Воля владыки. В твоем сердце

Глава 22

Асир все-таки позвал ее. Евнух пришел поздно вечером, когда Лин лежала на траве в саду, глядя в бархатно-фиолетовое небо, усыпанное сияющими звездами. После талетина это зрелище не надоедало. Как и чистая синева днем, но любоваться на небо днем было все-таки слишком жарко.

Давно привычный путь через потайную калитку показался слишком длинным — и, едва войдя к Асиру, Лин повисла у него на шее. Сейчас в нем не осталось ни ярости, ни напряжения, он пах призывно и страстно, и Лин подумала, что их ждет чудесная ночь. Ночь, когда они будут просто любить друг друга, дарить и принимать любовь — без всяких побочных целей и отвлекающих факторов.

Так оно и вышло, и Лин будто узнавала Асира заново. Она еще не видела его таким внутренне спокойным и удовлетворенным. Не просто сильным, не просто уверенным в своей силе и готовым давать поддержку и защиту, но еще и… беззаботным? Готовым радоваться? Не совсем: вряд ли мысли о важных делах и проблемах полностью исчезли, но теперь они точно гораздо меньше мешали ему жить — быть не владыкой и повелителем, а кродахом, который получает удовольствие вместе со своей анхой.

Утром, проснувшись в его постели, Лин подумала, что хотела бы просыпаться так всегда. Каждый день своей жизни. И растянуть утро — тоже хотела бы. Короткий и жаркий утренний секс, а после — неторопливый завтрак промелькнули слишком быстро.

— Сегодня заканчиваем с Нариманом, — сказал Асир, вставая. — Потом, думаю, он напьется, как караванщик, чудом избежавший талетина, а нам с Акилем придется составить ему компанию, по-братски. Завтра будут пышные проводы, а потом наконец-то начнется обычная рутина. Не то чтобы я по ней соскучился, — усмехнулся он, — но предпочту развеивать скуку чем-нибудь более приятным, чем спасение миров и разоблачение заговоров.

— Я тоже, — Лин торопливо поставила чашку, шагнула к нему, обняла. Прижалась и почти сразу отстранилась. — Может, поищем новые способы вместе?

— В тебе пробудилась тяга к экспериментам? — усмехнулся он, целуя.

— С тобой — да, — согласилась Лин с очевидным.

А потом Асир ушел, Лин допила кофе и тоже ушла — в сераль. К цыпочкам, которые снова будут навязчиво ее обнюхивать и задавать вопросы о ночных утехах. Ей теперь и сбежать от них нельзя, потому что надо незаметно выяснять, с кем там можно иметь дело и на кого опереться.

Хотя после вчерашнего рассказа о суде предков Лин казалось, что на нее стали смотреть как-то по-другому. Даже Гания поубавила ненависть. Как будто сам факт, что Лин оказалась свидетельницей «легендарного события», каким-то образом делал ее причастной, и ей перепала частица того осторожного благоговения, которое должно было достаться не ей лично и даже не Асиру, а Великим предкам. Логики в этом не было, но искать логику в серале Лин перестала давно.

А еще можно наконец-то навестить Исхири. И обязательно нужно спросить у Ладуша о тех занятиях, которые он обещал. Нет, ей скучать точно не придется… вернее, скучать она будет — по Асиру, но на безделье времени точно не останется! И слава предкам, что так. Ее новая жизнь входила в правильное и понятное русло.

На подходе к сералю ее остановил Ладуш. Посмотрел с непонятным грустным осуждением.

— Пойдем со мной, госпожа Линтариена.

— Что случилось? — Лин удивилась и даже слегка испугалась: она не знала ни одной причины, по которой Ладуш мог так на нее смотреть.

— Надеюсь, что ничего.

Больше он ни слова не сказал, и Лин, пожав плечами, пошла рядом. И выдохнула с облегчением, когда поняла, куда они идут. К Сааду. Даже удивительно, почему только сейчас: наверное, суд над Джасимом занял господина второго советника целиком и полностью, так что ему временно стало не до сераля в целом и не до одной неопытной, но готовой к экспериментам анхи, в частности. А теперь, значит, сопоставил душевное состояние Асира, то, что Лин была с ним рядом, что не ночевала в серале две ночи подряд…

Она оказалась права: первое, что сказал Ладуш Сааду, едва войдя, было:

— Нам нужно проверить, все ли в порядке с этой бестолковой анхой. Совсем себя не бережет.

Профессор демонстративно измерил Лин взглядом, задержавшись на шее, где наливался свежий засос, фыркнул:

— Это у нее хроническое. И, подозреваю, неизлечимое.

— Все со мной прекрасно, — не выдержала Лин.

— Позвольте судить специалистам, госпожа старший агент, — отрезал Саад. — Проходите в смотровую и раздевайтесь.

Пришлось вытерпеть осмотр и расспросы, но результат того стоил.

— Что ж, госпожа младшая митхуна, ваше состояние более чем удовлетворительно, — признал Саад. — Можете и дальше ублажать нашего повелителя так, как вам и ему будет угодно. Я почти уверен, что и роды вам уже можно разрешить, но все же подождем. Посмотрим, как пройдет течка.

На это Лин отвечать не стала, только спросила:

— Тогда я пойду?

Роды… Не то чтобы она мечтала о детях — честно говоря, вообще пока не думала. Но ведь Асир ясно сказал, что еще не нашел ту, кто станет матерью наследника. Станет его единственной женой и анхой. Может ли она надеяться? И что… что, если это будет не она? Другая? Как ей тогда жить, если она и помыслить не может о другом кродахе?

— Советую лечь спать, — Саад смотрел насмешливо и понимающе. — Одной. Могу предложить сонной настойки.

— У меня есть, — сказал Ладуш. — Я прослежу, чтобы госпожа Линтариена выспалась. Ей это и в самом деле не помешает.

И проследил — довел до сераля, налил сонной настойки, дождался, пока она выпьет, а потом еще и велел евнуху покараулить, чтобы спать не мешали! И Лин, смирившись с тем, что все ее планы и заботы подождут до завтра, провалилась в сон.

Проснулась ночью. В серале стояла тишина, спать больше не хотелось, и чем себя занять, было неясно. Не в библиотеку же идти?

Вышла в сад, вдохнула свежий ночной воздух, прошлась немного и вдруг заметила одинокую темную фигурку, сидящую на бортике фонтана. Подошла ближе.

— Зара?

— Удивлена, почему я здесь? — помолчав, отозвалась та.

— «Здесь»? Если ты о фонтане, то да, удивлена: никогда тебя здесь не видела. Хотя это, по-моему, лучшее место в нашем саду.

— В серале, а не в темнице, — резко ответила Зара. Почему-то даже после всего случившегося Лин думала о ней исключительно как о «Заре», а не о «Дэле-дочери-Джасима».

Лин села с ней рядом.

— Нет. Этому не удивлена. Владыка справедлив. Вот только… скажи, ты разве хочешь здесь оставаться?

— А от меня что-то зависит?

— Конечно. Не думаю, что владыка станет удерживать тебя силой. Зачем ему? У тебя ведь есть люди, с кем ты на самом деле хочешь быть.

Зара молчала долго. Лин не торопила, не пыталась снова заговорить. Эта анха ведь не из тех, кому нужны готовые ответы. Достаточно того, что она услышала вопрос, потому что сама, похоже, даже не думала о возможной свободе. А может, удивлялась тому, что до сих пор не в темнице, и ждала, что с минуты на минуту явится стража исправить этот недосмотр?

— Господин первый советник выехал сегодня днем во главе отряда, — глухо сказала Зара. — Разбираться с семьей предателя. Заходил в сераль перед отъездом, выспрашивал у меня о детях: как звать, как выглядят… Он не похож на человека, который станет попусту издеваться над анхой, но неужели он всерьез рассчитывает найти их живыми? Я не думаю, что Кадорим соврал.

— Всегда лучше знать точно, — помолчав, сказала Лин. Что еще могла она сказать? Что Кадорим мог не знать, пересказывать слухи или лживые слова Джасима? Наверное, Зара и сама об этом думала. Или боялась даже думать, чтобы не спугнуть зыбкую надежду?

Зара повела плечом, зачерпнула в ладонь воды, пролила обратно в фонтан. Совсем как когда-то сама Лин — алый песок пустыни. Может, и мысли у нее были сейчас похожими — о том, как ничтожна человеческая жизнь рядом с вечностью. Лин ободряюще коснулась ее плеча, встала. Трудно было не понять, что она здесь лишняя сейчас. Можно пойти к клибам, попросить кофе и завтрак, спросить, где Хесса, раз Сардар снова уехал…

Следующие несколько дней прошли на удивление спокойно. Сераль притих, переваривая удивительные новости, Лин с Хессой сходили вместе в зверинец, Сальме Ладуш передал письмо, коротко пояснив: «Клювач принес», — и она ходила то счастливая, то задумчивая. И даже пышный отъезд Наримана докатился до женской части дворца лишь отголосками, опечалив анх, которым уделяли внимание баринтарцы, и обрадовав абсолютно всех, включая клиб и серальную стражу, отъездом вместе с посольством изрядно надоевшей мамы-истерички.

Жизнь и правда входила в ровное, устоявшееся русло, причем жизнь не только Лин, но и всего Им-Рока, а может, и всей Имхары. Взбаламученные Джасимом волны недовольства успокаивались — не без участия Сардара и Фаиза, но все-таки истинно недовольных оказалось мало, гораздо больше нашлось тех, кто мутил воду за золото предателя, а теперь, после нашумевшей казни, спешил отречься от «проклятого». И чем больше возникало таких отрекавшихся, тем чаще звучало, что владыка Асир — истинный повелитель, угодный Великим предкам.

Сам Асир Джасима больше не вспоминал, по крайней мере, при Лин. Да и зачем вспоминать, когда можно заняться гораздо более приятным! Но однажды, очередным утром, которое Лин встретила в его спальне, сказал:

— Пришло время собрать всех верных и наградить по заслугам. Хорошо, что это можно совместить с традиционной охотой. Но тебе придется поскучать одной, пока твой владыка будет с утра до ночи загонять зверей и с ночи до утра пировать с толпой кродахов.

— Я найду, чем себя занять, — пообещала Лин. — Кто бы мог подумать, что у анхи в серале может не найтись свободного времени на несколько лишних разговоров по душам. Но скучать все равно буду, мой владыка и господин, — обняла его, вдохнула влекущий запах. — Скучать и ждать.

Лин не шутила: «разговоры по душам» давно и назрели, и даже перезрели. Лалия после суда отстранилась от жизни сераля, оставив на младшую митхуну неизбежную ежедневную текучку, все мелкие дрязги, зловредные сплетни, пустые и не очень обиды, всю ту ерунду, которая, если ее пустить на самотек, может привести к вовсе не ерундовым трагедиям. И Лин постепенно, мягко, не навязываясь, вникала в запутанные взаимоотношения «сестер по сералю», заодно для себя сортируя их на «цыпочек», «змеек» и «стервятниц». Кого-то утешала, кому-то советовала, кого-то осаживала. Нравилось им это или нет, становилась той, к кому можно пойти с проблемой и не ввязывать в дело Ладуша. Кого стоит опасаться и не стоит задевать. Та еще работка, на самом деле. Не проще, а часто и сложнее, чем была в бытность ее агентом.

Наверное, из-за непривычно полной погруженности в серальную жизнь Лин и не поняла сразу, что ее нервозность, раздражение по пустякам, которое приходилось подавлять усилием воли, желание уйти подальше ото всех, лучше всего — в спальню Асира, где даже если нет его самого, то есть хотя бы его запах — не просто тоска по своему кродаху и по замечательным ночам с ним вместе. Она, конечно же, скучала, а как иначе? И не удивлялась, что без Асира ей не очень-то хорошо. До тех пор, пока Варда посреди радостного рассказа о том, что господин Ладуш передал ей привет от Газира и что тот уже встает и понемногу ходит, и владыка Асир, вернувшись с охоты, примет его клятву, вдруг потянула носом и сказала шепотом:

— Ой, госпожа Лин! У тебя начинается течка, а с кем же ты будешь, ведь владыка вернется еще не скоро?

Течка.

Единственное слово сразу и объяснило ее состояние, и обрисовало всю глубину проблемы. Наверное, молчание Лин было слишком красноречивым, потому что Варда потупилась и пробормотала:

— Конечно, это не мое дело.

— Я дождусь, — решительно сказала Лин. — А если нет… ну, тогда и будем думать.

Скорее всего, Ладуш сам решит, как лучше, но говорить об этом вслух она не стала. Как будто, если не сказать, то и не случится. Снова проходить весь тот ужас, что она пережила перед первой течкой? «Выбери, какого кродаха ты хочешь, если не владыку»? С единственной, правда, очень важной разницей: тогда Асир не то что видеть, а даже слышать о ней не желал, и сколько было шансов, что он ее в итоге простит? Не намного больше нуля. А сейчас — сейчас он всего лишь в отъезде. И Лин прекрасно знает, что он сказал бы о такой ситуации. Они проходили это на примере Хессы. И, кстати, на примере казненной матери Сардара — тоже… Для Асира не станет изменой, если его митхуне придется провести течку с другим кродахом. Он примет это как необходимость, которую надо пережить — и жить дальше.

Вопрос не в нем, а в ней. Сможет ли она?

Как она говорила Асиру о Хессе — «связать, оглушить, напоить»? Теперь поняла, как это было глупо, стоило представить себя и осознать с кристальной ясностью — не поможет. Связать, оглушить, одурманить — не выход, совсем не выход! Настоящих выходов только два: или принять как неизбежную необходимость близость с другим кродахом, перетерпеть ее и двигаться дальше, или — не принять. И сойти с ума, и оказаться навсегда потерянной для Асира. Да он скорее это назовет предательством!

Под все эти мысли Лин не заметила, как забрела на ту самую полянку в гуще жасмина. Заколдованная, что ли, эта полянка, почему как течка, так ее сюда словно сами ноги несут? Потому что калитка в садик Асира совсем рядом? Лин повалилась спиной в густую траву, прикрыла глаза рукой от солнца и постаралась трезво оценить свое состояние. Пока что оно почти не отличалось от обычного. Тоска, желание… грудь ноет и соски набухли… ничего такого, с чем нельзя примириться. Если течка будет развиваться постепенно, она сможет дождаться Асира. Ведь сможет?

Можно же тянуть до последнего, как было с Хессой? Ждать, надеяться, что Асир успеет, ну а если нет, тогда…

А тогда — кого она могла бы подпустить к себе? Или лучше спросить, кому Асир мог бы ее доверить? Это она знает и без вопросов — Сардару, конечно. Лин нервно хохотнула: вот уж крепкая мужская дружба, когда могут друг другу доверить самое дорогое — своих анх. А что ни Хесса сама по себе не хочет Асира, ни она — Сардара… течка это стирает.

Вот и все, решение найдено. А нравится оно ей или нет — несущественные мелочи. И время, которое у нее осталось, разумнее всего потратить на то, чтобы привыкнуть к мысли о течке с Сардаром. Но как же мерзко взвешивать это с точки зрения разума! До тошноты и сосущей пустоты в груди.

Может, она что-то упускает? Вдруг есть другой вариант? Может, профессор все-таки экспериментировал с подавителями? Изобрел же он средство, чтобы полностью убрать запах, а это все-таки одно направление. Асир против подавителей и никогда не разрешил бы обнародовать это изобретение, но… вдруг⁈ Вдруг все-таки разрешил для экстренных случаев? Конечно, никто не стал бы докладывать о таком Лин без веской причины, но сейчас-то!..

Ладуша она поймала почти ночью, когда он сидел у клиб. К тому времени успела известись от неопределенности и наверняка глупой надежды.

— Господин Ладуш, мы можем поговорить?

Он повел носом, кивнул.

— Пойдем ко мне.

Впустил ее первой, кивнул на кресло.

— Говори, Лин.

И ведь наверняка учуял, понял, что ее беспокоит и о чем будет разговор! Но хочет послушать, что она скажет, о чем спросит. Почему? Проверка? Но какая? Похоже, это еще один симптом начавшейся течки: рассуждать логически было сложнее обычного, слишком зашкаливали эмоции.

— Профессор Саад случайно не изобрел подавитель? Хотя бы слабенький, хоть какой-нибудь?

— Нет, Лин, — Ладуш покачал головой. — Ты же знаешь, Асир против подавителей. И я с ним в этом согласен. От такого снадобья произойдет гораздо больше зла, чем пользы. Достаточно и того, что у нас теперь есть средство скрыть запах анхи, не во время течки, конечно, но все же.

— Но это средство мне не поможет.

Крушение надежды отозвалось тянущей пустотой внизу живота и острым приступом желания. Пока еще, слава предкам, желания не любого кродаха, а Асира.

— Прошлая охота была всего три дня, а эта… Что мне делать? — не выдержала она. — Нет, сейчас ясно — ждать, надеяться и верить. Но что делать, если не дождусь? Если он не успеет вернуться⁈

— А как ты сама считаешь? — помолчав, спросил Ладуш. — Что думаешь?

— Что думаю? — она до боли сжала кулаки. — Думаю, что понимаю, кому Асир доверил бы меня. Думаю, что он сказал бы: я и сама должна понимать, что делать. И что это ничего не значит. Всего лишь необходимость. Но мне тошно от таких мыслей!

Ладуш вздохнул, прошелся по своей комнате-шкатулке, полной нервирующих сейчас Лин изображений. Открыл шкаф с коллекцией настоек.

— Тебе надо успокоиться. Любому из нас приходится иногда делать не самый приятный выбор.

— Я понимаю! Но ведь… Это будет моя первая нормальная течка.

— Для тебя это важно.

— Конечно!

— Для Асира тоже. Поверь, я знаю. Он хотел провести ее с тобой и рассчитывал успеть.

Лин сглотнула. Это… нет, не меняло все, но многое значило. Стало даже немного легче. Знать, что ты не одна ждешь и желаешь близости, что не только ты мечтала об этой течке со своим кродахом, но и он — тоже.

— Значит, ждать?

— Да, Лин. Ждать. Но если…

— Я понимаю, — прошептала она. — Если… Тогда я… я постараюсь.

И она старалась. Честно старалась привыкнуть к мысли, что Асир не успеет. К Хессе она пошла на следующий день, ближе к вечеру, когда стало понятно, что подняться в комнаты Сардара все равно придется. Почему-то казалось важным сделать это самой, осознанно, пока она еще в состоянии ждать и терпеть.

А еще, что уж скрывать, возможная реакция Хессы ее пугала. Да, после третьей метки и свадебного обряда та стала заметно спокойнее. Лин больше не чувствовала в ней того глубинного, затаенного страха, с которым Хесса жила в серале с самого своего появления. Страха перед будущим, как могла обозначить его сама Лин. Сначала будущее пугало Хессу кродахами, потом разлукой с Сардаром. Теперь же ее страхи стали совсем другими: прихвостни Джасима, которые, затаившись где-нибудь, могли навредить Сардару и его воинам, переезд в городской особняк, намеченный на будущий месяц, неумение правильно распоряжаться собственными слугами, что полагались ей теперь по статусу. И личная охрана из трех клиб и двух устрашающе суровых вооруженных кродахов, которых приставил к ней Сардар, чтобы обеспечить жене беспрепятственные и безопасные выезды в город. Хесса боялась, опасалась, беспокоилась, но Лин чувствовала в ней новую глубинную уверенность в завтрашнем дне, радовалась за нее и немного завидовала.

Но все-таки как отреагирует Хесса на ее течку с Сардаром, Лин гадать не взялась бы. Может, еще и именно поэтому хотела прийти к Хессе заранее, подготовить или, может быть, объяснить? Сказать — и не только услышать ее ответ, но увидеть, учуять, почувствовать и, наверное, поверить окончательно, что их дружбе это не навредит. Сейчас она все-таки немного сомневалась и стыдилась этого, может, еще и потому тянула весь день?

Лин готовилась к разному — говорить, уговаривать, объяснять, пить вдвоем успокоительные, но к тому, что делать не придется вообще ничего, она оказалась не готова.

Хесса, проводив взглядом закрывшего за Лин дверь стражника, глубоко втянула воздух и, ухватив ее за руку, увлекла за собой.

— Пойдем, здесь есть комната, где пахнет твоим обожаемым садом, а не кродахами. Сардар там не бывает. Ее уже приготовили. На всякий случай.

— Хесса… — Лин сглотнула. Стало страшно. Страшно, что она не поняла, не так поняла, что проклятая течка все-таки отшибла ее способность ясно мыслить и делать выводы. Ведь не может все быть настолько просто? Не может Хесса оказаться настолько спокойной, когда… — Ты знаешь, зачем я здесь?

— Конечно, знаю. Сложно было не догадаться, раз владыка до сих пор на охоте. Кого еще ты могла выбрать? Вагана? — она фыркнула. — Вряд ли Фаиза. У него сейчас одни сторонники и неотловленные шпионы Джасима в голове. Сардар говорит, он даже спать не успевает. К тому же, у него еще и Лалия. Которую тоже не взяли на охоту.

— И как ты… Как тебе… — Хесса выглядела спокойной, хотя Лин все равно казалось, что она встревожена. Не злится, не несчастна, только встревожена.

— Лин… — Хесса остановилась перед закрытой дверью. — Если тебя беспокоит то, что я когда-то говорила… Про то, что не смогла бы спокойно смотреть, как мой кродах остается с другой… — она покачала головой. — Забудь. Я тогда была очень глупой анхой. Чего-то не понимала, многого — понимать не хотела. Сейчас все иначе. Мы обе не будем счастливы от того, что случится, но обе сможем это принять и с этим жить. Я знаю, кого ты любишь и с кем хочешь быть, и знаю, к кому вернется мой кродах, когда все закончится, остальное — необходимость, не больше. Сейчас меня беспокоит только одна… две… Нет, все-таки три вещи. Первая — когда вернется Сардар. Он снова в предместьях и вроде бы задержаться не должен. Но вдруг… Вторая, — Хесса распахнула двери и отступила на шаг, пропуская Лин вперед, — подойдет ли тебе комната. И третья. Но о третьей пока говорить рано.

Лин слушала, и с каждым словом словно распрямлялась туго сжатая в груди пружина. Становилось легче дышать. Шагнув в комнату, большую, светлую, с распахнутым окном, в которое вливался аромат цветущих роз, она глубоко вздохнула и повернулась к Хессе.

— Спасибо. Спасибо тебе, — зачесалось в носу, к глазам подступили слезы, и Лин порывисто обняла Хессу — ей нужно было дать выход этому свалившемуся на нее гигантскому облегчению.

Сардар вернулся, когда из сада уже потянуло по-ночному насыщенными запахами цветов и легким, едва уловимым ветерком. Лин, подвернув под себя ноги, сидела в низком, широком кресле и боролась с желанием забиться в самый темный угол и ткнуться лбом в стену: отгородиться от реальности всеми доступными способами. Желание пока еще не сводило с ума, но стало сильным, навязчивым, уже не переставая болезненно ныл низ живота, и смазки с каждым часом становилось больше, так что Лин, кроме шароваров, навертела на себя еще и простыню. Становилось понятно, что если она и перетерпит эту ночь, то утро в любом случае придется разделить с кродахом — слишком сильно рисковать Лин боялась. Не хотелось бы по собственной дурости и упертости повторить что-то хоть отдаленно похожее на начало прошлой течки. Асира точно не порадует спятившая по глупости младшая митхуна.

Хесса долго сидела с ней, пыталась отвлекать от печальных мыслей и зацикленности на собственном теле. Но сначала она ушла распорядиться насчет ужина, потом явился с докладом клиба, присматривавший за работами в городском особняке, да и до того, как Лин ни старалась, отвлекаться получалось плохо. Как отвлечешься, когда даже сама Хесса срабатывала как напоминание о неизбежном? И о Сардаре, и о течке с чужим кродахом, и об Асире, который сейчас почему-то вспоминался в те минуты, когда они с Сардаром рычали друг на друга за закрытыми дверями спальни Хессы…

Теперь же, сидя одна, Лин полностью погрузилась в ощущения, которые наверняка дарили бы радость, будь Асир рядом, а так — вызывали только тоску и горечь, и все, что она могла, — сцепив зубы ждать неизбежного.

Неизбежное распахнуло дверь буквально через пару минут после того, как Лин учуяла его запах. В таком состоянии она умудрялась отдаленно чуять через все комнаты и стены даже кродахов из стражи, карауливших в коридоре, что уж говорить о вернувшемся Сардаре, о котором думала не переставая почти весь день.

Она обернулась, встретилась с пристальным, изучающим взглядом, отметила запах пыли и странно привлекательный сейчас запах пота. Наверное, потому что он принадлежал кродаху. Здоровому. Сильному. Наверняка уставшему после целого дня скачки и правильных мужских занятий. Сглотнула и, заметив за Сардаром Хессу, шевельнула вмиг пересохшими губами:

— Господин первый советник.

— Давай без этого. Сейчас нам точно не до церемоний, — Сардар усмехнулся, хотя взгляд оставался серьезным, цепким, даже, пожалуй, настороженным, а ноздри заметно подрагивали. — Ты, госпожа Линтариена, на правах ближайшей подруги моей жены и любимой анхи владыки, можешь звать меня по имени.

— Ну что? — торопливо спросила Хесса, — получится? Успеешь?

— Это только предки знают. Она давно готова, дорога неблизкая, да и Асир может быть не на месте или критично занят. — Он качнул головой. — Ладно. Без толку стоять на месте и болтать. Ей нужна теплая накидка — ночи в пустыне холодные. И пошли прямо сейчас кого-нибудь к Ладушу — рассказать.

Хесса исчезла, а Сардар обернулся и заорал в пространство:

— Ибрен! Выведи мне Нараха! Быстро!

Потом в два шага подошел к Лин, подхватил на руки и двинулся к выходу:

— Поехали. Если нам немного повезет, то все сложится. Ну а если нет — переживем.

От разговора, не просто не соответствующего ее ожиданиям, а категорически непонятного — какая дорога? почему Асир? о чем они вообще⁈ — Лин впала в какой-то дурацкий ступор. И все, что происходило дальше, только добавляло ей безвольной заторможенности. Как будто она — нет, даже не по течению плывет, а будто ее уносит в океан, подхватив штормовой волной, и она вроде бы еще жива, еще держится на поверхности, но отчетливо осознает, что бороться бессмысленно, и будет то, что будет, неизбежное и неумолимое. Она слышала, видела, осознавала, но все происходило будто не с ней. Будто со стороны смотрела, как ее тело закутывают в теплую накидку, как клиба подводит огромного бурого зверогрыза, как подбегает Ладуш…

— Довезешь? Успеете?

Голос Ладуша тоже слышала как будто не она, а какая-то другая Лин, которая, наверное, понимала, что происходит, о чем он говорит — пока сама она занята другим, гораздо более важным: не поддаться внезапно нахлынувшему желанию вцепиться в Сардара руками и ногами. Не обращать внимания на его запах, такой нужный сейчас, и на запахи стражи, далекие, но тоже нужные.

— Довезу. Успеем ли — не знаю. Асир не ждет, вот что плохо.

— Я бы послал клювача, но твой Нарах домчится быстрее. Вот, держи, передашь Асиру.

— Что это?

— От Саада. Пусть прочтет обязательно до того, как займется Лин. Это о ней.

— Мы ввязываемся в безумную авантюру, — кто из них двоих это сказал, Лин уже не поняла. На нее накатывал жар, горячечная жажда. От близости кродаха течка, до того неторопливая, словно одним резким рывком перемахнула на пик. Или все-таки еще не на пик? Сдерживаться удавалось с трудом, но все-таки удавалось. А когда Сардар умостился на зверогрыза и крепко прижал ее к себе, стало даже легче.

— Вперед, Нарах! Быстрее.

Лин закрыла глаза. Так легче было думать об Асире. Вспоминать безумную скачку по пустыне — с ним. И потрясенно осознавать, что сейчас такая же безумная скачка — к нему. Похоже, что Сардар, Хесса и Ладуш заранее придумали этот… план? Или все-таки «безумную авантюру»? И… у нее все еще есть надежда на ту течку, о которой мечтала?

Потом, когда она будет снова вменяемой и разумной, она обязательно скажет им всем, как благодарна. Даже если не получится. Хотя бы за попытку. Но сейчас, жадно вдыхая запах чужого кродаха, разгоряченного, так же, как и она, заставляющего себя держаться, не накидываться на течную анху, призывно пахнущую не просто рядом, а вплотную к нему, в его руках — сейчас Лин все силы тратила на то, чтобы вспоминать Асира, думать об Асире, ждать Асира. Встречи с ним, которая с каждым прыжком зверогрыза все ближе. Близости с ним, такой желанной и необходимой, которая — теперь Лин верила — все-таки будет. Очень скоро. Совсем скоро.

Уже, может быть, прямо сейчас — подумала она, когда бег зверогрыза вдруг прервался, и Сардар, подхватив ее в охапку, спрыгнул вниз. Он что-то кому-то приказывал, куда-то шел, почти бежал — Лин уже и не пыталась осознавать. Она ждала.

И запах Асира учуяла издали, как, наверное, почуяла бы далекую воду в раскаленной пустыне.

Сардар опустил ее на кровать и вышел. Хлопнула дверь, но запахи остались, они здесь были невыносимо сильными: свежий — Сардара, более старый — Асира, тот, похоже, спал на этой кровати очень давно, может, в первую ночь на охоте, и все. И другой, тоже Асира, тот, что стремительно приближался.

А потом она услышала голоса. Торопливый и перепуганный — незнакомый. Отрывистый и раздраженный — Асира. Говорили, кажется, прямо под дверью.

— Прошу вас, владыка! Одумайтесь! Мы делали исключение для госпожи Лалии. Но она участвовала в охоте. К тому же, никогда не приезжала в течку! Почтенные сановники…

— В бездну! — рявкнул Асир. — Отстань.

— Но владыка! Вы собираетесь на глазах у всех нарушить все мыслимые традиции. Здесь больше нет ни одной анхи! А госпожа так пахнет!..

— Так позаботься о том, чтобы почтенные сановники убрались подальше отсюда. Отправь их всех наверх. Да хоть на крышу! И сам убирайся с ними!

— Владыка! Но что я им скажу⁈ Почтенные…

— Скажи, что здесь их будущая госпожа и мать моего будущего наследника. Прочь!

Лин успела еще подумать, что ее разум, наверное, помрачился гораздо больше, чем кажется. Она, конечно, мечтала о таких словах Асира, но ведь…

Додумать не успела: наконец-то распахнулась дверь, и она утонула с головой в желанном, родном, единственном нужном ей сейчас запахе. А через несколько мгновений — в объятиях Асира. И все остальное перестало иметь значение. Весь мир, все слова, какие-то незнакомые ей сановники, даже собственные мечты — все могло подождать. Потому что сейчас, в руках своего кродаха, того, кого выбрало ее сердце, а не тело, она была полностью, абсолютно счастлива.