Семь ночей

Глава 46

– Проходите, Леся, – отец буквально прожигал дыру во лбу своим фирменным взглядом «это залёт, солдат». – Я самый нормальный в этой семье, это так, для информации.

– Знакомься, это мой отец Дмитрий Саныч, моя мама Нина Маратовна, это старшие братья Владислав и Владимир, ну это мартышка-Верка, – я приобнимал Лесю, чувствуя, как её пробирает дрожь. – Мам, ну а каравай ты где умудрилась найти?

– Сын, ты даже не представляешь спектр услуг, оказываемых вечером. Не нравится? Надо было слона с циркачами брать… А вообще, это Верочкина идея, – мама улыбалась и даже не смотрела на меня. Она настолько была увлечена Лесей, что казалось, мир вокруг стал серым и неинтересным.

– Кто бы сомневался, – я дёрнул Верку за хвост. – Впустите? Или тут знакомиться будем?

– Добро пожаловать, Леся, – Владислав отошел в сторону, впуская нас в гостиную, где уже был накрыт круглый стол, ломящийся от домашних блюд. – Маменька немного психанула. Думает, что Вадим тебя только любовью кормит.

– Вы простите нас за это ночное вторжение. Мне дико неудобно, – Леся сжимала пальцы, аккуратно осматриваясь вокруг. – У вас прекрасная квартира, Нина Маратовна.

– Называй меня просто…

– Мама? – Вовка заржал первым, не выдержав этой странной обстановки. – Лесь, семья у нас простая. Мы не кусаемся, но вот поржать любим. Ты не обижайся, проходи и чувствуй себя как дома.

– Вадь, давай, помоги своей девушке раздеться, – отец махнул рукой и быстрым шагом пошёл к бару. Плеснул стопку коньяка и осушил одним глотком. – Сначала поговорим, или будем молча есть, делая вид, что собрались продегустировать стряпню матери?

– Поговорим, – я помог снять Лесе куртку, забрал сумку и сбросил всё на пуф в прихожей. – Давай, Лесь, выдыхай. Самое сложное уже позади. И прошу заметить, что тебя никто не покусал, а значит, они сытые, и мы в безопасности. Могу я поговорить с отцом наедине?

– Да-да… Лучше без меня, а то я сгорю со стыда! – она закивала, прижимаясь к моей груди. Её тонкие пальчики порхали по шее, она тяжело дышала, пытаясь найти в моих объятиях покой. И я прижимал к себе. Вдыхал сладкий аромат её волос, вбирал тепло. Хотелось, чтобы это никогда не заканчивалось…

Мне всё чаще стали приходить в голову картинки того, как может выглядеть счастье. Возможно, оно в уюте дома, в тонкой фигурке, сидящей у окна в ожидании меня, или в том, что, просыпаясь ночью, ты первым делом ищешь рукой ту, что забрала твое сердце? Возможно, оно в детских голосах или в разбросанных игрушках. Или в шумной компании родных и близких, собравшихся за одним столом? Здесь нет места стерильности, нет места расчёту. Только тепло неодиноких душ и единство сердец. И я обязательно дам нам это счастье. И никто никогда не посмеет вселить страх в эти огромные голубые глаза, в которых живёт моя любовь.

– Вера! – ждать долго не пришлось, потому что моя любимая мартышка была уже тут. – У Леси был тяжелый день…

– Понял, не дурак. Дурак бы не понял, – она кивнула и протянула ей руку. – Хочешь посмотреть какой-нибудь тупой сериал и поесть мороженого? Я обещаю, что буду молчать. Нет… я буду ржать, но вопросами одолевать не стану.

– Милая, я бы на твоём месте сильно не обольщался, – закатил глаза, прекрасно понимая, что Вера взяла просто неподъемную планку. Это я про «молчать»… – Моя сестра говорит даже во сне, поэтому спит в своей комнате с трёх лет. Даже родичи не выдержали эту трещотку.

– Х-х-хочу… – заикаясь, выдохнула Леся, протягивая ладонь в ответ.

– И меня возьмите тогда, чего уж тут, – мама с горечью вздохнула, осматривая стол, к которому, очевидно, сегодня никто не притронется, а потом скинула туфли, сняла жемчужную нить и отправилась за девчонками, бегло поцеловав меня: – Она прелестна.

– Спасибо, мам…

Когда мы остались с мужиками одни, отец распахнул дверь на террасу и закурил.

– Ты почему не сказал, что она дочь Исая?

– Давление бы поднялось, – я снял пиджак, закатал рукава и принял протянутый бокал от старшего брата. – А тебе нельзя.

– А сейчас, значит, можно?

– А сейчас это неизбежно. Давай опустим долгие споры? Леся будет моей женой, и это не подлежит обсуждению.

– А я думал, ты за советом пришел, – Владик даже не пытался снизить градус, лишь наоборот, подливал масла, очевидно, чтобы уже поскорее догорело, а дальше и поговорить можно было.

– Её отец пытался убить моего сына! – Отец орал! Но шепотом… Вены на его шее были похожи на сардельки. Он покраснел, движения стали резкими, а во взгляде появилась знакомая мне мгла ярости. Но я был готов к этой реакции. И, кстати, она была не самая страшная. Вот если б он не сдерживался, если бы устроил скандал, то можно было бы сразу принять за отказ. А пока всё под контролем. – Что за хрень с этим миром делается? Ну почему? Почему среди миллионов баб, ты выбрал Исаеву?

– Потому что выбрал, и потому что люблю.

К такому ответу он был не готов. Я вспомнил знакомство родителей с Ниной. И вот там отец бушевал так, что стены ходуном ходили. Он не стеснялся ни в тоне голоса, ни в выражениях. Крыл так откровенно, заставляя Нинку со стыда сгорать, когда поднялась тема тех фото в журналах. Отец свирепствовал и всё время смотрел мне в глаза, пытаясь понять мотив. Возможно, он хотел слышать, что люблю?

Но я не стал ему врать. Не любил… Просто так вышло, что Нина ждала от меня ребёнка, а отец не должен бросать свое чадо ни при каких обстоятельствах.

Наверное, поэтому он сверкнул взглядом, тихо-тихо проговорив последнюю сказанную мной фразу.

– Любит… – снова прошептал он и отвернулся, чтобы никто не мог по взгляду понять то, о чём он думает сейчас.

– Ну ладно, – Вовка сел рядом и похлопал меня по плечу, давая понять, чтобы хотя бы я не заводился. – С этим мы выяснили. Свадьбу потом обсудим. Но ведь ты не радостным событием пришел поделиться?

– Пап, лучше сядь, – я кивнул Владику, тот всё понял и подтолкнул отца к дивану напротив. Когда яростное шипение стихло, я начал рассказ с того момента, когда подобрал Крошку на обочине. Сначала они краснели от откровенного шока, а когда я добрался до истории с Иванецким, отец махнул рукой, будто ставил на паузу мой рассказ, встал, взял бутылку коньяка, блюдце с лимоном и вернулся обратно. Сделал пару глотков, закусил и передал бутылку старшему сыну. И так они и пускали коньяк по кругу, пока я не рассказал про Воронкова и про то, что он мне дал взамен за аэропорт.

– Сука! – крякнул Владислав. – У него дочь убили, а он торгуется!

– Дурак ты, сын, – отец смаковал сигару, наблюдая, как сизый дым вьётся под потолок. – Он же его на прочность проверил. Воронков всегда был таким. Прёт как танк, пугая одним только напором. Как правило, добрая половина врагов сразу самоустраняется, ссыкуя перед его этой убийственной энергией. Это его фишка, только и всего. А вот Исай хуйло, получается? Как можно свою дочь отдавать в руки такого придурка, как Иванецкий? Как?

– Как бы мне не хотелось это признать, но я думаю, что Исай ничего не знает. Да и последнее покушение вряд ли его рук дело. Он примчался сразу по звонку моей ёбнутой бывшей жены, и на организацию у него просто не было времени. А меня ждали… Оттого и стреляли по окнам заднего сиденья, даже не думая, что я могу сам сидеть за рулём. Бензобак – чистая случайность, – достал из внутреннего кармана несколько свернутых листков, на которых было краткое изложение слежки Акишева.

Рустам расстарался так, что, сам того не понимая, раскрыл всю схему, мне оставалось только связать всё в логические цепи, звенья которых были сильно спутаны. И вот тогда для меня открылась горькая истина «любви» Иванецкого.

– Они с каждого транша обдирают Исая на три процента. Плюс там с долями лажа какая-то. Это совсем не по-дружески как-то – воровать из-под носа. Хотя есть инфа, что у Иванецких огромные долги из-за неудачного вложения младшенького, он вписался в какой-то стартап, где его благополучно нагрели на добрые пол-лярда, взятые взаймы у непростых и сильно криминальных личностей. Кстати, их коттеджный посёлок уже выставлен на продажу, как и один из химкомбинатов. Засада, да? Ещё какая! А ещё лучший друг добряк-Исай внезапно нанимает независимых аудиторов, словно понял, что его откровенно наёбывают. Только он пока понять не может, где и кто. Рус не стал близко подходить, чтобы суету не наводить.

– О! Старый добрый брак по расчёту? Чтобы не спалиться, нужно породниться? – Вовка рассмеялся и сдернул душащий его галстук. – Хорошо, с этим тоже всё ясно. Дальше что?

– Завтра пройдут стихийные обыски. И их непременно закроют, потому что доказательств там будет вагон и маленькая тележка. Но…

– Но отец возьмёт всё на себя? – хмыкнул папа, поднимая на меня усталый изможденный взгляд.

– Очень высока вероятность, поэтому я и привез Леську сюда.

– Только отец пойдет за сына до конца, – его голос прозвучал глухо и безжизненно. Кожа под воротом рубашки стала багряной, оттеняемая синими пульсирующими венами.

– Да, пап. И я прошу тебя прикрыть мой тыл. Мне просто нужно знать, что с Леськой ничего не произойдет. Что она не попадёт в его руки.

– А ты куда? – Владик вскочил на ноги, когда наконец-то понял, к чему я клоню. – Вадик? Ты куда, мать твою, собрался?

– Не прикидывайся пнём! Его отпустят, потому что притянуть сыночку невозможно! Я всё лично проверил! Его следа нет ни в наркотрафике, ни в игорном бизнесе. Он просто сынок своего тупоголового родителя. Понимаешь? Он не пришёл поговорить, как мужчина с мужчиной, когда понял, что между мной и Леськой все серьёзно, потому что трус гребаный. А вместо этого спалил мой ресторан. Он действует исподтишка, чужими руками, и никогда не остановится. Его эго задето! И я для него опасен только тем, что могу стереть их честное имя в прах.

– Вадим, я запрещаю! – взревел отец, но потом осёкся и сбавил тон. – Слышишь? Мы найдем другой способ!

– Мы обязательно его найдем, а сейчас меня ждут в ресторане, пап, – выдохнул и медленно встал, на всякий случай готовясь получить пару ударов. – Я просто прошу присмотреть за моей будущей женой…

Братья смотрели на отца, надеясь на его жёсткое слово. Что запретит, что закроет дома и никуда не отпустит. Они, как два сторожевых пса, были готовы вцепиться в меня, чтобы никуда не отпускать одного. Но… У них с детства было это гребаное НО… Они никогда не смели ослушаться отца. Никогда… Только я всю жизнь пёр против течения, доказывая, что могу и сам.

И сейчас отец всё правильно понял, оттого и заскулил так, что от ужаса кровь в жилах стыла. Он хрипел, сжимал кулаки и стискивал челюсть до зубовного скрежета. Но понимал, что меня не остановит его слово. И помочь он мне может, только выполнив просьбу, с которой я пришёл к нему впервые…

– Если ты не вернешься через три часа, я сам убью тебя! – это были последние слова отца, сказанные вслед. И я ушел… С лёгким сердцем, что моя Крошка в полной безопасности…