Соль под кожей. Том третий

Глава сорок первая: Лори

Во вторник около одиннадцати звонит Новак и коротко сообщает, что он передал мое предложение и три фамилии из моего списка согласились обсудить деликатный вопрос на нейтральной территории — закрытом загородном клубе «Адамантин», в двадцать ноль ноль. И ненавязчиво намекнул, что у меня будет не очень много времени, поэтому лучше сразу переходить к основному блюду, не темнить и не испытывать терпение.

Я соглашаюсь, хотя ситуация мне противна до глубины души.

Как вспомню сытые рожи дружков Завольского — к горлу тошнота подскакивает и тянет бежать обниматься с унитазом.

Целый день прокручиваю в голове с чего лучше начать, но как бы не пыталась — так или иначе, но это все равно один и тот же сценарий, где я просто озвучиваю сумму, называю свое главное условие и получаю хотя бы какие-то гарантии того, что озвученный разговор не выйдет за пределы стен, в которых он случился.

Домой приезжаю в шесть, успеваю переодеться в джинсы и клубный пиджак, когда возвращается Шутов — сегодня с букетом розовых, просто каких-то гигантских «шаров» гортензии, завернутых в газетную оберточную бумагу.

Цветы он привозит каждый вечер, и когда я как бы в шутку интересуюсь, будет ли это только на время нашего медового месяца, он абсолютно серьезно говорит, что собирается делать так каждый день еще лет сто.

— Куда-то собираешься? — Шутов следит за моими суетливыми попытками отправить цветы в раковину с водой, потому что я до сих пор забываю купить вазу. А лучше сразу несколько, потому что вчерашний и позавчерашний букет стоят там же.

— У меня встреча с друзьями Завольского.

Димка подходит сзади, обнимает за талию, кладет подбородок мне на макушку, как будто собирает в кучу мои сегодня не на шутку расшатавшиеся нервы. Понятия не имею, почему так дергаюсь — ничего страшного точно не может произойти, в этом клубе на меня даже смотреть косо не будут, тем более, что без Валентина я порог не переступлю.

— Я еду с тобой, обезьянка.

— Тебе нельзя светиться, Шутов, и со мной будет твой терминатор. Меня никто не тронет.

— Лори, если бы я сомневался в том, что тебя никто не тронет — ты даже порог бы не переступила.

— Навел справки?

— Задолго до того, как ты все это придумала. Я не мешаю тебе лепить куличики в своей песочнице, обезьянка, но твоя безопасность — это моя ответственность. Светит свое табло я не собираюсь, но тебе ведь будет спокойнее, что я где-то рядышком и могу загрызть любого, кто косо посмотрит на мою жену?

Когда Шутов говорит «загрызть», то я готова дать пятьдесят на пятьдесят, что он может говорить это фигурально, а может и буквально.

Откидываюсь назад, трусь затылком об его грудь.

Прикрываю глаза, наслаждаясь теплом и безопасностью.

Может это не нервы вовсе, а я просто позволила себе непозволительную роскошь расслабиться, побыть слабой сопливой девчонкой двадцати семи годиков?

Дима, конечно, едет со мной, Валентин садится за руль.

По дороге просто дремлю у него на плече. Закрыв глаза, мечтаю о тёплом песке, пляже и соленом прибое. Представляю, как буду все четыре дня напролёт валяться со своей зверюгой абсолютно голой под огромным зонтом, какой вкусной станет его слегка загоревшая кожа, и что вся эта жизнь здесь просто, наконец, от меня отъебётся.

Когда приезжаем на место, Димка чмокает меня в нос, подмигивает и говорит, что я раскатаю их за пятнадцать минут. Даже засекает таймер на телефоне.

Охрана пропускает меня вместе с Валентином, даже никаких вопросов не задают. Только один здоровый лоб следует впереди, но явно только для страховки, что я не буду соваться в другие закрытые ВИПы.

В закрытом кабинете, отделанном красным деревом и дорогими панелями, накрыт стол, за которым сидят трое — всех я видела у Завольского. Винный олигарх Серканов, владелец заводов и пароходов (фиг пойми чего, на самом деле) Костин, и Лимонов, взявший в жены свою секретаршу. У Лимонова ювелирный дом, и насколько я знаю, бриллианты и другие драгоценные камни, в том числе янтарь, он туда получает далеко не по ковровой дорожке.

— Добрый вечер, — здороваюсь сразу со всеми, не уделяя внимания вообще никому, потому что предпочитаю держать взгляд поверх их голов.

Валентин по привычке занимает неприметное место в углу, и я почти уверена, что через пару минут все трое вообще забудут о его существовании. Он вообще, как хамелеон — умеет мимикрировать вообще под все, становится невидимым даже оставаясь на виду.

— Валерия Дмитриевна, — Лимонов один за троих отдает дань вежливости, пожимая мою руку вполне сносным мужским рукопожатием.

— Николай Александрович предупредил, что у нас не много времени, поэтому, господа, я сразу перейду к сути.

Кладу перед каждым маленькую карточку с напечатанной на ней суммой.

Троица молча подсчитывает в головах дебет и кредит.

— Я могу вывести эти деньги в ваши кошельки, господа. Чистенькие, абсолютно легальные, которые вы, ваши жены и ваши дети сможет потратить, не привлекая громкого внимания.

— Сумма должна быть больше, — скрипит винный олигарх. Даже Завольский за глаза называл его жадной ублюдком.

— Я ничего не могу сказать по этому поводу, — пожимаю плечами с самым безразличным видом. — В мои обязанности не входили подсчеты издержек. Я отвечаю только за трансфер, и всю свою работу сделала чисто. Если бы не вся эта история и сопутствующее никому из нас совершенно не нужное внимание определенных структур, деньги давно были бы на ваших счетах.

Троица переглядывается.

Лимонов что-то шепчет на ухо Серканову, потом они обо о чем-то шепчутся с Костиным.

Со стороны так смешно выглядит, потому что каждый из них ехал сюда с одной единственной целью — вернуть бабло, желательно в удобоваримом виде. Эти закулисные разговоры — не больше чем попытка набросить пуху. Возможно, прогнуть меня авторитетами еще до того, как я озвучу условия.

Хотя в общих чертах свои «дивиденды» я озвучила еще Новаку, и он наверняка передал им мои слова.

— И так, допустим, мы заинтересованы в этом, — Лимонову снова приходится отдуваться за всех, — что вы хотите взамен, Валерия Дмитриевна?

— Я хочу взять «ТехноФинанс» под свой полный контроль, — эти честолюбивые планы нет смысла скрывать. Мое стремительное продвижение по карьерной лестнице более чем красноречиво говорит о том, куда я нацелилась, причем, явно не вчера. — Меня не интересуют проценты, только и исключительно безопасность бизнеса. Хочу, чтобы нас оставили в покое, вывели за рамки «потенциально неблагонадежной структуры» и я смогла спокойно работать.

— Мы бы все хотели стать невидимками, — хмыкает винодел.

— Все как-то крутимся, Валерия Дмитриевна, вы же не первый день замужем — должны понимать, — подхватывает Костин.

— Но вряд ли кто-то из вас держит в штате профессионального шулера или грабителя банков, — не лезу за словом в карман. С такими нельзя давать слабину, иначе они подумают, что ставят на хромую лошадь.

— А девчонка вообще отбитая, — смеется Костин, и его тут же подхватывают другие.

Я только улыбаюсь.

— Я и пальцем об палец не ударю, пока сижу на бомбе замедленного действия. Включая, — выразительно смотрю на всех троих, — ваш личный интерес. Но в следующую среду будет собрание акционеров, на котором я собираюсь поднять именно этот вопрос. Наши зарубежные партнеры у меня в кармане. Дело за своими. И когда я подниму вопрос об освобождении одного кресла, мне бы хотелось, чтобы решение было принято большинством голосов. Как только я получаю то, что нужно мне — я отдаю то, что нужно вам.

Когда я возвращаюсь и сажусь в машину, Димка с улыбкой показывает таймер.

— Двенадцать минут, обезьянка.

— Они были готовы через пять, просто раздували щеки и изображали муки совести.

В следующую среду я выброшу жирного ублюдка из его драгоценной финансовой империи примерно так же, как сегодня выбросила в корзину для бумаг парочку бумажных «мячиков».

— Вот, — Димка вкладывает мне в ладонь флешку, — то, что ты просила.

Я знаю, что у меня в ладони маленькая ядерная бомба.

Правда о моем отце.

Мне кажется, что это маленький кусочек железа с парой микросхем внутри реально прожигает мне ладонь. А еще он какой-то жутко тяжелый, потому что рука как-то сама собой опускается на колено. Даже нет сил сжать пальцы в кулак.

Там так много?

Понадобилась целая долбаная флешка, чтобы записать туда все подвиги моего отца?

— Спасибо, Дим, — выцеживаю из себя по капле, потому что горло свело неприятное чувство паники.

Дома я бегу в душ, закрываюсь там на пару минут и стою под прохладными струями, надеясь, что это немного взбодрит мой боевой характер. Сегодня я что-то совсем расклеилась и даже очередная маленькая победа над тремя важными задницами не слишком привела меня в чувство.

Я должна сделать этот шаг. Мой мозг понимает, что раз уж я приоткрывала эту дверь — нужно войти внутрь, увидеть прячущееся там чудовище. Может, оно вовсе не такое страшное, как я себя накрутила? Может это просто какие-то незначительные финансовые махинации, что-то такое, что приходилось делать мне самой, чтобы подобраться к Завольскому и втереться к нему в доверие.

Делаю воду чуть холоднее, чтобы кожа моментально покрылась мурашками.

Я знаю ответ, и он не изменится, сколько бы я от него не бегала. Новак не стал бы называть кого попало — «серым кардиналом». Он ведь не специально подбирал слова. Он не знает, что я — Гарина, и не может знать. Он озвучил факт, который, судя по тону, показался ему немного забавным. Новак — не заинтересованная сторона.

Когда выхожу из душа, сначала заглядываю в спальню, натягиваю отжатый у Димки свитер со спущенными плечами, натягиваю лосины и теплые домашние носки. Мне отчаянно нужен каждый капустный лист моей брони, потому что я знаю — чувствую — она начнет слетать с меня со скоростью звука, как только я посмотрю, что на той проклятой флешке.

Забираю ноутбук из гостиной, иду в кухню.

Димка тоже успел переодеться в футболку и домашние серые штаны, шлепает босыми ногами по полу. Замечаю на мраморной столешнице большую белую чашку с чем-то, что сверху густо присыпано маленькими розовыми и белыми маршмеллоу в форме сердечек. Это точно не наша чашка, но даже если вдруг он откопал ее из каких-то недр, то таких зефирок я абсолютно точно ни в одном ящике не видела.

— Ты успел поохотиться на розовых единорогов, Шутов? — подхожу ближе. Судя по запаху — это горячий шоколад.

— Тут кафе через дорогу, я просто попросил включить чашку в счет. — Димка осторожно сует туда ложечку, зачерпывает густой и сладкий шоколад, цепляет сразу пару сердечек и отправляет мне в рот.

— Вкусно. — Сто лет не пила именно такой густой, что ложка легко может стоять в нем вертикально. И на вкус с горчинкой и немного терпкий. — Димка, ты реальный вообще?

— Абсолютно. — Протягивает руку, убирает мокрую прядь волос мне за ухо. — Ты не обязана ничего знать, обезьянка. Не все вещи в этой жизни нужно ковырять до победного.

— Я должна, понимаешь?

Он пару секунд медлит, кивает и предлагает мне устроиться на диване.

— Поздно уже, — на часах начало одиннадцатого, он встает в шесть, чтобы успеть в спортзал, и еще забрать наш завтрак. — Ложись, Дим, я вряд ли… в общем, это надолго, наверное.

— Я буду с тобой, Лори, не обсуждается. Сколько нужно.

Он усаживает меня на диван, поднимает ноги как маленькой, подкладывает под колени подушку. Подтягивает кофейный столик с ноутом и чашкой. Сам с планшетом садится рядом, спиной к моей спине. Трется головой об мою макушку, еще раз давая понять, что он здесь, что все хорошо — я не развалюсь, потому что сзади меня страхует его надежная спина.

На флешке так ужасно много папок, а внутри каждой — еще больше.

Я открываю несколько наугад, пробегаю взглядом по документам.

Крепко жмурюсь.

Читаю снова — но содержимое все равно не меняется.

И грязь потихоньку, со всех щелей, начинает просачиваться мне под кожу.