Семь ночей

Глава 24

– Крошка, моргни два раза, если этот изверг держит тебя в плену, – громкий шёпот не то чтобы испугал меня, да я чуть кастрюлю с отваренными овощами не перевернула от неожиданности. Настолько погрузилась в свои мысли под монотонное бурчание телевизора, напрочь позабыв про гостей в доме. Меня не тревожили, да и Вадим сказал, что я могу абсолютно свободно передвигаться по дому, и сидеть в собачьей будке вовсе необязательно, поэтому я и выбрала кухню. Мне здесь нравилось… Просторное светлое помещение с гармоничным сочетанием холода современности с уютом текстиля: строгий гранит контрастировал с теплом светящегося смолой оникса, строгий паркет перекликался в оттенках с мягкостью велюровой обивки широких удобных кресел и тяжелых портьер. Определенно мне здесь нравилось…

Любой посторонний, кроме Вадима и Клары, запускал во мне водоворот паники. Дрожь пробивала тело, пальцы не слушались, а сердце бултыхалось в груди с такой силой, что больно было.

– Здравствуйте, – я чуть обернулась, пытаясь рассмотреть мужчину, застывшего в дверном проёме. Высокий брюнет с длинными, небрежно зачёсанными назад волосами вальяжно опирался на дверной косяк и осматривал кухню, будто и не бывал здесь вовсе. Он словно нарочно не концентрировался на мне, делая вид, что гора немытых кастрюль в раковине куда увлекательнее. Ну, или просто был аккуратен, дабы не испугать. Лицо его были знакомо, но лично мы не встречались. Я чуть напрягла память и выудила картинку большой фотографии на стене в кабинете Вадима. Отбой, паника, свои…

– Так, давай без официоза, мишуры и попыток оскорбить меня, указывая на мой средний возраст. Я вполне шикарный мужчина в самом расцвете сил, – мой гость оттолкнулся и подошёл ближе. Расстояние было приличным, достаточным для манёвра, но я все же на всякий случай продумала план отхода. – Константин Каратицкий, но буду признателен, если ты просто будешь называть меня Костя.

– Леся… – я улыбнулась, рассматривая на удивление открытое и доброе лицо красивого высокого мужчины. Костя шаловливо прищурился и заиграл бровью, явно пытаясь меня расположить к себе. – Просто Леся, но знай, что это не точно.

– Ну, просто Леся, мы есть сегодня будем? – он осмотрел фронт работ и закатал рукава черной рубашки. – Можно я помогу?

– Вы? Поможете?

– Так, тяжелый случай, – он забавно закатил глаза и подошел к раковине. Тщательно вымыл руки и взял с разделочной доски нож. – Со мной желательно на ты, иначе диалог выйдет похожим на переговоры, а если честно, я этого очень не люблю.

– Ты правда пришёл помочь? – выдохнула, пытаясь окончательно успокоиться, и подсунула ему маринованные огурцы. – Режем кубиками.

– Честное пионерское, – Костя сделал громкость телевизора чуть выше и усмехнулся. – Ничего не меняется, Новый год, оливье и Ипполит в душе… Любишь советские фильмы?

– Наверное, – я медленно прошла мимо него, чтобы слить воду из кастрюли, и встала за остров, на котором собирала салаты, руководствуясь рецептами из интернета. – Ты знаешь, наверное, я самый скучный собеседник, потому что на все отвечу – не знаю. Так зачем ты пришёл?

– Меня утомили их бесконечные споры, занудные разговоры про бизнес, и я с позором сбежал. Не прогонишь?

– А какое я имею право прогнать? Это же не мой дом, – я уже разобралась с новомодным комбайном, готовым натереть всё что угодно в форме чего угодно, что сильно сокращало время готовки. Мне почему-то было страшно упасть в грязь лицом, особенно когда сама вызвалась приготовить обед для Вадима и его гостей, несмотря на то, что он предлагал заказать что угодно из ресторана. Я с этим справлюсь. Должна справиться…

– А ты не пробовала не думать об этом? – Костя смахнул с доски весьма недурно нарезанные огурцы в стеклянную миску и вновь вернулся к работе. – Я не к тому, что не надо думать вообще и просто жить здесь и сейчас, а к тому, что расслабься, Крошка.

– Как это? – бахнула майонез в салатник и стала замешивать оливье, с интересом поглядывая на Костю. Он довольно ловко справлялся с нарезкой, внимательно следя за происходящим на экране.

– Порой, чтобы что-то вспомнить, нужно забыть об этом. Просто отвлекись и перестань насиловать свой мозг.

– Ну, я так не могу… Это странно, когда ты не знаешь своего имени, не знаешь, откуда ты, что любишь, что нравится. Я как чистый лист, на котором можно писать совершенно новую картину, – в компании этого весёлого красавчика я почему-то чувствовала себя спокойно. Занималась готовкой, изредка посматривая на экран планшета, чтобы не пропустить ничего важного в рецепте, и просто болтала. – На уроках психологии мы проходили подобное, кстати. Я очень похожу на жертву какого-нибудь кровожадного маньяка, они зачастую с помощью сильнодействующих психтропов стирают сознание своих жертв и пишут все заново, под себя подгоняют или под идеал своей больной фантазии. А беря во внимание, что у нашего мозга слишком много инструментов для защиты психики, это оказывается совсем несложно, особенно после перенесённых психологических и физических травм. Меняют привычки, предпочтения, взгляды и даже заставляют влюбляться в себя. – Костя отложил нож, развернулся ко мне, с интересом ловя каждое мое слово. – Есть реальные факты, когда жертвы отказывались писать заявление на своих похитителей или насильников…

– Да-да, – смеющийся голос Вадима заставил вздрогнуть. Я обернулась, и на душе вмиг стало тепло… Мой мужчина стоял, прислонившись к подоконнику, и улыбался. Тонкая ткань футболки повторяла рельеф его красивого тела, лицо было расслабленным, а в глазах вновь плясали черти. И давно ли я стала его называть своим мужчиной? Давно ли он мой? Прекрасно, Леся… Просто волшебно! – Я тоже читал об этом. Стокгольмский синдром, кажется.

– Не влюбись в своего мучителя, деточка, – Костя подошёл со спины и зашептал на ухо, а мне хотелось сказать, что уже поздно… Определенно поздно. – А ты, Вадя, не обольщайся. Завтра Леся вспомнит, сколько у её прелестных ножек валялось молодых поджарых ухажёров, и забудет про тебя, зануду-старпёра. Поверь, даже твои деньги её вряд ли удержат рядом. Безнадёга, Вадик… Поэтому и ты не будь глупцом, братец. Не твой калибр.

Взгляд Вадима пугал… В нём сменялись эмоции одна за другой, словно он не в силах определиться – то ли разбить нос другу, то ли рассмеяться над не самой удачной шуткой. Он медленно переводил взгляд с меня на Костю и обратно. Ему явно не по нраву были колкие слова, оттого и прищурился он хитро-хитро. Мне бы испугаться, но вместо этого я крепче вцепилась в столешницу пальцами, чтобы не взорваться от негодования.

Забуду? Как его можно забыть? Как? Да ни одна сила в мире не сотрет из памяти ни его бархатистый голос, ни эти глаза цвета мокрого асфальта, ни по-мужски резкий профиль… Он так далеко от меня, а кажется, что я чувствую тепло его прикосновений, тяжесть его сильных рук и волнующий шепот. Зажмурилась, проживая весь спектр эмоций… Изо всех сил сдерживала рвущиеся слёзы обиды… Что он говорит? Почему я должна забыть Вадима?

– А если не забуду? – обернулась к Косте, практически вскрикивая. Этот эмоциональный порыв был настолько неожиданным для меня самой, что я залилась румянцем. – Что, если не забуду?

– Тогда я от души спляшу на вашей свадьбе «цыганочку», а после морды друзьям начищу, чтобы быть первым в списке на крещение наследника Вьюника!

– Вьюника? – тихо прошептала я.

– Кто ещё кому морды начистит. Каратицкий, ты перегрелся от плиты, что ли? – просторная кухня вдруг стало такой крошечной, когда, обгоняя друг друга, ввалились Горозия и Раевский. Они толкались, как мальчишки, спорили и совершенно не обращали внимания на воцарившееся неловкое молчание, а потом одновременно бросились мыть руки, заглядывая в светящееся окно духового шкафа, где румянилась свинина под сырной корочкой. – М-м-м… И даже не утка.

– Заткнитесь, – Вадик закатил глаза, оттолкнулся и перехватил у меня тёрку, продолжив натирать сыр для фаршированных помидоров. Движения его были нелепыми, неумелыми, но он с усердием пытался приноровиться к ручному агрегату. – Вьюник – моя фамилия, Лесь. Вьюник Вадим.

– Присоединяйтесь, братья, – Костя хрустел маринованным огурчиком, облокотившись на каменную столешницу локтями, и загадочно смотрел то на меня, то на Вадика. – Так что там ещё на уроках психологии было?

– Ну, если ты продолжаешь намекать на Стокгольмский синдром, то позволь мне немного позанудствовать, Костя, – я еле сдержалась, чтобы не рассмеяться. Картина маслом… Взрослые дядьки пришли помогать на кухне! Умора… – Между прочим, изначально он носил название Норрмальмсторгский синдром, а уже позже трансформировался в термин Стокгольмский. И к слову, если ты вдруг решил записать меня в психички, то спешу тебя расстроить, он не включен ни в одну классификацию психических расстройств. Под этот термин в современности гребут всё и даже больше, а на самом деле – это защитно-бессознательная травматическая связь. Иными словами, это идентификация с агрессором… Наш профессор очень подробно разбирал эту тему, перенося её в рамки семейных реалий, сценарий «абьюзер-жертва» и ещё множество различных вариантов. Нет, теория рабочая, вот только правило всегда одно и то же: жертва всегда окажется жертвой.

– Строгий, наверное, был профессор, – подхватил мое выступление Гора, когда я остановилась, чтобы сделать несколько глотков воды. И даже не сразу сообразила, почему все на меня смотрят, а особенно Вадим… Он буквально замер с тёркой в руках, кроша сыр мимо миски.

– Строгий, – я кивнула и подвинула тарелку. – Полкурса отчислил после первой же сессии. Абьюзер ветхий.

– Да он изверг, – Гора сел рядом со мной, подпер кулаками подбородок, ожидая продолжения разворачивающегося спора.

– Это точно! – я рассмеялась и смахнула со стола крошки. Подготовила тарелки, выставила стаканы и бокалы, отполированные полотенцем, и пересчитала золотые столовые приборы.

– Ну и что у нас на ужин? Чем шлифовать станем оливье? – Денис Раевский не нашёл, чем занять руки, и распахнул высокий стеклянный шкаф с ассортиментом алкоголя, сравнимым с каким-нибудь новомодным алкомаркетом. Выставил четыре стопки, налил в них водку и толкнул друзьям по гладкой поверхности камня. – За профессора?

Вадик первым опустошил рюмку, откусив от куска сыра, который тер. Смотрел на меня, не отрываясь, так что я даже заёрзала от его откровенности. Взгляд его ярче всех слов…

– Мясо готово, салаты тоже, – я засуетилась, убирая в холодильник продукты. – Пойдём в столовую?

– Да нет, – Костя оттолкнул ногой стул за кухонным островом. – Давайте по-семейному? На кухне?

– Лесь, ты что предпочитаешь? Водка, джин, мартини или шампанское? – аккуратно спросил меня Денис Раевский, после того как опрокинул стопку, даже не поморщившись.

– О, нет… Алкоголь и я совершенно несовместимы, – рассмеялась, пытаясь понять, почему все на меня так смотрят. – Если хотите, чтобы я отключилась – капните в газировку спиртного, и вуаля… Живой труп, который возродить к жизни можно только капельницей. Это мне от бабушки досталось…

– От бабушки, значит, – Вадим опустился в кресло и с шумом выдохнул, словно всё это время и не дышал. Я ещё сделала несколько шагов по инерции, а потом застыла… Обрывки собственных фраз забарабанили в голове, подгоняя смысл вылетевших из моего рта слов: строгий профессор, лекции… алкоголь…

– У меня есть бабушка? – я чуть не рухнула прямо на пол, но Горозия подхватил меня под локоть и усадил на стул, поставив передо мной стакан воды.

– Ещё строгий профессор, не забывай. Пей давай, алкоголя там нет…

– Вот видишь, – Костя расставил приготовленные тарелки и начал поглаживать живот. – Беззаботная болтовня, и мы так много о тебе узнали. Сейчас ещё пообедаем, и совсем хорошо станет. Глядишь, ещё чего расскажешь.

– У меня есть бабушка… – как дурочка повторяла я, наблюдая, как по лицу Вадима растекается счастливая улыбка.

– Леська, – рассмеялся он. – У всех есть бабушки. Даже у Каратика!

– Э! Почему даже?

– Потому что у сына мэра и так весь мир у ног, а ещё и бабушка, – Раевский открыл духовку, вытащил противень с шипящими отбивными и стал раскладывать по тарелкам. – Жирно тебе, Костик, жирно…

Вокруг меня всё закрутилось. Смех, переходящий в дикий ржач, шутки и воспоминания об их бурной молодости. Друзья не таились, не подбирали слова, рассказывали не только о своих успехах, но и об эпичных позорах. Понимала, что они специально втягивают меня в разговор, чтобы сделать причастной, чтобы я перестала бояться, стесняться и почувствовала себя «своей» в компании лучших друзей, в которую меня абсолютно точно приняли.

– А ты женат? – я повернулась к Каратицкому. Он был самым лёгким из компании, даже выбивался этим самым среди серьёзных Вадима, Дениса и Горислава.

– Нееет! – он внезапно вздрогнул от неожиданности, покосился вбок, а потом шутливо вскинул руки, словно отмахиваясь от бредовой мысли. – Боже упаси! Лесь, семья – это сильно не про меня.

– Каратик, да в этом мире всё не про тебя, – усмехнулся Вадим, бросая в друга горошком из оливье. – Бизнес – не про тебя, кресло мэра – не про тебя, семья, оказывается, тоже. Чего же ты хочешь? Где то, что про тебя?

– Любви хочу, Вадь, – наигранно мечтательно зашептал Костя. – Такой, чтобы память отшибло напрочь. Кстати, Лесь, а вдруг ты просто влюбилась во Вьюгу, поэтому и память потеряла?

– Память ещё от ударов по темечку теряют, и от бестактности, – Рай взмахнул пустой бутылкой из-под водки и медленно поднёс её к голове друга. – Хочешь испробовать?

– Нет! Я сначала Леське помогу вспомнить лекцию профессора, а то он её отчислит за неуспеваемость. Изверг же! Сами слышали…

В кухне сначала повисла нелепая тишина, треснувшая через пару секунд громким мужским смехом. Мужчины с удовольствием уплетали оливье и простую свинину под сыром, запивая холодной водкой, хотя казалось, что им привычнее есть на завтрак устриц и каракатиц каких-нибудь. Странные… Живые, настоящие и понимающие друг друга с полуслова.

Мы сидели до вечера, а засобирались они, когда в дверь постучал Акишев, чтобы предупредить, что машины уже поданы.

– Ладно, братья, – Костя потянулся, убрал свою тарелку в посудомоечную машину. – Пора мне отчаливать в отчий дом. Батя заждался, грозится наследства лишить, если вовремя не прибуду.

– Леська, Константин у нас – наследник приморского трона с виллой на берегу моря и толпами поклонниц, устраивающих нудистский пляж прямо под окнами его спальни, – Вадим подошёл ко мне сзади и приобнял. – Мягкий климат, солнце, вино из домашнего погреба и алые закаты… Даже Раевского соблазнил и перетащил к себе на юга. Так и рушится мужская дружба.

– Так и вы приезжайте, – Каратик надел короткую дублёнку, замотал шею шарфом и протянул руки, чтобы обнять друзей. – Что тут делать, Вадь? Там непаханое поле для твоего измученного бизнесом мозга. Я и посёлок один присмотрел: тихий, на обрыве у родного Чёрного моря. Благодать! Участок такой, что всем хватит. Ну? Гора? Что тебе тут торчать? Все твои объекты ведь на побережье? Отели, дома, резиденции…

– Ладно, – Гора махнул рукой и обнял Костю. – Весной приеду, посмотрю, что ты там нашёл.

– И ты, Вадь, приезжай, – Костя хлопнул его по плечу и чуть нагнулся ко мне. – А тебя, Леська, я готов прямо сейчас увезти. Ну? Поедешь? Будем вспоминать твоего профессора за бокалом безалкогольного апероля на берегу моря.

– Мы тоже приедем весной…

Прощание было бурным. Это как лакмусовая бумажка, по которой можно проверять настоящую дружбу. Они стояли у порога ещё около часа, пытаясь наговориться, задолбать друг друга шуточками, насытиться обществом. Но это невозможно… Теперь мне стало понятно, почему Вадим сказал, что эту встречу он не может перенести или отменить. Нет, такое не откладывают. Точно…

А ещё у меня в душе поселилось саднящее «мы». Мы приедем… Мы!

Интересно, а у меня есть друзья? Есть ли у меня такая подруга, которая пойдёт за мной, даже не думая о последствиях? А я? Я могу пойти за кем-то?

Эх…

Но мне было хорошо. Я вновь и вновь повторяла про себя свою нечаянную речь про строгого профессора, про бабушку с непереносимостью алкоголя. А она жива? Наверное, плачет там… И мне бы всплакнуть, но кроме гребаного профессора ничего не помню, да я даже внешность его вызвать в воспоминаниях не могу, лишь серые говорящие пятна.

После того, как Раевский и Каратицкий отбыли в аэропорт, Горозия тоже быстро собрался и уехал домой, а Вадим жарко поцеловал меня, словно всё это время держал себя в руках. Припечатал спиной к стене, вжался всем телом и целовал… целовал… До головокружения, до жжения на губах. Потому что хотел.

– Так, я сейчас с Акишевым решу вопрос, а потом приду, и ты мне снова расскажешь про Стокгольмский синдром, а также почему я не подпадаю под этот термин, – Вадик шлепнул меня по заднице и впустил в дом Рустама, топтавшегося на морозе всё это время.

Я быстро прибрала кухню, пытаясь скрыть следы своей вольности. Надеюсь, что Клара и не заметит, что я тут играла в хозяйку. А когда погасила свет и пошла в гостиную, столкнулась с Вадимом. Он закрыл входную дверь, щёлкнул тумблером, и дом вновь стал тонуть в уютном мраке. Жужжали металлические ставни, закрывающие окна от посторонних глаз, верхний свет неспешно гаснул, возвращая атмосферу уюта.

– Идём, – Вадим протянул мне руку.

– Куда?

– Я покажу тебе дом, – он подмигнул и повёл меня в сторону крыла, где я никогда не была. Стеклянная раздвижная дверь легко поддалась сильной мужской руке, открывая невообразимую картину… В глубине длинного коридора виднелся большой искрящийся переливом неоновых огоньков бассейн.

– А-а-а! – взвизгнула я и бросилась туда, попутно осматриваясь по сторонам. – Вадя, это же сказка! Сказка.