Соль под кожей. Том третий

Глава восьмая: Лори

— Валерия Дмитриевна, — в телефоне голос моей умницы-помощницы Катерины, — я продлила бронь зала для похорон Андрея Юрьевича еще на три дня. Его оформлением уже занимаются, список приглашенных я отправила вам на согласование в нашу личную переписку. Кремация Андрея Юрьевича будет завтра в тринадцать тридцать по нашему времени, они могут вести видеотрансляцию по запросу.

— Я на тебя молиться буду, — вздыхаю с облегчением, чувствуя себя несчастным Атлантом, с плеч которого сняли часть небесного свода. — А можно попросить их вести видеосъемку?

У меня нет ровно никакого желания смотреть на то, как труп Андрея станет прахом в дешевом деревянном гробу в присутствии казенного адвоката, трех тайских бюрократов и парочки вялых орхидей. Но я не могу отказать себе в удовольствии отправить видео этого процесса его папаше.

Кто-то бы уже покрутил пальцем у виска и сказал, что я дергаю льва за усы, но мне все равно. Я не для того впрягалась в это дерьмо, чтобы при первых же сложностях сворачивать удочки. К тому же — что еще он может мне сделать кроме уже прозвучавшей угрозы сжить со свету? Разве что повторить ее?

— Я думаю, это можно будет устроить, — после небольшой паузы, говорит Катерина. Мне нравится ее рассудительность — она никогда не обещает то, что не может гарантировано выполнить, но я так же абсолютно уверена, что моя помощница сделает все, чтобы выполнить мою просьбу. — Я еще отправила вам образцы пригласительных, в дизайн можно внести изменения, их можно выполнить в матовом или глянцевом варианте. И я подумала, раз у нас будет только… гм-м-м… урна, то нужно подготовить пьедестал и, возможно… другую…

— Другая тара подойдет, — прекрасно понимаю, что она хочет сказать, поэтому не мучаю девчонку необходимость выдавливать из себя неприятные вещи. — И пьедестал тоже ок.

— Хорошо. — Слышу на заднем фоне как она прямо на ходу записывает это в свой блокнот. — И еще, Валерия Дмитриевна… У вас на сегодня салон красоты: стрижка, покраска, массаж. И косметолог на шестнадцать ноль ноль. Я на всякий случай позвонила и уточнила, смогут ли они перенести вас…

— Ничего не нужно переносить. — Я как раз стою перед зеркалом, разглядывая свой мягко говоря, кислый вид, и понимаю, что мне нужен день отдыха и перезагрузки. Один дохлый придурок — не повод отменять свежие ноготочки и покрасить отросшие корни. — Перезвони и подтверди бронь.

— Поняла. — Снова что-то энергично пишет. — Еще звонили из редакции «Мужского кода» — они до сих пор ждут ваше согласие на интервью об Андрее Юрьевиче. Интернет-издания «Fresh News» и «Инфоград» прислали опросники.

— Удали, заблокируй. Никаких интервью. Всех посылай лесом. У меня траур.

— Возможно, имеет смысл отделаться от них стандартными ответами? — рискует предложить альтернативу Катерина. — Я могу заполнить эти опросники и отправить их вам на согласование. Так они хотя бы правду напишут.

— Интернет-помойки никогда не пишут правду, а если ты вместо хайповой новости дашь им скучный опросник, они подредактируют как им нужно, и в итоге это будет все то же дерьмо, но только теперь с припиской «из первоисточника». Подождем, пока сами что-нибудь выпустят, а потом натравим адвокатов.

— Вы гений.

— Я просто чертовски устала от того, что все, кому не попадя, рвутся потоптаться по одуванчикам моей жизни.

Мы прощаемся, я кладу трубку и на всякий случай подальше отодвигаю телефон, чтобы не написать Шутову какую-нибудь гадость.

Я буду еще очень долго на него злиться, но выпить завтра утром кофе — почему бы нет?

Подождав еще пару минут, беру себя в руки, встаю и первым делом иду разбирать братскую могилу из цветов, которую успели натаскать за недолгое время моего отсутствия. Обслуживающий персонал старался как мог придать «веникам» и корзинам надлежащий вид, но даже в нашем с Андреем доме место не резиновое. Так что в итоге все это стоит буквально друг на друге, разнообразное и одинаково одновременно, в стильных черных лентах и белых типовых надписях. Никогда не была фанаткой роз, но еще никогда бедные цветы не погибали настолько бессмысленно.

В основном соболезнования прислали бизнес-партнеры «ТехноФинанс», я даже в карточки не вчитываюсь, просто смотрю на названия и складываю их в стопку — надо будет потом передать Катерине, чтобы она отправила в ответ пару слов внимания и участия «к нашей семейной трагедии».

Мое внимание привлекает только два букета: сдержанные стильные лилии от Новака с короткой припиской выражения соболезнований (явно написанной рукой его секретарши) и букет от Наратова. Тут все по жирнющему шаблону: корзина, роз штук сто, траурные ленты в три ряда и целая поэма в сопроводительной записке. Перечитываю ее дважды, тупо чтобы посмеяться — настолько Сергей убог и предсказуем. Написать пафосную чушь в три куплета и два прихлопа — это надо было очень крепко постараться. И если раньше главным моим вопросом к себе было «как я могла в него влюбиться?», то теперь я все чаще спрашиваю себя, есть ли какая-то грань тупости Наратова, после которой я уже ничему не буду удивляться?

Его записку рву и выбрасываю в камин. Отвечать на это пафосное тупое дерьмо — себя не уважать. Слава богу, что сейчас у меня есть «законная» отмазка хотя бы какое-то время держаться от него на расстоянии. Мои нервы настолько на пределе, что изображать его счастливую напарнику-заговорщицу у меня ноль целых, ноль десятых сил.

А вот Новаку придется написать самой, от руки. Чтобы он видел, что несмотря на отсутствие видимых шагов с моей стороны в отношении нашего плана, я держу его в фокусе.

Захожу в переписку с Катериной, пишу ей, что мне нужен красивый конверт и бумага, и чтобы она прислала все это с водителем ко мне домой. Заодно подтверждаю список гостей на похороны и наугад тыкаю в один из шести вариантов пригласительных, выбирая его.

Завтракаю, хоть на часах почти полдень.

Выпиваю витамины.

Борюсь с желанием позвонить Марине и узнать, как она там. Сейчас, когда злость и шок прошли (по крайней мере — в ее сторону), чувствую себя обязанной как-то обозначить свое присутствие в ее жизни. Просто чтобы она знала, что у нее есть человек, с которым можно поговорить.

Чувствую себя сукой.

Потому что теперь, когда между нами не стоит Вадим, дружба с Мариной кажется чем-то… нормальным и правильным, и необходимым нам обоим. Но держу в уме, что разговор с Шутовым, скорее всего, поставит крест на этой временной идиллии.

Я раза три порывалась написать ему спасибо, что не лезет в душу, но каждый раз удаляла.

Это же Шутов, он знает меня буквально до печенок. А я точно так же знаю его: он не спрашивает только в двух случая — когда и так все знает или когда не хочет знать. Вспоминая его каменное лицо готова поспорить, что я уже какое-то время не вхожу в сферу его интересов. И приглашение на завтра вообще никак этому не противоречит. Он учил меня есть, когда я была еще толстой и разобиженной на весь свет маленькой девочкой, сейчас это примерно то же самое, только теперь я в роли его худой стервы-подружки.

Не удивлюсь, если вот-вот на горизонте всплывет какое-то жутко модное женское тело с обложки.

Бот, твою мать.

Это еще хуже, чем пускать сопли в виртуальную жилетку.

Катерина присылает мне расписание на все сегодняшние бьюти-дела, так что после позднего завтрака у меня как раз есть около часа, чтобы взять себя в руки, переодеться и ехать на маникюр. Перед выходом звоню в обслуживающую фирму и прошу прислать людей для помощи в переезде. Дом, купленный Завольским-старшим для любимого сыночка, мне всегда был как кость в горле. Теперь, когда у меня есть официальная причина больше никогда в него не возвращаться, я с радостью ею воспользуюсь.

До самого позднего вечера я буквально кочую из одних рук в другие: сначала час расслабляющего массаж, потом какие-то жутко приятные ванны для рук и ног, маникюр, педикюр, покраска, стрижка. На этот раз, когда мастер интересуется, сохранять ли прежнюю форму и длину, разглядываю свое отражение в зеркале, прикидывая, стоит ли как-то маскировать впавшие щеки и заострившиеся скулы. Несмотря на то, что у меня снова начали жутко отекать ноги, лицо мое выглядит так, будто я серьезно голодаю.

— Рваный «боб», — командую своему мастеру-кудеснику.

И когда через час с небольшим он лихо разворачивает меня к зеркалу, то даже в дурном настроении я довольна полученным вау-эффектом. Ну и бонусом — теперь я хотя бы не похожа на женскую версию Кощея.

После шести возвращаюсь домой, предупреждаю охрану, что сейчас приедут из службы доставки. Завольский-старший, конечно, узнает о моем переезде еще до того, как из дома выедет последняя пара моей обуви. Вот и хорошо, пусть сам думает, куда и кому продать это трехэтажную, совершенно безвкусно обставленную громадину. Может, дать ему телефон Наратова? Вся эта цыганщина и показуха как раз в его стиле.

Когда приезжает служба доставки с целой бригадой, вручаю главному ключ от своей съемной квартиры, отдаю короткие указания и еду ужинать в маленький стейк-хаус. Нужно вспомнить, что в инопланетянина в моем животе нужно запихнуть кусок говяжьей печени средней прожарки и есть я его буду в гордом одиночестве.

Но после ужина, вместо того, чтобы поехать домой, накидываю пальто и собираюсь прогуляться до ближайшего торгового центра, на втором этаже которого расположен магазин для новорожденных. Не то, чтобы во мне вдруг проклюнулась яжемать, но, наверное, уже пора купить какую-то чисто символическую мелочь, которая будет напоминать о том, что внутри меня растет маленький чужой и у меня осталось примерно двадцать недель для того, чтобы исполнить свою вендетту. Не хочу рожать в мире, в котором безнаказанно живут и дышат три мрази, убившие мою семью.

Точнее, теперь уже две и один жирный боров, который заткнет за пояс десяток таких как Наратов и Угорич.

В магазине, несмотря на довольно позднее время, довольно людно. И я сразу неуютно себя чувствую, вынужденная лавировать между пузатыми девочками в обрамлении любви и заботы своих мужиков. Кто-то без мужика, но с оравой подружек. Кто-то с мамами и бабушками. Кажется, я вообще одна на этой планете, кто в такое место пришел в гордом одиночестве.

— Вам чем-нибудь помочь? — возникает рядом симпатичная девушка с веснушками.

— Да, наверное. — Хотя я вообще шла сюда без определенной цели. Бросаю взгляд на ключи. — Мне нужна какая-то… мелочь. Не знаю. Что-то, что я могла бы носить как брелок.

— Ну-у-у-у… Это вряд ли столик для кормления. — По ее сконфуженному лицу видно, что она впервые сталкивается с такой просьбой.

— Знаете что — забудьте. — Я правда чувствую себя неуютно и в этом месте, и когда на меня смотрят как на лягушку в трамвае.

— Соска! — внезапно находится девушка и предлагает мне пройти с ней в дальний отдел магазина, где больших стойках развешаны разноцветные коробочки с разными забавными рисунками. Она протягивает мне одну, в которой запакована милая белая соска нейтрального мягко-голубого цвета. — Вот, кажется, как раз.

Беру ее, расплачиваюсь и быстро сбегаю из места, в котором чувствую себя неуютно.

Какого черта я вообще должна ходить по детским магазинам, если в наш век прогресса и уважения к интровертам, абсолютно любой товар можно «бесконтактно» купить в интернете?

Но выйти спокойно все равно не получается, потому на полдороге меня внезапно задевает плечом какая-то женщина, а когда я, мысленно шипя, пытаюсь отодвинуться с ее пути, она как нарочно клонится в ту же сторону. В итоге только чудо мешает нам завалить полку с мягкими игрушками.

— Мам, ну ты как всегда! — еще один непрошеный голос рядом, и через секунду меня пинает увесистый живот, в котором, судя по размеру, минимум половина человечества. — Простите, пожалуйста, она в гости приехала, не привыкла к таким «видам», все время по сторонам зевает.

— Без проблем. — Мой голос почему-то опускается до шепота. Ощущения такие, что мои голосовые связки больше никогда в жизни не издадут чего-то громче и внятнее, чем эта простуженная пискотня.

— Ой, вы такая худенькая! — продолжает девушка.

Все-таки приходится на нее посмотреть: моя ровесница, на вид как будто учительница, хотя у меня нет ни одного логического объяснения, почему я так подумала. Одета скромно — на пальто лейба недорогого массмаркетовского бренда. Мама ее и того проще, наверняка приехала проведать дочь из далекой глубинки.

У меня неприятно покалывает кожа на лице, когда смотрю на них рядом.

Несмотря на то, что дочка ворчит и мама явно не в своей тарелке, они как будто идеальная иллюстрация того, какой должен быть фон у беременности здорового человека: с мамой, с поддержкой, с походами по магазинам с длинным списком. А счастливый будущий отец сидит в машине и ждет отмашку, чтобы выполнить свою папскую часть работы — донести приданое будущего наследника (или наследницы) в машину и в целости, и сохранности довести все домой.

— А меня раздуло просто как фугу, — посмеивается девушка, сначала поглаживая живот, а потом заботливо прикрывая его полой пальто. — Набрала уже двадцать шесть килограмм, а мне рожать только через две недели. Чувствую себя Глорией.

— Что, простите?

— «Мадагаскар». — Она смотрит на меня так, будто после этого магического слова я должна понять не только, кто такая Глория, но и кто убил Кеннеди. — Это мультфильм. Там большая бегемотиха. Вот как я!

— Простите, у меня там… — Делаю неопределенный жест рукой, протискиваюсь между ними и буквально пулей вылетаю в дверь.

Хочу поскорее избавиться от соски и даже заношу руку над урной, но в последний момент передумываю и бросаю ее в сумку. Куда-то на самое глубокое дно, где я ее даже при всем желании найти не смогу.

«Ну-ка соберись, тряпка», — напоминаю себе, постепенно возвращая температуру души до комфортной вечной мерзлоты.

Все хорошо.

Это просто гормоны.