогай их, приставь людей, пусть проследят. Если этот визит спровоцирован нашим интересом к Иванецким, то сейчас резкие движения совершать нельзя. Надо всем расслабиться и делать вид, что мы спокойны и безголовы.

– Шеф, я позволил себе вольность, – Акишев почесал затылок и осмотрелся по сторонам, а потом сел ближе и зашептал: – Трансформаторная будка осталась на месте, как муляж, только теперь она напичкана камерами. А основной узел электроснабжения будет перенесен на границу участка Горислава Горозии, там самое оптимальное место для доступа и постоянного контроля. Сегодня закончится монтаж.

– Хорошая вольность, Акишев. По Лесе есть новости?

– Нет, шеф. Штиль полный. В нашем городе за последние две недели не зафиксировано ни одного пропавшего человека.

– Хороший город у нас, – усмехнулся я, осматривая территорию, теперь напоминающую тюремный двор: собаки, охрана с оружием и еле слышное жужжание камер по периметру. – Главное – тихий и спокойный.

– Это точно, – Рус рассмеялся и закурил.

– Ты последи за Ниной, друг.

– В каком смысле?

– Есть у меня ощущение петли на шее, – это было правдой. Горькой, неприятной, но чистой. Наши отношения давно вышли за рамки договорных и взаимных. Все начиналось с четких пунктов, которые устраивали обоих: она получает блага, а я – стабильность и минус одну головную боль в виде женского очарования. И я сдержал свои слова целиком и полностью, не вильнув «налево» ни разу. А через год как-то втянулся… Возможно, это дико, но на тот момент устраивало нас обоих. А теперь становится ясно, что где-то я дал маху… Я не считал денег, не вмешивался в её жизнь, выдав полный карт-бланш. Она хотела учиться – пожалуйста! Хотела путешествовать? Вперёд… Свобода – она как крепкий алкоголь: бьет в голову, изменяет сознание и превращается в зависимость.

– Вадь, ну дай конкретики?

– Она вчера Куталадзе с женой хотела подослать, чтобы проверить, как я тут, – горько рассмеялся, не понимая, как я до этого докатился.

– Я понял, Шеф. Будет сделано…

Распрощавшись с Акишевым, вошёл в дом и замер…

Из кухни слышались голоса, хриплый смех и жужжание миксера. Надо было просто пройти в свою комнату! Просто взять себя в руки и бросить вести себя как пубертатное похотливое животное. Но нет…

Я двинулся на этот странный звук, стараясь не шуметь, чтобы остаться незамеченным. Прислонился к дверному косяку, наблюдая, как Клара Ивановна оживленно кружится по кухне, а Леся, сидя на каменной столешнице усердно мешает тесто большой деревянной лопаткой.

Эти её губы… Розовые, чуть припухшие… Они просто орали, зазывая меня подарить девчонке её первый поцелуй. Как рекламный баннер на затерянной трассе, обещающий теплый ночлег усталому водителю.

Вот и я, как ужаленный, смотрел на эту девчонку, сам не понимая, почему мою крышу так стремительно уносило к чертям собачьим. Улыбался тому, как она сдувает упрямую прядь, как облако муки взлетает в воздух и оседает мелкой пылью на её курносом носике. Она беззвучно смеялась, закидывая голову так, чтобы мне было лучше видно тонкую женскую шею.

И ведь на ней был мешковатый спортивный костюм, скрывающий аппетитные формы, на лице – ни грамма косметики, а волосы были заколоты на макушке обыкновенным карандашом. Все просто… Все закрыто. Но пиздец как возбуждающие.

– Вьюгаааа… – тихий шепот тюкнул меня по темечку, заставив обернуться. А когда я напоролся на сверкающие азартом глаза друзей, внезапно стыдно стало… Горозия и Раевский стояли чуть поодаль, точно так же с интересом наблюдая за моим подкидышем.

– Ой, Вадим Дмитриевич! – Клара оперативно среагировала на шевеление в коридоре и поспешила раскрыть моё тихое присутствие. – Я вас найти не могла. Горислав Борисович звонил, чтобы сообщить…

– Клара, а я уже тут, – Гора подошел, закинул руку мне на плечи и уже открыто осмотрел Крошку. – Добрый день, барышня.

Леся вскочила со столешницы, чуть не перевернув белое месиво с вкраплениями изюма. Она словно металась в попытке найти укрытие, не сводя с меня пристального взгляда…

– Лесь, знакомься, – я не выдержал и, оттолкнувшись от стены, встал ближе к кухонному острову, а через мгновение с шумным вздохом облегчения моей руки коснулись её дрожащие пальчики. – Это мои друзья, Горислав Горозия и Денис Раевский. Они хоть и вымахали под потолок, но внутри белые и пушистые.

– Очень приятно, – Леся как ребёнок вынырнула из-за моей спины, кивнула улыбающимся мужикам и снова спряталась.

– Клара Ивановна, дорогая вы моя! – Рай обнял старушку, расцеловал в обе щеки. – Сейчас мы с вами будем готовить колдовское снадобье!

– Приворотное? – зыркнула коварно Клара на своего любимчика и захлопала ресницами.

– Я в вас влюблен по уши, а остальные и без этого справляются, – придурок Раевский так многозначно посмотрел на меня, что я чуть не сорвался, чтобы влепить ему по-дружески звонкую оплеуху. Клоун-экстрасенс, мля…

– Тогда какое зелье?

– Говорят, когда злая колдунья забрала голос у Русалки, то её спасла моя бабушка Наина Марковна Раевская. Будем вашей Русалочке голос возвращать, – Рай кинул воздушный поцелуй в Лесю, с любопытством выглядывающую из-моего плеча. – Ну? Где сушеные ножки жаб и хвостики крыс? А ещё мне нужен яд гадюки…

– Ха! Так это у тебя всегда с собой, – я стянул через голову мокрую толстовку. – Клара, а они не сказали тебе о цели своего визита?

– Как это? Мои булочки…

Договорить Клара не успела, потому что кухня взорвалась от смеха. Горозия скрылся за углом, чтобы не терять «лицо» серьёзного мужчины, а вот Рай от души заливался хохотом, за что и получил половником по лбу.

Но я к подобным перепалкам привык, поэтому тронуло меня совсем другое. Сквозь тонкую ткань футболки я ощущал, как Леся, слегка касаясь моей спины грудью, хрипло хихикает, продолжая прятаться.

– Все! Кларочка Ивановна, милочка! Вы сейчас все моё волшебство вытрясете! Умоляю, – Рай бегал вокруг острова, то и дело уворачиваясь от летящей кухонной утвари. – Это просто неудачна шутка.

Выносить её близкое присутствие было невыносимо! Я оттолкнулся от столешницы и двинулся в гостиную, махнув Горе.

– Рай, если останешься жив, мы в кабинете…

Горозия шел молча, не торопился залезать под кожу, хотя по его острому взгляду все было понятно… Попался я. Попался…

Принял душ, постоял перед закрытой дверью, словно за ней меня ждал серьезный разговор с родителями.

– Наконец-то, – аж зарычал Гора, как только я вышел в кабинет. – Вьюга, сукин ты сын…

– Гора, следи за словами, – ответно рыкнул я и плюхнулся в кресло. – Знаешь, есть поговорка про то, что порой безопаснее промолчать о том, что видишь?

– Не знаю я такой поговорки, Вадь, не знаю! А про шапку, вора и огонь знаю. Так вот знай, Вьюга, у тебя на лбу написано, что девчонка тебе в душу твою застуженную запала, – на одном дыхании выпалил самый спокойный из моих друзей, а потом с облегчением откинулся на мягкую спинку дивана и закурил, как после секса, причем улыбка у него была соответствующая.

– Все же лучше бы тебе помолчать, Гора.

– А я рад, Вадь. Даже юлить и строить из себя джентльмена с фильтром во рту не собираюсь. Так и знай, что я рад.

– Ну, раз уж у тебя пломбу сорвало с откровенности, Горик, то ты прекрасно знаешь, что мозг порой путает чувства и желание помочь.

– Вьюга, тебя давно продуло стужей, – Гора открыл окно, втянул полную грудь морозного воздуха и резко обернулся. – Это ты путаешь! Путаешь разницу между готовностью прикрыть задницу бедовой девки и желанием уберечь, защитить спрятать. Так вот слушай, ты Нинке задницу в свое время прикрыл, поступил благородно, вопросов нет, но с Крошкой твоей совсем иначе… Ты грудью за неё встал, хотя знаешь, что мы за тебя любого порвем.

Голос Горы был холодным, трескучим от сдерживаемых эмоций, оттого и лупил прямо в сердце. Друг редко позволял втянуть себя в душевные разговоры, он сторонился их, потому что нет более скользкой дорожки, чем советы в делах душевных.

– Она – ящик Пандоры, Гора! Огромный икс в километровом уравнении…

– А чего ты боишься? Тебя дважды взрывали, твой офис жгли, тебя пытались посадить за махинации, но тебе было все нипочем. Ты пер, как танк по бездорожью, чуя собственную силу и правоту. Ты, Вадя, плюнул на наставления отца и выпорхнул из родительского гнезда, не взяв ни копейки денег! И выплыл… Сука, Вьюник, ты вообще понимаешь, что ты можешь сделать?

– Я понимаю, что могу искалечить жизнь невинной девочке. Гусеницы моего бронебойного танка в такой грязи, что ехать по светлой душе уже пострадавшей малышки – преступление…