От Билли пришло письмо. Он звал все свое семейство в Европу. Похоже, его задание подходило к концу и ему хотелось показать Селене новые места, а в этих новых местах, может быть, начать с Селеной новую семейную жизнь, которая не слишком заладилась в старых.
Писал он, как всегда, иронично и весело, и у Селены сжалось сердце от его нарочито бодрого тона. Что могло быть у них в жизни хорошего, если оба они только старались, а не любили, делали вид, что счастливы, но не испытывали настоящего счастья?
Но зато она чувствовала вину и перед Билли, и особенно перед Шику.
Она считала себя недостойной Шику. Сколько она принесла ему бед! Она предала его, лишила сына! И теперь он как нищий выпрашивает с ним свидания.
Если сразу после отъезда Билли, когда Шику только раздражал и сердил ее, она не виделась с ним, желая избежать сплетен, то теперь избегала встреч, потому что не могла взглянуть ему в глаза. Что он думает о ней?! За кого принимает?!
Готовность, с какой Шику принял ее условия, тоже больно ранила Селену. Нежелание видеть ее — вот как она расценила эту готовность. Ну что ж, раз Шику смирился и отказался от нее, смирится и она. У нее есть обязательства перед Билли. Полюбить его она не сможет, но она сохранит ему семейный очаг. Поддержкой ей будет Зека. Он обожает отца, им хорошо вместе, их привязанность будет согревать и ее.
Она поспешила обрадовать Зеку полученной новостью: они едут в путешествие, отец зовет их всех в Европу! Они поедут встречать его в Париж, где у них будет медовый месяц!
— У отца, похоже, крыша поехала! Тоже мне, медовый месяц с Толпой народа! — скептически усмехнулся Зека. Чувством юмора, ироничностью он пошел в Билли, и точно так же, как тот, подчас не стеснялся в выражениях. — И потом, он забыл, что у меня экзамены? Нет, я никуда не могу ехать.
Трезвость Зеки огорчила Селену. Она-то готова была совершить подвиг — двинуться всем семейством через океан, с малышом, с мамой с Зекой.
Она должна была доказать Билли свою преданность. Но пасынок облил ее ведром холодной воды. Мало этого, он и еще добавил ледяной водички.
— Нет, я не смогу, не поеду. Я не могу бросить свои дела, — твердо сказал он. — Да и у Шикинью есть свой отец. Ему может не понравиться, что маленького ребенка тащат неведомо куда.
Селена вспыхнула: рядом с рассудительным пареньком она выглядела страшно легкомысленной. Но признать свою неправоту сразу не могла.
— Уверена, Шику возражать не будет, — сказала она. — Я очень соскучилась и непременно поеду.
— Поезжай, и пусть у вас будет настоящий медовый месяц, — доброжелательно сказал Зека. — Потому что я уверен, Шику не отпустит малыша. А ребенок может путешествовать только с согласия отца и матери.
Селена промолчала. Устраивать именно сейчас медовый месяц ей не очень-то хотелось. Больше всего ей хотелось расплакаться оттого, что все так невыносимо запуталось и она не видела из этой путаницы никакого выхода.
Она и расплакалась, когда сидела с доной Камилой и пила ее знаменитый кофе. И сквозь слезы рассказала про все: как все вспомнила, как любит Шику, какой прекрасный человек Билли и как она перед всеми виновата.
— Вот это подарок так подарок, дочка, — обрадовалась Камила. — Я только об одном об этом и молила твою покровительницу Деву Марию Апаресиду. Она меня не подвела. И никаких сложностей я не вижу — увидишься с Билли, все ему расскажешь, и дело с концом.
Все, что для Камилы было простым, для Селены оставалось сложным. Но если ей с Билли и в самом деле будет невмоготу, она будет жить одна, с матерью и Шикинью в Бураку-Фунду. Приняв такое решение, она почувствовала хоть какое-то облегчение и стала готовиться к путешествию.
Разрешение у Шику она спросила просто так, для проформы, не сомневаясь, что получит его. Но Зека оказался прав. Шику отказался наотрез дать подобное разрешение.
— Билли безответственный человек, — заявил он. — Это видно хотя бы по этому его приглашению. Я не могу отпустить ребенка. А что, если вы все надумаете там остаться? Да мало ли еще что может случиться? Он еще слишком мал, чтобы пускаться в подобные странствия. Смена часового пояса, смена климата, пищи может пагубно сказаться на его здоровье. Ни в коем случае.
Самое ужасное, что Селена была полностью с ним согласна, но все же принялась возражать.
— Ты не имеешь права…, начала она.
— Имею! — отрезал Шику и вышел.
Шику горько переживал потерю Селены, но еще горше то, что между ними нарушился контакт и взаимопонимание. Все последнее время они только и знали, что ссорились. В поведении Селены не было никакой логики. От нее можно было ждать чего угодно. Шику считал подобную нелогичность следствием болезни и надеялся, что время все выровняет.
Но если им было трудно понять друг друга, когда рядом не было посторонних, то что будет, когда вернется Билли? Селена по всякому поводу будет вставать на дыбы, возмущаться, упрямиться, сердиться, а это будет сказываться на Шикинью. Как оградить мальчика от психологических травм?
Неизвестно, сколько бы упорствовала Селена, борясь с собой и Шику, но в одно прекрасное утро почтальон положил конец этой борьбе. Он принес телеграмму, которая гласила: «Семейный отпуск отменяется».
— Чем короче, тем дешевле; — мудро заметила Камила, а Селена окончательно встала в тупик. Что случилось? Почему Билли послал такую телеграмму? Можно было подумать, что он все понял без объяснений. Понял, что никакого медового месяца не будет.
Селена так измучилась своими неотвязными мыслями о прошлом и будущем, что даже позвонила Лижии и сказала, что не выйдет в этот день на работу.
Она работала вот уже несколько недель.
Вернувшаяся память вернула ей и работу. Лижия, Гуту были просто счастливы, им не хватало трезвого, изобретательного ума Селены.
Но когда она шла по кромке пляжа, смотрела на накатывающие волны и думала о Шику, Билли, себе и Шикинью, ее трезвый ум молчал. Захлестывали чувства. Чего только она не вспомнила под шум океанских волн — их любовную ночь с Шику, телесную близость, нежность, понимание…
Нет, она не могла быть женой Билли. Билли был другом, верным, надежным другом, а муж у нее был один — Франсиску Карвалью. Если он откажется от нее, она будет одна воспитывать Шикинью.
Вернувшись домой с твердым решением, Селена немного успокоилась. Она возилась с Шикинью, которому исполнилось уже полгодика и который с каждым днем становился все смышленее и забавнее, когда дверь открылась и на пороге появился Билли. Он похудел, побледнел, у него была перевязана рука, но глаза сияли.
— Наконец-то дома! — радостно воскликнул он, обнимая Селену, и тут же поморщился: рука давала себя знать. — В последнюю минуту пришлось лечь в больницу и там как следует поваляться. Так что поездку отложим до другого раза, согласна?
Она кивнула.
— Конечно! О чем речь? Я так рада, что ты приехал, Билли.
В комнату вихрем влетел Зека и кинулся отцу на шею. Вот кто был действительно рад встрече, вот кто был в неподдельном восторге.
Отец и сын уселись в гостиной и, перебивая друг друга, стали делиться новостями.
— Сейчас мама кофе сварит, и я вас покормлю чем-нибудь вкусненьким, — сказала Селена и не спеша пошла на кухню. Ей нужно было хоть несколько минут, чтобы привести свои чувства и мысли в порядок. Все ее твердые решения мгновенно рассыпались в прах. Она не могла обидеть этого человека, который столько сил потратил на нее, который ждал встречи, скучал, надеялся на нее. Обидеть не могла, это правильно, но ведь и лечь в постель тоже. А он, ее муж, несомненно, ждал именно этого. Их первой брачной ночи!
Глаза Селены снова наполнились слезами. Похоже, ей никогда не выпутаться из этого клубка.
Узнав о приезде Билли и взглянув на Селену, Камила мигом поняла, что печалит ее дочку.
— Промолчала? — укоризненно спросила она. — Хочешь опять наступить на те же грабли? И до каких пор будешь молчать, дуреха? До самой смерти?
— Я не решилась, мама! Он только что приехал. Он ранен. Не могла я его с порога ошарашивать!
— Ну сиди на кухне, собирайся с силами, — сказала Камила. — Мне все равно идти с зятьком здороваться, я ему и поднос с едой отнесу.
Из коридора Камила услышала слова Билли:
— Здесь я никогда не буду счастлив, Зека! Семейная жизнь, повседневные заботы — это не моя стихия. Я был ослеплен любовью, считал, что такое сильное чувство сможет изменить меня самого и мою жизнь. Но я — гражданин мира, моя жизнь — это приключения, действие. Пока я выполнял задание, я это понял. Единственный выход для Селены — это уехать вместе со мной.
Тут дона Камила решительно толкнула дверь и вошла.
Встреча была теплой, если не сказать горячей, если к сердечному теплу прибавить еще и температуру кофе. Нет, в самом деле, Билли был рад увидеть свою тещу, он не забыл, что обязан доне Камиле тишиной в своем доме, и радостно приветствовал ее.
— Посижу-ка я с вами, — сказала дона Камила, прочно усаживаясь на диван
— А я, пожалуй, пойду, па! — сказал Зека, он так и не привык к этой деятельной, добродушной, но очень чужой ему женщине. Да и привязанностью к Селене не мог похвастаться. Если признаться честно, то он скучал по Диане, которая так его понимала! Но где она теперь, дона Диана?
— Иди, сынок, иди, а мы тут с тещей пообщаемся, — весело отозвался Билли. — Ну что у нас новенького? Что хорошенького? — принялся он расспрашивать дону Камилу, чувствуя, что она не даром так прочно уселась на диван.
— Ты меня знаешь, я вокруг да около ходить не люблю и скажу тебе прямо, что хорошенького мне сообщить нечего, — начала Камила, помолившись про себя Святой Деве Марии Апаресиде.
— А что, есть плохое? — заинтересовался Билли. — Что-то с ребенком?
— Малыш, хвала святым Жуану и Франсиску, у нас здоров, а вот Селена…
— Что такое с Селеной? — забеспокоился Билли и даже поставил на стол чашку с кофе, а ведь оторваться от кофе доны Камилы было трудно. — Она больна?
— Нет, Билли. Она здорова, — ответила с нажимом дона Камила и посмотрела прямо Билли в глаза.
Билли всегда отличался сообразительностью, и ему показалось, что он все понял.
— Неужели? — уточнил он.
— Да, она была больна, но выздоровела. И эта ее амнезия — или как ее там — прошла. К ней вернулась память, Билли. Она все вспомнила.
— И Шику? — Билли в упор смотрел на Камилу.
— И Шику, — кивнула Камила. — Вспомнила, что любит его, и мается, места себе не находит, не знает, как тебе сказать.
Билли вскинул голову. Нельзя сказать, что известие его порадовало, но и совсем уж неожиданным тоже не было. Он ведь был умный человек и мог предположить, что такое однажды случится.
— Ну что ж, что Бог ни делает, все к лучшему, — сказал он. — Вы ведь были правы, дона Камила, когда говорили, что я не подхожу для семейной жизни. Хорошо, что ничем серьезным наш брак не обернулся…
— Уж так хорошо, так хорошо, — с радостным облегчением подхватила дона Камила. — Ты даже представить себе не можешь, как я умоляла Божью Матерь Апаресиду, чтобы не довела дела до греха!
— Представляю, — усмехнулся Билли. — И благодарен, что вы поминали меня в своих молитвах, пусть даже таким не совсем обычным образом. Но нужно сказать, что я мучился, как приговоренный к смерти!
— А Селена? А Шику? Да все вы мучаетесь как приговоренные! — Камила умоляюще прижала руки к груди.
— Да вы не волнуйтесь, дона Камила! Я непременно найду выход из положения!
И все-таки ему было бы приятнее, чтобы первой ему сказала о своем выздоровлении Селена, а не дона Камила, но этого он своей правдолюбивой теще не сказал.
Вечером он пожаловался на свою руку и по тому облегчению, с каким Селена уложила его одного в спальне, понял, до какой степени права дона Камила.
Дни шли, а Селена никак не могла решиться сказать мужу правду. Днем она была внимательна, заботлива, предупредительна, а вечером с облегченным вздохом меняла ему повязку на больной руке и уходила спать в детскую.
— Неужели она всерьез думает, что я могу жить так всю жизнь? — недоумевал Билли.
А дона Камила точно знала, что так жить невозможно, и вот, помолившись в очередной раз, она строго-настрого наказала дочери рассказать мужу всю правду.
— Не бойся его, я ему главное сказала и вот видишь, до сих пор жива! — заявила Камила
— Ты? Сказала? — всплеснула руками Селена. — Что же он обо мне думает? Что я лживая, неискренняя?
— Глупости! — отрезала Камила. — Иди поговори с ним! И дело с концом.
И Селена наконец набралась решимости. За это время она много плакала, много думала и пришла к твердому решению. Это решение она и хотела сообщить Билли.
Билли ждал разговора с Селеной и не стал разыгрывать неведения. Она рассказала ему, как вернулась к ней память.
— Мне хотелось уехать в Бураку-Фунду и сгинуть там навечно, — говорила она. — Огромного усилия воли мне стоило не обратиться за помощью к Шику. Но теперь я все поняла и решила.
— Что же ты решила, скажи. — Билли смотрел на нее спокойно и ласково.
— Шику ничего не узнает. Ему и так хорошо. Мы перестали понимать друг друга, он заново строит свою жизнь, я не буду ему мешать.
— Но ты же его любишь! — настойчиво проговорил Билли.
— Это не важно. От этой любви я отказалась. Я потеряла ее. А главное, вышла замуж. Ты защищал меня, заботился, рисковал жизнью. Ты — лучший мужчина на земле, любая женщина была бы рада быть рядом с тобой, и я решила, что сохраню верность той клятве, которую давала, выходя за тебя. Рот Селены был твердо сжат, глаза смотрели прямо и твердо. В решимости ей отказать было трудно, а вот насчет любви…
— Ты меня не любишь, — сказал Билли.
— Скажу откровенно, я приложу все силы, чтобы тебя полюбить. Только не торопи меня. А если ты откажешься со мной жить, я тебя пойму и буду жить одна и растить своего сына. Клянусь, больше ни один мужчина не будет из-за меня страдать!
Селена была похожа на трагическую героиню из слезливой мелодрамы. Она приготовилась страдать за всех, она раздала всем причитающееся им счастье и не оставила себе ни капельки
— Я восхищаюсь тобой, Селена, — сказал Билли, но на этот раз без тени иронии. — Ты — потрясающая женщина. Но у меня сейчас кое-какие дела. Очень срочные. Я вернусь через полчаса. И мы договорим
Селена осталась одна в полной растерянности. Она успела забыть, что Билли непредсказуем.
Он и вправду вернулся через полчаса, и не один, а с Шику. Билли подтолкнул его к Селене и сказал:
— Мне кажется, вам есть о чем потолковать. А что касается меня, то я завтра улетаю. Мне позвонили из Вашингтона и попросили возглавить одну операцию по борьбе с наркотиками. Места все знакомые — Бразилия, Колумбия, Боливия.
Встретив благодарный взгляд Селены, он прибавил:
— Жизнь не такая кровожадная злодейка, какой ты ее себе вообразила, детка! Ей не нужны жертвы. Она любит счастливых!