Тетрада Величко

Глава 10

Прошлое

Квартиры, конечно, являлись пока просто коробками. Ничего не было, кроме стен и бетонной стяжки на полу. Зато двухкомнатные. Да и, конечно, имелась простенькая сантехника и газовая плита. А все остальное — не проблема. Покрасить-побелить, наклеить обои, бросить линолеум. В принципе, объем работ не пугал. Да и свое же, грех не постараться! Тем более что не многим уже так везло, большая часть предприятий отказывались от строительства жилья для своих сотрудников в нынешних экономических условиях, сколько бы те ни стояли на очереди. Так что проблем Кузьма не видел. Ходил сейчас по гулким комнатам, по коридору, казавшемуся огромным после общежития, осматривался, примерялся.

— Что днем делал? — мать вышла из кухни, где организовала некоторый склад стройматериалов, пока его не было.

Кузьма пожал плечами.

— Ничего особенного, по району прошелся, посмотрел, что поменялось. С Игорем встретился, посидели, кофе попили у него. Про парней рассказал, про дела.

Мать как-то непонятно глянула в его сторону. Помолчала, прошлась по коридору. Кузьма не совсем это все понял, пока мама не повернулась все-таки к нему с порога меньшей комнаты.

— Кузьма, знаешь… Насчет Игоря, — было видно, что мать сомневается, не зная, стоит ли продолжать. Но все же добавила. — Он хороший парень. Но родители упустили немного. Вечно в разъездах… В общем, про него сейчас многое поговаривают во дворе. Не знаю, насколько правда, вроде как не с той компанией он связался. В банду какую-то влез… Ты будь осторожней. Про голову на плечах не забывай.

Мать говорила прикусив губу. Наверное, опасалась, чтоб отторжение не вызвать или гордость не задеть. Хотя была права во многом, это Кузьма уже знал после разговора с Греком. Тот кое-что рассказал, о чем-то намекнул, предложение двинул… Заманчивое, конечно. Но Кузьма в этом не был заинтересован. Хватало мозгов понимать, что не все так просто, и «бесплатный сыр бывает только в мышеловке». А хочет ли он так рисковать — сомневался. Он за мать в ответе теперь, как и она за него раньше. И за малышку свою, выходит…

Забавно, даже не думал об этом два или три дня назад, а сейчас и в голову не приходит, что кому-то другому Кристину отдать может. Еще к кому-то на свидание отпустить… Хрен вам. Его она. Целиком и полностью.

В общем, от предложения друга он отказался и Грек не настаивал. Просто сказал, чтоб помнил и имел в виду, мало ли… Потом рассказал о неплохом спорт-клубе, который открылся на стадионе, сказал, что тоже там знает владельцев, приглашал приходить. Кузьма обещал подумать, вот только немного с ситуацией разберется. Вообще, они нормально с Игорем посидели, обсудили многое, повспоминали.

Но вслух Кузьма этого не говорил. Хмыкнул, подошел и коротко обнял мать.

— Все нормально мам, мне это не интересно. Не волнуйся.

Она и правда расслабилась, будто сильно нервничала. Впрочем, ничего удивительного. После того, как отец ушел от них, мать все одна тянула, положила все силы на то, чтоб его хоть как-то человеком сделать. А он и так глупостей уже натворил. Знал, что мать очень расстроилась, когда Кузьма никуда не поступил. Ей помощь его нужна, а не всякие сомнительные авантюры. На кого матери еще рассчитывать? Не на кого же.

Он пощупал линолеум, лежащий пока свернутым в рулон. Взял деревянный плинтус, который мать с тетей Томой и Григорием купили раньше, прикидывая, как лучше: просто гвоздями прибить или еще и на замазку посадить? Стены выглядели неровными и это слабо сказано. Явно щели будут. Местами, может, и в палец. Григорий обещал через час-полтора прийти, помочь с этим, надо будет посоветоваться.

— А что ты делать думаешь, сына? — достав банку с краской, которую купили для ванной, мать явно собиралась начать красить. — Теперь, когда вернулся. Может, хоть в техникум какой попытаешься? — даже с какой-то робостью уточнила она.

— Посмотрим, мам. Похожу, разберусь. Пока видел объявление, что грузчики нужны недалеко от нас. На лето подойдет. Не дело мне уже у тебя деньги брать. Да и помощь явно нужна, вон, сколько сюда вкладывать, — обвел рукой квартиру. — Там работа утром в основном. Будет время, чтобы и вам помогать, и по техникумам узнать. А может, еще водителем где-то устроюсь. Корочка есть, да и опыта в армии набрался.

Мать, похоже, совсем успокоилась. Кивнула, согласившись с его планами, что все не так и плохо. Открыла краску.

— Сына, балкон открой в комнате, пожалуйста, чтоб меньше дышали гадостью. Сейчас тепло, пусть сквозняк будет, — попросила она.

Кузьма кивнул и пошел открывать дверь. Вышел на открытый балкон, прикидывая, что еще надо будет его застеклить, чтобы больше пространства. А то ветер гуляет да дожди заливают…

Осмотрел двор. И улыбнулся, увидев Кристину на балконе их квартиры. Малышка с явным любопытством глядела во двор, где уже бегала ватага ребятни из соседних, заселенных в прошлом году, домов. Кузьма же с большим интересом на нее любовался. Достал сигареты, решив перекурить перед тем, как начнет.

— Она в тебе души не чает, — тихо заметила мать, выйдя следом на балкон. Косо глянула на сигарету, но ничего не сказала. — Если и думали, что пройдет, то после ежедневных писем — ни у Томы, ни у меня сомнений нет, что малышка в тебя влюблена по уши. Да и сам видел, как она на тебя смотрит. Как на божество какое-то.

Мать внимательно глянула в его сторону. Но Кузьма все еще смотрел на Кристину, выдыхая сигаретный дым. Малышка их не заметила пока. Ишь, какие матери прозорливые, оказывается. Раньше него самого в ситуации разобрались. Опыт жизненный, что ли, сказался?

— Да и ты когда позвонил тогда, грозясь самоволкой… И письма. Ты мне ни одного не написал, а ей… — мать подмигнула. — Я задумалась, сына. И сейчас вижу, как ты на нее поглядываешь. Не думаю, что это потому, что ты вернулся только и еще не загулял ни с кем…. Загуляешь ли? Или она нужна? Мы не против, сын, решила сказать просто. Мне Кристя давно — что дочка. Да и тебя Тома любит. Только о том же попрошу, что и раньше, — мама осторожно коснулась его плеча. — Головой думай. Ей школу закончить надо. И поступить Кристя очень хочет…

— Она поступит, ма. Не переживай. Слово тебе даю. Кристина выучится, если хочет. На врача — значит на врача, — улыбнулся Кузьма, затушив окурок о железную ограду балкона.

Малая в этот момент подняла голову, словно почувствовала их. И широко улыбнулась, помахав им. Кузьма махнул в ответ. Но тут ее позвали из квартиры, даже они услышали голос тети Томы. Пожав плечами, словно извиняясь, Кристина юркнула внутрь.

— У нее все будет, что Кристя ни захочет только. Все, что угодно. Должен же хоть кто-то из нас в университет поступить. Она это заслуживает.

Кузьма повернулся и с той же улыбкой глянул на мать.

— Да и мне надо на ноги встать.

— Хорошо, сына, я очень рада, что ты именно так думаешь, — похоже, ему удалось совсем мать успокоить. Выглядела она очень довольной. — Ладно, пошли. Само оно ничего не сделается, а работы много еще, — вздохнула мама и вернулась в комнату.

Кузьма потянулся за ней.

Учебный год закончился через неделю. И так как в следующем году предстояли выпускные экзамены, в этом году Кристину не мучили. Хотя это как посмотреть. Кузьма не помнил, к примеру, испытывал ли когда-то такие муки. Приятные, спору нет, от которых все тело на пределе и кожа, кажется, даже колебания воздуха от ее шагов начала воспринимать. Не помогало даже то, что Кузьма таки устроился грузчиком. Вроде бы ежедневный подъем в четыре утра и приличная физическая нагрузка, еще и с непривычки, должны были бы притупить вожделение. Только фиг вам! У него от Кристины с каждым днем все больше контроль и выдержку срывало. Тем более что сам себе же запрещал переходить к чему-то большему, чем объятия и мимолетные поцелуи. Не в губы. Он до сих пор ее в губы не целовал. Потому что хватало ума понимать — не сдержится. Его мавка так серьезно взяла его в оборот, что Кузьма как по канату над пропастью ходил. А ведь так хотелось все правильно и красиво для нее сделать! Потому что это его Кристина была. Самая дорогая и важная девочка, которую он привык от всего беречь и защищать. Даже от себя, по ходу.

Помнил свой первый раз, который был первым и для девчонки — ничего там красивого и прикольного, по большому счету, не было. Растерянность, какая-то неловкость и неуверенность в том, чего она от него хочет, как самому все путем сделать. Сейчас, конечно, опыта хватало. Никогда монахом не был. Да и чего девки от секса ждут и хотят — уже хорошо понимал. Но это же не просто какая-то девка, это его Кристина.

А она сама еще больше ему душу трепала тем, что все время обнимала так, словно никого и ничего дороже него не имела, от его рук никогда не уходила. И сама целовала все время его щеки, его виски, вечно ее пальцы в его волосах. Даже сейчас их прикосновение ощущал, кажется, хоть малышка и спала в комнате.

Мавка. Околдовала. Свела с ума.

Кузьма выдохнул сигаретный дым в открытую форточку на кухне. Еще все спали. Это он поднялся, потому что на работу. Сейчас позавтракает, кофе выпьет, и пойдет разгружать новые ящики с молоком, картошкой, молодой капустой, которую сегодня обещали завезти. Блин, тяжело все-таки. Первые два дня спину ломило. Все мышцы болели. Приходил и отсыпался после работы. А Кристина заявила, что это ей надо спать на полу, а ему после такой нагрузки — на диване лучше.

Вообще, по фигу, конечно. Что там, что там — мышцы ломило все равно. Но днем Кузьма отсыпался на диване. И малышку пару раз просто к себе затягивал и прижимал. Чтобы рядом полежала, без пошлостей всяких. Запахом волос ее дышал, теплом кожи наслаждался. Все же мышечная боль помогала себя в руках держать. И ее заодно.

А потом они вдвоем ездили на новые квартиры, что-то делая то в одной, то в другой. Вечером родители подтягивались, включаясь в ремонты. В принципе, все неплохо было. Только газ еще не подключили, но матери где-то достали две переносных электропечи, так что даже еду разогревали, или Кристина на месте что-то готовила, пока остальные красили и штукатурили.

— Доброе утро, — тихий шепот Кристины заставил повернуться.

— Доброе, мавка, только тебе бы спать еще и спать. Считай, последние каникулы в жизни, — хмыкнул Кузьма, затушив сигарету.

Завела себе моду Кристя — поднималась почти так же рано, как и он, чтобы провести Кузьму на работу. А у него все внутри в узел сжималось каждый раз, как видел ее такой: взъерошенной, сонной, в этой майке и шортах, глаза еще с поволокой, мечтательные такие. И смотрят на него с таким чувством, что пощупать, кажется, можно. И каждый раз ему схватить ее хотелось, прижать к себе крепко. Ну за что его так любить можно, казалось бы? С таким восхищением смотреть — за что? Обычный же. Парень как парень. Но от этого ее взгляда голову вело, реально героем быть в ее глазах хотелось. Дать ей столько, что и сам словами описать не смог бы. У Кузьмы с вербальным выражением эмоций вообще беда была, как и с письменным, конечно. Не умел он говорить красиво. Прям задумался, а не наверстать ли упущенное в школе? Не стащить ли пару книг Кристины по литературе, почитать всего этого, на что во времена своей учебы — терпения и желания не хватало? Да все некогда было с новой работой и ремонтом.

— Отосплюсь потом, зато с тобой посижу, — махнула рукой малышка. И тут же зевнула, испортив всю браваду. Чем заставила Кузьму улыбнуться. — Ты еще не варил кофе?

Он покачал головой. По правде сказать, ему от ее присутствия — только лучше. Хорошее настроение на весь день, хоть Кузьма и пытался каждый раз отправить ее назад спать.

— Сейчас сварю, — Кристина подошла к плите, достала турку, потянулась за кофе.

Оказавшись при этом совсем рядом. Кузьма не удержался, обхватил ее за талию обеими руками, уткнулся лицом в живот, оголившийся из-за задравшейся майки, прижался губам к впадинке пупка. Бли-ин! В глазах за секунду потемнело. В голове горячая пустота. И малышка над ним задохнулась. Согнулась, вцепившись пальцами в его короткие волосы, прижалась к его макушке губами.

— Господи, мавка! Ты что творишь со мной?! — хрипло зашептал Кузьма, не в силах прекратить, оторваться от ее живота. Целовал кожу, крепко сжимая, гладя спину ладонями под майкой. — Здравый смысл в топку…

— Ку-у-узьма… — только и смогла хрипло выдохнуть она, кажется, потеряв голос.

Хорошо, конечно, потому что простони Кристина это громче — точно всех бы разбудила. Но у него и от этого шепота кровь забурила, вспарывая вены бешеным желанием, которого он не помнил никогда. Не знал такого, кажется.

Сам не понял, когда дернул малышку на себя, усадив на свои колени. Запрокинул голову, принявшись целовать шею Кристины, голые плечи. А руки против воли вроде бы, так и потерялись под ее майкой: обводит пальцами выпирающие контуры ее лопаток, скользит над позвонками, придавливая. Губы прижимают пульсирующую точку на шее, повторяют тонкий контур подбородка. Сжимает тело, от ощущения которого в ушах звенит. И понимает, что, может, перегибает палку, а давит на ее бедра, прижимая крепче к своему паху. Блин, хочет ее так, что никаких сил уже нету.

А Кристина не вырывается, прижимается к нему с такой же силой. Гладит его голые плечи, легко царапает грудь ногтями. Обхватила уже его щеки ладошками и все ему позволяет, что Кузьме только ни вздумается. Сама его щеки, лоб целует, брови обводит дрожащими пальцами.

На кухне тишина, и только их прерывистое дыхание оглушает. Оба на грани.

И тут малышка надавила, словно требуя, чтобы Кузьма на нее прямо глянул. Так и держит за щеки. И взгляд этот с поволокой, но уже не сонной, а возбужденной, потому что его хочет, веки едва удерживает, он это хорошо понимает. Кузьма поддался, не совсем поняв, чего Кристя хочет. Глянул глаза в глаза. А она медленно-медленно сместила ладошку и провела по его губам пальцами, очерчивая контур. Придвинулась ближе, поерзав на его бедрах. Японский бог! У него никаких сил не осталось. Выдержки — ноль.

А малышка все ниже наклонялась к его лицу, продолжая всматриваться своим одурманенным взглядом в глаза Кузьмы.

— Тсс, мавка, — попытался остановить он ее, а его ладони все еще под ее майкой.

И, ладно, он был достаточно при мозгах, чтобы понимать, что уже тыльной стороной рук ее грудь гладит. А хочется повернуть руки и сжать открытой ладонью эту манящую полноту, перекатить соски между пальцами, которые и так ощущал через ее футболку — слишком близко, слишком крепко они прижимались.

— От меня куревом несет, ну куда ты… — попытался притормозить ее, не имея понятия о том, куда все вывернет, если она все же его поцелует сейчас.

А Кристина медленно улыбнулась, с таким искушением, с таким весельем, что у него пульс враз подскочил до двух сотен, кажется.

— Глупый ты мой. Такой родной, и такой глупый… — наклонилась еще ниже к его губам. — Для меня с детства сигареты — тобой пахнут, — уже почти ему в губы прошептала Кристина, щекоча рот Кузьмы этим шепотом.

Это ли послужило последней каплей? Или ее слова, ударившие ему в голову? Или все вместе? Только он сорвался окончательно. Резко надавив на ее спину одной рукой, он прижал лицо Кристины к своему и впился своим ртом в ее губы, целуя жадно и по-взрослому. Царапая, потому что снова не успел побриться. Поленился, намереваясь потом, когда вернется, этим заняться. А теперь она тихо стонала от каждого его прикосновения. И он ощущал, как кожа Кристины покрывается мурашками. А оторваться не мог, даже чтобы спросить — не больно ли? Врывался своим языком в ее губы, облизывал, прикусывал. А его вторая рука все-таки добралась до груди Кристины под майкой, сжав нежную плоть, от ощущения которой у Кузьмы черепную коробку подрывало. Про то, что творилось с его пахом, и вспоминать было нечего. Он и хотел бы остановиться, но не мог — вжимал свои бедра в ее промежность, удерживал бедра Кристины крепко прижатыми к своим. Хоть малышка и не отстранялась, наоборот, скользила по его телу своим, неосознанно терлась, доводя обоих до белого каления. До такого напряжения страсти, когда колотить начинает, если в этот же момент желанного не получить. Пах горел огнем, каким-то садистским болезненным удовольствием ощущения ее на себе и недостижимостью при этом. Но Кузьма держался еще каким-то макаром. И только все целовал и целовал Кристину, царапая и прикусывая губы малышки. Пока у обоих дыхание не кончилось, вынудив прерваться.

Кристина задыхалась. Ее руки крепко обхватили его шею, а пальцы впились в затылок Кузьмы. Она дышала так надрывно, словно тонула перед этим, и сейчас пыталась хоть немного ухватить воздуха. Уткнулась лицом ему в шею.

Его руки все еще на ее теле, сжимают, гладят, заставляя Кристину выгибаться, тихо, надрывно стонать. И он задыхался, сам глотал воздух распахнутым ртом. И целовал ее веки при этом, брови, скулу дразнил губами, языком. Слабо отдавая себе отчет в том, что делает, продолжая натирать, дразнить ее грудь, скользнул второй рукой из-под майки ниже, провел пальцами по бедрам, погладив голую кожу ног. Поднялся выше, чувствуя, как каждая ее мышца под его руками начинает сотрясаться мелкой дрожью. Подцепил мягкую ткань шортов, потянул в сторону, поднырнув пальцами под них. Так же оттянул белье.

Малышка тихо застонала, как-то дернувшись. То ли испугавшись, то ли, наоборот, стремясь к нему и его ласке. Но Кузьма не собирался сейчас доводить до конца. Точно не в такой ситуации. Или, во всяком случае, не до своего логического разрешения. А вот ей захотелось дать максимум. Ощутить дрожь первого удовольствия Кристины, которое он ей доставит.

Снова впился в губы своей мавки, отвлекая, дурманя так, как и она его с ума свела. И коснулся самого нежного, шелковистого уголка своей малышки. Такого одурманивающе влажного и мягкого! Кристина застонала ему в рот, задрожав крупной дрожью.

Он сжал ее еще сильнее, продолжая и поцелуй, и свои настойчивые, напористые, но ласковые, давящие прикосновения, поглаживая, дразня. Ей не потребовалось много. Кузьма едва успел прижать ее голову к своему плечу, заглушив стон Кристины. И крепко держал любимую, позволяя обмякнуть, повиснуть на нем, до конца погрузиться в это удовольствие, ни о чем не думая и не заботясь. Сам едва не кончил, ощущая ее дрожь. И дышал так, будто спринт только что сдал. Кровь барабанила в висках, лоб испариной покрылся. Но он продолжал держать Кристю, и все еще нежно поглаживал ее чувствительные, дрожащие бедра.

Блин! Он однозначно был бы не против так каждое утро начинать вместо кофе. И по фигу, что у самого пах аж болит от желания и возбуждения.

— Кузьма… — тихо-тихо, едва слышно. Больше щекоча его шею, чем реально говоря.

— Да, малыш? — наклонился к ее лицу, целуя закушенные губы, натертые его щетиной, его ртом, горящие щеки.

— Люблю тебя, — казалось, что она вся расплавилась от этого оргазма. Словно растеклась по нему, окутывая своим теплом и жаром.

Мама дорогая, и это ведь он даже не вошел в нее! Что же потом будет? Что эта мавка сотворит с ним?!

— Выходит, я тебя тоже люблю, маленькая, — усмехнулся он в ее губы, легонько прикусив нижнюю.

Кристина блаженно зажмурилась, обнимая его дрожащими руками. И вдруг встрепенулась, попыталась сдвинуться. Кузьма не пустил, удержав на месте. Больно или нет, а он еще не готов был ее отпустить и лишиться веса Кристины, ее жара на себе.

— А ты, любимый? — как-то неуверенно и смущенно глянула Кристина на него снизу вверх. — Ты же не… — она покраснела, похоже, смущаясь пока открыто это обсуждать.

А он ухмыльнулся во весь рот. Чуть сжал пальцы, все это время продолжающие ласкать ее грудь.

— С этим мы потом разберемся, малышка. Не горит, — оно-то, как раз, горело адским огнем, как ему казалось. Но Кузьма от ее удовольствия какой-то нереальный внутренний кайф получил. И не хотел это пока смешивать. — Главное, что тебе хорошо, мавка моя. — Он вновь поцеловал ее в губы.

В этот раз коротко, но крепко. Вот знал же, чувствовал, что сорвется от поцелуя, последние ограничители перегорят… И перегорели-таки.

— Сейчас мне на работу собираться надо, малыш. А ты иди еще поспи, — поправил ее одежду, хоть так и не сумел заставить себя оторвать руки от груди Кристины. Гладил, дразнил, легонько сжимая.

— Не-а, — покачала головой Кристина, глубоко вздохнув. — Я тебе все-таки сварю кофе. И еду разогрею. А то знаю тебя, так и пойдешь, только сигареты выкурив. А у тебя же работа тяжелая. Ты хоть представляешь, сколько энергии твоему организму нужно, чтобы такие тяжести таскать? Нашел бы что-то больше по себе…

Похоже, пришла в себя малышка немного. Оседлала любимую тему, которую завела, как он грузчиком устроился — что это ужасно тяжелая работа. И Кузьма с его головой точно нашел бы что-то лучше. И легче. Переживала за него. А Кузьме от этого горячо в груди и в голове становилось. Дурел от нее с каждым днем все сильнее. От этой безоговорочной веры в него.

Отпустил, позволил встать, хоть и видел, что у нее еще дрожат и руки, ноги. Блин, ладно, у него самого руки дрожали. Вытащил сигарету и прикурил, пока Кристина кофе засыпала. А потом, понимая, что надо, поднялся, отложил в пепельницу и подошел к раковине, включил воду, сполоснул руки. Плеснул себе в лицо, на затылок, пытаясь мозги в порядок привести. Отпустило немного.

— Все будет, мавка, — пообещал, глянув на нее сквозь капли холодной воды. Подмигнул Кристине, зачарованно уставившейся за него и забывшей про кофе, по ходу. — Будет другая работа. Дай только срок. Разберусь. Освоюсь на гражданке немного. Кофе убежит, малыш, — напомнил он, хоть и не хотелось, чтобы она отводила этот одурманенный, влюбленный взгляд от него.

— Ой, точно! — переполошилась Кристя и подхватила турку дрожащими руками, все же немного расплескав.

А у него так хорошо на душе было сейчас, как ни разу после полноценного секса ни с кем не бывало. Кузьма подошел и обнял Кристину со спины. Уже просто, без поползновений. Хотелось ее все время в своих руках держать.

настоящее

Кристина осталась на ночь в больнице. Ни домой не пошла, ни в квартиру, что Кузьма подарил — не вернулась. Похоже, кабинет в больнице у нее сейчас настоящим домом и был. Позвонила матери, просто сказала, что хочет подумать, разобраться в себе. Мама не спорила, только грустно посетовала, что доля у них с дочерью какая-то несчастливая.

Сходила-таки в ту кофейню, про которую Кузьме рассказывала. Но долго там не высидела. Трусливо убежала. Хоть кофе и круассаны оказались выше всяких похвал. Только там как раз проходил какой-то мастер-класс «интуитивной живописи».

Кристина до сегодня не сталкивалась с этим понятием. Даже согласилась поучаствовать, когда организаторы увидели ее интерес и предложили. После встречи с Кузьмой, от которой до сих пор лихорадило, хотелось отвлечься. А чистый мольберт и яркие краски выглядели очень забавно. Даже в ее подавленном и измочаленном состоянии. К тому же рисовать предлагалось руками и особые навыки не требовались, как она поняла. Художественными талантами Кристя вроде никогда не обладала. Но когда Кристина взялась за дело, под расслабляющую, какую-то «космическую» музыку и медленные размеренные слова инструктора, по совместительству являющейся хозяйкой кафе… Что-то пошло не так и не туда, однозначно.

Сама не сразу поняла, что происходит и творится: с ней, с красками этими, с мольбертом… И снова глупо плакать начала. Но так непривычно: сухими глазами, беззвучно, словно просто задыхалась. Будто бы что-то из нее рвалось наружу мазками серой и темно-синей, какой-то багрово-пурпурной краской, старалось выбраться то, что она настолько долго внутрь себя заталкивала, не позволяя ощущать и проживать.

— Расслабьтесь, отпустите себя, — тихо посоветовала инструктор, тут же подойдя к ней. — Прекратите сопротивляться. Отпустите контроль, позвольте всему выйти…

Но Кристину такое предложение привело в настоящий ужас. Как она жить сможет дальше, если поступит подобным образом? Как выдержит? Она же умом тронется…

— Нет, — замотала головой, глупо ухватившись за часть фразы. — Мне нельзя без контроля. У меня же пациенты тогда умирать начнут, я должна все контролировать, — зная, что не о том говорит, и не в этом причина боли, раздирающей грудь изнутри, Кристина принялась с ожесточением вытирать руки тряпкой. — Нет…

Девушка-инструктор глянула на нее так серьезно, словно понимала всю ложь и боль Кристины. Только этого же быть не могло!

— Извините, — отложив тряпку, так до конца и не оттерев краску с ладоней, Кристина попятилась от нее. — Мне идти надо. Дежурство… Простите…

Ее не останавливали.

— Приходите еще, — только и предложила девушка, провожая Кристину взглядом.

Кристя неопределенно пожал плечами в ответ и, подхватив свои вещи, выскочила из этой кофейни, начав одеваться уже на улице. А горло все еще пекло от задушенного крика и слез, которые так и не сумели излиться.

Она знала это состояние. Понимала, что находится на грани нервного срыва, то и дело проваливаясь в истерику. А Кристине это совсем не было нужно. Некогда. Да и смысл какой? Что изменится?

«Глупо и неуместно», убеждала она саму себя, отправившись в больницу пешком, чтобы хоть как-то успокоиться. Прогулялась по парку, стараясь глубже дышать. И даже для самой себя неожиданно, позвонила Роме.

— Киса, слушай, давай забудем утро? — сходу начал муж, когда Кристина не успела сказать и слова еще. — Про детей и все остальное. Давай просто забудем. Я сильно жалею, правда…

— Ром, — прервала Кристина его, зачем-то наступая только на диагонально уложенные плитки на дорожке в парке. — Давай лучше про все забудем. Про последние годы. Я так больше не могу. И не в тебе даже дело, — вздохнула она.

— О чем ты говоришь, Кристина? — настороженно переспросил муж.

Она прям наяву увидела, как у него на лбу и вокруг глаз появились морщины. Рома не был плохим. Просто… Просто они чужие, и как бы она ни старалась, себя переломить не может. Даже назло Кузьме.

— Поезжай, наверное, к своим родителям, Рома. Думаю, нам стоит сделать то, что еще несколько лет назад следовало. Я в понедельник на развод подам. Не могу так больше…

— Кристина, не впадай в истерику, — возмутился Роман. — Какой развод? Ты о чем? Хороше же все…

— Что хорошо, Рома?! — то ли закричала, то ли рассмеялась Кристина, вспугнув стаю голубей в парке. — Что хорошо?!

— Я тебя люблю. Ты просто устала очень. Нам в отпуск надо…

— Я тебя не люблю, Рома. Вернее, люблю, но не так. Ты хороший человек, добрый, внимательный… Как брат. Младший. О тебе заботиться надо, не обижать… Только не могу я больше так, — вздохнула она и положила трубку.

Живопись на ней так сказалась, что ли? С чего вдруг решилась?

Но и зачем дальше это тянуть — не могла найти причины. Что ей — легче стало, что ли, от того, что замужем была? Да, Кузьму этим наотмашь била. Каждый раз не упускала случая больнее в сердце упреком пнуть. Хотел, чтобы у нее мужик под боком был все время? Надежный, домашний — вот, получи. Есть… Но добавило ли ей это счастья? А Роману?

«Не руби сплеча, киса. В понедельник поговорим. Остынь немного», — непривычно серьезное, пришло смс от Ромы.

Остынь… Хороший совет. Да только она к нему еще несколько лет назад остыла. Если до измены еще старалась, искала каждую черту, в которую можно влюбиться — то потом опустила руки. Так что точно знала — ничего к понедельнику не изменится. Но, по крайней мере, его ответ показывал, что к словам ее Рома прислушался и, вероятнее всего, поедет к родителям. Хорошо, Кристине не хотелось свою мать волновать еще больше, втягивая в выяснение отношений.

Спрятала телефон и продолжила путь. А на работе погрузилась в привычную атмосферу, стараясь забыть про все остальное, наплевав на то, что не ее смена. Подумаешь, вышла на сутки или двое раньше — обычное дело…