Тетрада Величко

Глава 5

Восемнадцать лет назад

Май радовал погодой: не жарко, но приятно тепло. И все просто насыщено запахом весны. Трава такая зеленая, что аж глаз режет, и листья на деревьях еще пылью не притрусило. А этот аромат в воздухе — свободы и раздолья!

Кузьма с детства любил май, как явное свидетельство скорого окончания школы. Близящейся «свободы». И сейчас май — не подвел его. Дембель. Два года не был дома толком. И вот, наконец-то, возвращался. Аж не верилось, блин!

Потому, наверное, воздух казался еще слаще и внутри непривычная благодать ощущалась, которой столько месяцев не чувствовал. Ненавидел систему и тупые, ничем необоснованные «правила». Всегда бунтовал против глупых, по его мнению, требований и порядков. Но в армии, конечно, пришлось воспитывать силу воли и характер. Там бунтарство себе дороже. Проще зубы сжать и присмотреться, подстроиться и извлечь для себя выгоду по-тихому, чем раз за разом нарываться. Тупостью Кузьма никогда не отличался.

Но сейчас не об этом думалось — домой хотелось так, что аж зубы сводило. И чем ближе подъезжал, как ни странно, тем больше трясло от нетерпения. Соскучился по своим нереально. Слов не знал, как рассказать об этом. Кристя бы точно сто вариантов придумала, а у него — ни одного приличного, который можно было бы при матери или малой вслух произносить. Толком ни разу за эти два года не виделись: несколько раз мать приезжала к нему — проведать, раз даже малую с собой взяла, каникулы в школе были. Да один раз он в увольнительную домой приезжал еще в прошлом году: все в суматохе, торопливо, пока дорога туда-сюда, дома и суток не пробыл. Да и денег у них всех, по-честному, не горы, особо не поразъезжаешь.

Так что соскучился капитально. Малую вообще, считай полтора года не видел: когда домой приезжал — она у своей бабки в селе была. Он не додумался, решил своим сюрприз сделать, вот и не сложилось. Но хоть с матерью да с тетей Томой увиделся. И с мужем тетиным новым. Точнее, мужем он пока был только на словах, хоть Кузьме показался нормальным мужиком, да и мать о нем хорошо отзывалась, и Кристина в письмах писала, что «отчим» хороший, добрый, внимательный. Но чтоб не лишиться места в очереди на квартиру от комбината, которая была уже очень близкой, расписываться они не торопились. Все ж таки у матери-одиночки больше шансов.

Кристина ему потом насчет этого приезда много высказала в письмах. Грозилась никогда не простить, обижаться обещала вечность. «Не писать» ему больше клялась. Ага, аж на три дня ее обиды хватило, судя по почтовым штемпелям. Но Кузьма, само собой, по этому поводу в ответном письме не острил. Даже искренне прощения попросил за свой ляп.

Честно говоря, он каждого ее письма ждал, хоть и получал их несколько раз в неделю. Другим парням девушки и невесты не писали столько, сколько ему Кристина, вызывая зависть у сослуживцев таким вниманием из дома. Хоть Кузьма и говорил парням, что это сестра. Сам ждал почту каждый день. Наверное, без ее писем совсем иначе переносил бы службу, а малая знала же его характер. И отношение Кузьмы к подобному. Мелкая самая, а лучше других понимала, что написать и какие слова подобрать, чтобы уговорить его «не париться», не заводиться, просто отслужить и вернуться домой. Хоть Кузьма ни разу и не рассказывал ей ничего в «подробностях», когда ответы писал. А все равно — Кристина словно мысли его читала, даже на расстоянии в половину страны.

Только однажды за эти два года был перерыв в письмах Кристины на целых две недели. Сначала Кузьма решил, что заучилась, некогда. Потом допустил, что еще какие-то заботы, хоть внутри и поселилось смутное подозрение и сомнение — не могла его Кристина просто так взять, ни с того ни с сего, и перестать ему писать. Он ее даже не подкалывал ничем в последнем письме — с какой стати? Но успокаивал себя тем, что случись чего — мать позвонила бы или написала. На шестой день без писем он дозвонился на работу к матери.

— Что с Кристиной? — не имея времени на долгие разговоры, с ходу потребовал Кузьма ответа.

Мама замешкалась на какое-то мгновение, но Кузьма уловил.

— Нормально все, сына, в школе контрольные, писать некогда пока, — наконец, неловко попыталась исправиться мать, поняв, что сама себя выдает.

Так он и поверил. Она ему письма строчила, когда у нее экзамены в конце года прошлого были. Уж среди контрольных — время бы нашла.

— Мам. Что с Кристиной? — еще раз ровно спросил он.

— Сыночка, все нормально…

— Я ж в самоволку уйду и к вам приеду, чтоб выяснить, — заметил он.

Без угроз, просто предупреждая о своих планах.

Мать помолчала пару секунд, но он чувствовал, что она сдалась.

— Напугали ее сильно, сына. Нормально все с малышкой, цела-невредима, просто боится пока тебе писать, думает, что ты поймешь, переживать будешь. Не хотела Кристина тебя волновать. И нас просила не говорить тебе. Но ты и так…

— Кто напугал? Как? — он рыкнул так, что дежурный удивленно покосился в его сторону.

— Да не знаем. Отморозки какие-то. Гнались за ней вроде, когда Кристина к репетитору по математике шла. У нее с этим всегда непросто было… А как ты уехал, сам знаешь — числа малышке не даются. Вот и занимается. И белый день на дворе, она же сразу после школы с репетитором занимается, и недалеко тут. А гнались за ней два парня, Кристина от них в мусорном баке в итоге спряталась. Там и отсиделась, несколько часов ждала, боялась, что еще ищут. Потом вернулась домой. В чувство еле привели. Что за времена пошли, Боже! Днем на ребенка нападают, страшно по улице ходить, — мать тяжело вздохнула. — Она пока репетитора посещать перестала. Мы провожать никак не можем.

Мать говорила, а у него в глазах потемнело от бешенства, что кто-то посмел его малую тронуть. Кузьма чуть трубку телефона не раскрошил, кажется. Кто? Если рядом с домом, кто-то же оттуда, свои, кого и он знать может… Со всего этого бешенства в стену садануть кулаком захотелось. А еще найти тех, кто бы это ни был, пусть и понимал Кузьма, что вряд ли получится, и надавать по шее так, чтоб больше никогда в голову не пришло детей пугать.

— Я понял, мам, — старался сдержаться, но ярость все равно в голосе прорывалась. — Времени нет больше на разговор. Не пускайте ее никуда, — распорядился он и закончил звонок.

Только от того, что выяснил, легче не стало. Первый и последний раз в тот день за все время службы нарвался на гауптвахту. Достали, подвернулись остряки в бараке, попали под горячую руку… Но Кузьма отработал. А еще — впервые первым написал ей письмо, огромное, как для него, и ни о чем серьезном, по факту. Описывал военную часть, то, что можно было, о нескольких сослуживцах рассказал из тех, которые нормальные, с которыми нашел общий язык, о погоде пытался сочинить. С ошибками, конечно, косноязычно, как умел. Так и не научился писать нормальным языком, она ж его в этом страховала всегда. Пургу всякую нес, короче. А в конце добавил, чтобы она присылала ему все вопросы по математике, он объяснит и на все ответит.

Не любил писать страшно. Но ради малой уж прижмется, заставит себя. И слова найдет.

У него все еще барабанило что-то в голове, стоило представить, как она могла испугаться. Дикое что-то внутри от этого ворочалось, заставляя беситься и переживать за Кристину. И как только выдалась первая увольнительная, смотался в город, купил ей подарок — плюшевого котенка, какого-то модного, реально похожего на настоящего, пушистого до жути, но адекватного такого, не сильно уж «девчачьего». Не то, чтоб Кристина котов любила, но эта игрушка показалась ему самой лучшей. А что еще ребенку подарить? Да и стоило столько, что он еще и в долг у друга занял. Тот без споров дал: малую сестру порадовать — святое. И отправил тут же посылку.

Кристина ответила сразу, наверное. Он через несколько дней ее письмо получил. И извинялась на две страницы за свое «молчание», поняла, что он узнал, пыталась объяснить, почему не хотела ему говорить. Но и вопросы честно написала по алгебре, пару задач по геометрии, которые никак ей не давались, для примера.

С тех пор перерывов в ее письмах не было. И он старался отвечать быстро, как бы сложно это ни оказывалось, чтобы помочь малышке.

И вот он домой едет, наконец. Мать должна была ключи у соседей оставить — дома же никого. Говорила, что Кристина упрашивала их разрешить ей пропустить один день, чтобы его встретить. Но они не позволили — конец года все-таки, еще нагуляется и наобщается. Теперь же Кузьма навсегда возвращается. Так что дома его точно ждал обед, в этом Кузьма не сомневался даже, и тишина. Как раз выспится с дороги, пока все вернутся. Наговорится, а завтра по друзьям махнет.

Так что Кузьма со спокойной совестью добрался, забрал ключи. С каким-то странным чувством нереальности происходящего зашел в квартиру, где вырос, считай. Отвык, оказывается, за эти два года. И все таким маленьким показалось вдруг, таким тесным. И с балкона смотреть — не так уже и высоко. И земля близко.

А раньше не замечал. Но родным все до того было, что в сердце защемило. Даже порадовался, что дома никого — не хватало еще начать носом хлюпать, как девка. Прошелся по коридору, кухне, зашел в их комнату с матерью, улыбнувшись, когда увидел того самого кота на своем диване. Знал, что сейчас Кристина тут обитала, с его матерью. Чтобы у тети Томы с «мужем» типа своя комната была. Кузьма не имел ничего против этого — свободное же место, да и мама его только радовалась. Правда, насколько знал Кузьма, сама тетя Тома по данному поводу немного волновалась и все извинялась.

И теперь надо будет что-то решать, но Кузьму это не особо парило. Он и на полу мог поспать какое-то время, не барин. Квартиры обеим семьям, вроде как, еще до осени обещали, перетерпит. Хотя Кристина тридцать раз написала в письме, что она на раскладушке в кухне поспит, ей не сложно… Ага, счас, так он и положит ребенка на раскладушку.

Да и вообще, надо было ему что-то думать, даже если дадут квартиру. Он уже взрослый мужик, в конце концов, двадцать один год. Надо работу искать и с жильем тоже что-то думать. Не век же у матери на шее сидеть.

Взял этого кота, потрепал уши — видно было, что Кристина с ним носится, чувствовалось, что не просто поставила игрушку на полку, а постоянно таскает, уже потрепанный. И его порадовало, что угадал с подарком.

Все остальное не поменялось: диван, на котором мать спала в противоположном углу, небольшой письменный стол у окна, рядом с дверью на балкон. Древний, купленный матерью в комиссионном сто лет назад. Теперь заваленный учебниками Кристины. В его бытность в школе стол почти пустой всегда был, Кузьма особо не парился с домашним. А сейчас: и тетради, и справочники, и пособия какие-то. По биологии особенно много. Пара по химии. Кристина всерьез увлеклась темой медицины: и сама ему об этом писала, и мать рассказывала. Хотела на врача поступать через год. Кузьма ее не отговаривал — по Кристине это занятие казалось, да и верил, что она такое вытянет. Это он по своей глупости и дурости сам себе все шансы для высшего обрубил. Ерепенился-ерепенился, и не поступил никуда из-за оценок. Мать тогда расстроилась сильно. Но сейчас об этом горевать казалось глупым, да и слишком он рад был домой вернуться.

Кузьма бросил сумку и первым делом залез в ванную, прям с удовольствием отмок, понимая, что при таком столпотворении в квартире неясно когда еще подобный шанс снова подвернется. Наслаждался тишиной и отсутствием расписания, режима — что хочешь, то и твори. Сам себе хозяин. Выкурил сигарету на балконе. Отмылся до скрипа. Переоделся в чистые штаны и футболку, и пошел разбираться с обедом.

Тут родные и правда расстарались. Чисто банкет. Ощущение, будто десять человек из армии ждали, а не его одного: и котлеты, и отбивные, и жаркое с мясом, даже редиску где-то достали, но хоть на салат еще не покрошили. Блины с чем-то стояли горкой, даже миски не хватило, чтобы их накрыть толком — это точно малая, у нее лет с десяти все с тестом ладилось и получалось лучше, чем у обоих матерей. На нижней полке обнаружились «заварнушечки» — пирожные с кремом из сгущенки и масла, которые тоже только у Кристи и получалось сотворить. Офигеть, сколько ж они денег на продукты потратили? А времени? Два дня готовили, что ли? Или сегодня всю ночь? Они хоть спали?

Покачав головой, немного оторопев от размаха, Кузьма с подозрением заглянул в морозилку: если уж малая на пирожные замахнулась, то и … Точно, в морозилке, на картонных листах, которые его женщины берегли, как зеницу ока, один на другом, ровными рядами лежали домашние пельмени, притрушенные мукой.

Расплывшись в улыбке, Кузьма полез по ящикам в поисках кастрюли. Пельмени он особо уважал. Особенно домашние, которые Кристина лепила. Понятия не имел, чего она в них добавляет, вроде ничего особенного же, но ни у кого больше таких не пробовал. По пути цапнул одну котлету, быстро сжевал, ожидая, пока вода начнет кипеть, достал тарелку…

И тут услышал, как провернулся замок и распахнулась дверь. Странно, еще и двенадцати нет, для всех рано..

— Кузьма? — с порога позвала Кристина с такими нетерпеливыми нотками в голосе, что заставила его расплыться в улыбке. — Вернулся?

Послышался грохот, с которым малая бросила сумку с учебниками на пол, и возня, пока она снимала обувь.

— На кухне, малая, — отозвался он.

И уже двинулся в сторону выхода, чтобы как следует обнять малышку, когда Кристина влетела в кухню просто, и сама застыла в дверях, восторженно уставившись на него.

— Кузьма! — со звенящей радостью воскликнула она, даже в ладоши прихлопнув.

А у него вот дар речи отняло полностью. И даже захотелось на секунду зажмуриться. А еще — заглянуть за спину этой девушке, разыскивая свою малявку с тупым вопросом «ты кто?». Потому что эта Кристина, которая завороженно смотрела сейчас на него — вообще новой была. Совершенно другой. Кузьма ошалел, по-дурному застыв у холодильника с открытым ртом и пялясь на нее.

«Малой» как не бывало. Вместо нее перед Кузьмой стояла потрясающе красивая девушка, у которой от той, «старой» Кристи, были только блестящие восторгом глаза.

— Кузьма! Вернулся! — еще раз воскликнула эта девушка, и бросилась к нему.

А он стоял и не мог челюсть с пола подобрать. Но руки как-то сами собой схлопнулись на тонкой талии, крепко прижав Кристину к своему телу, когда она повисла на его шее. И в голову шибануло так, что в глазах поплыло. Как-то вообще не к месту вроде, вспомнилось, как давно у него девки не было. Все тело напряглось, словно закаменело. И захотел бы, не смог ее сейчас выпустить. А не хотелось ни капли. Понимал как будто, что не в ту степь его несет, а не мог остановиться. Опустил голову, зарылся лицом в ее волосы, кажется впервые заметив, какие они у нее гладкие и блестящие, чуть отдающие красными всполохами на солнце, хоть и темные. Струятся по его пальцам, когда Кузьма в ее косу ладонью погрузился, растрепывая прическу. Блин, и не понял же когда… И пахнут травой, свежестью такой! А сама вся Кристина — тонкая, гибкая, крепкая, словно молодое деревце. Держит в руках — и веса не чувствует. Точнее, чувствует как раз, ощущает все, но от этого так хорошо, что отпускать не хочется. В платье такого сочно-зеленого цвета, что аж глаза резало, словно те самые листья, на которые он всю дорогу из поезда любовался. Точно, его мать шила, у нее в этом деле талант имелся… И такие изгибы под этим платьем чувствуются, что «мама не горюй»! Дыхание распирает грудную клетку, воздуха мало, словно сто кругов по плацу в солнцепек отмотал. И вены рвет вдруг проснувшимся желанием, такой дикой потребностью, которую и в страшных снах не думал к Кристине испытать. Словно впервые женщину обнял в жизни вообще. Всего трясет.

А она, будто не видя, не замечая этого всего, продолжает висеть на нем. Прижалась лицом к его шее, трется щекой об его подбородок, а он же не побрился еще, блин! Поцарапается точно. У нее кожа такая нежная, что прям облизнуть хочется, такой сладкой кажется, как тот дурацкий крем, который она в свои «заварнушки» кладет. А Кристине хоть бы хны — смеется и тискает его.

— Кузьма! Я так соскучилась! Ты себе представить не можешь! Сегодня вообще не спала, думала, с ума сойду, пока тебя дождусь! — делилась с ним своими переживаниями, тарахтя над самым ухом.

Хорошо, кстати, а то бы его совсем накрыло, сорвался бы точно и набросился бы на ее губы, такие улыбчивые, такие манящие и сладкие по виду… Японский бог! Он как какой-то придурочный, честное слово…

Черт знает, где нашел силы, отцепил ее от себя и отодвинул, только спустя минуты три поняв, что держит Кристину на вытянутых руках над полом немного даже. И все еще пялится на нее.

— Кузьма? — с вопросом протянула Кристина, наверное, удивленная его видом, но ничуть не возражающая такому странному поведению.

И вырваться вообще не пыталась. Крепко держалась за его плечи, глядя сверху вниз ему в глаза. А у самой глазища такие счастливые! И зеленые такие же, как это платье ее. Всегда же такими были, а он сейчас уставился, словно не замечал никогда…

— Охре**ть… — медленно, сквозь зубы выдохнул Кузьма, понимая, что не просто смотрит — любуется малышкой. Поедает глазами. И есть уже не хочет. Не еду, так точно. И руки от нее не отцепить. — Мавка, блин… — почему-то вспомнилось то немногое, что на литературе вообще читал.

Точно что — фея лесная, очаровывающая, с ума сводящая парней. Такая в лес уведет на два счета, и не одумаешься. Заблудит так, что спасения даже искать не будешь. Угробит в чаще, а ты еще и «спасибо» скажешь, лишь бы не исчезла… И ведь в мае же они чаще всего и встречаются, хрен с тем, что в лесах, а не в городах! У них вон, огромный парк неподалеку…

Кристина моргнула пару раз с недоумением. Кажется, сумел ее удивить еще больше. А потом запрокинула голову и рассмеялась с удовольствием, открыто. Глянула на него сквозь ресницы. Довольная, как чертик. Лукавая…

— Ты когда такой стать успела, малыш? — сипло пробормотал, понимая, что снова к себе прижал.

Опустил на пол по своему телу, позволив встать. А Кристина и не думает от него отступать, ухватилась опять за шею и обнимает.

— Пока тебя ждала…

Шепчет. Доверчиво и с восторгом глядя в его лицо. С такой же жадностью, как и он смотрел, наверное, словно насмотреться не может.

— Я так соскучилась, Кузьма, — у нее тоже голос сел, хрипло вдруг зашептала. Торопливо, прикусив губу. — Я с двух последних уроков убежала, чтобы к тебе… Чтобы скорее увидеть… Не говори никому, ладно? — попросила его и глянула из-под ресниц снова, смущенно и так трогательно, что у него в груди сердце колом стало.

Молча кивнул, обхватив одну ее щеку ладонью, не позволяя отвернуться. Словно заново знакомился, эту новую и неизвестную еще ему Кристину — узнавал.

Скучала…

И он скучал, вдруг осознал. Так дико скучал, что словами не рассказать. Просто не понимал, что именно заставляло каждое ее письмо десятки раз перечитывать, истрепывая бумагу. Что мучило желанием отомстить тем, кто ее напугал и обидел…

Сестра, блин. Как же… Идиот он, вот кто. Но сейчас не это важно. А то, что в его руках, что так обнимает. И что ждала его так, что сейчас такими глазами смотрит, околдовывая его все больше. Точно мавка, как есть…

— Ой, ты еще не ел? — Кристина заглянула ему за спину, где закипела вода в кастрюле, про которую он уже забыл. — А зачем воду кипятишь? Полно же готового, чтоб тебе не думать ни о чем…

— Не успел… — Провел рукой по ее волосам, приглаживая пряди, впитывая это новое ощущение их текстуры и мягкости.

Главное, что его цапнуло — так и стоит в его объятиях, не вырывается, не пытается отступить. А Кузьма же конкретно держал, крепко. Как свое. Ничем «братским» в этом захвате и не пахло. Но Кристина, выходит, не возражала.

— Пельменей захотел, — ответил он, в уме уговаривая самого себя сбавить напор и отступить.

И только сейчас как-то вспомнил, что Кристине еще шестнадцати нет, а он ее так конкретно и по-взрослому обжимает. Ех***й бабай, как один из его сослуживцев говорил.

— Так кидать тогда пора, — переполошилась малышка, впервые попытавшись отступить. — Давай, я сварю сейчас. Ты же голодный!

Дернулась к холодильнику и он позволил отойти.

— Голодный, — сел на подоконник и открыл створку окна, достал из кармана штанов сигареты, потянулся за спичками.

— Кузьма! — малышка оглянулась через плечо. — Ты снова? Хоть знаешь, как это вредно?

Но несмотря на ворчание, проворно бросала пельмени в кипящую воду. Хотел сказать, что лучше бы переоделась, но промолчал. Ему нравилось смотреть на нее в этом платье. Правда и в чем угодно, наверное, не хуже было бы.

— Я — опять, — хмыкнул, прикуривая.

Затушил спичку. В армии, честно говоря, привык курить много. Там все шмалили по-черному. А теперь призадумался — в квартире особо курить не хотелось, никто кроме него не дымил, а провоняется. Можно будет и поменьше курить. Да и сигареты поэкономить.

Думал, а глаза сами по себе каждое движение, каждый жест впитывали. И все нравилось, ничего лишнего, все в меру… Так, как он сам для себя даже идеальней не смог бы придумать.

Но, блин, пятнадцать…

— Так что, ма…лышка, как дела? — язык не поворачивался уже ее «малой» называть.

Кузьма откинулся спиной на раму, стряхивая пепел в блюдце, которое она тут же ему подсунула.

Кристина стрельнула в него глазами из-под ресниц. Так… интересно. Будто тоже многое поняла… Не помнил он что-то таких взглядов раньше.

— Нормально, — улыбнулась она с загадкой.

Как-то так, что его прям подмывало уточнить, что именно «нормально»? Кузьма аж напрягся. Прищурился, присматриваясь к этой ее полуулыбке через плечо. Вот дико захотелось потребовать подробностей! Что это за ответ, спрашивается, если они не виделись столько?