Воля владыки. В твоем сердце

Глава 11

Важна, мысленно повторила Лин. Да. Она и сама это знала, наверняка даже лучше, чем любая анха сераля. Ведь никто из них не слышал того, что слышала она — тогда, на башне. Признание, почти невообразимое, невозможное для кродаха.

Но все равно трудно было дышать, когда представлялось, как Асир берет Ирис. Так, как нравится ему, оставляя на нежной коже свои метки, сжимая в кулаке длинные волосы, слушая ее сладострастные крики. Ирис наверняка кричит, даже если на самом деле у нее нет такой привычки. Она умная и хочет понравиться Асиру. Не могла не запомнить, как обсуждали Лин после омовения.

И Джасим готовил ее для Асира. Она точно знает, что ему нравится и как ему угодить. Даст ему то, чего он не хочет брать от Лин, что, возможно, Лин и не сможет ему дать. Она ведь еще и сама не знает, к чему будет когда-нибудь готова, а к чему нет.

Почему-то казалось, что даже вчера было бы не так больно. Но сегодня! После его слов о запахе анхи, которая любит, и о том, что его штормит от этого запаха.

Зачем⁈ Зачем брать ту, от которой не штормит, которая не любит, которая — враг⁈

Лин знала, зачем. Но, оказывается, знать — одно, а принять — совсем другое. Принять не получалось. Почему-то никак не получалось смириться именно с тем, что Асир берет сейчас не кого-нибудь, не любую другую, не Лалию, к которой ревности не было, не анху в течке, которой нужен кродах, а синеглазую красавицу Ирис, змею Джасима. Он ведь мог просто допросить ее. Вопрос — ответ, правда — ложь, чего проще? Но Асир кродах, нормальный кродах, а Ирис — очень привлекательная анха.

— Лин? — окликнула Хесса.

— Все в порядке.

На самом деле ни бездны не в порядке. Голос не дрожал, но волнение и напряжение услышит даже глухой дебил. И на лице наверняка все написано.

— Я нормально, правда, только в сераль пока лучше не идти. Не хочу давать повод для злорадства.

Легла на спину прямо в траву. Перед глазами качнулись ветки жасмина, тускло засияли в едва начавшем темнеть небе первые звезды.

— Дурная эта полянка! — в сердцах сказала Хесса. — Вечно здесь всякое гадство случается.

— Ничего же не случилось, — возразила Лин. — Наоборот. Было бы хуже, если бы Лалия не предупредила.

Она вернулась в сераль уже за полночь, вдоволь налюбовавшись на яркие южные звезды, которые все же отсюда казались не такими яркими и близкими, как из пустыни. И в мыслях был тот Асир, из пустыни. Хотя где-то в дальнем уголке разума все равно маячил другой — кродах, который сейчас с Ирис. Но теперь получалось игнорировать эти тревожащие и будоражащие картинки.

Ровно до того момента, как повеяло запахом владыки и секса, и проснувшийся сераль загомонил, сбегаясь к вернувшейся Ирис. Но и тогда Лин только перевернулась на живот и накрыла голову подушкой, хотя быстро заснуть все-таки не удалось. Запах, даже слабый, вызвал яркие и откровенные желания, которые никак не сочетались со спокойным сном. А среди приглушенного гомона особенно отчетливо слышался визгливый голос Гании, в котором причудливо смешались жадное любопытство, зависть и злорадство.

Но долго весь этот переполох не продлился, и Лин все-таки заснула.

— Госпожа Линтариена, просыпайтесь, — разбудил негромкий оклик евнуха. Лин села, откинув подушку, потерла ладонями лицо.

— Что?

— Владыка желает вас видеть, — и добавил, прежде чем Лин успела попросить кофе или хотя бы умыться и привести в порядок спутанные волосы: — Немедленно.

Она все-таки плеснула в лицо холодной водой. Натянула первые попавшиеся штаны и рубашку, руками пригладила волосы и побежала следом за евнухом, который уже начинал беспокоиться: «немедленно» владыки Асира не предполагало никаких, даже небольших задержек.

— Видали, как торопится? — ударил в спину шепот Гании. — Может, владыка наконец-то… — хлопнула дверь, отсекая сераль с обычной компанией ранних пташек. Или все-таки ранних змей? Чего бы ни пожелала Гания, точно ничего хорошего для Лин. Но волновало не это. Почему-то ранний и срочный вызов скорее встревожил, чем обрадовал. Нет, обрадовал, конечно, тоже, но… Может, что-то случилось? Или Асир что-то узнал от Ирис, чем решил поделиться с Лин? Но тогда, наверное, и Лалию бы позвал? Мысли путались, но, чем ближе к покоям Асира, тем сильней захватывало нетерпеливое ожидание. И… страх? Да, наверное. Страх, что снова некогда, не до нее, есть дела и заботы поважнее — не зря же Лалия вчера упомянула Джасима? — и вместо близости Асир опять приглушит ее желание через метку.

С самой Лалией Лин столкнулась буквально через несколько шагов, когда до покоев владыки оставалось совсем немного. Та бесшумно шагнула из распахнувшейся двери одной из комнат, и Лин накрыло ярким, остро-горьким запахом кродаха. Не владыки. Фаиза. Но ничему удивиться Лин не успела. Лалия ухватила ее за запястье, махнула собиравшемуся было возразить евнуху и шагнула в сторону, увлекая Лин за собой. Зашептала, склонившись, прямо в ухо:

— Не вздумай размякнуть после первой ласки. Убеди его, что готова. Судя по тому, что я видела на омовении, ты давно готова, даже если сама еще этого не понимаешь. Заставь его показать тебе, чего он на самом деле хочет в постели. Дай ему то, что никогда не смогут дать другие, даже я. Не упускай возможность, если не хочешь, чтобы все осталось как есть.

«Даже ты?» — собиралась переспросить Лин, но Лалия выпрямилась и быстро пошла прочь, а евнух нетерпеливо кашлянул.

«Даже Лалия», — повторила Лин про себя. Но что? Неужели есть что-то, чего не могла дать Асиру такая умелая и любящая самые смелые утехи анха?

Но об этом гадать не имело смысла. Стоило подумать о других словах Лалии. О том, что Лин давно готова, даже если сама этого не понимает. На омовении она и вправду вытворяла такое, чего сама от себя не ожидала, но… Асиру ведь понравилось? И, если отбросить привычное по родному миру «стыдно и неприемлемо», то… ей тоже понравилось, разве нет? И разве она не принадлежит теперь целиком этому миру? А здесь свои «приемлемо», «допустимо» и… и вот то самое, о чем говорила Лалия: «Заставь его показать!»

Евнух открыл дверь, низко склонился, а Лин, прежде чем шагнуть внутрь, мысленно кивнула: «Потому что я точно не хочу, чтобы все оставалось как есть!»

Вот только, когда вошла, из головы мгновенно исчезли и «заставь показать», и даже Ирис. Вообще все исчезло! Осталась какая-то звенящая абсолютная пустота, в которой был Асир, сидящий на кровати обложившись бумагами, будто ему лень идти в кабинет. Асир в небрежно накинутом на плечи распахнутом халате, так, что соблазнительную наготу слегка прикрывала только развернутая на коленях карта, кажется, городских предместий. Хотя нет, из-под карты все же виднелось обтянутое тонким шелком шаровар колено. И если агент Литариена тут же захотела заглянуть в карту и спросить, чем таким интересным занят владыка и о чем размышляет, то Лин…

Лин смотрела, дышала и нюхала, жадно вбирая каждую мелочь. Смуглое плечо, с которого съехала белоснежная ткань. Благодушное выражение лица и ровный, спокойный запах довольного жизнью, проведенной ночью и украсившей эту ночь анхой кродаха. Вот это последнее как будто снова вернуло в вечер и в ее ночь, полную сомнений и слишком откровенных фантазий. Хотя от Асира не пахло Ирис. Ни Ирис, ни Лалией, что было привычным и воспринималось как должное, ни вообще сексом. Но если секс все-таки был, значит, Асир смыл с себя лишние запахи.

Мягко шагнув к кровати, Лин сказала:

— Довольно забавный вариант рабочей обстановки. Доброе утро, мой очень занятой владыка. Тебе помочь с этими бумагами или все-таки с чем-нибудь другим?

— В бездну! — Асир окинул ее быстрым взглядом и одним движением сбросил бумаги на пол, небрежно свернул карту и отправил следом. — Иди ко мне.

Те самые слова, которых Лин от него ждала. Всегда ждала. И неважно, что этому «всегда» еще, кажется, и месяца не исполнилось, жизнь измеряется не только в днях календаря.

Их с Асиром и разделял-то сейчас какой-то шаг или полтора. Лин шагнула, Асир подхватил, утягивая на кровать, усаживая почему-то спиной к себе. Обнял крепко и надежно, прижимая ближе, спросил, щекотно и будоражаще задев губами шею:

— Разбудил?

— Да, — Лин откинула голову, подставляя шею, упираясь затылком ему в плечо. — Лучшее пробуждение, на которое я могла рассчитывать. И лучшие слова с утра: «Владыка желает видеть немедленно».

— Владыка желает не только видеть свою анху.

Если вчера прикосновение к метке успокоило, то сегодня все получалось наоборот. Асир еще даже не прикасался к месту укуса, только мягко задевал губами кожу вокруг, дразнил, обводил языком по кругу, а метка уже горела, и все внутри Лин замерло в нетерпеливом жадном ожидании настоящего прикосновения.

— Слышать. Чуять. Чувствовать ее. Осязать.

— Анха владыки тоже этого желает, — Лин мимолетно удивилась, отметив: собственный голос звучал иначе, ниже обычного, и даже она сама слышала в нем откровенные, зовущие интонации, хотя не пыталась завлекать намеренно. Просто говорила как чувствовала. — Анха владыки хочет, мой очень занятой господин. Всего, что ты пожелаешь ей дать.

— Всего? — Асир расстегнул рубашку, но не дотронулся до груди, вместо этого прижал ладонь к животу и быстро, будто случайно, коснулся языком метки. Лин вздрогнула от острого, мгновенного удовольствия, которое снова сменилось ожиданием. — Какая смелая анха.

В его голосе чудилось обещание и, пожалуй, вопрос: действительно ли она понимает, на что напрашивается и чего хочет? От ладони по животу расходился жар, будоражил, наполняя острым предвкушением.

— Когда-то ты сказал, что я даже не представляю, сколько граней у удовольствия, — напомнила Лин. — С тех пор ты показал мне многое. Но ведь это не все? Я хочу дальше. Хочу узнавать их с тобой.

— Как думаешь, зачем я позвал тебя в такую рань? — Асир выпустил из рук, правда, только для того чтобы снять с нее рубашку и отшвырнуть в сторону. Рубашка красиво спланировала прямо на бумажную россыпь у кровати, а ладони Асира опустились на плечи, фиксируя в крепком захвате.

— У меня было несколько вариантов, — призналась Лин. — Например, ты мог узнать что-то такое от Ирис, что надо бы знать нам с Лалией. Или мог сказать, что тебе срочно нужно уехать, — ее голос дрогнул, и она призналась: — Но я надеялась… на вот это. На то, что ты меня хочешь так же сильно, как я тебя, и что наконец у нас найдется время, чтобы быть вместе. Долго. Без оглядки на твоих гостей и дела.

— Долго — пока не для нас. Не для этих безумных дней, в которых каждая секунда покоя оплачена часами чужой подлости или глупости. Но мы возьмем сколько сможем.

Асир крепче сжал пальцы на плечах и наконец вдумчиво, неторопливо прижался губами к метке. Целовал сначала осторожно, мягко втягивая кожу, придавливая языком. Но чувствовалось, что это только начало, медленная прелюдия к основному блюду.

— Я собирался позвать тебя позже. После встречи с советом старейшин. У меня был бы прекрасный способ отвлечься от очередных потоков славословий и старческого бреда, где голос разума — один на сотню, — Асир говорил негромко, едва оторвав губы от метки, и его горячее дыхание обжигало влажную кожу. — Но, не успев проснуться, я вдруг понял, что меня тошнит от чужих запахов. От тех, что на мне и тех, что вокруг. А вдыхать я хочу только один — твой. Даже для меня было бы слишком скандально сбежать к анхе посреди собрания почтенных старых ишаков.

— А вызвать анху прямо на собрание — еще скандальнее, — тихо фыркнула Лин. — О тебе сказали бы, что ты издеваешься над их заслуженными сединами, демонстрируя то, чего они уже лишены. Как жестоко!

— Возможно, кто-то и сказал бы, но большинство… — он хмыкнул, — думаю, не отказались бы от пикантного зрелища в центре зала советов. Я, конечно, не против зрителей, но демонстрировать твои прелести всем подряд — слишком много чести. Но твои выдающиеся идеи я запомню. На будущее.

Лин выгнулась, потерлась об Асира щекой. Кажется, из идей, которые она ляпнула в шутку, уже составился довольно длинный список, но мысль о том, что Асир возьмется воплощать каждую, не пугала, а будоражила. Но еще больше будоражили идеи Асира — Лин помнила их все. И те, которые воплотил сразу, и те, о которых только спрашивал, как о меде в саду старого Шукри.

Но еще было то, о чем он молчал. О чем намекала Лалия.

— Все, чего пожелает мой владыка. Асир… Мне важно… нужно знать, чего хочешь ты сам. Покажи.

— Я многого хочу. О чем конкретно ты просишь?

Лин прерывисто вздохнула. Как сказать конкретно о том, чего сама не знаешь? «Хочу наконец узнать и принять тебя всего? Видеть тебя таким, каким тебя не знает никто, кроме Лалии, узнать того, кого ты не показываешь своим нежным и капризным серальным цыпочкам. Твоего внутреннего зверя, которого я уже чуяла и ощущала, к которому тянется, как к вожаку, мой зверь. Хочу стать твоей целиком»…

Сердце бешено билось, наверное, ни одна ее близость с Асиром, ни одна встреча до того, как стали близки, не начиналась с такого яркого волнения. Как сложно сказать вслух то, что так понятно и красиво выстраивается в мыслях!

— Ты же знаешь. Я прошу… тебя, Асир. Такого, каким ты хочешь быть со своей анхой. Настоящего. Не сдерживайся со мной.

Он молчал. Дышал глубоко и ровно. Но за этим на первый взгляд спокойным молчанием Лин чудились и задумчивость, и сомнения, и еще… кажется, Асир не просто вдыхал ее запах, он пытался… понять? Наверное, стоило порадоваться, что не отказал сразу. Раз сомневается, значит, тоже хотел бы попробовать? Довериться? Открыться по-настоящему. Ведь она, единственная из сераля, кроме Ладуша и наверняка Лалии, знает о той его давней, юношеской истории с анхой. О причинах его опасений. А уж о том, как на Асира действует страх анхи, Лин узнала на собственной шкуре. Воспоминания об ужасной сцене в этой самой комнате до сих пор отзывались болью в сердце. Да, они разобрались с причинами ее страхов, но ведь одно дело понять разумом, и совсем другое — принять сердцем.

— Ты же чуешь, что я не лгу? — тихо спросила Лин. — Я принадлежу тебе. Выбрала тебя. Хочу тебя. Твоя целиком, со всем, что есть. Ты нужен мне. Мой владыка.

Горло перехватило. На языке крутилось запретное, такое важное и невозможное — «мой кродах», которое нельзя было произнести даже в мыслях ни в одной из половин их покалеченного мира.