Тетрада Величко

Глава 6

Настоящее

Прав был Руслан, дома ей покоя не дали. Хорошо, что на работе хоть немного в тишине отоспалась. Стоило Кристине вернуться, как на нее тут же обрушилась информация про протекающие трубы в подвале, неэкономные лампочки в подъездах и давно прохудившуюся крышу дома. Мама с тетей Машей увлеклись идеей ОСМД, как только вышел закон о реформировании жилищно-коммунальной сферы, и теперь активно занимались данной темой, агитируя соседей участвовать в благоустройстве собственного дома. Их активность в этом вопросе была настолько очевидной и впечатляющей, что не только Кристина решила не мешать матери и тете Маше, но и все соседи пали перед их натиском. На последнем собрании жильцов эти двое практически единогласно были избраны председателем и замом председателя ОСМД, и с еще большим рвением занялись окончательным оформлением бумаг.

Поначалу Кристина немного волновалась: хватит ли ее родным сил (тетя Маша давным-давно стала для нее настоящей «тетей» в душе и сердце, второй матерью)? Кузьма же в ответ на все ее сомнения и тревоги только ухмылялся, отмахиваясь, что у людей занятие нашлось, они молодость вспомнили, а она мешает матерям развлекаться. И в конце концов Кристина согласилась, что, как бы странно это ни звучало, а вся эта беготня, споры с бывшими ЖЭКами и предприятиями коммунального хозяйства будто бы бодрили и вдохновляли матерей. Дали им возможность вновь ощутить себя «при деле» и полезными.

Потому тоже не мешала.

Единственное — что ей теперь волей-неволей приходилось быть в курсе всех технических подробностей обеспечения дома, к чему Кристина, откровенно говоря, никогда не стремилась. А вот Рома проявлял немалый интерес к деятельности тещи и каждый совместный ужин у них превращался в обсуждение параметров покрытий для крыш, цвета краски для подъездов и формы почтовых ящиков.

— Нет, вы только представьте! — с возмущением, но увлеченно делилась мама с ними своими сегодняшними «приключениями». — Мы с Машей три часа пытались добиться от директора нашего бывшего ЖЭКа, на что именно потратили деньги, которые все мы платили за «содержание». И что вы думаете? Она мурыжила нас отговорками, пыталась показать, какая она занятая, гоняла из кабинета в кабинет. Видно, думала, что мы устанем и оставим ее в покое. Но не тут-то было! — с победоносным видом хмыкнула мама, с аппетитом опустошая тарелку.

Кристину это радовало. Не скитания матери по коридорам ЖЭКа, а хорошее настроение и воодушевление. Потому она старалась не терять нить рассказа, внимательно слушая. Рома даже отставил свою тарелку, позабыв на время про борщ, похоже.

Над их головами, в углу тихо бормотал небольшой телевизор, но никто не обращал внимания на экран.

— И куда же они их тратили, Тамара Ефимовна? — с искренним интересом уточнил Роман.

— Никуда! Они их «списали», представьте! Воспользовались лазейками! Больше ста тысяч! — с угрожающим видом направив в их сторону ложку, заявила мать. — Ничего не отремонтировали и просто «списали» наши деньги! Наверняка поделили между собой, знаем мы эту схему. Ну, ничего! — вновь погрозила мама ложкой. — Мы с Машей тоже не «божьи одуванчики», нас так просто не провести. Мы на нее заявление в полицию написали! И уж, будьте уверены, просто так она не отделается теперь! — завершила рассказ мама с выражением справедливого торжества на лице, загадочно поглядывая в бок Кристины.

— Ну, Тамара Ефимовна, вы, на всякий случай, не расстраивайтесь сильно, если вдруг делу ход не дадут. Сами же знаете, как оно у нас — «рука руку» моет. Наверняка у них есть «крыша», если они творили такое… — попытался быть реалистом Рома.

Но мама только хмыкнула.

— Ха! Нашему заявлению ход дадут! Даже не сомневайся! — и вновь взгляд в ее сторону.

Ясно. Тетя Маша решила не надеяться на правосудие и позвонила сыну. Понятное дело, депутату не откажут. Тем более, не просто депутату… И чьи-то головы полетят однозначно. А ОСМД их матерей больше точно никто не будет трогать.

— Вы — молодцы, мамочка, — улыбнулась Кристина, поднимаясь из-за стола. — Даже не сомневаюсь, что все у вас получится, — обхватив маму за плечи, она наклонилась и поцеловала ее в щеку. — Ты, главное, таблетки от давления пить не забывай, при таких-то баталиях.

В последние годы давление у матери сильно повышалось и Кристине приходилось следить, чтобы она принимала лекарства, словно за малым дитем. Отчего-то мама это всерьез не воспринимала.

— Спасибо, солнышко, — мама тепло ей улыбнулась на слова поддержки. — Пью я таблетки, пью. А ты почему не доела? Куда подскочила?

Мать недовольно глянула на ее тарелку, в которой осталось еще минимум половина. Точно, как в детстве. Кристина улыбнулась, отошла к окну и посмотрела в темный двор.

— Не хочется, мам. Не голодная. Устала как-то сильно, ничего не хочу.

Мама глянула недовольно, но сейчас уже не могла прикрикнуть, заставляя Кристину доесть. Только вздохнула. А она вглядывалась в темноту. Фонари горели плохо, через один. Не рассмотреть ничего особо. Да и чего Кристина там не видела? Старых деревьев? Или припаркованных машин?

Отошла, включила чайник.

— Ром, ты чай будешь? — спросила, увидев, что муж заканчивает с ужином.

— Да, киса, спасибо, — улыбнулся муж, поднялся, отставил тарелку в раковину. — Как дежурство? — начал проверять шкафчики на предмет печенья, видимо.

Кристина вздохнула: забыла зайти в магазин. Вроде и отоспалась физически, но умом все еще ощущала себя измотанной. Рус опять подвез ее до подъезда и Кристина даже не подумала, чтобы куда-то зайти.

— Нормально, — залив кипятком заварку в чайнике, Кристина накрыла все крышкой-прессом.

Кусочки фруктов и лепестки васильков медленно кружили в толще горячей воды вместе с чаинками. Красиво. Ей нравился этот чай.

— Знаешь, тихо все было, повезло, — подошла к раковине и начала мыть тарелки. — Карецкий немного погонял на обходе, а потом спокойно все шло, без торопливости. Рус в здравотдел уехал — все расслабились, — улыбнулась Кристина.

— Понятно, — хмыкнул Рома, с довольным видом извлекая на «свет Божий» позабытую ими пачку с печеньем. — Всегда так…

— Кристя! Ну что ты, — всплеснула руками мать, порываясь встать со стула. — Я помою, ты и так с работы, зачем посуду хватаешь?

— Все нормально, — отмахнулась Кристина. — Тут мыть нечего, считай, а ты сегодня навоевалась, посиди, поешь спокойно.

— Тебе наливать? — Рома достал чашки и опустил пресс, осаждая заварку.

Кристине стало немного жаль, что всю красоту придавило, но она лишь кивнула на вопрос мужа. Закончив с посудой, вытерла руки. И, взяв свою чашку, зачем-то снова вернулась к окну. Не выглядывала Кузьму, нет. Да и не было никаких предпосылок для его визита к матери сегодня. Ей просто хотелось здесь постоять.

— Кристин, печенье? — позвал муж.

— Нет, Ром, спасибо, не хочу, — покачала головой, делая первый глоток.

Любила васильки. Чай этот только из-за них покупала, хотя и не стала бы утверждать, что они какой-то вкус напитку придают. Просто удержаться не могла.

Вечером Кристина пошла спать раньше всех. Мама с Ромой остались смотреть какое-то телевизионное шоу, а у нее душа не лежала. Да и не задерживал ее никто — Кристина же с дежурства. А о том, что половину рабочего дня она благополучно проспала, Кристина умолчала. И когда Рома пришел (самым последним, похоже, улегшись) — притворилась спящей.

Ей было тяжело. Вновь. Так каждый раз случалось после встреч с Кузьмой. Когда не видела его несколько недель или месяцев — могла обмануться, убедить себя, что забыла, что отстранилась. Вспомнить, какой Рома хороший и нежный, напомнить себе, почему однажды его выбрала, измученная и Кузьмой, и Русланом.

Но вот так, когда только несколько часов назад дышала запахом Кузьмы, когда руки еще помнили ощущение его кожи, его волос — не могла. Ее колотило от одной мысли, что обнять мужа надо… Или что он сейчас ляжет рядом с ней и обнимать решит… Ей и Руса прикосновения противными были после таких встреч. Никого рядом терпеть не могла. В Кузьме нуждалась, в его запахе, тепле, силе… И ненавидела за это и Кузьму, и себя саму.

Забилась в самый угол между диваном и стеной, отвернулась и зажмурилась, стараясь дышать едва слышно и спокойно. Рома раздевался тихо, и очень осторожно лег рядом. Ощущалось, что не хочет ее разбудить. И от этого Кристине становилось только хуже.

Она проснулась от ощущения теплой руки мужа, обнявшей ее со спины. Долго не могла уснуть ночью: лежала и слушала его сонное дыхание. В отличие от Кристины, Рома отключился быстро. Всегда так засыпал. И то и дело задевал ее, переворачиваясь на бок.

Они никогда не спали обнявшись… Это о многом говорило Кристине, на самом деле. До сих пор помнила, как на Кузьме спала, как ждала его, хоть и до четырех утра, потому что без него глаза не закрывались. Или как он ее под себя подминал полусонный, не отпускал, придавливал, чтобы дальше спала рядом с ним, в его руках, «под контролем».

И сейчас это снилось… Спасибо, что просыпалась без криков.

Одного не могла понять, почему Рома не придает этому значения? Для него не важно? Всегда разворачиваются в разные стороны. Не касаются друг друга во сне. Даже странно, ведь можно хоть случайно сложить ноги на другого, или руки там. Но нет, не выходило. Будто оба блюли свою территорию.

Она понимала, в чем дело с ней. А с ним — в чем тут дело?

Сейчас же проснулась от достаточно однозначного, хоть пока еще и очень сдержанного жеста.

— Киса, — тихо и нежно позвал ее Рома в самое ухо. — Выспалась, милая?

Она улыбнулась и повернулась к нему.

— Наверное, сама еще не поняла, если честно…

Рома ответил ей улыбкой, обнял крепче и прижал к себе.

— Знаешь, о чем я ночью подумал, Кристя? — так же тихо и с соблазном прошептал муж, перебирая ее волосы.

Ну, она догадывалась вроде.

— О чем? — усмехнулась, приподняв бровь.

Однако, как оказалось, ошиблась на все сто процентов.

— Я ребенка хочу, — Рома наклонился и поцеловал ее в скулу.

А Кристина не выдержала — рассмеялась от неожиданности. Да еще и так, что пришлось сесть, чтобы успокоиться. Вытерла слезы, выступившие на глазах.

И глянула на Рому сверху вниз с недоверием.

— Серьезно? Ребенка? А что, одного — мало? — вышло с ехидством, хоть и не хотела его задевать, кажется.

Закрыли тему когда-то и забыли. Впрочем, не она ее из закромов извлекла.

— Спасибо, Тоня от алиментов отказалась, когда замуж вышла и ее муж усыновил ребенка. А так — до сих пор бы платили… — напомнила.

— Это еще не доказано, что то — мой ребенок!

Рома изменился в лице, скривился и поджал губы. Отвернулся. Сел, отбросив одеяло.

Обиделся. Будто это она шлялась по бабам и о безопасности не думала. Потому и слухам верить готов, что сам не безгрешен. И о нем такие же слухи по больнице в свое время ходили. Только правдивые, как выяснилось.

Кристина поднялась с дивана и начала разыскивать расческу.

— ДНК-тест на отцовство сейчас сделать — не проблема, — спокойно заметила она. — Да и платить ей ты не отказывался.

Нашла искомое, подошла к двери на балкон, рассматривая улицу. Принялась медленно расчесывать волосы. Не любила на ночь заплетаться, свободными волосы оставляла, а оно спутывалось. Глупости это все. Надо стричься, точно.

— Ты сына-то сколько раз за эти годы видел, Рома? — так же ровно уточнила Кристина, не оборачиваясь. Впрочем, ей было видно отражение мужа в стекле. — С чего это вдруг еще отпрысков захотелось?

— Киса…

Роман глубоко вдохнул, шумно и тяжело втягивая воздух в себя. И поднялся с дивана. Подошел к ней сзади и обнял. Кристина не вырывалась, продолжая расчесываться. Она сама его выбрала, так к чему глупые истерики?

— Я же уже извинялся. Да, я натворил дел…

— Рома, не надо. Я не упрекаю. И этот вопрос мы давным-давно решили, — опустив руки, она накрыла его ладонь своими пальцами.

Повернулась и посмотрела в глаза мужу.

— Я не хочу детей, Рома. Мы это обсуждали и тебя все устраивало, насколько я помню. Что сейчас изменилось?

Внимательно глянула Роме в глаза. Он же отвернулся. И даже отошел.

— Ничего. Взрослею, может? — не глядя в ее сторону, буркнул муж. — И тебе бы пора не только о карьере думать. Женщина же…

А Кристине почему-то показалось, что его внезапно вспыхнувшие родительские порывы имеют прямое отношение к вчерашним упрекам в сторону Руслана. Решил ее в декрете от «мнимого любовника» спрятать? Или и от работы, и должности тоже? Рома никогда на словах не возмущался вроде, что ее заведующей назначили, хоть он и старше, и работал дольше. Но иногда что-то проскальзывало в отношении, и в словах — обида, что ли…

Внутри стало как-то гадко и противно. Словно привкус плесени во рту. И вспомнилось то, что сопровождало их брак лет семь назад — сплетни, его измена, беременность медсестры в терапии…

Самое странное, что Кристина не ревновала даже тогда. Просто противно стало. И обидно. Она ему никогда не изменяла, что бы там душу не рвало. Она тогда даже не разговаривала с Кузьмой, не видела три года, не писала ему. И он ее не трогал, честно выполняя требование Кристины. С Карецким держалась в пределах рамок «коллеги». Так искренне старалась стать счастливой в семье, которую решила с Романом создать. А он…

Самое странное и непонятное для нее, что Роман даже не любил эту Тоню. Просто тр**ал, потому что та дала понять, что не против. Считал это допустимым, ведь он такой красивый, такой милый — что же удивительного, что женщины перед ним устоять не могут?

Это не Роман ей говорил, это его мать, свекровь Кристины, за сына заступалась, когда все раскрылось. Уговаривала невестку простить и понять, обещала, что сама на сына повлияет, вставит ему мозги, чтобы больше семьей не рисковал. Отец у него бабник тот еще по молодости был, так что она Кристину понимает, но больше не допустит, чтобы Ромочка…

Кристина ей слабо поверила — свекровь сына баловала страшно, даже в таком возрасте, ни в чем не отказывала. «Ромочка» в ее доме и вилку сам не должен был брать, только сидеть во главе стола, как царь. Помнится, когда Кристина это впервые увидела, поблагодарила за приглашение, встала и пошла к двери одеваться. Взбесила мать Ромы таким отношением. Тогда еще не свекровь. Возможно, не брось Роман все в тот момент и не побеги за ней, и не было бы ничего. Не понимала она такого поведения, не могла сопоставить милого и внимательного врача, с которым работала вместе, вежливого и серьезного, с этим… «маменькиным сынком».

Но Рома догнал ее. И поклялся, что такого не повторится. Говорил, что он мать расстраивать не хочет, сердце у нее давно шалит, а ему не сложно позволить себя опекать…

С одной стороны, для Кристины в тот момент было дико смотреть на взрослого мужчину двадцати восьми лет, который все еще живет с родителями и ничего не предпринимает, чтобы это изменить. С другой… она тогда так устала от «мужчин с титановым стержнем» внутри, которые раз за разом «проезжали» по ее сердцу своей принципиальностью, словно трактором…

Так хотелось покоя и уюта. Просто тихого семейного счастья. Без оговорок, без тайн и долгих ночных ожиданий, без ужаса, когда не знаешь, вернется ли? А если вернется — позволит ли ей рядом быть? Без того, чтобы ее в сторону ради карьеры отодвигали, предпочитая нелюбимую, но выгодную дочь чиновника из министерства…

Кристина тогда просто от жизни устала. От постоянной боли, пожирающей душу и сердце, от пустоты внутри. Ей казалось, что она готова искренне отдать всю свою, никому не нужную нежность и сердце Роме. И Кристина старалась, честно старалась…

— Киса, но это же не значит ничего! Я тебя люблю, это так, глупости, ошибка, — убеждал ее Роман, когда оказалось, что сплетни медсестер не такая уж больная фантазия. — И разводиться я не хочу, что ты говоришь такое?! Ты — моя жена, и я тебя люблю…

Она тогда смотрела на него — и идиоткой себя чувствовала. Не потому, что ей «рога» наставили. А потому — что не понимала этого мужчину перед собой. Что это за любовь такая у него? Что за понятие о семье, если так?

Почему не ушла в тот момент? Сама же ему развод предложила. Но Романа будто подменили после всего — завело его, что ли, то, что она отстранилась и холодной стала? Теперь он все внимание ей уделял, прямо-таки добивался потерянной взаимности и симпатии, всеми доступными методами прощение заслужить пытался. Словно бы эта холодность Кристины для него лучшим стимулятором влюбленности и афродизиаком служила.

А ей — просто безразлично стало. Будто чувства отключили все. И такая усталость душевная, моральная накатила. Апатия какая-то. Просто все равно. И разницы нет, что и как. Даже порадовала эта холодность в чем-то, казалось, не вынесет больше надрывов, бурь и шквалов в груди, сердце разорвется. А от его предательства — не больно. Ровно все.

И Кристина словно спряталась за ним, за этим безразличием. За мужчиной, вроде бы и не чужим, но и не настолько родным, чтобы переживать об обидах. Словно затаилась, хоть как-то стараясь залечить душу.

И сейчас от его слов о детях — то же ощущение накрыло. Аж желудок подвернуло тошнотой.

Кристина молча взяла из шкафа одежду и быстро переоделась.

— Ты куда? — удивленно наблюдал за ней Роман. — Выходной же. И не завтракали еще…

Ее еще больше замутило от упоминания о еде в этот момент.

— Воздухом подышу, погуляю, — взяла телефон, сумку и вышла.

Быстро накинула пальто, натянула сапоги и выскочила из квартиры, чтобы мать не увидеть. Не хотелось с ней говорить, ничего объяснять желания не было. Да и Роман не останавливал. Наверное, понял, что вытащил наружу своей идеей с наследниками, вот и решил дать Кристине время успокоиться.

Вышла из подъезда, подумав, что кофейня на углу соседнего дома должна быть открыта, можно там взять кофе и в самом деле побродить по улицам. Туда и пошла, похоже, оказавшись одним из первых клиентов. Заказала у еще сонного бариста двойную порцию «американо» с собой. А вытащив из сумки кошелек, чтобы расплатиться, вдруг заметила плотный темно-зеленый конверт, который забрала вчера, уходя с работы.

Присела за пустой столик, глотнув горячего кофе. Обожгла язык и не обратила внимания. Впервые раскрыла конверт и достала документы, оставив пока внутри ключ и какую-то плотную пластиковую карту. Бегло просмотрела бумаги, задержавшись на адресе. Действительно, совсем недалеко от больницы. Покрутила в руках ключ и эту непонятную зеленую карту с эмблемой жилого комплекса. Снова сложила все в конверт и спрятала в сумку. Допила кофе, глядя в окно на еще пустые улицы раннего субботнего утра.

А потом, поддавшись странному порыву и этому гадкому привкусу плесени на языке, вытащила из кармана телефон и вызвала такси.