Дона Камила прожила в доме дочери неделю. Селена понемногу осваивалась, успокаивалась, а вслед за матерью успокаивался и малыш. Жизнь потихоньку входила в свою колею. Но тут, как посетовал про себя Билли, на них обрушилась новая напасть — гости!
Многочисленная родня жаждала познакомиться с новым родственником.
Первыми пришли Гуту и Лижия. Лижия восхищалась черноглазым младенцем. Гуту рассказывал Селене, как обстоят дела на фабрике. Но Селена, которая прежде вникала в каждую подробность, ловила все на лету и непременно предлагала что-то новое и неожиданное, казалось, и не слушала его. Поймав равнодушный взгляд, обращенный в его сторону, Гуту еще раз с особой остротой почувствовал, что прежняя Селена так и не вернулась, что здесь с ними сидит только тень живой, энергичной Селены…
После молодых пришли поближе познакомиться с внуком Изабел и Сервулу. Разумеется, с ними пришел и Шику. Он так гордился своим сыном! Он хотел сам показать его отцу.
Изабел с невольной грустью смотрела, как любовно и ловко управляется Шику со своим сыном.
«Мальчику повезло, — думала она, — он окружен вниманием и любовью. А моя Жуди… Она совсем одна…»
Жуди во время родов отказалась даже от материнской помощи.
— Раз Тадеу здесь нет, я буду справляться одна, — сказала она.
И действительно справилась. Точно так же справлялась она одна и с младенцем, вернувшись из больницы.
Мать предлагала ей нанять няню но Жуди отказалась.
— Хватит того, что мы с малышом живем пока на ваши деньги, — вздохнула она, — Я не хочу никаких лишних расходов.
Изабел радовало мужество ее всегда такой капризной и изнеженной дочери, и вместе, с тем было больно за нее. Разве не достойна ее Жуди лучшей участи?
Как только малышу была позволена прогулка, повезла его в тюрьму показать Тадеу.
Тадеу чуть не прослезился, увидев Жуди с младенцем на руках.
— Ты настоящая мадонна, — сказал он ей. — Пока я живу вами, потом буду жить рада вас. Вот увидишь! Я хочу, чтобы мой сын вырос достойным человеком, чтобы он не боялся своею отца, а гордился им.
Он держал своего сына с трепетом и восхищением,
Жуди с гордостью смотрела на своих двух мужчин, которые оба так нуждались в ее помощи.
Глядя на сына, Тадеу вспоминал, что предлагал ему Силвейра.
Этот одержимый вновь хотел почувствовать себя властелином мира, чья власть не знает границ. Но ему нужен был помощник, слепой исполнитель его воли, орудие благодаря которому осуществлялась бы эта власть, и он предназначал эту роль Тадеу.
— Ты будешь жить в мире неограниченных возможностей, — обещал он ему. — Для тебя не будет законов, зато твои желания будут законом для всех. Разве ты не хочешь испробовать этой головокружительной свободы, когда существуешь только ты, твоя воля и твои желания?
Силвейра говорил очень красиво, очень убедительно, но было одно маленькое «но», и оно мешало Тадеу.
Много неправедного было за спиной Тадеу. Он поддавался самым разным соблазнам» и все они принимали обличье добродетели. Он воровал, но ссылался на послушание отцу. Хотел стать сверхчеловеком, для которого не писаны законы, и оправдывал себя тем, что вновь хочет угодить отцу, который умирает. Но, поддаваясь соблазнам, он познавал тщету и пустоту, которая стоит за это ловушка, а не свобода. Своего сына он научит не поддаваться соблазнам, за которые человек платит собственной жизнью. Теперь ему было легко сказать Силвейре «нет», и его «нет» было твердым как скала.
Но Тадеу волновала вот какая проблема — он хотел, чтобы в метрике маленького Теу стояла его фамилия, но для этого он должен был сам явиться в мэрию.
— Как же с этим быть, Жуди? с беспокойством спрашивал он.
— Я что-нибудь придумаю, — мужественно пообещала Жуди.
У кого она могла искать помощи? Разумеется, у Артурзинью, который в последнее время исполнял должность судьи в Маримбе. Он остепенился и жениться на Арлете, но она, словно золотая рыбка, вновь и вновь ускользала от него.
Артурзинью успокоил сестру:
— Раз вы находитесь в законном браке, то достаточно принести в мэрию свидетельство об этом, и в метрике будет записано имя отца.
Маленький Теодор получил отцовскую фамилию без проволочек.
— Мы очень гордимся, что носим фамилию Сантус, — сказала Жуди Тадеу, передавая ему фотографию, где была снята с малышом.
Растроганный Тадеу поставил ее у своего изголовья. Теперь он никогда не расставался с женой и сыном.
А вот Шику и в самом деле пришлось являться в мэрию.
— Билли хочет назвать нашего мальчика Жуан, — сказала Селена матери. — Передай, пожалуйста, это Шику.
Без особой надобности Селена не общалась со своим бывшим возлюбленным, она понимала, что Билли это неприятно, и не хотела доставлять ему лишних огорчений.
Камила передала Шику, что Селена решила назвать малыша Жуан Франсиску, и Шику это очень порадовало. Кто знает, может, Селена уже на пути к выздоровлению, раз хочет сделать ему приятное и назвать сына в честь отца.
Так он и зарегистрировал сына. Жуан Франсиску Карвалью — значилось в метрике, которую он принес Селене.
Селена вспыхнула — только этого не хватало! Что теперь скажет Билли? Что за самоуправство! Откуда взялся Франсиску?
Она накричала на Шику, наговорила ему обидных слов, и он ушел, потемнев от огорчения.
— Шикинью проголодался, — объявила Камила, входя в гостиную, где сидели Селена и Билли.
— Откуда взялся Шикинью? — заинтересовался Билли. — Очередная шуточка моей любезной тещеньки?
Селена, не желая участвовать в традиционной перепалке зятя и тещи, встала и направилась в детскую.
А дона Камила уселась напротив Билли и приготовилась к обстоятельному выяснению отношений.
— А чего тут непонятного, — начала она, — для Селены наш дорогой мальчик — Жуан, для Шику — Франсиску, благодаря чему у моего внука целых два покровителя — святой Жуан и святой Франсиску. Понимаешь, Билли, я посчитала несправедливым, что Селена одна выбирает имя нашему мальчику. И потом, хоть Жуан и сильный святой, но одного его моему внуку маловато. А уж как мне жалко Шику и сказать нельзя. Только Билли, как вы решили, что если к Шику-старшему прибавить Шику-младшего, то проблем станет вдвое меньше?
— А проблем стало вдвое больше, с раскаянием посетовала Камила, — Селена так кричала на Шику, что у меня сердце кровью обливалось. Не этого я ему желала, нет, не этого!
Камила пригорюнилась, перебирая, чего же она желала Своему дорогому Шику…
— Дона Камила! — окликнул ее Билли, возвращая из страны грез на землю. — Попробуйте запомнить одно: Селена — моя жена, Шику — вчерашний день. Селена любит меня, я — ее, и все ваши попытки плыть против течения ни к чему не приведут.
Билли был похож на терпеливого учителя, который вдалбливает нерадивому ученику навязший в зубах урок.
— Течение-то иногда меняется, голубок! Вот в чем дело, — твердо стояла на своем Камила. — Конечно, я извиняюсь за то, что устроила такой переполох, но уж больно хорошее имя Жуан Франсиску, и я им очень довольна.
Билли безнадежно махнул рукой. Если дона Камила ругала свою дочь за упрямство, то понятно, в кого пошла Селена, и взяла она у своей матушки только малую толику этого «замечательного» качества.
Билли предпринял еще одну попытку предъявить свои права на свою собственную жену: он пригласил ее на ужин в ресторан.
— Мы с тобой полгода женаты, отпразднуем это событие, — сказал он. — Твоя матушка посидит с Жуаном, а мы с тобой наконец побудем вдвоем!
Селена не могла отказать мужу в его просьбе. Билли вел себя так кротко, столько терпел неприятностей и никогда ни в чем не упрекал ее.
И вот они сидят в уголке шумного зала, на столе стоят самые изысканные блюда — ради такого случая, любя Селену, Лиана особенно постаралась. Билли преподнес ей изысканный футляр. Селена открыла, его:
— Боже, какая прелесть! — воскликнула она, доставая переливающееся ожерелье.
— А это лучшее вино, которое я нашел, — проговорил Билли, наклоняя бутылку над бокалом Селены.
— Мне же нельзя вина, Билли! — воскликнула Селена. — Я же кормлю
— Ну тогда вино буду пить я один, а ты будешь пить воду. Но выпьем мы за мир и покой в нашем доме. И за то, чтобы наше затворничество кончилось и мы поехали с тобой в свадебное путешествие!
— Ну куда же я поеду? Пока я буду кормить Шик… то есть Жуана, я никуда не могу ехать. Или ты хочешь взять его с собой? — Селена пристально смотрела на мужа.
— Нет, в свадебное путешествие полагается ехать только вдвоем. Я самый терпеливый мужчина на свете, и у меня хватит терпения дождаться времени, когда ты не будешь больше его кормить. А когда это примерно будет?
— Меня мама кормила до года. Ты же понимаешь, как важно, чтобы ребенок рос на материнском молоке.
— Да, конечно, я все понимаю. Но давай поговорим о нас с тобой, Скажи, куда ты хочешь поехать?
— Я всегда мечтала отвезти маму в Ватикан, ей так хочется увидеть Папу Римского! — с воодушевлением проговорила Селена
— А кто будет сидеть с Жуаном? Ты же не бросишь его на Чужие руки? — с фальшивым пафосом встал на защиту прав ребенка Билли.
— Да, правда, правда, опомнилась Селена, — Конечно, я не могу его ни на кого оставить, он такой маленький, беззащитный.
— Ну вот мы и попутешествовали, — подвел итог Билли. — Сделали круг и вернулись к исходному пункту, к той оси, на которой все вертится, — к ребенку. Так что единственное путешествие, на которое я могу рассчитывать, это поездка в ближайший парк и катание там на «русских горках».
— Билли, пойми меня! Я не могу не думать о моем сыне! — с величайшей убежденностью в своей правоте сказала Селена.
— Я понимаю, — кивнул Билли. — Я понимаю даже слишком много.
Зека очень сочувствовал отцу. Он видел, что тот слоняется как неприкаянный.
— А почему бы тебе не заняться фотографированием? — спросил он, желая помочь ему найти какой-то выход. — Что-то я давно не видел тебя с фотоаппаратом. Ты ведь очень любишь это занятие.
— Мне теперь не до фотоаппарата, сынок. Лабораторию в ванной пришлось ликвидировать. Ты сам видишь, что там творится — Пеленки, распашонки, горы детского добра. И представь среди всего этого я с фотоаппаратом. Сразу же начнется: сними, как ребенок плачет, сними, как смеется, как срыгивает, как писает. А теперь с бабушкой, а теперь с тетей, а теперь… Нет уж!
— А мне все-таки кажется, что тебе нужно заняться каким-то делом. Не собираешься же ты вот так гнить всю свою жизнь!
— Уста младенца, по известному выражению, гласили истину. Билли не стал отнекиваться, он был рад излить наболевшее.
— Я себя чувствую зверем в клетке. Я всегда ездил, куда хотел, делал, что считал нужным. Мне уже звонили из агентства три раза, но я отказывался, если позвонят в четвертый, вся моя карьера коту под хвост!
— Ты можешь говорить мне все что угодно, пап! Кричать, ругаться, может, тебе будет легче. Но знаешь, я всегда хотел быть похожим на тебя, на такого, каким ты был, — умного, ловкого супер-агента…
— А не на неврастеника и психопата, которым могу стать, да? Ты замечательный сын, Зека!
Отец и сын смотрели друг на друга-с тем пониманием и любовью, которые существуют только между по-настоящему близкими людьми. Билли крепко потрепал сына по плечу:
— Спасибо, сынок, ты очень мне помог!
Вскоре он получил по электронной почте новое предложение своего агентства, сложное, опасное, увлекательное. Билли ответил согласием. Он всегда был одиноким волком. Вот и в путешествие, пусть не свадебное, он опять отправится один…
Однако без согласия Селены окончательного решения он принять не мог, если не хочешь, скажи одно слово, и я откажусь, — сказал он ей.
Селене не хотелось. С того дня, как с ней случилось несчастье — она упала, и в голове у нее что-то повредилось, — она судорожно держалась за Билли. Он был для нее своеобразным талисманом, гарантией, что все в ее жизни в порядке, все хорошо. Но на этот раз она вдруг увидела страдающий взгляд Билли и поняла, почувствовала, как нужна этому взрослому, полному сил мужчине его работа, эта дальняя и опасная поездка, и она, преодолев свое судорожное и болезненное желание вцепиться в него и не отпустить, сказала:
— Возвращайся поскорее, я буду ждать тебя.
Билли был растроган и вздохнул свободнее. Похоже, в его жизни могло что-то и в самом деле наладиться.