Соль под кожей. Том третий

Глава двадцать седьмая: Лори

Я прикладываю к себе по очереди сначала короткое, потом — длинное платье.

Разглядываю свое отражение в ростовом зеркале, прикидывая, как будет лучше.

Дресс-код на мероприятие — цвет марсала и желтое золото для женщин, и классические смокинги для мужчин. Оказалось, что в моем гардеробе нет ни одного платья подходящего цвета. Так что в обед пришлось пулей лететь в бутик, хватать два единственных, что подходили по размеру, и оставить примерку на вечер. У короткого (оно чуть выше колена) красивое, пикантное, но не вульгарное декольте. Но оно сшито явно на женщину, которая не так усердно, как я, последних семь лет приседала в спортзале, и плотная ткань так туго натягивается на бедрах, что в этом вряд ли можно будет комфортно двигаться.

А вот длинное…

Мой любимый крой — с открытой чуть ниже лопаток спиной, слегка наползающими на ладонь рукавами и из такой тонкой шерсти, что под ним будет безбожно видна буквально каждая нитка. Так что тут однозначно без лифчика и в стрингах а ля «вторая кожа».

Раздеваюсь. Медлю, но все-таки придирчиво разглядываю себя в зеркале.

Тело на месте. Многолетние тренировки так просто не сотрешь.

Но самое время перестать себя жалеть и вернуться к «железу».

Набираю Валентина по громкой связи и пока надеваю чулки, диктую ему очередное задание.

— Мне нужен хороший спортзал. Не гламурный фитнес. Большой, просторный, бассейн желателен, но не обязателен. Не ближе, чем в трех кварталах от офиса, но лучше в другом районе. Время работы — с семи до двадцати двух.

— Хорошо, Валерия Дмитриевна.

За этих пару дней я уже успела привыкнуть к его роботическому голосу.

— Желательно сначала прислать мне фотки с места. — Сегодня пятница, в субботу и воскресенье после сегодняшнего выхода в свет, мне, скорее всего, захочется отлежаться. Вадим прав — я не то, чтобы сильно в восторге от перспективы целый вечер провести на каблуках, но не идти же мне в тапках, в само деле. — У тебя есть время до вечера воскресенья. И еще.

Перекладываю телефон к другому уху. Прижимаю его плечом и натягиваю второй чулок. Делаю это перед зеркалом, фиксируя работу каждой мышцы под кожей и тот приятный факт, что я все равно чертовски соблазнительно выгляжу.

Прошло уже две недели, как я потеряла ребенка. Я до сих пор не знаю, как чувствую себя морально, потому что работа и необходимость срочно решать новую задачу с Наратовым и Угоричем забивают все мое свободное время. На жалость к себе его совсем не остается, и это, пожалуй, лучшее лекарство из тех, что мне доступны. Но физически я как будто в порядке — ничего не болит, не считая небольшой слабости, которая иногда накатывает в течение дня.

Пора идти дальше.

Но на этот раз с контрацептивами, позаботиться о которых лучше заранее.

— Запиши меня к моему гинекологу на понедельник. Во второй половине дня.

Валентин снова говорит «хорошо» и я заканчиваю разговор.

Снова поворачиваюсь к зеркалу, расправляя на платье невидимые складки.

Сидит идеально.

Буквально струится по телу.

А если кого-то в наше время равных прав и свобод будут смущать мои соски — то пусть он идет на хуй.

Волосы собираю тяжелым гребнем из натурального дерева и подходящих в тон камней, несколько разнокалиберных браслетов на запястье и винтажные серьги из дутого золота. И конечно, каблуки.

Еще несколько минут трачу на губы — сегодня у меня «Руби Ву», а этот тон надо наносить аккуратнее, чем играть в сапера. Но оно того стоит — лицо, покрытое «макияжем без макияжа» вот с таким ярко-алым пятном, выглядит как сладкий грех.

Господи, кажется, у меня только что случился акт мастурбации на собственное отражение.

Через минуту звонят в дверь.

Открываю.

Улыбаюсь и стреляю в Вадима «глазками».

Этот мужик чертовски хорош и в смокинге, и в растянутой майке в спортзале. Хотя конечно, голый он просто отпад, и именно поэтому три расстегнутых верхних пуговицы его белоснежной рубашки — это просто вызов любому терпению. Так что, пока Авдеев не успел ничего сказать, тянусь и твердой рукой застегиваю одну.

— Ты лифчик не надела? — Где-то у меня над головой его слегка охрипший голос.

— Ага. — Поджимаю губы, чтобы не улыбаться, продолжая крутить его пуговицу, лишь бы только не поднимать взгляд. — Тебе что-то не нравится?

— Даже не знаю, что и сказать.

«У меня встал, Лори… И это ни хрена не смешно…»

Я стискиваю зубы и силой вышвыриваю Шутова из головы. Зачем мне это? Он продолжает меня опекать по старой дружбе и «мы» продолжаем существовать — было бы слишком наивно отмахиваться от этого очевидного факта. Но у него же «Юля», и имя — Легион. А мне этот придурок даже в трусы залезть побрезговал.

К черту его.

Делаю шаг назад, становлюсь в круг света от лампы на стене, чтобы Вадим имел самый лучший угол обзора. Какого черта? Я выгляжу охренительно. На миллион процентов лучше, чем подавляющее большинство женщин, которые хотели бы иметь доступ к этому шикарному мужику.

— Валерия… — Вадим вздыхает и обратно расстегивает проклятую пуговицу.

— Я вас внимательно слушаю, Вадим Александрович.

Мне одновременно и хочется, чтобы он вытащил руки из карманов, и страшно, что он все-таки это сделает.

— Шикарно выглядишь, — выдает с улыбкой, которая в острых тенях от лампы кажется какой-то кровожадной.

— А звучит как будто «ну ты и сучка», — не могу не поддеть его попытку быть чертовски правильным мужиком.

— Я не называю женщин суками, Валерия.

— Динамщица? — Я медленно разворачиваюсь к нему спиной, повышая ставки.

Его приближение скорее чувствую, чем слышу, потому что кожа покалывает, когда в мое давно опустевшее от мужиков личное пространство вторгается один из лучших его представителей. Неловко веду плечами, пытаясь избавиться от покалывания вдоль позвоночника, и только через секунду соображаю, что Вадим медленно проводит вдоль него пальцем. Не стесняется, опускается до самого края выреза, который заканчивается почти у копчика. Ему бы хватило только одной ладони, чтобы почти полностью закрыть мою спину. Но Авдеев умеет держать себя в руках, даже если ему, судя по резко втянутому сквозь зубы воздуху, дается это нечеловеческими усилиями.

— Проблема не в платье, Монте-Кристо, а в том, что я знаю, что под ним. И буду думать об этом весь вечер.

Этот голос точно нужно использовать для особого вида порно, потому что даже на моем полностью эпилированном теле, встают дыбом все до единого волоски. В последний раз секс у меня был почти полгода назад и вот с этим мужиком, и мне с головой хватило даже одной демо-версии, чтобы оценить его потенциал и возможности.

Разворачиваюсь к нему лицом. Господи, этот мужик просто реально гора раскаленного, напичканного тестостероном мяса. И я готова даже побиться об заклад, что с момента нашего с ним приключения в душе, этого самого «мяса» стало заметно больше.

— Проблема в том, Авдеев, — медленно, растягивая удовольствие (но в больше степени из-за трусливого желания слишком часто до него дотрагиваться) упрямо застегиваю проклятую пуговицу на его рубашке, — что я тоже знаю, что у тебя под этими шмотками.

Его адски красивая улыбка становится еще и чертовски самодовольной.

Авдеев берет меня на руки, легко и непринужденно, как будто взял вилку со стола, несет до машины и осторожно усаживает на заднее сиденье.

Сам садится рядом.

И как только машина трогается с места — притягивает к себе, прижимает к груди, обнимая сразу двумя руками. На этом теле можно запросто спать как на самой лучшей в мире грелке. Даже сопротивляться не хочется, так что я с урчанием пригретой и почесанной за ухом кошки, устраиваю голову у него на плече.

— Сегодня ты ночуешь у меня, Валерия, — чешет подбородком мою макушку, безбожно, конечно же, портя прическу. — И прежде чем ты начнешь отнекиваться: Стася с няней остаются на конюшнях, приедут только в воскресенье вечером.

— Хочешь затащить меня в постель, Авдеев?

— Хочу, чтобы ты посмотрела, как я живу, — хмыкает, и сжимает руки чуть крепче. — Cпала в моей кровати. В идеале ходила голая по моему дому.

— Смахивает на хороший план на выходные.

— И никаких ехидных замечаний?

— Ни одного. — Я могла бы спросить, сколько раз в его доме ночевала Михайлевская и расхаживала ли она голой по гостиной, но зачем, если я знаю, что ее там никогда не было?

Вадим прав — я так часто за него придумываю и додумываю, что самое время просто слушать и смотреть. А Михайлевкая явно не относится к тому типу женщин, которых он будет водить в свой дом. Хотя, строго говоря, и я тоже не очень подхожу на эту роль.

Снова возвращаюсь к мысли, что я почти ничего о нем не знаю. Но раз уж мы проведем вместе все выходные — будет повод познакомиться?

Благотворительный вечер проходит в холле Театра оперы, и водителю Вадима приходится постараться, чтобы найти место для машины. В глаза сразу бросается обилие разных спорткаров, на фоне которых здоровенный черный «мерин» Вадима выглядит почти как неуважение к гламурной публике. А самое смешное то, что как минимум треть этих тачек взята в прокат, а другая треть куплена в кредит, потому что их хозяева ценят в первую очередь дорогие понты, а не безопасность.

«Всегда выбирай большую, крепкую, безопасную тачку, Лори».

Я мысленно еще раз посылаю этого придурка подальше из своей головы, давая себе клятву не вспоминать о нем минимум до конца выходных, и с довольной улыбкой беру галантно протянутую руку Вадима, когда он помогает мне выйти из машины.

Беру его под руку, улыбаюсь, когда на нас налетает парочка фотографов.

— Вот так, Авдеев, — чуть сильнее жмусь к его бедру, — я испортила тебе репутацию идеального холостяка. Знаешь, что завтра о нас напишут? Черная вдовушка прибрала к своим грязным ручонкам лучшую ДНК нации.

В зал мы поднимаемся по высоким ступеням, нарочно медленно, потому что мне приходится придерживать путающийся между ногами подол платья и балансировать на десятисантиметровых «лодочках», которые тонут в густой велюровой ковровой дорожке. Потом еще один променад на фоне пресс-волла с названием мероприятия и всеми его многочисленными спонсорами. На этот раз Вадим спускает руку мне на талию, и со стороны мы наверняка выглядим как стопроцентная парочка. Заодно обращаю внимание на несколько завистливых женских взглядов, одно лицо даже узнаю — это одна из дочек друзей Завольского-старшего. Страшненькая, с лишним весом и самомнением. Сверлит меня взглядом, как будто у нее на Вадима уже забронированы все эксклюзивные права. Не могу отказать себе в удовольствии нарочно словить ее кислый взгляд и отправляю в ответ стервозную улыбочку.

— Авдеев, мы еще в зал не зашли, а я уже пожалела, что не спрятала крестик в трусах. Меня все эти одинокие самочки сейчас испепелят.

— Ты сегодня прямо сыпешь комплиментами, Монте-Кристо.

— Чешу твое эго за ухом, раз уж испортила твои планы на тихий домашний вечер.

Меня перебивает чувство направленного в мою сторону взгляда. Из-за вспышек камер практически невозможно рассмотреть происходящее за пределами фотозоны, но ощущение мерзкой липкости мне хорошо знакомо.

Я ненавязчив тяну Вадима за локоть, и как только мы переходит в более спокойное место, быстро осматриваюсь по сторонам. Хотя тут и ходить далеко не надо — Угорич стоит так близко, что как только мы пересекаемся взглядами, мне приходится натянуть на лицо официальную улыбку и кивнуть. Слава богу, Оксана тоже с ним, и как всегда в каким-то бесцветном наряде, с гладко зачесанными в пучок волосами и видом немой гувернантки. Нужно будет постараться, чтобы поймать ее наедине без этого садиста, но на этот счет у меня только что как раз вызрел план.

— Валерия, — Константин подходит ближе, смотрит в глаза, но я нутром чую, что от желания лапать меня взглядом его останавливает присутствие Вадима, а не стоящая за его спиной собственная жена. — Вадим… Алексеевич?

— Александрович, — безэмоционально исправляет Вадим, и не спешит пожимать протянутую моим «любимым» братцем руку. Тот же трюк он проделывал и с Наратовым, и на Константина он действует ровно точно так же- заставляет дергаться из-за висящей и как будто никому не нужно ладони.

Но Авдеев даже пожимает ее с подчеркнутой неохотой и толикой брезгливости, которую невозможно считать напрямую, но она буквально фонит на зубах как радиация.

— Моя жена, Оксана, — представляет Угорич, но она только слабо что-то бормочет из-за его спины, не делая ни шагу навстречу. — Валерия, рад видеть тебя такой… цветущей. Ходили разные слухи…

— Как всегда — сильно преувеличенные. Собираетесь принять участие в аукционе, Константин?

По программе он начнется через час, когда на мероприятие точно слетятся все богатые кошельки города, чтобы не один олигарх не оказался обделенным вниманием желающих залезть к нему в карман в обмен на пафосную оду о его невероятной щедрости.

До меня внезапно доходит, что Шутов, в теории, тоже может здесь появиться, хотя он вообще не любитель ходить по таким мероприятиям. Но если бы он здесь был — я бы это почувствовала. Не знаю, как, но просто знала бы и все.

— Обязательно посоревнуюсь с другими за право сделать этот мир чуточку лучше, — сально улыбается Угорич, говоря, конечно, абсолютную ложь. — Кстати, Вадим Александрович, я хотел…

Пока он грузит Авдеева какой-то чушью, я пытаюсь привлечь внимание Оксаны, глядя на нее настолько в упор, что она не может этого не чувствовать. Но продолжает стоять как столб и смотреть под ноги, как будто от этого зависит ее жизнь. Лезть к ней прямо сейчас тоже нельзя — любая моя попытка пообщаться с ней потом точно привлечет внимание «любимого» братца. Так что просто мысленно считаю до пяти, а потом, изобразив резкий интерес к кому-то, увлекаю Вадима вглубь зала.

— Разве ты не с ним хотела встретиться? — спрашивает Вадим, ненавязчиво, но уверенно отодвигая от меня плечом прущего куда-то мажористого парня.

— С его женой.

— А она умеет разговаривать? — иронизирует Вадим.

— В нашу прошлую встречу точно умела, но сейчас я уже ни в чем не уверена. Авдеев, ты должен мне помочь.

Он вопросительно поднимает бровь.

— Отвлеки этого урода, чтобы я могла спокойно хотя бы пять минут с ней поговорить. — Смотрю на него с видом девочки, которая целый год вела себя хорошо и заслужила подарок. — После аукциона, а потом мы сразу уйдем.

— Да без проблем. — Вадим пожимает плечами, и я с благодарностью снова хватаю его за локоть, заодно демонстрируя нацелившейся в его сторону блондинке, что здесь ей ловить точно нечего.

Аукцион тянется почти целый час — долгий, скучный и нервирующий, потому что Угорич пару раз встает и уходит, и Оксана, конечно, семенит за ним как тень. Я догадываюсь, что он просто изображает бурную и важную деятельность, выходя как раз в те моменты, когда выносят какой-то особенно дорогой лот (сегодня здесь всякие поделки детей из детских домов семейного типа). Но все равно побаиваюсь, что в какой-то из очередных «важных звонков» Угорич просто слиняет по-тихому, и вся сегодняшняя затея не будет стоить даже грамма моей любимой «Руби Ву» на губах.

На историю со звонком от представителя банка (бот сыграл свою роль безупречно), он среагировал по самому лучшему сценарию, о котором я даже мечтать боялась. Разговор записывался и на видео, и в аудио-формате, так что у меня была возможность послушать и переслушать его раз десять, прежде чем убедиться — Угорич в легкую заглотил наживку. Я боялась, что он начнет докапываться до сути, но Угорич даже уточняющие вопросы не стал задавать. Единственное, что его задевало — сколько именно денег обычно хранят в таких ячейках и как быстро он может получить к ним доступ. Неудивительно, что его дела идут из рук вон плохо и он не способен удержать в руках хоть какие-нибудь финансовые ресурсы — с таким низким уровнем критического мышления просто удивительно, что мой «любимый» братец до сих пор остается на плаву. Но мне его финансовые проблемы как раз на руку. Видимо, с тех пор они еще сильнее ухудшились.

— Понятия не имею, что теперь с этим делать. — Вадим озадаченно крутит в руках купленную страшненькую поделку в виде какого-то животного. Кажется, это должна быть выдра, но похоже на монстра из страшилки для взрослых.

Я с улыбкой вручаю ему свое «приобретение» — вполне симпатичную глиняную чашку, сделанную не без огрехов и, конечно, не стоящее даже близко тех денег, которые пришлось за нее заплатить, но ее хотя бы можно использовать по назначению.

— Приеду к тебе в гости нахрапом сразу с посудой, — изображаю «лицом» коварные замыслы. — Не раздумал еще пускать в гости черную вдовушку?

— Да я уже просто мечтаю поскорее отсюда свинтить.

— Тебе еще Угорича развлекать. Кстати. — Замечаю Константина, стоящего в нескольких метрах от нас. Отмечаю, что желающих поговорить с ним крайне мало, и мысленно жалею Вадима за то, что ему придется вляпаться в это дерьмо на целых пять или десять минут. — Он уже и сам к тебе присматривается.

— Я даже догадываюсь, почему. — Вадим передает наши лоты с аукциона водителю, который как раз за этим пришел. — Надеюсь, в твои планы не входит моя щедрая душа и кошелек, на которые нацелился этот тип?

— Нет, Авдеев, сегодня от тебя требуется только натура.

Я придерживаю его за локоть, улыбаюсь, боковым зрением чувствуя и пару щелчков камеры, и несколько завистливых женских взглядов. И отхожу в сторону, делая вид, что очень хочу поговорить с одной странной женой банкира, аккуратно лавируя по залу, боком обходя маленькие столики, изредка здороваясь и обмениваясь парой фраз вежливости с гостями, большая часть которых мне так или иначе знакома. Когда Угорич замечает, что Вадим ненадолго остался один — тут же бросается к нему. Причем настолько быстро, что это даже смешно. Авдеев прав — братец наверняка планирует вытрясти из него инвестиции в свой очередной, полностью тухлый проект. Но главное — мой план работает, и Оксана остается без присмотра. Отсутствие надзирателя в лице любимого мужа, делает ее смелее, раз она даже голову рискнула поднять, но, заметив приближающуюся меня, тут же меняется в лице и пытается отойти в сторону. Бессмысленные попытки человека, разучившегося делать что-то по собственному желанию, а не по команде.

— Можешь бегать и дальше, и тогда ты, и твои драгоценные дети будут гнить под мостом, — говорю так, чтобы слышала только она. К счастью, Оксана нарочно выбрала самый пыльный и нефотогеничный угол, так что конкурентов на этих несколько метров свободного пространства у нас нет. — А можешь высунуть голову из жопы, выслушать меня и воспользоваться моим предложением. Предупреждаю — я скажу только раз и предложение мое действует несколько дней. Потом лавочка щедрости Валерии Ван дер Виндт закроется, и я тебе клянусь — даже если ты приползешь на порог моего дома вместе со своими драгоценными детками, я не открою дверь.

Глаза Оксаны становятся круглыми, как у курицы, а выражение лице недвусмысленно подсказывает, что она думает о наличии у меня души, сердца и прочих сочувствующих органов. А я просто знаю такой тип женщин, да и саму Оксану успела «пощупать» на способность сорваться с поводка — она никогда не сделает этого добровольно. Даже если увидит оставленные без присмотра ключи от ошейника и цепи — вместо того, чтобы воспользоваться шансом на побег, виляя хвостиком понесет их Угоричу. Единственный способ расшевелить эту лишенную воли амебу — не оставить ей выбора, предельно четко дать понять, что сегодня, прямо здесь и сейчас, она получает беспрецедентное предложение лучшей и спокойной жизни. И надо либо брать — либо признать, что ты просто бесхребетное чмо, которое не любит своих детей и не готово сражаться за их лучшую жизнь.

— Я не понимаю… — мямлит Оксана.

— Счет в банке на пятьдесят тысяч евро, — даже слушать ее потуги не собираюсь, — они твои. Деньги чистые, с ними все в порядке, и они твои. Дом в пригороде Берлина, небольшой, но со всеми удобствами, оформлен в собственность на твое имя. Три билета на самолет завтра в двадцать два тридцать.

Есть небольшая ирония в том, что и деньги, и дом, на которые он куплен, я взяла с одного из левых счетов Завольского, которые пришлось в спешном порядке ликвидировать. Себе не оставила ничего. Представляю лицо жирного борова, если бы он узнал, что бабло, которое он с таким трудом отмывал через кучу подставных фирмочек, пошло не на покупку очередной цацки для его новой шлюхи, а почти что на благотворительность.

Быстро оглядываюсь, чтобы убедиться, что Угорич полностью сосредоточен на Вадиме, и незаметно сую Оксане ключ от банковской ячейки. Я ничем не рискую, даже если этой клуше хватит ума потерять свой единственный путь на свободу, потому что к нему прилагается обязательная банковская идентификация личности. А любая попытка постороннему получить доступ до ячейки будет считать попыткой взлома и заблокирует ее на год без возможности снятия блокировки.

Оксана, секунду помедлив, сжимает ключ в кулаке, а потом незаметно сует его в сумку. Надеюсь, у нее на такие случаи есть какой-то работающих способ избежать если не обыска, то хотя бы обнаружения вот таких маленьких «секретиков». Каким-то же образом ей удалось даже любовника завести, а рядом с таким психопатом как Угорич, следящим за каждым шагом и вздохом своей жертвы, это задача уровня Джулиана Ассанджа.

— Зачем ты это делаешь? — еле слышно шелестит. — Константин ужасный человек… Если он узнает, что ты… что ты сделала это для нас…

«Потому что эти дети — мои племянники».

Мне даже мысленно крайне тяжело дается эта правда, произносить ее вслух я вообще никогда не планирую. А тем более — знакомиться и наводить мосты.

— Тебя не должно волновать, что будет, если случится какое-то гипотетическое «если», Оксана. — Она реально что ли трясется за всех людей на планете? В голове не укладывается. — Я даю тебе возможность сбежать. Почему — тебя тоже не касается. Но для собственного успокоения можешь думать, что это разовая акция под названием «Очистка совести» и в этом году главный приз достался тебе.

— Я не знаю… как, — продолжает мямлить Оксана.

— Ну придумай. Можно разок постараться найти способ улизнуть из дома не ради потрахушек с женатым любовником, а ради будущего детей. Ты ведь так их любишь, да?

Она корчит лицо обиженки, как будто в том, что я сказала, есть хотя бы слово неправды.

— Константин… — Оксана дергается, быстро ищет взглядом по залу, как будто боится, что он моментально появится на звук своего имени. — Он будет нас искать.

— Не будет.

— Ты не знаешь его, — паника заставляет ее непроизвольно повысить голос.

Я бы очень хотела его не знать.

Я бы очень хотела знать только того мальчишку, которого когда-то давно считала своим старшим братом — немного дерганным, нервным и очень ревнующим отца ко мне и матери, но мои любимым старшим братом. На которого я смотрела, как и положено младшей сестре.

Которому доверяла.

Доверяла даже когда он однажды зашел в мою комнату и закрыл дверь изнутри.

— У меня есть ваши с Саниным фото, — разыгрываю свою последнюю карту, забиваю финальный гвоздь в ее, а заодно — и свои сомнения. — Если ты с детьми не сядешь на этот самолет, я отправлю их твоему мужу и его жене.

Если Оксана и после этого не найдет в себе смелость сбежать — значит, она потеряна окончательно. И меня не будет мучить совесть, потому что даже попавшему в капкан зверю нужно приложить хотя бы минимальные усилия, чтобы сбежать, когда охотник освобождает его из ловушки.

Я нахожу Вадима взглядом — он все так же, с каменным лицом выслушивает Угорича, который чуть не из шкуры лезет, пытаясь произвести на него впечатление. От моего прежнего когда-то очень любимого старшего брата в этой мрази уже давно ничего не осталось. Хотя сейчас я совсем не уверена, было ли это вообще хоть когда-нибудь, или эта крыса уже тогда умело притворялась, чтобы втереться в доверие.

Становлюсь рядом с Авдеевым, по-хозяйски беру его под руку.

— Надеюсь, я не помешала чему-то важному? — это просто типовая фраза из набора, подходящих этому мероприятию.

— Мы как раз… — На лице Угорича написано такое явное желание меня придушить, что мне невыносимо сложно сдержать желание ответить ему тем же.

— Ничего важного, — перебивает Авдеев, разворачивает меня в сторону выхода и задает бодрый шаг нам обоим, даже не удостоив моего «любимого» братца вежливым «было приятно пообщаться». — Фу, блядь, как в дерьме извалялся. Он меня чуть не изнасиловал, Монте-Кристо.

«Меня тоже», — мысленно шмыгаю носом, но не подаю виду и в ответ на его вопросительный взгляд даю отмашку, что теперь нам на этом пафосном празднике за чужие деньги, нам уже делать нечего.

К Авдееву мы едем без обнимашек в машине на этот раз.

У него то и дело звонит телефон. Видимо, что-то важное, раз он не может не ответить. Я стараюсь не прислушиваться, даже к окну отворачиваюсь, но мой слух все равно фиксирует обрывки фраз. Первый звонок, очевидно, из клиники, где лежит Марина. Вадим пытается ограничиваться односложными фразами, как зеницу ока оберегая свою драгоценную личную жизнь даже от меня, но все равно пару раз упоминает «не в первый раз» обещает устроить кому-то сладкую жизнь, если подобное повториться. Голос его становится таким металлическим, что я ощущаю привкус железа даже на собственном языке. Интересно, что бы он сделал, если бы я рассказала о том, что Марина нашла способ отправить мне фото Шутова и Рудницкой?

Следующий звонок явно по работе — говорит на английском, с акцентом, но без единой грамматической ошибки. Я мысленно присвистываю, слыша озвученные масштабы деятельности, которую Авдеев собирается там развернуть. Даже если у него получится только половина задуманного, он минимум вдвое умножит свой капитал, но я почему-то уверена, что он добьется, выгрызет и выдерет все, что спланировал.

И еще звонок явно от дочери, потому что его голос моментально смягчается, а в лексиконе появляются жутко умилительные слова. На этот раз я плюю на приличия, поворачиваюсь и разглядываю этого чертовски огромного мужика, вот так запросто сюсюкающегося по телефону с девочкой, которая даже не его биологическая дочь.

Я снова отворачиваюсь к окну.

Если бы Шутов планировал забрать Стасю — он бы уже сделал свой ход. Я его знаю — терпением он никогда не отличался, а если дело касалось чего-то очень важного — становился буквально одержимым. Именно таким он и был, когда говорил, что все равно заберет свою дочь. Если бы он запустил шестеренки судебной системы — я бы уже точно это знала. Вадим бы не был таким спокойным удавом, не проводил бы со мной вечера и точно не отправлял бы дочь на все выходные из дома ради того, что провести их с женщиной, с которой он даже сексом (в классическом смысле этого слова) заняться не может.

Значит, Шутов отдал ему не только меня.

«Я тварь и мразь, которой ты не нужна. Мне вообще никто не нужен».

Нет. Это меня он отдал. Снял поводок, благословил на потрахаться.

А от дочери просто отступил.

Чертовски благородный поступок, Шутов. Особенно для человека, который насмехается над делающими аналогичные вещи людьми. Ладони зудят от желания прямо сейчас набрать его номер, которого давно нет в моем телефоне, но который я помню назубок, и сказать, что самое время перестать корчить из себя плохого парня.

Я что есть силы сжимаю пальцы на маленьком кожаном клатче, проглатывая желание ругаться последними словами, и снова обещаю себе, что абсолютно точно думаю о нем в последний раз.