Соль под кожей. Том третий

Глава семнадцатая: Данте

Я смотрю на фото, которое прислала Лори: в платье, удобных туфлях, с прической а ля «сексуальная училка», и ловлю себя на желании провести пальцем по линии ее бедра. Она одета ни капли не провокационно, косметики на лице почти нет и даже самые строгие поборники морали не нашли бы к чему придраться, но мой член при виде этой фотки моментально болезненно упирается в ширинку.

И это пока я сижу на скучном согласовании, в окружении десятка юристов и разных менеджеров, которые бьются на смерть за каждую копейку и уступку.

— Пункт три и все подпункты останутся без изменений, — все-таки собираюсь с мыслями, потому что швейцарцы начинают выходить за берега. — Никаких изменений. Код вы не получите. Любое распространение программы третьим лицам, а также ее модификация автоматически превращается в штрафы и долгие, очень неприятные судебные процессы.

Если бы я всегда велся на вот это «исключительно для личного использования и более гибкой подстройки», то плодами трудов моего, без преувеличения, гениального мозга, уже пользовались бы даже школьники.

— Мы гарантируем техническое обслуживание в течение двадцати четырех часов с момента поступления запроса, и устранение неполадок любого уровня в течение сорока восьми, — подключается кто-то из моих помощников.

Битва выходит на новый виток, и я снова украдкой поглядываю на фото Лори.

Понятия не имею, что ей написать.

Что она ни фига не облегчает мне роль терпеливого понимающего парня? Этот «костюм» мне явно жмет, и я понятия не имею, сколько еще продержусь.

Я уже весь интернет перешерстил в поисках ответа на сакральный вопрос: а существует ли секс во время беременности, и понял, что это была плохая затея, потому что разброс мнений был от «да трахайтесь на здоровье если нет ограничений» до «нельзя, потом что матка приходит в тонус и тра-та-та…». Наверное, лучше всего будет уточнить этот вопрос у лечащего врача Лори, Ирина Фёдоровна, кажется, ее зовут? Не думаю, что я первый в мире мужик, который придёт к ней с таким пикантным вопросом.

Когда через пару часов мы, наконец, достигаем консенсуса, ставим подписи, пожимаем друг другу руки, и я становлюсь еще на парочку миллионов богаче, единственная мысль, которая меня радует — завтра домой с чистой совестью.

Но сегодня у меня еще полдня в запасе, так что надо потратить их на то, что я не особо люблю делать, но на этот раз действительно хочу — нужно привезти подарки. А пока буду это делать, подготовить неопровержимые аргументы, почему Лори должна ко мне переехать. Потому что, хоть она обещала подумать и формально у меня нет ее согласия, переезд ко мне, фактически, именно это и будет означать. А моя маленькая обезьянка, каким бы ужом я вокруг нее не вился, не очень спешит падать в мои объятия. Кажется, именно так и выглядит классический любовный бумеранг. Винить мне в этом нужно только себя самого.

Я люблю шопинг в Европе — он всегда отдает легким флёром подхалимажа. В любой, даже самый дорогой бутик можно завалиться в драных кроссовках и тебя все равно обслужат с королевскими почестями. Ну а клиентов типа меня обычно просто неприкрыто облизывают.

Лори очень нервничает из-за беременности. А я вообще ни черта об этом не знаю, но держу себя в руках, ковыряю информацию и пытаюсь примерно представить, какими будут следующие двадцать недель.

А на «потом» собираю гардероб: шапки, комбинезоны, тапки на завязках, смешные кофты и штаны на кнопках. Прихожу, говорю, что мне нужна качественная и модная одежда для новорожденного и примерно на три месяца после — и консультанты как птички пакуют все это добро. Наверное, выглядит не очень умилительно, но я мужик, моя задача — заработать, обеспечить, принести. В данном случае просто дать Лори толчок, чтобы она видела — если я это могу, то у нее тем более все получится.

Вот уж не думал, что в тридцать семь лет буду собирать приданое для двух своих детей.

Я заглядываю в маленькую кофейню, держа под подмышкой какого-то жутко экологичного, совершенно не токсичного зайца, с такими большими ушами, что приходится намотать их себе на руку, чтобы не волочились по полу. Пока жду свой кофе с брауни, усаживаю зверюгу на соседний стул, и снова проверяю телефон. Так и не придумал, что ответить Лори насчет ее «правильно и без каблуков», поэтому пишу, что ее послушание будоражит все мои самцовые флюиды, а заодно скидываю фото зайца с припиской: «Как тебе моя новая подружка?»

На часах примерно половина пятого, у Лори на два часа больше и она в это время точно еще на работе, так что не жду от нее ответ прямо сейчас. Еще одна тяжелая задача — каким-то образом убедить ее «делегировать» мне хотя бы половину своих грандиозных планов на «святую троицу». В особенности, старого гандона Завольского. С Наратовым и Угоричем пусть играется — эти двое не опасны и раздавить их моей хитрой и умной обезьянке, не составит труда. Но Завольский-старший — редкая подлая тварь. Если бы я не знал, что он до сих пор под колпаком и в застенках, то хрена с два оставил Лори без присмотра. Хотя, как бы хуево мне не было от этой мысли, есть еще одно вполне себе агрессивное двухметровое тело, способное, если что, придавить старого гада. Если на с концами, то хотя бы до посинения.

Когда на улице начинает темнеть, возвращаюсь в гостиницу, принимаю душ и прикидываю, не рвануть ли домой уже сегодня. Чувствую себя игрушкой йо-йо, которую отпустили на максимальную дистанцию, но резинка уже начинает тащить назад. Пиздец, как соскучился. Есть рейс через четыре часа, на который я как раз успеваю. Мог бы прямо с корабля на бал — вытащить Лори на завтрак. В среду у нее показательно-гламурные похороны, и как бы она не храбрилась, ей будет тяжело выдержать это мероприятие. Мы не обсуждали тему моего там присутствия, но я собираюсь явиться и хрен кто меня оттуда выпихает. И срать на все слухи, которые после этого поползут — я собираюсь жениться на этой строптивой девчонке, пусть весь этот финансовый серпентарий, в котором она уже который год успешно выживает, свыкается с мыслью, что за Валерий Ван дер Виндт стоит один отбитый псих.

Когда на телефоне всплывает входящий от одного из тех парней, которые «водят» Лори, мое сердце глухо ударяется в спину и часы начинают вибрировать, предупреждая об опасно высоком сердечном ритме.

Обычно ребята просто присылают мне небольшие отчеты: была вот и вот здесь, встречалась с тем-то. И за последнюю неделю не случилось ничего такого, что выбивалось бы из этой рутины. Она даже с Авгиевых конюшен — то есть, Авдеевских — уехала до обеда, хотя я был уверен, что задержится там до вечера.

Парни не стали бы названивать без причины.

— Дмитрий Викторович, тут тачка в гости и крендель, — рапортует сухой голос.

— Чья тачка? Что за крендель? Пробили?

Пока он диктует номер, возвращаюсь на сайт брони авиабилетов и ищу тот ближайший рейс.

— Авдеев, Вадим Александрович, — отчитывается про «кренделя».

Мой палец замирает на кнопке «Забронировать».

Смотрю на часы. Еще раз подсчитываю разницу во времени. У Лори семь вечера.

Авдеев прикатил к ней вечером.

— Это точно? Фотки есть?

Фотки, конечно, есть. И они падают мне на телефон меньше, чем через минуту.

— Вмешаться, Дмитрий Викторович?

О да, блядь, вмешайтесь! Сделайте мне еще пару зачетных кадров как они там обнимаются. Если, конечно, дело ограничилось только этим.

— Нет. Это свои. — У меня язык кровоточит просто от необходимости произнести эту хуйню. — Как выйдет — маякните.

Хотя, наверное, правильнее было бы сказать «если выйдет».

В номере становится пиздец душно.

Сдираю с себя футболку, зашагиваю в душ и минут десять просто стою под холодной водой. Тешу себя надеждой, что в голове прояснится, мой мозг снова будет работать как часы и я обязательно пойму ту самую совершенно логическую причину, по которой Авдеев навещает Лори у нее дома. На ночь глядя, блядь, приехали решать дела? Какие дела, Лори? Вы оба ворочаете такими бизнесами, в которых владельцы встречаются только чтобы поставить подписи.

Мое тело начинает медленно коченеть, но в голове все еще насрано.

Курить. Адски, до чертиков хочется курить, но приходится заливаться минералкой. Взгляд липнет к циферблату часов через каждых пять минут. Чувствую себя пятнадцатилетним дрочилой, который не в состоянии контролировать ни свои мысли, ни свои эмоции.

Выдыхаю.

Хватаю полотенце, натягиваю футболку и шурую в спортзал.

Нужно срочно сбросить уровень говна в крови. Пока оно бурлит — я не в состоянии трезво соображать. А именно сейчас мне как никогда сильно нужна гениальная башка. Взвесить все «за» и «против», вместо того, чтобы себя накручивать.

Четыре подхода становой тяги.

Отжимания.

Подтягивая.

Трицепс, бицепс, спина с максимальным весом на блочном тренажере. Часы вибрируют почти не переставая. Плевать — нужно выдавить из себя это, пока я сделал какую-то жесткую хуйню.

Через час у меня уже нет сил даже на то, чтобы вернуть долбанные полтинники на место после жима на дельты.

Проверяю телефон — тишина. Ни сообщения от парней, ни ответа от Лори на мое фото плюшевого зайца.

Авдеев у нее уже минимум полтора часа.

Дайте угадаю, чем они там занимаются, блядь.

Она рассказала ему о ребенке?

Решила дать шанс?

Уже сняла мое кольцо?

Накидываю полотенце на голову, чтобы закрыться от окружающего мира, когда замечаю на себе липкий похотливый взгляд какой-то тёлки. Могу выебать ее просто, блядь, здесь. Подойти, отмочить пару шуток, выдать пошлый намек и через пять минут отжарить на любом тренажере. Я эти взгляды просто на память уже выучил. Могу по размеру зрачка определить, сколько времени она будет корчить из себя «порядочную женщину», прежде чем даст поиметь себя хоть в зад, хоть вперед, хоть в рот.

Еще раз иду в душ.

Ерошу мокрые волосы, разглядывая в зеркало уродливый шрам на груди.

Почему, блядь, в наш век прогресса, люди до сих пор не придумали как жить без сердца? Я бы хотел избавиться от этой херни за любые деньги, лишь бы не было так больно.

Меня немного отпускает позже, примерно через час, который я торчу в ресторане в холле гостиницы. Запихиваю в себя деликатес с тарелки, который на вкус примерено как мокрая туалетная бумага, и запрещаю себе проверять сообщения. Беру яйца в кулак. Мысленно вооружаюсь мухобойкой с надписью «мы ничего друг другу не обещали» и каждый раз, когда на горизонте появляются мысли о том, что в эту секунду происходит между Лори и Авдеевым, беспощадно их прихлопываю.

Может быть, все идет так, как должно?

В ту минуту, когда я развернул перед ней свою «гениальную» идею с замужеством во благо нашего взаимного удобства, я ведь поначалу был уверен, что она откажет. После того, как узнала про бота — у нее было право и основание ответить мне той же монетой. Может быть, она и хотела отказать, но я слишком передавил? Как там любит выражаться моя маленькая обезьянка? Потоптался по ее охуеть каким выстроенным личными границам.

В номер поднимаюсь чуть позже.

Мой телефон все еще молчит.

Я пытаюсь не думать, но просто не знаю, как заставить мозг автоматически не прибавить двойку к времени на циферблате моих часов, и не подсчитать, что они там вместе уже столько времени, что запросто можно было бы заделать еще одного ребенка.

«Ты ведь скажешь мне? — спрашиваю ее мысленно, глядя на ливень за окном, который вдруг начинается как во всратом сентиментальном фильме. — Ты не будешь врать, если выберешь другого мужика, Лори. Я тебя знаю так же хорошо, как пальцы на своих руках — каждый завиток на отпечатках, каждый почти невидимый след от пореза. Ты скажешь».

И на минуту я не знаю, что пугает меня больше: что она действительно скажет и поставит точку или что я хочу, чтобы она впервые в жизни мне соврала.

В дверь номера стучат.

Еще не очень поздно, но я абсолютно никого не жду.

Хочу забить, но стук повторяется снова. на этот раз более настойчивый. И теперь к нему добавляется знакомый женский голос.

— Шутов, я знаю, что ты там — мне на ресепшене все про тебя рассказали.

Это Рудницкая.

После того происшествия мы не виделись. Я сделал пару звонков администратору гостиницы, пригрозил судебным иском, мол, заведение, на фасаде которого красуется пять звезд, не может обеспечить элементарную безопасность своим постояльцам. А потом сам же и подкинул идею, на что сослаться, чтобы выселить буйного постояльца. В общем, через несколько часов Юле позвонили и сказали, что вопрос улажен и в качестве компенсации номер, который снят у нее еще на три дня, гостиница оплатит в качестве компенсации.

Я тогда по ее глазам видел, что она хотела взять мой номер телефона. Но не взяла, а я, само собой, даже не собирался снова наводить мосты.

Но мы продолжали жить в одной гостинице.

Юля стоит на пороге в длинном шелковом халате с бутылкой вина в одной руке и сигаретой в другой. Причем судя по некоторым признакам, слишком очевидно проступающим сквозь тонкую ткань, под этой невесомой тряпкой на ней больше нет ни клочка одежды.

— Пришла поделиться с тобой хорошей новостью. Впустишь?

Молча отхожу от двери, открывая ей проход — вот и весь уровень моего гостеприимства.

Юля делает круг по гостиной, приоткрывает окно и усаживается на подоконник, чтобы докурить. У меня во рту собирается вязкий ком — так тянет сделать хотя бы одну затяжку и просто вспомнить, каково это — когда горько в легких, а не в сердце. Почти наверняка мне стало бы легче.

— Откроешь? — протягивает мне бутылку.

У меня тут целый мини-бар, в который я с момента заселения заглядываю только за минералкой. Но штопор там тоже есть. Откупориваю вино, наливаю Оле в бокал.

— Ты разве не присоединишься?

— Нет.

Она пожимает плечами и выпивает сразу все.

Я доливаю еще.

На ней столько штукатурки, что заметить следы свежих побоев можно только когда она слегка поворачивает голову ко мне, и свет очерчивает припухлости на ее лице. Из видимых признаков недавнего происшествия — только пластырь на месте швов. И хоть сейчас ее лицо похоже на восковую маску, Юля все еще чертовски красивая женщина. Если быть до конца честным — одна из самых красивых в моей жизни.

Но при взгляде на нее у меня нет ни единой живой эмоции.

С таким же успехом я могу бы любоваться на какую-то статую.

— Что празднуешь? Муж согласился подать на развод?

Я впустил Юлю с малодушной надеждой, что ее компания меня развлечет и, хотя бы ненадолго, отвлечет от мыслей о Лори и Авдееве, но чуда не случилось. Меня все так же тянет проверить телефон, хотя я даже не знаю, что надеюсь так увидеть. Что Авдеев ушел спустя два или даже три часа? Известие от Лори о том, что она набралась смелости и все ему рассказала? Или что просто решила дать ему шанс в отношениях? В любом случае, компания Юли спустя минуту начинает ужасно тяготить.

— Наше с тобой примирение! — Юля громко и нервно смеется, салютуя мне вином, и снова выпивает все залпом. — Ты совсем что ли новости не смотришь, Шутов? Неужели в наше время существуют люди, которые не следят за гламурной тусовкой?

— Я старомоден. — Теперь, когда у меня есть повод проверить телефон, забиваю в поисковик наши имена и поисковый запрос. — Твою мать.

Фото, где я обнимаю Рудницкую, помогаю ей сесть и машину, набрасываются на меня как бабка с подгоревшими пирожками. И еще видео, правда, хренового качества, но даже на них отлично видны наши лица. И кликбэйтные заголовки, само собой:«известная модель была замечена в компании завидного холостяка», «Дмитрий Шутов, который надолго исчезал с информационного Олимпа, всплыл в компании своей бывшей невесты!» и прочий мусор, который это шакалье в буквальном смысле высасывает из пальца.

И, конечно, все фото сделаны с такого ракурса, что разглядеть синяки на лице Юли почти невозможно. А те небольшие потеки вполне можно списать на тень. Хотя, наверное, какие-то умники это досмотрят, но тонкие единичные голоса правды не выживают в оголтелом хоре стервятников. Судя по комментариям к некоторым новостям, нас с Юлей уже показательно распяли за роман за спиной у ее «прекрасного мужа, который буквально есть не может — так спешит осчастливить весь мир». Типичная история про тварь и психопата — на публике они всегда в сверкающих доспехах прилежных мужей и лучших в мире отцов.

— Если хочешь знать, — голос Юли перестает быть веселым, — я пыталась исправить ситуацию, и даже прикрыла рот парочке изданий, но это уже не остановить.

— Геометрическая прогрессия, — говорю себе под нос.

У меня есть парочка действенных способов против этого дерьма, но Авгиевы конюшни потому и были одним из подвигов Геракла, что расчистить их за день было не под силу простым смертным. А я хоть и считаю себя «не пальцем сделанным», но волшебного ластика у меня нет. И потом — это крупные СМИ можно приструнить судебными исками и выплатой моральной компенсации, но что делать с мелкими лавочками, администраторами которых чаще всего вообще оказываются подростки?

Для начала я просто отправляю первую попавшуюся ссылку с новостью своим парням с припиской, что нужно для начала положить самые крупные новостные сайты, а потом разобраться с мелкими. Потом сбрасываю информацию своим юристам, с командой «фас».

Кроме самого очевидного факта, почему нужно избавиться от этого дерьма, есть еще и огромная вероятность репутационных рисков. И хоть на этот случай у меня есть «Алекс Бёрги» — владелец вообще всего, а я просто вроде как один из партнеров, мне нафиг не нужно, чтобы мое имя фигурировало в новостях о романе с замужней тёлкой, мужа которой общественность уже окрестила мучеником и пострадавшей стороной. При всей моей любви к бизнесу с иностранцами, кроме того, что они ужасные бюрократы, в них накрепко вбита общественная мораль. Вести дела с человеком, который открыто разрушает благополучную семью для многих может стать поводом переметнуться к моим конкурентам.

Пока я быстро соображаю, что можно предпринять уже сейчас, Юля наливает себе сама. Тушит сигарету об барную стойку и с грустью осматривается по сторонам. Интересуется, нет ли у меня на черный день.

— Я завязал, — бросаю через плечо.

Отхожу в другой конец комнаты, отвечаю на пару звонков своих юристов.

— Не пьешь, не куришь. — Юля шерстит меня внимательным взглядом. — Ты со всеми дурными привычками завязал, Шутов? Я что, зря пришла?

Она просто позволяет невесомой и почти ничего не скрывающей ткани сползти с одного плеча, обнажить часть груди. Странно, мы столько раз трахались, но я как будто вижу ее впервые. Лори я видел голой всего пару раз, но хорошо помню, что у нее есть родинка на левой груди, чуть выше соска. И что у нее легкая асимметрия, из-за чего одна грудь кажется немного круглее другой. Она и близко не такая идеальная, как у Юли, но при взгляде на Рудковскую у меня ничего не ёкает.

Ноль эмоций.

Она пришла сюда сама, предлагает себя и явно не ждет после этого предложения о замужестве. Я примерно даже понимаю, что ею руководить желание получить короткий кайф, разрядку и хотя бы на какое-то время забыть о том, что размеренная жизнь стремительно скатывается в пропасть. Когда-то я решал все свои проблемы тем же способом. Дважды в жизни скатывался в это работающее на голых инстинктах дерьмо. И кому, как не мне, знать, что это та же самая дорога в пропасть. Только не с разбега, а босиком по битому стеклу и через терновники, оставляя на шипах ошметки кожи, мяса и души. А когда окажешься у края — подыхать вдруг станет мучительно страшно. Но и как жить с тем, что от тебя осталось — ты тоже уже не знаешь.

С Юлей мне даже напрягаться не нужно — просто протянуть руку и взять.

И никто, ничего не узнает.

Даже Лори, которая в эту самую минуту, скорее всего, занята тем же самым.

Могу.

Но не хочу.

— Ты рискуешь очень сильно все испортить, Юль. — Накидываю халат обратно ей на плечо.

— Кто ты такой и что сделал с Шутовым? — На мгновение в глазах Юли мелькает разочарование, а потом она осматривает комнату, меня и снова комнату, и закрывает лицо руками. — Прости, господи, Шутов. Прости. Я сама… не понимаю… мне так страшно…

Я нахожу для нее одну из своих таблеток — что-то типа сильного успокоительного, который нужно принимать на случай стресса, чтобы снять нагрузку. Мне эта херня не нужна, но Юле должна помочь. Она с благодарностью выпивает и еще много раз извиняется за то, что своим появлением испортила мне жизнь.

— Все нормально, Юль. Разгребем. Только никаких интервью, ладно? У тебя номер не поменялся?

— Нет, все те же три пятерки в конце, — шмыгает носом.

— Я скину тебе контакты моего юриста — не стесняйся беспокоить его по любым вопросам, ладно? Нам с тобой эту кашу вдвоем расхлебывать, так что давай без самодеятельности, договорились?

Впервые за время с нашего случайного столкновения в холле гостиницы, я вижу на ее лице проблески надежды. Поизвинявшись еще немного и раз сто сказав, что ни слова нигде не скажет без моего разрешения, Юля уходит минут через двадцать, почти никак не отреагировав на то, что остатки вина я выливаю в раковину.

А через какое-то время приходит отчет от парней — Авдеев ушел, сам.

Я подсчитываю разницу во времени.

Они пробыли вместе примерно три с чем-то часа, он уехал без четверти десять.

Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что это точно не была бизнес-встреча.

На столе валяется беспомощно смятый Рудницкой окурок, который именно сейчас кажется мне слаще и желаннее любой конфеты. Я быстро смахиваю его в урну.

Лори отвечает на мое сообщение с зайцем только около одиннадцати.

Лори: Прекрасная подружка, Шутов. Одобряю! Только почему новая, если вроде бы даже целая бывшая?

Лори: )))))))))))

Блядь.

Пиздец.

Сердце начинает отстреливать такой сумасшедший ритм, что первые за время после операции я начинаю подумывать о том, чтобы заглотить пару тех успокоительных, которыми только что привел в чувство Юлю. Какая бы жопа не случалась до этого, мне как-то удавалось держать себя в руках, иногда на это требовалось несколько минут, иногда до получаса, но я всегда справлялся с чувствами, возвращать голову в «холодный» рабочий режим и для этого не требовались никакие фармакологические «костыли».

Сейчас получается ровно нихуя.

Я пробую настроиться на свою любимую мозговую волну, которая помогает решить все проблемы, но мои датчики как будто сломаны, и единственное, что способно принимать мое тело — это аудиовизуализацию чертового как будто бесконечного ряда «смеющихся скобочек».

— Привет, блядь, — говорю этим «ребятам», которые отлично мне знакомы еще с тех времен, когда Лори использовала их в качестве защиты от любой моей хуйни. — Давно не виделись.

Когда некоторую часть времени с человеком приходится общаться исключительно с помощью виртуальных буковок, поневоле учишься «считывать» его реакции буквально по знакам препинания. Лори лучше бы пальцы себе сломала, чем написала мне прямо, что думает на самом деле, но влепить вот такую хуйню — это вот запросто, ее любимая фишка, когда одновременно и очень хочется казаться безразличной, и ткнуть меня носом.

Она тоже видела те фотки.

Знает о том, что в Берне я как минимум виделся с Юлей.

И выводы успела сделать, причем самые, блядь, тупые.

Я еще могу пойти в зал и попытаться еще раз выдавить из себя адскую смесь из желания ломать и крушить все, что попадется пол руку, и потребности просто, блядь, наконец-то все закончить.

Позвонить ей прямо сейчас.

Нажать одну кнопку.

Дождаться, пока она снимет трубку и без всяких наших словесных прелюдий сказать: «Лори, я люблю тебя».

Уже очень поздно, но она ведь еще не спит, раз прислала это сообщение пять минут назад?

Но пока я ломаю последние барьеры, мешающие окончательно капитулировать, приходит еще одно сообщение.

Лори: Нам нужно поговорить, Дим.

«Обсудить, например, твои ночные посиделки с Авдеевым?» — зло, на голых зудящих эмоциях пишу я… и удаляю.

Изо всех долбаных сил сжимаю пальцы вокруг телефона, потому что это последняя чертова связь с моей обезьянкой, но и она неумолимо выскальзывает из рук.

Тук… тук… тук…

Сердце начинает стучать медленнее, как будто впадает в летаргию, чтобы сохранить хотя бы один живой предохранитель на пепелище, в который превращаются мои внутренности.

Она могла бы дождаться моего возвращения и задать этот вопрос мне в лицо.

Не додумывать как типичная ванильная дурочка, не накручивать. Дать мне хотя бы возможность объяснить.

Лори — не тупая дура, которая из десятка вариантов обязательно выберет самый нелогичный, да еще и вцепится в него мертвой хваткой. Она думает головой. Я научил ее этому. Я знаю, как устроена эта голова, потому что она работает почти в точности так же, как моя.

Единственная причина такой избирательной «легковерности» — только ее личное желание.

Потому что это самая прямая дорожка. Я всегда был таким в ее глазах — творил какую-то дичь, менял тёлок иногда дважды, а то и трижды за сутки. Отрывался без головы, трахал без мозгов. Было бы странно, если бы она вдруг уверовала в то, что я изменился.

Я сам до сих пор с трудом в это верю.

Так что да, в качестве спутника жизни стабильный, правильный, сверкающий как звезда на новогодней елке Авдеев — просто, блядь, идеальный идеал. Сын маминой подруги!

«Ничего, что я тут тень навожу на твое маленькое выстраданное счастье, обезьянка?»

А самое поганое в этом то, что я все понимаю.

Одновременно злюсь на нее как дурак, но все равно понимаю.

Вот он — мой край пропасти, с которого пиздец как страшно прыгать, потому что там внизу — ошметки моих прошлый ошибок. Просто целая помойная яма токсичных отходов, которую не перейти вброд — только жрать ее ложками, как тот старый бородатый волшебник из Гарри Поттера жрал собственную смерть ради заветного кристража.

Я закидываю голову на спинку дивана и смеюсь.

— Видишь, Лори, тебя нет рядом, но ты все равно продолжаешь цитировать мне эту дрянь. А ведь я о серьезном.

Я отменяю бронь на завтрашний рейс в шесть утра, взамен покупаю билет на послезавтрашний на это же время — на похороны ее муженька прибуду прямо как с корабля на бал.

А пока будет лучше, если между нами останется это непреодолимое пространство.

Я: Да, Лори, нам правда нужно поговорить.

Я: Но у меня поменялись планы, прилетаю в среду. Загляну на веселое шоу, которое ты там организовываешь, хотя не понимаю, почему до сих пор не получил свой пригласительный.

Лори: Все-таки хочешь всколыхнуть мораль возмущенной общественности?)

Я: Дам тебе повод называть меня «придурком» теперь уже полностью официально.

Лори: Не то, чтобы он очень был мне нужен.

Лори: Напиши, как приземлишься, ладно? Учти, что просьбы беременных нельзя игнорировать — это чревато большими финансовыми потерями.

Я: Сегодня утром я стал богаче на пару миллионов, обезьянка. Считай это намеком на то, что твои просьбы я исполняю исключительно добровольно.