Семь ночей

Глава 48

Леся

Солнце едва заметно просачивалось сквозь плотные портьеры цвета морской волны, делая их холодную лазурь такой красивой, нежной и тёплой, как тягучий весенний мёд. Где я? Голова была чумная, сознание туманное, немного спутанное. Состояние, наверное, больше напоминало похмелье, чем доброе утро нового дня.

Я уже привыкла просыпаться с тяжестью. Даже не помню, когда за последние несколько месяцев просыпалась с предвкушением чего-то нового, интересного. Нет…

Меня словно поставили на перемотку заунывного дня сурка, в котором отвели эпизодическую роль груши для битья. Воспоминания прошлых суток рухнуло на меня сумасбродной лавиной, сила которой была бесконтрольной и шальной. Но самым ярким воспоминанием были поцелуи… Его горячие сухие губы, что с таким жадным порывом кружат голову, делая меня безвольной, податливой и бесконечно влюблённой.

Влюблённой…

Это слово было таким нежным, невесомым и ласковым. Оно щекотало душу, согревало тело и дарило волшебство счастья. Так я счастлива?

Счастлива…

И это мой мужчина! Полностью! Его тело, душа, разум… Это все принадлежало мне, не потому что так надо было, а потому что он добровольно отдался, впуская меня и мою любовь в свое сердце под шрамом. Внешняя сухость, холодность и даже жесткость – это всего лишь маска, за которой прячется бесконечность его отваги, преданности и чести.

В нём было прекрасно все! И бархатистый ласкающий голос, и туманная серость глаз, и резко очерченные губы, и эта соблазнительная щетина, что так чертовски шла ему, лишь подчеркивая красоту мужского лица.

Вздохнула и чуть шире раскрыла веки, чтобы осмотреться. Комната была явно девичьей: канареечного цвета стены, оригинальная мебель, множество мелких безделушек, картин и… И настоящий скелет в углу.

Что?

Вскочила, растирая глаза, потому что этого просто не может быть! Я брежу… Сплю! Точно! Я до сих пор сплю, и это кошмар. Просто страшный сон…

– Мамочки… – пропищала, как только зрение окончательно сфокусировалось. Это не мираж!

В углу и правда стоял довольно реалистичный макет скелета, буквально унизанный мелкими разноцветными стикерами с надписями: «Бессердечный. Здесь была печень. Мозг склевала жена».

Я ахнула и закрыла рот ладонями. Меня то ли душил ужас, то ли разбирал дикий смех. В спутанном сознании до сих пор было все как в тумане, оттого и оценить чувства было почти невозможно.

– Леся, – внезапный хохот отвлек, я резко обернулась, лишь вполоборота, как носа тут же коснулся теплый аромат пьянящей смородины.

– Вадим… – слезы покатились по щекам, смывая сонливость. И счастье вдруг стало таким густым, удушливым, от которого уже не спастись. Да и не хотелось!

– Ты у меня такая девчонка, – Вадим заливался смехом. Протянул руки, прижал меня к себе, и его губы вновь стали творить магию. Он буквально сдирал смятение, страх и дарил любовь. Такую насыщенную, осязаемую, одуряюще прекрасную.

– Ты где был? Где! – взвизгнула я и стала вырываться из его объятий. Но чем отчаяннее я билась, тем сильнее он прижимал меня к груди. – Ты ушел! Ушел! Думаешь, я дура? Специально оставил меня с родителями? Да? А сам к Ивану пошёл? А что было бы… Ты обо мне совсем не думаешь? – я рыдала навзрыд. Захлебывалась, изливая страх и обиду, с которыми заснула. Внутри все эмоции стали взрываться попкорном, так и норовя затопить все вокруг.

– Все хорошо, моя девочка…

– Ты мог не вернуться! – я скулила как щенок, щипала его, а потом с жаром целовала оставленные мной же отметины. Ластилась, дышала его ароматом и рыдала, не в силах унять слез. Вчера, когда поняла, что Вадим ушел, я словно в ступор впала. И слова, сказанные им в коридоре, вдруг другими красками заиграли. Не могла отделаться от мысли, что он со мной попрощался! Ушел! Оставил! Почему? Почему, стоило мне только прикоснуться к счастью, как у меня его безбожно забирают? – Да я бы не пережила очередного расставания! Вадим…

– Леська, дыши, – спокойствие его шепота кружило голову. И все мои эмоции такими нелепыми, ненужными теперь казались. И важными были лишь его объятия и медленное, почти медитативное дыхание. Я, сама того не замечая, стала повторять. Вдох… До семи, и выыыыдох…

– Ты не уйдешь?

– Я больше от тебя никуда не уйду. Мы с тобой будем учиться жить заново. – Он поддел губами мочку уха, и меня затрясло… Такая резкая, внезапная волна обжигающего пламени пронеслась от темечка к пальчикам ног. Меня буквально выгнуло, как раскаленную подкову, но Вадик был начеку. Снова прижал к себе и стал дышать. – Я никогда так не любил. Чтоб аж добровольно сердце в щепки разносить. Лишь бы в безопасности была, лишь бы ничего не случилось. Я умирал каждое гребаное утро, шептал твое имя и дышал, чтобы не задохнуться от тоски. Но теперь мы вместе будем дышать. Дыши, Леська, дыши…

И я расслабилась. Расползлась тряпочкой по нему, повторяла редкие вдохи и шумные тягучие выдохи. Подо мной расправлялась мощь его груди, дарящая опору, надежность и силу. В нём этого было столько, что всем бы хватило…

Мой Вадим. Это было что-то волшебное. Необъяснимое. Мы словно слились телами, соединились душами, чье дыханье было одно. Одно на двоих.

– Ты представляешь, я даже не помню, как уснула! Твоя Верка какая-то чудная, Вадь. Тараторила весь вечер, комментировала каждую реплику в сериале и без конца спорила с мамой! Но, как ни странно, это не напрягало, – когда его хват ослаб, превратившись скорее в ласку поглаживаний, я дёрнулась, резко перевернулась, взбираясь сверху. Ладони жгло от желания прикоснуться! Блуждать по груди, пересчитывая шрамы. Но ещё сильнее хотелось посмотреть в его глаза. Вадим вдруг так хищно улыбнулся и с силой опустил горячие ладони на мои бёдра. Делая шажки пальцами, очерчивал силуэт, пробираясь под тонкую ткань футболки, которую вручила мне Вера. – В ней столько жизни, что даже завидно, Вадь

– Это да, – Вадим перехватил мою правую ладонь, обжёг поцелуем и так нежно огладил пальчики, чуть замедляясь на безымянном, где совершенно бесстыже сверкал внушительного размера бриллиант. – Вера с детства такая была. Находит друзей молниеносно, живёт на всю катушку, мгновенно принимает решения и никогда о них не жалеет. Она похожа на копилку, в которой хранится все то, что не досталось нам с братьями.

– А я всегда спрашивала разрешения. Скромная, правильная и слишком стеснительная. А познакомиться для меня – вообще что-то запредельное. Так что, считай, тебе сильно повезло, Вадим Вьюник. Я тебе досталась обездвиженная, беспамятная и ко всему готовая, – расхохоталась, падая ему на грудь. – Как пташка, угодила в твою сеть, из которой уже никогда не выбраться.

– Я так люблю тебя, моя птичка, – Вадим не просто обнимал, он вжимал в себя, пытаясь растворить малейшее расстояние между нами. Душа к душе… Его взгляд был искрящийся, настоящий, тёплый. И даже стылая вьюга рассосалась, превращаясь в ласковый грибной дождик. Повела носом по линии его челюсти, заполняя внутри всё, что ещё вчера было пустым, безжизненным, как песчаная пустыня. Рядом с ним я словно везде дома. Будь то чужая комната в квартире незнакомых мне людей или шикарный особняк в плотном кольце ельника. Он и есть дом моей души. Моей истосковавшейся и безумно влюблённой души… Мой очаг, моё пламя, мои опора и бесконечная любовь.

– Но я тебя сильнее, Вадим Вьюник! Моя любовь.

– Дети! – аккуратный стук в дверь застал нас врасплох. Вадим быстро поцеловал меня в нос и встал.

– Это дом моих родителей, а следовательно, придётся подчиняться их правилам, – он стянул с кресла халат и открыл дверь.

– Я ооочень извиняюсь, – залепетала мама. – Что сделать, Вадюш? Давай сюда завтрак подам? Леся вчера так ничего и не ела. Я вся извелась уже! Умоляю, пусть съест хоть один бутербродик…

Вадик рассмеялся, обнял маму, звонко чмокнул и распахнул дверь, открывая меня. Он словно успокаивал встревоженную родительницу, что я жива, румяна от смущения и далека от голодного обморока.

– Ну, Леська, пойдем завтракать?

– Пойдем, – я растерянно осмотрела свое платье, место которому уже было в мусорке, а не за семейным застольем.

– Леська!!!! – дикий визг и смех донеслись издалека, но уже через мгновение стало ясно, что эти звуки стремительно приближаются. Вадик сделал резкий шаг в сторону, впуская в комнату торнадо под именем Вера. Она вскочила на кровать и стала прыгать, как ребёнок. – Доброе утро, семья! Оценила моего Славика?

– Кого?

– Ну Слаааавика, – Верка соскочила и приобняла скелет, угрюмо стоявший в углу. – Рука не поднимается разорвать наши отношения. Папа говорит, что это дохлый номер, а я верю в чудеса… Вдруг он оживёт? – Она так забавно отплясывала вокруг макета и целовала его в косточки. – Давай, Слав. Я в тебя верю, а то как-то неудобно перед родителями. Ты какой-то и правда мертвый… Ни свиданий, ни подарков… Сплошное разочарование!

– Бойся желаний, Вера, – ухахатывался Вадим.

– Дурёха, – выдохнула мама и кинула в дочь полотенцем. – Вера, выдай Лесе одежду, и через десять минут всех жду за столом! И поверьте, детей своих пересчитывает не только отец.

– Уууу… – Вера распахнула шкаф и строго зыркнула на брата. – Не подсматривай…

– Ой, что я там не видел? В душ пойду лучше…

Верка и правда была ураганом. Быстро одела меня, даже не спрашивая разрешения, выбросила непригодную тряпку в ведро, заботливо принесла тапочки и сопроводила в гостевую ванную.

– Доброе утро, семья!

Вадик крепко сжимал меня за руку, пропуская в столовую первой. Из груди вырвался вздох восхищения…

Комната была настолько светлой, что резануло глаза. По трем сторонам располагались панорамные окна, открывающие шикарный вид на город. Утреннее солнце было слепящим, обжигающим, оно разливалось по стенам цвета теплой карамели, отражались в хроме высоких ваз и бликовали в хрустале бокалов. Большой круглый стол был накрыт так, словно в любой момент мог явиться кто-то из королевской семьи. Но при всем этом современном великолепии мама Вадима шустро крутилась вдоль кухонного гарнитура, одной рукой помешивая кашу в прозрачном котелке, а другой переворачивая оладушки.

– Привет, – отец Вадима сидел на террасе и курил, а завидев нас, махнул чашкой кофе и встал. – Ну, вы и сони! Первый час уже, нормальные люди к обеду готовятся, а мы кашу хлебать будем.

– Не ворчи, я приготовила твой любимый омлет с сосисками, – мама встала за спиной у отца и с удовольствием посмотрела на нас. – Садитесь, а то остынет.

Вадим все время посматривал на часы и переглядывался с отцом. По тому было видно, что он чем-то недоволен, напряжен и задумчив. И лишь когда в коридоре зазвучал перелив дверного звонка, мужчины, не сговариваясь, кивнули друг другу и встали из-за стола.

– Ну, мать, где там твой каравай? Пойдем встречать гостей…

В душе поселилась тревога. Всего на мгновение. Я впилась пальцами в ручки кресла, вдруг обратив внимание, что рядом со мной пустует два стула. Да и приборов больше, чем собравшихся за столом. Я вскочила и бросилась следом, уже понимая, что сейчас произойдёт.

Нина Маратовна приобняла меня, поправила волосы и кивнула мужу. Дверь открылась, впуская сначала огромный букет розовых пионов, а потом и растерянных родителей.

– Мам! Пап! – я бросилась к ним, обнимала и целовала, будто не видела целую вечность. Мама вдруг расплакалась, а отец так странно крутил меня, словно хотел убедиться, что я жива и невредима.

– Ну, добро пожаловать, гости дорогие, – Дмитрий первым сделал шаг навстречу и протянул моему отцу руку. Над нами нависла тяжелая тишина. Никто не шевелился, лишь мама тихо всхлипывала, напряженно смотря на мужа. Мужчины смотрели друг другу в глаза довольно долго. Они не шевелились, не моргали… В этих взглядах было столько крика, немых вопросов и старых обид, что жутко было всем. От их решения зависело многое, оттого Вадим ещё крепче обнял меня, уже готовясь отстаивать нашу любовь даже перед отцами, на случай если в них не окажется смелости забыть былое.

Я молилась… Смотрела на папу и отчаянно молилась! Неужели я не заслуживаю счастья? Неужели он не понимает, что порой видимое благополучие хранит внутри гниль и непотребство. А иногда бывает и иначе… Сын твоего врага готов и жизнь отдать во имя любви.

– Папочка… – одними губами прошептала я, и отец дёрнулся.

– Спасибо, – с каким-то душераздирающим хрипом выдал он, схватил руку Дмитрия и рванул на себя, с силой обнимая и бывшего друга детства, и бывшего кровного врага. – Здорово, Вьюга.

– Привет, Исай…

Тишина треснула старым бокалом, на счастье. Взорвалась смехом, криками и аплодисментами.

– Я Марина, – мама рванула к тете Нине, представляясь. Они обнимались, как старые приятели, заваливали друг друга суетливыми вопросами, ответов на которые никто и не ждал. Они просто говорили-говорили… Обнимались и снова говорили.

– Теперь-то можно поесть? – заныла Верка, отчаянно пряча слёзы от трогательности момента.

– Сначала выпить, – мой папа достал из пакета прозрачную бутылку без единой акцизы и тряханул ею в воздухе, тревожа черные ягодки смородины в жидкости бордового цвета.

– Бабушкина наливка? Вот это завтрак… Вот это я понимаю!

Мы шумной толпой пошли к столу. Мамы вдвоем прилипли к кухонному гарнитуру: моя доставала из пакета фирменный пирог с осетриной, мама Вадима полировала стопки для мужчин, Верка, отчаявшись, воровала сосиски со сковороды, а мы с Вадимом обнимались, следя за этим уютным безумием.

– Это все ты, да? – шепнула я, смотря в теплый туман его серых глаз. – Это все сделал ты? Ради меня?

– Да я дышу только ради тебя, – он шумно вдохнул воздух, выдохнул и обнял.

Семья, ставшая в одночасье большой, шумно переговаривалась за столом. Отцы обсуждали, что лучше подарить молодым на предстоящую свадьбу с учетом роста курса и дефицита качественного жилья в центре. Мамы выбирали место проведения торжества, периодически советуясь с собравшимися, молодые пытались надышаться друг другом, и лишь Вера Вьюник краем уха слушала тревожные новости, которые они проспали…

«Сегодня ночью был арестован Леонид Иванецкий. Ему предъявлены обвинения по статьям… А сын, Иван Иванецкий, был убит при попытке к бегству…»

– Ну и дела…