Раевский сопротивлялся. Громил мой кабинет, взывая к голосу разума! Но это был дохлый номер. Я уже всё решил, и даже лучший друг не сможет меня убедить в обратном. А когда он всё же осознал эту горькую истину, то успокоился, поправил галстук и молча пошёл следом.
Воронков почти две недели не отвечал на мои звонки, игнорировал сообщения. Его сложно было поймать, но было место, куда он ходил чётко по расписанию.
Кладбище встречало нас тишиной. Солнце сверкало на отполированных боках памятников, а вороны зловеще каркали, сопровождая нас по центральной аллее. Акишев был категорически против того, чтобы идти пешком, но окружить машинами святыню, в которую превратил Воронков могилу своей дочери, означало быть посланным на хуй.
– Ты уверен? – в последний раз шепнул Раевский, когда мы увидели сгорбленную фигуру Воронкова.
– Даже не мучай себя ненужными сомнениями, Рай.
– Степан Андреевич, – я собрал все силы в кулак и медленно взобрался на небольшой холм у берёзовой рощицы.
– Блядь… – зашипел старик и поспешно стёр слёзы с глаз. – Какого хера тебе надо здесь?
– Разговор есть.
– А я с Вьюниками разговоров не веду! – он усмехнулся, закурил и вскинул на меня красные глаза. – Что, батя не рассказывал, что мы ещё с восьмидесятых во врагах ходим? – Степан Андреевич вдруг рванул кожаную куртку, задрал футболку, демонстрируя огромный рваный шрам от пулевого. Мда… Там явно не Стечкин, а обрез какой-нибудь охотничий. Больно, наверное… – Вот тебе мой ответ, и пиздуй отсюда подобру-поздорову!
– Никуда я не уйду, – голос мой был спокоен, сердце тоже не пыхтело, а по венам не переливался страх. Я всё это прошёл уже… Намного страшнее представлять, что моя девочка сейчас может быть с Иванецким, чем смотреть в глаза врагу моего отца. Сделал шаг в сторону могилы и рассыпал охапку белоснежных роз, стараясь не перекрыть свежие тюльпаны, принесённые убитым горем отцом. – Мне безразлично то, что произошло сорок лет назад…
– Да? – усмехнулся Воронков. – А если я тебе скажу, что твой отец забрал то, что принадлежало мне? Если скажу, что твоя мама должна была быть моей женой, а ты и твои братья – вовсе не родиться?
– Но она его жена, а это значит, что либо вы не захотели вернуть любимую женщину, либо не смогли, ибо кишка тонка, – мои слова вызвали шок. И не только у старика. За моей спиной закашлялся Раевский, а Акишев и вовсе заложил руки за спину, где в кобуре болтался ствол. – Так что, Степан Андреевич? Не смогли или не захотели?
– Не смог… – вдруг выдохнул он. Взгляд его был потухшим, безжизненным и таким тяжелым, что больно становилось.
– А я смогу…
– Слышал… Слышал… – он зацокал языком, наклоняя голову то вправо, то влево. Рассматривал меня, как под микроскопом, наслаждался затянувшимся молчанием. – Ты спас Леську. А мою дочь? Почему ты не спас её? – Воронков взревел так, что стая воронов взмыла с ветвей, заглушая всё вокруг своим устрашающим «Кар-кар-кар…».
– Там была только Леся, Степан Андреевич. Только она, – я протянул старику телефон, где хранилась та самая запись с видеорегистратора. Это был мой самый главный аргумент.
Старик долго не решался ткнуть в треугольник, дышал глубоко, хрипло, курил одну сигарету за другой, складывая окурки в карман куртки. Растирал ногой падающий пепел, будто не хотел мусорить здесь. И через двадцать минут напряженного трескучего молчания всё же решился…
Вся его краска гнева схлынула… А я закрыл глаза, прогоняя видео в памяти. Столько раз смотрел его, что посекундно могу воспроизвести. Моя крошечная девчонка… Помнил кровавую корку на её красивом лице, багряные сосульки в платине волос, кровоточащие порезы, ожоги… И с каждым разом было всё херовей. Мозг выучил правила этой игры, подкидывая картинки не её увечий, а того, как измывались над женщиной, которую я люблю.
– Блядь! – захрипел Воронков, сжимая в руке мой телефон. – Мне Коля ничего такого не говорил…
Было видно, что он шокирован, раздавлен и растерян. Взгляд потерял твердость, руки обессиленно рухнули на колени, выпуская телефон, на котором повторно включилось воспроизведение.
– А он не видел, – я поднял телефон, убрал его в карман и закурил. – Он перестал выходить со мной на связь…
– Начинай… – перебил меня Степан Андреевич.
И я рассказал всё. Без тайн, секретов и недомолвок. И про то, как выхаживал безымянную девчонку, и про её травмы, и про истерзанное молодое тело. Потом про гостей, испугавших Лесю, про взрыв трансформаторной будки, про то, как мы сблизились, полюбили друг друга, и про Нину я тоже рассказал. Сам выдал всё, что потом могло мне аукнуться. Сдал все козыри, садясь за покерный стол с чистыми руками.
– У тебя нет доказательств, я прав? – хмыкнул Воронков.
– Нет. Но у меня есть стрелок, который может расколоться в любой момент. Но проблема в том, что у меня больше нет времени. Я должен посадить Иванецкого, пока не стало слишком поздно… Леся и Лида дружили с самого детства, кажется? Как думаете, ваша дочь сейчас хотела бы спасти свою лучшую подругу? Она бы хотела видеть, как Лесю выдают за ублюдка, наркомана и насильника Ивана Иванецкого?
– Ну, хорошо, допустим, я предаю друга, с которым больше полтинника знаком. А ты мне что? – вдруг оскалился Воронков.
– А я вам всё… – выдохнул, понимая, что разговор ушёл в нужное русло. – Я заберу свою женщину любой ценой, с вашей помощью или нет.
– Аэропорт, – он дёрнул плечами, словно говорил о ерунде какой-то, а не о вложении с восьмью нулями. – Ну? Что теперь скажешь? Уже не так весело, да сынок Вьюги? Жалко с большим баблом расставаться?
– Рай, – я затушил сигарету и точно так же убрал окурок в карман. – Давай сюда…
Денис шёл медленно, прекрасно понимая всю ситуацию. Что-что, а считать Раевский умел быстро, при чем в уме и без сильных погрешностей. Он понимал, что потеря аэропорта – огромная брешь в моём бюджете, которую залатать и за пять лет не получится.
– Пока это доверенность на год, – я протянул официальную бумагу Воронкову. – После того, как вы согласитесь, мы оформим куплю-продажу.
– Да ты пиздишь, – внезапно рассмеялся Степан Андреевич и повернулся к деревянному кресту, с которого на него смотрела веселая темноволосая девчонка. – Лид, ты слышишь? Он готов себя обанкротить, только бы спасти дочь Исаева. А ты знаешь, что то покушение, пять лет назад, организовали мы? Знаешь, что у гостиницы «Алтай» тебя подстрелили мои парни?
– Знаю.
– И что? Не западло ползти к тому, кто не пожалел бы твоей жизни?
– Вы и сейчас с лёгкостью можете меня пристрелить, – тихо рассмеялся, понимая весь абсурд ситуации. – Вот только я и из-под земли достану Иванецких и за собой утащу.
– Правду говорят, что страшнее самого отъявленного подонка может быть только его сын, – Воронков сложил документы и убрал во внутренний карман куртки. Ещё раз посмотрел на фотографию дочери и выдал: – Мы с Лёней Иванецким дружим с детства. Нас было четверо… Исай, Ворона, Иванец и Вьюга…
Старик вдруг стал говорить-говорить… Я знал, что отец вырос в одном бараке с Исаевым, Иванецким и Воронковым. Знал, что раскусались они в восьмидесятых так, что отца выбросило за борт корабля и, наверное, к лучшему.
Воронков после армии подался в силовики, Иванецкий нырнул в химическую промышленность, а после девяностых успел почти бесплатно урвать несколько комбинатов, а Исаев таскал товар из-за бугра.
Схемы серые, бабки грязные, но зато все сытые и довольные. И вплоть до сегодняшнего дня эта четвёрка никогда не сталкивалась. Они ловко игнорировали друг друга, не ввязываясь в войны, но и не гнушались выпадами, типа моих ранений. Видимый штиль, так сказать…
– И ты хочешь, чтобы я сдал друга?
– Сын вашего друга измывался над молодыми девчонками. В крови Леси была вся таблица Менделеева! Вся! У меня нет фактов, зато вот, – я достал из кармана заготовленный перечень госномеров, пересекавшие посёлок «Ладья» тем вечером. Там были дети политиков, торгашей, судей… Полный фарш, разворошив который мало не покажется никому. – В тот день у Ивана была вечеринка, вы знали? На одной из этих тачек привезли Лесю и Лиду. Вам рассказать, как обкуренные сынки развлекались? Рассказать?
– По рукам! – Воронков встал, вытянулся, демонстрируя военную выправку. – Но если ты не справишься, то я и тебя убью…
– Как часто в последнее время слышу эту фразу, – я рассмеялся и притянул руку. – Вот только в первый раз у вас это не вышло, так с чего решили, что выйдет в третий?
– В третий? – хмыкнул старик, но руку пожал.
– Думаете я не знаю про взрыв?
– Сука… – Степан Андреевич сжимал мою ладонь так, будто сломать хотел. Впился острым взглядом и долго молчал. – На территории «Ладьи» подпольное казино и лаборатории, они там кислоту варят, а по вторникам барыгам отгружают.
– Как хорошо, что сегодня понедельник, – улыбнулся, кивнул и посмотрел на небольшое фото миниатюрной брюнетки. – Спасибо, Лида…