ГИБСИ
Беспорядочное сердцебиение, сопровождавшее ночной кошмар, вернулось ко мне в сознание этим утром, заставляя мой пульс составлять мне компанию по дороге домой.
Тук, тук, тук.
Тук, тук, тук.
Тук, тук, тук, тук ... тук-тук …
С каждым шагом, удаляясь от дома Биггсов, я становился все более диким, неистовым и оглушительным. От нее.
Возвращайся назад.
А теперь возвращайся назад.
Беги.
Не …
- Заткнись нахуй! - Подняв руку, я хлопнул себя ладонью по лбу, нуждаясь в том, чтобы мой глупый мозг просто остановился. - Успокойся, - продолжал уговаривать я, другой рукой потирая грудь. - Ты великолепен. Все великолепно.
Это было бесполезно.
Я никогда не умел успокаивать себя ни словами, ни прикосновениями. Не тогда, когда моему мозгу не нравился мой голос, а телу - мои прикосновения.
Отказавшись поддаться искушению, развернувшись и помчавшись обратно к девушке, которая обладала врожденной способностью делать для меня то, чего я никогда не смог бы сделать для себя, я перешел дорогу к своему дому.
Возьми себя в руки, ты, большой придурок.
Звук голоса моей матери был первым, что приветствовало меня, когда я переступил порог, за ним быстро последовал звук скрипучей двери моего отчима, когда он позвал: - Гибс, это ты, сынок?
- Я не твой сын, придурок, - одними губами произнес я, оживленно тыча двумя пальцами в кухонную дверь, прежде чем совладать со своими эмоциями и взять себя в руки.
- Единственный и неповторимый, - сказал я, заставляя себя говорить беззаботно, в то время как намеренно игнорировал то, как они держались за руки за столом.
Держаться за руки?
В их возрасте.
Буэ.
- Предполагается, что ты должен быть наказан, - сообщил мне отчим. - Или ты забыл об очень дорогой работе по благоустройству, которой ты стоил мне в прошлом месяце у миссис Кингстон?
- Неа. - Я усмехнулся при воспоминании. - Я помню.
- Боже, Гибс. - Кит прищурился. “- ы мог бы по крайней мере притвориться, что тебе плохо из-за этого.
- Я мог бы, - согласился я, все еще ухмыляясь. - Но я не лжец.
- Тебе нужно что-то с ним сделать, - сказал он моей матери с отвращением. - Марк никогда не доставлял нам таких хлопот.
- Я делаю, - настаивала мама. - Я наказала его. Он не видел своих друзей три недели.
- За исключением того, что у него есть, - возразил Кит. - Учитывая, что он бредет домой в семь часов утра после того, как провел ночь у соседей, как блудливый кот.
- Ты бы все об этом знал, не так ли, Кит? - Я выпалил в ответ, не в силах остановиться. - Шастаешь по чужим домам?
- Прекратите это, вы двое, - рявкнула мама, переключая свое внимание на меня. - Твой отец прав…
- Он не мой отец.
- Такое поведение должно прекратиться, - настаивала она. - То, что ты сделал с техникой Кита, было полностью неисправно. Ты должен быть наказан, а ты сбегаешь по ночам.
- Я никуда не сбегаю, - возразил я. - Я хожу во сне.
- И я потворствовала твоим ночным прогулкам, потому что, ну, мы оба понимаем, что такое ночные кошмары, - продолжила она, не сбиваясь с ритма. - Но на следующей неделе снова начинаются занятия в школе. Это серьезное время в твоей жизни, шестой курс важен, и мы оба чувствуем, что тебе давно пора собраться с силами... - Ее голос затих, когда она окинула меня взглядом. - Во имя Иисуса, что на тебе надето, Джерард Гибсон?
В замешательстве я оглядел себя, а затем ухмыльнулся, заметив шелковый розовый халат с кисточками-помпонами. - Тебе нравится? - Ухмыляясь, я бесцельно крутил кисточку. - Это мой новый образ, мам.
- Почему, Джерард?
- Почему бы и нет?
- О, Господи, Кит. - Мама уронила голову на руки и застонала. – Прими этот удар за меня, хорошо?
- Не подпитывайся этим, - вмешался кайфоломщик Кит, сжимая руку моей матери. - Он будет поддерживать это вечно.
- О, да, Кит, - выпалил я в ответ, не в силах сохранять легкомысленный тон, когда обращался к нему. - Подпитайся этим. Я умоляю тебя.
Покачав головой, мой отчим встал и направился за чайником. - Твоя мама права, Гибс. Тебе нужно начать относиться к жизни более серьезно.
И тебе нужно совершить долгую прогулку с невысокого обрыва, придурок. - Это так?
- И вынь эти украшения из своих сосков, - причитала мама. - Опасно играть в регби с пирсингом на теле.
- Тогда тебе лучше не проверять мой член, - пробормотал я себе под нос, направляясь прямиком к холодильнику.
- Что это было, бубба?
- Я сказал, что никогда не надеваю украшения, когда у меня дежурство тренера, – пояснил я - и, уточняя, я имел в виду, что мне удалось избежать потери прав на машину. - Я следую правилам, мам. Не нужно беспокоиться обо мне.
- Ты перестал принимать лекарства? - В ее глазах появилось беспокойство. - Потому что я заметила, что этим летом ты гораздо чаще ходишь во сне.
- Неа, - ответил я с дерьмовой ухмылкой. - Все еще принимаю таблетку в день, чтобы не слышать голоса.
- О, Джерард, ты же знаешь, что это не то, за что ты должен это принимать.
- С каким Джерардом ты разговариваешь?
- Прекрати это! - Кит огрызнулся, выглядя взволнованным. - Ты знаешь, что подобные разговоры беспокоят твою мать.
- Виноват, - ответил я, а затем выплеснул содержимое банки из-под взбитых сливок себе в рот. - Я буду ... хорошим … Джерардом.
- Разве ты не должен быть в пекарне? - Настаивал Кит. - Ты тоже работаешь по субботам, не так ли? Или ты решил добавить в резюме пропуск с работы? Потому что я должен сказать тебе, парень, что это чертовски интересное чтение для потенциальных приемных комиссий колледжей. Ненадежная трудовая этика, невразумительное академическое портфолио, не говоря уже о твоем полном пренебрежении правилами.
- Господи, я настоящая находка, не так ли? - Я поддразнил его сарказмом. - Они будут выстраиваться в очередь за мной.
- У него выходной, - объяснила мне мама, и это вывело меня из себя на совершенно новом уровне, потому что мне не нужно было ни хрена объяснять этому человеку. - Сегодня его домашний арест заканчивается, помнишь?
- Он еще не закончил расплачиваться за технику, которую повредил.
- Я уже заплатил за это, Кит.
- Я не помню, чтобы соглашался с тем, что он не наказан, Сайв.
- Я не помню, чтобы твое имя было в моем свидетельстве о рождении.
- Джерард!
- С каких это пор у него выходные по субботам?
- Поскольку это мои последние выходные перед возобновлением занятий в школе, и у меня планы с друзьями, - огрызнулся я. Мудак.
- Что за тон?
- Тона нет.
- У тебя определенно есть тон.
- Как бы вы оба отнеслись, если бы я записала вас на семейный сеанс с Энн? - Вмешалась мама, прежде чем мог начаться полномасштабный спор. Мудрая женщина. Она хорошо нас знала.
- Мне не нужен еще один сеанс с Энн, - ответил я между глотками сливок. Ни с ним, ни самому по себе. - Я был у нее на прошлой неделе.
Старая добрая Энн. Я встречался с ней в третью пятницу каждого месяца с тех пор, как мне исполнилось семь лет.
Мама считала себя чудотворцем и причиной того, что я пережил смерть отца и сестры без психического срыва.
Это было не так.
Я был просто чертовски хорош в переосмыслении себя. Если не считать нависшего над моей головой ярлыка гиперактивного дислексика, у меня все шло чертовски хорошо.
Схватив бутылочку с таблетками, стоявшую на холодильнике, я отвинтил крышку и закинул в рот таблетку риталина. - Теперь довольна?
- Просто ты в последнее время кажешься таким беспокойным, любимый.
- Не знаю, что тебе сказать, мама. Я всегда беспокойный. - Пожав плечами, я добавил: - Я увижусь с Энн в следующем месяце, как и договаривались, и ни минутой раньше.
- Мы не хотим видеть, как ты закручиваешься в спираль.
Мы.
Я закатил глаза. - Когда это я когда-нибудь сходил с ума?
- Ты делаешь много вещей, о которых нам не рассказываешь.
НАМ. - Я не вращаюсь по спирали.
- Иногда я задаюсь вопросом, было бы лучше, если бы ты это сделал.
- Повтори?
- Гнев, Джерард, - настаивала она. - Злиться - это нормально, милый.
- С чего бы мне злиться?
- Может быть, потому, что ты почти на шестом курсе, а твоего отца здесь нет, чтобы проводить тебя.
Вся радость в моем сердце испарилась. - Не делай этого.
- Злиться на мир - это нормально.
- Я не сержусь на мир, - поспешил я опровергнуть. Я зол на него.
- Кстати, о шестом курсе. В прошлом году ты завалил три своих предмета, сынок, - вмешался Кит. Ни на что не годный ублюдок. - Нам нужно составить план на предстоящий учебный год, если мы хотим, чтобы ты поступил в университет.
Может быть, я последую примеру своего старого доброго отчима и пересплю с женой богатого человека? Потому что, похоже, для него это чертовски хорошо обернулось. - Я что-нибудь придумаю.
- Тебе нужны гринды? - Спросила мама. - Потому что, если ты хочешь, Кит может позвонить мистеру Туоми и договориться об этом для тебя. Они с ним хорошие друзья…
- Мне не нужно, чтобы Кит что-либо делал для меня, - выпалил я, чувствуя, как маска сползает, когда волна ярости захлестнула мое тело. - У меня все под контролем, - заставил я себя добавить. - Я великолепен, мам.
- Что ж, надеюсь, Марк сможет приехать домой из Индии на Рождество в этом году, - поспешила добавить она, заставив дорогого отчима выпятить грудь от гордости. Ах да, идеальный роман. Не облажавшийся сын. - Я уверен, он мог бы помочь тебе со школьными заданиями на рождественских каникулах. Мы могли бы составить для него что - то вроде расписания, чтобы он обучал тебя ...
- Я сказал, что у меня все в порядке! - Рявкнул я, захлопывая дверцу холодильника и направляясь к двери. - Все великолепно. Я великолепна. Мне не нужны никакие одолжения от твоего мужа, и я чертовски уверен, что мне не нужны никакие гребаные ухищрения от его сына!
- Джерард! - Мама ахнула. - Прости меня. Не уходи просто так.
Слишком поздно.
Я уже бежал к лестнице.
- Давай, сынок, - крикнул Кит мне вслед. - После всех этих лет мы можем вести цивилизованный разговор, не так ли?
- Нет, - прорычал я через плечо. - И я не твой сын.
- Гибси?
Стук. Стук. Стук.
- Этот дом - дом для всех нас.
Стук. Стук. Стук.
- Неужели мы не можем просто попытаться поладить?
Глухой удар. Глухой удар. Глухой удар.
- Ради меня, бубба, пожалуйста!
- С меня хватит, мам! - Крикнул я через плечо, едва избежав Брайана на лестничной площадке, когда спешил в свою комнату. - Разговор окончен.
Чувствуя, что мое настроение становится все мрачнее с каждым шагом, я выдохнул и пожал руки.
- Успокойся, блядь, - приказал я себе, когда мое сердцебиение взлетело до новых высот. - Просто дыши, придурок.
Собрав в кулак всю силу воли, которая у меня была, я заставил себя не сорвать дверь своей спальни с петель, когда добрался до нее.
Этот дом не принадлежал Киту.
Это даже не принадлежало маме.
Пекарня тоже.
Имя Гибсон стояло на всех финансовых активах, которыми владела моя мать, а не Аллен.
Это был дом моего отца.
Кровать, на которой он спал каждую ночь, принадлежала моему отцу, как и женщина, которая спала рядом с ним каждую ночь в течение последних десяти лет.
Вот и вся настоящая любовь.
Мама и папа были вместе с двенадцати лет, и вот их конечный результат: мама трахалась с придурком, закладывающим новый внутренний дворик в нашем саду, в то время как папа надрывался, чтобы заплатить за этот внутренний дворик и дать ей все остальное, что она хотела.
Чертовски типично.
Я любил свою маму всем сердцем, действительно любил, но от того факта, что она жила с этим мужчиной в доме, за который заплатил мой отец, меня выворачивало наизнанку.
Воспоминание о том, что папе приходилось забирать нас по выходным и ждать у входной двери, за которую он платил, пока Кит согревал его постель, заставило горечь внутри меня разрастаться.
Я терпел их отношения, потому что разве у меня был другой выбор?
Я был вежливым и обходительным, когда мог, но именно здесь я подвел черту.
Я не хотел отношений с этим мужчиной.
На самом деле, я хотел иметь как можно меньше общего с ним и со всеми, кто с ним связан.
Горький привкус у меня во рту только усилился из-за того, что она позволила сыну своего мужа использовать спальню моей покойной сестры как свою собственную.
В моих глазах мужчина, женившийся на моей матери, олицетворял начало конца для моей семьи.
Для моего отца.
Для моей сестры.
Для меня.
Черт возьми, я не любил зацикливаться на прошлом. Это было позади по какой-то причине. Теперь я был в порядке. У меня была хорошая жизнь, с хорошими друзьями. Все было хорошо, черт возьми, и я отказывался думать иначе. Я не позволил своему разуму испортить мне настроение.
Я мог справиться с Китом, горем и гневом. Я мог справиться с плохими днями. Действительно, мог. Но сон – или его отсутствие – был для меня настоящей проблемой.
Было трудно функционировать из-за недостатка сна и ночных кошмаров. Господи Иисусе, кошмары были невыносимыми. Это так чертовски разозлило меня, что мое подсознание отказалось двигаться дальше от того, что я отложил в сторону много лет назад. Мне не нужны были напоминания обо всех ужасах моего детства.
Об образе моей сестры, исчезающей под поверхностью, или о прикосновении руки моего отца, или о выражении страха в его глазах, или о том, как его …
- Черт! - Рявкнул я, вскакивая со своего насеста и заходив по комнате. Не круто. Нихуя не круто, блять!
Обрывки голосов и воспоминаний, отдающиеся эхом, бомбардировали мой разум, вызывая сенсорную перегрузку.
В такие утра, как это, все было спусковым крючком, приводившим меня в возбужденное состояние необходимости двигаться. Беспокойство билось в моих венах, как барабан, подталкивая меня двигаться, смеяться, бегать и делать все, что в моих силах, чтобы избавиться от этого чувства. Оттолкнуть его.
Потому что это было слишком трудно запомнить.
Я был, как однажды назвала меня моя мать, “одет”. Это означает, что со мной было утомительно обращаться, и это отталкивало людей.
Не Медвежонка-Клэр.
Она никогда не уходила. Казалось, что у нее всегда был уровень энергии, уравновешивающий мой. Наши личности дополняли друг друга, и когда я был маленьким, я привык верить, что святой Бог послал ее на землю только для меня. Потому что она была единственным человеком, которого я, казалось, не отпугнул. Черт возьми, даже Хью и Фели устали от меня. Но только не она.
Думаю, именно поэтому она всегда была такой идеальной для меня. Я был шумным, а она - несдержанной. Мы сочетались, как бекон с капустой. Это просто сработало. Казалось, она никогда не уставала от меня, чего я не мог сказать ни о ком другом в своей жизни.
Окна наших спален выходили друг на друга, и это давало мне странное утешение, зная, что она рядом. В конце концов, она была лучшей частью разбитого детства, потому что фотографии, висящие на стенах дома, чертовски точно изображали что угодно, но только не это. Эти фотографии были холодным напоминанием о детстве, которое закончилось слишком рано. Я не мог улыбнуться, когда смотрел на семейные портреты, украшающие стены моего дома. Я не мог вызвать хороших воспоминаний, потому что с того дня в моей голове было только плохое.
Моя жизнь изменилась в мгновение ока, изменив меня безвозвратно, и единственный способ, которым я мог пережить это, - забыть.
Итак, я ничего из этого не запомнил. Я заблокировал это. Хорошее, плохое и депрессивное, я выбросил это из головы, решив позволить себе вспомнить только одно лицо из жизни хейза. Она. Она была самым безопасным воспоминанием в моем сознании, единственным лицом, которому я мог доверять и которое не причинит мне боли.
Вне себя от волнения, я схватил телефон с прикроватной тумбочки и пролистал список контактов, не останавливаясь, пока не остановился на знакомом имени.
Нажав кнопку вызова, я прижал телефон к уху и прошелся по комнате. Мое тело переполняла энергия, а желание сбежать было настолько сильным, что я на мгновение подумал о том, чтобы выброситься из окна.
Падение не убило бы меня. Черт возьми, я бы даже не сломал кость, но это могло бы отвлечь меня от дерьмовых мыслей, проносящихся в моей голове.
Потому что эта комната.
Это потолок.
Их призраки.
Мои воспоминания.
Я, блядь, не мог этого вынести.
Облегчение быстро затопило мое тело, когда в конце фразы прозвучал его знакомый дублинский акцент. - Пришло время истекать кровью. - По какой-то причине голос Джонни подействовал на мои чувства как мгновенный укол облегчения. - Ты когда-нибудь слышал, о том, что нужно отвечать на звонки, Гибс? Я звонил тебе уже пять раз, парень. Я думал, твоя мама сегодня выпустит тебя из немилости? Что за история? Я не видел тебя несколько недель.
На краткий миг я задумался о том, чтобы выложить все парню по ту сторону линии. Я, конечно, доверял ему достаточно, чтобы рассказать.
Джонни терпел меня так, как большинство парней не могли. Казалось, он понял меня, даже не сказав ему ни слова о моем прошлом.
Провести большую часть лета без него было пыткой, и это не было преувеличением. Это был полный отстой, потому что его отсутствие дало мне слишком много времени на размышления.
Мне было трудно оставаться наедине с самим собой. Было неприятно оставаться одному. В компании я работал лучше всего. Одиночество ударило мне в голову хуже всего на свете. Потому что одиночество означало, что я должен был думать. А я чертовски ненавидел думать. У меня был хаотичный мыслительный процесс, которому врачи поставили официальный диагноз, но не дали отсрочки.
Помимо Клэр, Джонни был моим самым близким другом в мире и, вполне возможно, лучшим человеком, которого я знал. Он знал, что делать. Он умел все улаживать.
Сделай это.
Расскажи ему.
Позволь ему помочь тебе.
Не смей.
Вспомни, что произошло, когда ты в последний раз пытался рассказать.
- Извини, что не отвечал на твои звонки, Кав. Прошлой ночью я был у Клэр и забыл телефон в своей комнате, – услышал я свое объяснение. - И я официально не под арестом. Я просто проспал.
Джонни не знал всех тонкостей моей семейной драмы, и именно это мне понравилось. У него было достаточно собственных проблем, с которыми нужно было разбираться, не говоря уже о двух эпических родителях, которые предоставили ему дом, из-за которого ему было трудно общаться.
У Джонни была такая структурированная воля, которая мне нравилась. Он был в безопасности. Он был уравновешенным, стабильным и надежным, и я бы умер на своем холме верности ему. Потому что, кроме Клэр, у меня никогда не было друга, с которым я мог бы найти покой, как с ним.
Он был защитником. Черт знает, как он стал тем, кем стал, но Мамушка К. и Джон-старший проделали фантастическую гребаную работу. Сами того не осознавая, они создали в своем сыне личного спасителя.
У нас был свой маленький мирок, и я отказывался портить его какими-то дерьмовыми воспоминаниями. Я бы предпочел томиться в тишине, чем подвергать себя такой потенциальной боли.
Итак, я натягивал улыбку всякий раз, когда Джонни подходил, и говорил все правильные вещи человеку, который разрушил мою семью, все это время тихо кипя внутри.
- Да, я все об этом слышал, - ответил он с усталым вздохом. - Мне звонил Хью, он разглагольствовал и бредил о том, что собирается одолжить Бурдиццо у окружного прокурора Фели, чтобы кастрировать тебя.
- Мило, - хихикнул я, наслаждаясь дискомфортом Хью. - Извини, что пропустил спортзал, парень.
- История твоей жизни, Гибс, - ответил он, но юмор в его тоне убедил меня, что он не собирался держать на это зла. - Мы все еще собираемся на пляж позже?
- Лучше бы так и было, - парировал я в ответ. - Я взял выходной ради этого.
- И ночевка в кемпинге? Это все еще в наших планах.
- Ага. У меня уже готова палатка, а багажник машины набит пивом и туалетной бумагой.
- Мило, - усмехнулся он. - Послушай, я могу опоздать. Звонили из Академии. У меня встреча с руководителями перед обедом. Они хотят, чтобы мой отец был со мной, чтобы подписать новый контракт, чтобы он потом высадил меня на пляже.
- Контракт? - Мои брови взлетели вверх. - Мне не нравится, как это звучит.
- Это просто протокол, - беззаботно ответил мой лучший друг. - Не о чем беспокоиться, Гибс. Я вернусь к тебе в Томмен в следующий четверг. Не беспокойся.
Я почувствовал, как мое тело физически расслабилось от облегчения. Мысль о том, что моего лучшего друга могут похитить профессионалы, была гораздо большим страхом в эти дни, поскольку они буквально ломились в его заднюю дверь с кучей контрактов и предложений. Джонни должен был покинуть Баллилаггин, но нам пришлось оставить его еще на один учебный год.
- Ты обещаешь?
- Да, Гибс, я обещаю, парень.
- Хорошо, - сказал я, на мгновение успокоившись от того, что он снова не уезжает. - Итак, как жизнь в поместье?
- Чертов маниак, - усмехнулся он, а затем сделал паузу, прежде чем спросить: - Ты в порядке, Гибс?
Пиздец в голове, и с каждым днем становится все хуже. - Ты же знаешь меня, Джонни, парень, я всегда великолепен, - ответил я, облокотившись на подоконник. - Почему ты спрашиваешь?
- Не знаю, - ответил он, и мне не нужно было быть с ним рядом, чтобы понять, что он чешет челюсть. Это была его черта, к которой я привык. - Просто почувствовал, что должен.
- Ну, как малышка Шэннон? - Зажав телефон между ухом и плечом, я порылся в верхнем ящике прикроватной тумбочки в поисках пачки жевательной резинки, которую, как я знал, положил туда на прошлой неделе. - Ты еще не чувствуешь удушье?
- Удушье?
- Когда в твоем доме так много людей.
- Гибс, я бы позволил своей маме усыновить всю чертову школу, если бы это означало, что я должен оставить эту девочку.
- Малышку Шэннон, да? - Я ухмыльнулся. - Какой удар она нанесла на твое сердце, парень.
- Расскажи мне об этом.
- Этим летом она действительно стала самостоятельной.
- Я знаю, парень, - согласился он с гораздо большим энтузиазмом теперь, когда мы заговорили о его любимой теме разговора. - Ты знаешь, как Клэр все лето давала уроки в общественном бассейне? Вчера ма повела ее и мальчиков в бассейн. - Я услышал улыбку в его голосе, когда он сказал: - И сделала три полных заплыва.
- Она это сделала?
- Без остановки, - добавил он. - Я так чертовски горжусь ею, Гибс.
- Да, - согласился я, чувствуя такую же гордость. - По словам Клэр, она прирожденная.
- У Шэн все получается от природы.
- Она говорила тебе, что Макгэрри вынюхивал у бассейна во время их занятий, когда ты был в туре? - Спросил я, обрадовавшись, когда нашел упаковку жевательной резинки. Засчитано. - Кружит вокруг девочек, как чертов белый.
- Нет, - отрезал Джонни. - И ты мне тоже не сказал.
- Потому что я не хотел нести ответственность за то, что отвлекаю тебя и разрушаю твои перспективы на будущее.
- Ну, теперь я дома, и у меня блестящие перспективы, - ответил он твердым тоном. - Я разберусь с ним в школе на следующей неделе.
- Не нужно. - Развернув полдюжины жевательных резинок, я отправил их все в рот. - Я разобрался с этим давным-давно.
- Ты сделал это? В бассейне? - В его тоне прозвучало удивление. - Ты зашел в воду?
- Будь реалистом, Кэп. - Я закатил глаза. - Я нашел его в раздевалке после одного из сеансов преследования. - Ухмыльнувшись, я добавил: - Достаточно сказать, что он мало плавал с гипсом на руке.
- Скажи мне, что ты не ломал его кровоточащую руку, Гибс.
- Отдай мне должное, ладно? - Я фыркнул. - Он споткнулся.
- Из-за чего?
- Содержимое его бутылочки с шампунем. - Я положил в рот еще ложку крема. - И на ногу.
- Мило, - ответил он отстраненно. Последовала еще одна долгая пауза, прежде чем в трубке снова зазвучал его голос, на этот раз профессиональный. - Послушай, Гибс, мне нужно подготовиться к этой встрече. Увидимся сегодня днем, хорошо?
Приступ грусти сильно ударил меня в грудь, на мгновение стало трудно дышать, но я быстро взял себя в руки. - Задай им жару, Кэп. - Ущипнув себя за переносицу, я выдавил еще одну улыбку, хотя был один в своей комнате. - Увидимся позже.
- Пока, Гибс.
- Пока, Кав.
Когда линия оборвалась, я долго стоял с трубкой в руке, просто глядя в окно своей спальни.
Небо за окном было голубым.
Птиц не было.
Светило солнце.
Это было еще одно блаженное утро.
И мне захотелось кричать.