– Ну что за милашечка, ей Богу! – наигранно цыкал Тиша, осматривая моё платье с вишенками.
– Тиша, будь тише, – я подтянула длинные белые гольфы, шлёпнула резинкой и высунула язык, как в детстве.
– Коза! – мой двухметровый братец броском кобры сорвался с кресла и бросился за мной следом. И дом ожил… Его крики, мой смех и восторженный визг задорно унеслись под потолок, заставив родителей выйти в гостиную.
– Тиша, четвертый десяток разменял, а всё козликом скачешь, – отец скрывал довольную улыбку за мобильником, которым постукивал по губам, наблюдая наше ребячество.
– Коль, ну отстань от них, – шикнула мама и вновь скрылась в кухне. – Этот дом так давно не слышал радостного шума!
Тихон даже не думал останавливаться, загнал меня на второй этаж и воспользовался секундным промедлением, схватил в охапку и бросил на мягкий диван в библиотеке.
– Сдавайся, мелкая!
– Всё! Сдаюсь! – я хохотала, как ненормальная. Обнимала брата, наслаждаясь этими волшебными минутами лёгкости. Как в детстве… Весело, шумно, беззаботно. И в душе вдруг стало так светло и спокойно.
– Ой, Олеся… – Тиша нарочно спародировал дурацкую манеру Ивана произносить моё имя. Меня с детства называли Леся, Люсёк, и полное имя я слышала, лишь когда задерживалась домой с дискотеки или не брала трубку от родителей.
– Ну, хватит!
– Так скажи ему, что тебе не нравится, – брат отпустил мои руки и, наконец, позволил принять вертикальное положение. – Ведь не нравится?
Молчала. Сжала зубы, только бы не наговорить лишнего. Вся эта тема в принципе нравиться мне не могла. И если я допускала возможность, что смогу привыкнуть, и ничего в этом страшного нет, то после вчерашнего вечера в ресторане и эта надежда лопнула. Мне до сих пор казалось, что чувствую кожей присутствие таинственного незнакомца с бесконечностью во взгляде.
Я настолько была сбита с толку, растоптана и деморализована, что не спала всю ночь. Прислушивалась к шорохам на лестничной площадке, то ли боясь услышать его молчаливое присутствие, то ли желая этого.
Помнила абсолютно откровенные касания, подтекст которых был настолько прозрачным, что дыхание перехватывало. Помнила реакцию собственного тела, отчего становилось ещё хуже…
Но душило меня то, что я позволила… И трогать себя, и мысли мои занять! И вообще, никак не могла отделаться от ощущения, что мы знакомы. Вот только я его забыла. Тело знало его руки, а мозг – нет… Но и это меня пугало, потому что не помнила я только то, что случилось тем злополучным вечером, отнявшим и мою любимую подругу, и желание жить.
– Леся, ну скажи хоть что-нибудь! – внезапно зарычал Тиша и схватил меня за локоть, притягивая к себе, чтобы и не думала отвернуться. – Заори! Взбрыкни! Устрой забастовку! На кой хер тебе Ванюша этот сраный? Мертвый он, понимаешь? Глаза злые, колючие, а улыбка – как у дворовой собаки, ищущей прокормки для своих щенков. Ну хочешь, я прямо сейчас пойду к отцу?
– Не хочу! – вырвала руку и вскочила с дивана, пытаясь сделать спасительный вдох. – Что ты из меня дуру делаешь? Думаешь, мне позволят уйти? Да он же меня купил! Это сделка, Тиша! Сделка чистой воды! Иван приобретает себе умницу-жену, а отец купил себе возможность умереть спокойно и в гробу не переворачиваться от тревоги за моё будущее. Заметь, о вас с мамочкой он почему-то не беспокоится! Ну? Тиша, пойдешь на стройку кирпичики класть? А мама пусть шурует подъезды мыть, пока я буду жрать клубнику заморскую и запивать Просекко…
– Тебе нельзя пить, – вздохнул Тиша и выскочил на открытую террасу. Закурил, затянулся, заполняя легкие горькой отравой. – Он мне никогда не нравился.
– Это всё слова, милый братец, – я усмехнулась, забрала из его руки сигарету и затянулась, игнорируя ошеломленный взгляд. Меня вдруг захлестнула апатия вкупе с раздражением. Тихон, наверное, переживал абсолютно искренне, вот только бессмысленно. Чтобы спорить с отцом, одних эмоций мало… Нужны факты! Прочные аргументы, чтобы сломить его стальное желание «пристроить» бедовую дочь.
– Ну что же вы тут торчите? – мама выглянула на террасу так внезапно, что я не успела спрятать сигарету, которой затянулась всего один раз. – Леся…
– Спасибо, что подержала, – Тиша поправил джинсы и забрал вонючую гадость, затушив в пепельнице. – Мам, а ты что, подслушивала?
– На, зажуй, пока отец не понял, чем именно ты держала, – она поджала губы и сунула мне в руку румяный пирожок.
– Спасибо…
– Там Иван явился, – вздохнула мама и вдруг обняла меня, прижимая так крепко, что я чуть не выронила свою закуску. – Леся, он мне не нравится! Я не для него дочь рожала! Не для него!
– А мне-то вы для чего это говорите? – рассмеялась я. – Пойдите и ему в лицо это выскажите, что мол, не для тебя, Ванюша, я цветочек послушный растила. Учила, любила, и про принцев на ночь сказки читала. И пусть он тебе удостоверение принца покажет, иначе злая тёщенька замуж не отдаст дочь единственную!
– И скажу! – зашипела мама, сверкнув странным взглядом, и унеслась по коридору к лестнице, так отчаянно топая, что перепонки задрожали.
– Это ты зря… – Тиша вздохнул и понуро поплелся следом. – Что, маму не знаешь? Она тихая-тихая… А потом как шарахнет!
Мне стало стыдно… Щеки вспыхнули, а глаза запекло от наворачивающихся слез. Ну? Незнакомец! Ты где? Самое время уже появиться на своём белом коне с настоящим удостоверением принца…
Приведя себя в порядок, я все же спустилась на первый этаж. Апрель был удивительно щедрым на тепло, поэтому годовщину свадьбы родителей решили отмечать на просторной веранде. Мама категорически отказалась от шумного веселья и гостей, сказала, что раз дата не круглая, то и видеть чужие морды она не желает. Папа тоже был не против тихого семейного застолья, поэтому даже спорить не стал.
Круглый стол ломился от домашней вкуснятины, а отец, довольно цокая, колдовал у каменного мангала, контролируя свой фирменный шашлык. Мама сидела в кресле, подставив лицо ласковому солнышку, и скупо кивала, когда Иван пытался вовлечь её в разговор.
– Привет, – я уже сто раз пожалела о своем выборе платья. А особенно сейчас… Ощущая липкий мужской взгляд, так откровенно скользящий по ногам.
– Олеся-я-я, – протянул Иван, медленно встал из-за стола и двинулся в мою сторону. Поймал правую руку и не сдержался, не увидев подаренного булыжника. – Не понравилось? Ты только скажи, и мы выберем другое.
Иван сегодня был другой… Привыкла видеть его в строгом костюме, поэтому тонкий серый пуловер и черные джинсы сильно выбивались из его стиля и резали глаз. Он явно не просто так явился сюда, а лишь потому, что я отказалась от совместного обеда, сославшись на семейный праздник.
Смотрела в черные как омут глаза и все прекрасно понимала. Иван не соврал… Никуда он уже не уйдёт, и никого не пустит. Оттого и смотрит на меня как на кусок мяса, принадлежавший лишь ему. Но самое обидное, что я почти смирилась с этим.
– Просто не привыкла, – буквально выдавила улыбку и вытянула руку. – Пап, ты нас сегодня кормить собираешься?
– Ещё несколько минут, милая! – отец бросил в меня воздушный поцелуй. – Вань, так что там с нашими делами?
Мы с мамой даже выдохнули одновременно, когда Иван перестал прожигать дыру в моей голове своим пристальным взглядом.
– Ты правда вышла за отца только потому, что родители так сказали? – зашептала я, когда дистанция стала безопасной.
– Во-первых, дочь, – мама крутанулась на кресле, отворачиваясь от мужчин. – Это было больше тридцати лет назад, там все иначе было, даже не сравнивай. Мой отец тогда перекрестился, что Коля не бандит с бульдожьей цепью на шее, да и родители наши всю жизнь дружили. А не вот так вот… – моя милая мамочка обернулась и буквально пронзила уничижительным взглядом Ивана. – Тогда девушек крали, а сейчас бабками козыряют. И ладно бы его были, так папочкины же…
– Мам, успокойся, – в разговор вмешался Тихон. – Надо с отцом разговаривать, а для этого он должен быть в прекрасном настроении. И давайте его ему не портить?
Тиша был прав. Скандалить смысла не было. Но мама будто вошла в кураж, и её было не остановить. Она откровенно игнорировала любезности потенциального зятька, не смотрела в его сторону и при каждом удобном случае фыркала и на него, и на отца.
Мы с братом то и дело вздрагивали, готовясь к апокалипсису… Но отец был непробиваем, он с явным снисхождением игнорировал выходки жены, даже не думая извиняться перед Иваном. Только вот тому было всё равно… Он со спокойствием покойника пялился на меня весь вечер, пропуская мимо ушей недовольство мамочки.
В целом вечер прошел мирно. Ни один столовый нож не оторвался от стола, хотя очень хотелось…
Я воспользовалась моментом и улизнула в лес, пока никто не видел. На заднем дворе в густом ельнике был мой штаб. Отец построил для меня небольшой домик с качелью, где я часами пропадала за книжками. Укуталась в палантин и прилегла на мягкий матрас, наблюдая, как небо медленно гаснет. Темнело гораздо позже, а воздух все сильнее пропитывался пьяной свежестью молодой листвы. Я закрыла глаза, прекрасно зная, что сейчас придет ОН…
Мои воспоминания превращались в мозаику, которую я собирала каждую ночь: звук голоса, тепло взгляда, ароматная смородина и свежесть мяты… Он был безграничный, непостижимый и незнакомый. Как кинозвезда с плаката над кроватью. А вдруг он хочет, чтобы я его помнила? Вдруг наша встреча в торговом центре была вовсе не случайна? И этот ресторан…
Тело вспыхнуло, содрогаясь от спазма желания. Низ живота стал каменным, тяжелым…. Миллионы электрических разрядов неслись по телу, напоминая его касания. Желание душило меня, возбуждение лупило давлением в ушах… Выгнулась и распахнула глаза, встречая первые бледные звёзды на мутном небе.
Кто ты? Кто же ты… Кто мы?
…– Вы же взрослый человек! Должны были знать! – резкий вскрик рассыпал мою мечту, а я подорвалась с качели, пытаясь понять, что случилось.
– Тише…
Звуки доносились из-за густого ряда туй, растущих вдоль западного крыла дома, где был кабинет отца. Солнце уже прилично скрылось, оттого между ещё худосочных ветвей так четко виднелся теплый свет окон.
Я аккуратно обошла свой «штаб» и спряталась в ветвях, чтобы послушать, что происходит? Голоса были мне хорошо известны, вот только тон, с которым говорил Иван, сильно резанул слух. Не было в нём больше напускного спокойствия, голос его рокотал хищным рыком, запуская внутри ощущение страха…
– Я ещё раз говорю, что не знал, чей это ресторан!
– Николай Петрович, вы хоть понимаете, что могло случиться, вспомни она его? – зарычал Иван, упираясь руками в деревянные перила. Он вдруг подался корпусом вперёд, нависая над землей, и задышал, как зверь загнанный. Между нами было всего несколько метров, а по венам побежал животный страх… Вжалась в ствол, только бы не заметили.
– Ну не вспомнила же! – взревел отец, выбегая на открытую террасу к Ивану. – Вьюга из известной семьи, он тебе не парень из сигаретного ларька! Да и что там вспоминать? Ну, нашел он Леську на обочине, так он её спас! Я по гроб ему обязан буду, понимаешь? Если бы не Вадим…
– Я объясню более доходчиво, чтобы у вас и тени сомнения не осталось, что у меня есть чувство юмора, – Иван ощерился, лицо его стало злым, гадким и совершенно отвратительным от душивших его эмоций. По шее бежали красные пятна гнева, нос покрылся складками, как у шарпея. Он специально стоял спиной к отцу, только бы не показать своего состояния.
Но я видела все… Смысл сказанных слов был далёк, размыт, и никак не хотел обретать форму. Я просто слушала, бесшумно повторяя их диалог, только бы не забыть.
– Если Вьюга подойдет к Лесе ближе, чем на два метра, я убью вашего спасителя… Собственными руками, чтобы уже точно наверняка, а то вдруг опять высшие силы решат спасти его задницу! А от меня не спастись… По гроб жизни, говорите? – Иван вдруг истерически рассмеялся. – Так только в ваших силах оттянуть момент, когда Вьюгу упакуют в его последний таунхаус из красного дерева. Он моё тронул! Моё!!!
– Ты со мной так не разговаривай, щенок! Не вырос ещё, чтобы пасть открывать. Усёк? Не посмотрю, что ты сынок Иванецкого, вырву твою печенку и собакам дам сожрать! Я таких, как ты, ломал щелчком пальцев и за меньшую дерзость! Твоё? Твои сопли под носом, а Леська – моя дочь! И так будет всегда!
Дальнейшую перепалку я уже не слышала.
Уши заныли от распирающего вакуума. В голове стало что-то щелкать, трещать… Яркие вспышки ослепляли…