Семь ночей

Глава 42

– Вадим, а вы мне нравитесь, – Марина рассмеялась, успокаивающе похлопывая мужа по плечу. – Леся, подойди к нам!

– Марина! Вадим – человек занятой, это неудобно!

– Чем больше вы сопротивляетесь, Николай Петрович, тем сильнее мне хочется познакомиться с вашей дочерью. – Старик стоял как каменный, спиной заграждая заветное кресло. Лицо его то становилось багряным, то отливало синевой. Правильно, бойся меня, Исай! Бойся! ТЫ забрал моё счастье, забрал уверенность в том, что жизнь моя тоже может быть яркой, сочной и счастливой по-настоящему, а не согласно общепринятым пунктам нашего зажравшегося общества: бабки, тачки, дома и пентхаус с видом на вылизанный центр города. Ты забрал моё солнце, а теперь радуешься, что она меня не помнит.

– Знакомьтесь, это моя младшая дочь, Олеся, – старик Исай вальяжно повернулся, очевидно, не найдя твердых аргументов, чтобы отказать жене, и положил руку на спинку замшевого кресла, которое я гипнотизировал уже несколько минут. Он врал, отчаянно пытался сохранить лицо перед светом элиты нашего региона, улыбался, сверкая керамическими винирами, и лишь потухший цвет серых глаз не мог скрыть его паники…

Пауза затянулась, за столом послышались шепотки и суетливый шорох. Николай Петрович дураком не был, понимая, что ему не простят скандала, поэтому отчаянно играл свою игру. Он снова постучал по спинке и еле слышно зарычал… Вот только звук этот больше походил на скулёж старого дворового пса, до сих пор пытающегося охранять свою территорию.

Видел лишь макушку с аккуратно уложенными волнами платиновых волос, мог ощутить лёгкий аромат парфюма. Но этого было мало! Хотелось развернуть стул, хотелось вновь утонуть в бесконечности её прозрачно-голубых глаз и зарыться лицом в теплые ладошки… Но! Я тоже был псом, только молодым, готовым поставить на кон игры всё, что у меня есть. И Исай вдруг это понял.

Додумать я не успел, потому как ножки кресла скрипнули по деревянному полу, а на подлокотнике показались длинные тонкие пальчики со скромным прозрачным маникюром. Я затаил дыхание, чтобы просто успокоиться и не наломать дров!

– Добрый вечер, – её нежный тонкий голос зазвенел в ушах долгой тоской. Двадцать одну неделю я не видел её. Ровно двадцать одну… Казалось, за это время чувства притупились, эмоции стихли, оставляя место расчётливому разуму. Но нет! Сейчас, когда на меня смотрели два бриллианта её глаз, пламя вновь стало сжирать меня изнутри. Я больше не принадлежал себе. Хотелось заорать: «Моя!» НО! Опять это гребаное НО…

Леся протянула мне руку, сжала ледяными пальцами ладонь и мило улыбнулась. Дежурно. Безэмоционально. Глухо. Будто я ей чужой! Будто и не было тех волшебных семи ночей!

– Олеся, – она кивнула в знак приветствия и хотела было сесть обратно, но я с силой сжал её пальцы, даже не думая отпускать. Леся дёрнулась и откровенно удивилась моему не совсем приличному жесту. – Мы знакомы?

И в глазах её поселилась ледяная безжизненная вьюга. Она не узнаёт меня? Искал хоть малейший намёк! Хоть мимолетную надежду на проблеск в её потухшем взгляде! Но нет… Там была сплошная завеса льда и холода.

– Моя дочь перенесла сильное потрясение, Вадим, – старик довольно огладил свой выпирающий сытый живот, когда понял, что чуда не произошло, и вдруг обернулся. – А вот и мой будущий зять… Иван! Идём, я тебя с хорошим человеком познакомлю.

– Зять? – прохрипел я, наклоняясь к Лесе ближе. – Вы выходите замуж?

– Да, – она весело рассмеялась и, воспользовавшись моментом, выдернула руку, тут же заложив её за спину. – Мы с Иваном знакомы с детства. Судьба – такая штука, Вадим, что ты даже не принимаешь всерьёз обещания тощего мальчишки взять тебя в жены. А вы женаты?

Леся дёрнула уголком губ и неожиданно резко обернулась в мою сторону. Её ресницы колыхались от напряжения век, красивого лица коснулась странная эмоция… Интерес? А щеки вспыхнули румянцем. Она нервно переводила взгляд с меня на распахнутые двери палубы, где маячила фигура Иванецкого. Каблучок её туфельки отчаянно застучал по полу, то ли подгоняя меня с ответом, то ли наоборот… С нетерпением ожидая, когда я свалю отсюда, на хрен.

– Нет.

– Но ничего, – она сделала шаг в сторону, словно нарочно увеличивая расстояние между нами. – Вы непременно найдёте своё счастье.

– А я уже нашёл…

– Вот и прекрасно, – закивала она, размахивая рукой так, будто поторапливала мужчину подойти и разрядить обстановку. Нервничает? – Значит, и на вашей свадьбе погуляем.

– Обязательно погуляем, Лисёна… Мы так погуляем…

– Это приглашение? Пап, ты слышишь? Нас пригласили на свадьбу! – Леся вдруг так фальшиво рассмеялась, утыкаясь носом в плечо растерянной матери, что я опешил. Глаз с неё не сводил, пытаясь сложить воедино всё, что видел.

– Я даже не знал, что вы развелись, – усмехнулся Исай, точно так же, как и дочь, смотря в сторону зятя, которого задержали вновь прибывшие гости. – Тогда и к вам придём. Только свою свадьбу отгуляем.

– А вашей свадьбы не будет, – прошипел я. – Не будет!

Исай вдруг сбросил маску вальяжной выдержки. Желваки его загуляли в ритме танго, а глаза забегали по залу. Что? Не смешно?

– Что… Что вы говорите? – Леся вспыхнула и прижала ладони ко рту, то ли спрятать эмоции хотела, то ли не сболтнуть лишнего.

– Ты моя, Лисёна. Моя…

– Вадим, что вы имеете в виду? – Марина Андреевна осушила бокал залпом. – Коля? Я одна не понимаю, что здесь происходит?

– А это любовь, Марина Андреевна, – я подхватил руку Леси и прижал к губам. Её кожа была нежнее шелка, ладонь стала горячей, чуть влажной, выдавая нервозность, и теперь в моей голове зароился ворох сомнений, а не пытается ли моя девочка всех обмануть?

– Марина, ну ты-то не нагнетай? Очевидно, Вадим Дмитрич тоже пережил травму, – Исай быстро опустошил бокал с коньяком и с шумом выдохнул. – Ты читала? На него было совершено покушение. И не первое, кажется?

– В вас стреляли, – зашептала Марина Николаевна. – Точно! Несколько месяцев назад заголовки газет буквально трещали этой новостью.

– Ранили? – охнула Леся…

И это стало роковой ошибкой! Её напыщенно-смешливый взгляд вдруг пропустил тревогу. Её выдали глаза. Только она знала, куда смотреть. Только она! Оттого и соскользнула сейчас к груди, где тонкой рваной линией тянулся похожий на кардиограмму длинный шрам, согретый её поцелуями. Помнит… Помнит! Только устроила спектакль.

Сердце сжалось, рвануло вниз, а потом забухало с такой силой, что все звуки этого мира стёрлись! Свет, люди, голоса – всё смешалось в кашу. И была только она… Моя девочка, невольно повторяющая глазами рваный след от ножа. Ей не мешала рубашка, потому что она помнила. Помнила…

Ну ладно, Олеся Николаевна, я подыграю…