Лин не знала, метка тому причиной или внезапное расследование, но сейчас она ощущала себя намного лучше, чем в начале всех этих бесконечных праздников с посольствами и владыками. К Асиру тянуло, и без близости с ним — хорошей, долгой, полноценной близости! Да ладно, хоть какой-то, пока нет времени! — с каждым днем становилось тоскливее. Зато от запахов чужих кродахов метка ограждала ничуть не хуже, чем его присутствие. Лин, конечно, чуяла их, нюх-то у нее не отшибло, но густые, давящие на психику волны чужой похоти теперь словно обтекали ее, не затрагивали и тем более не возбуждали. Теперь она могла бы, наверное, обойтись без настойки Ладуша даже на сборище всех владык скопом. Вот только на эти самые сборища вместо нее ходила Лалия, а Лин видела кродахов только в серале, когда они наконец-то вспомнили о тоскующих без внимания анхах. Разница ощущалась — и она не воспринимала никого из гостей как угрозу или желанную цель, и они смотрели сквозь нее, будто не видя.
Это были несомненные плюсы. А минусы… минус был один, логично из них вытекающий: без Асира становилось все хуже и хуже. Только его метки, только запаха, который теперь чувствовался постоянно, хватало лишь на то, чтобы не спятить. Ждать, мечтать и надеяться, ловить взгляд Ладуша, когда он приходил в сераль, чтобы увести какую-нибудь анху — не все кродахи соизволяли прийти лично. А после, когда двери сераля закрывались, выпустив другую, ловить на себе издевательски-насмешливые взгляды Гании. Та не позволяла себе большего, но в искусстве изводить взглядами достигла неведомых раньше высот.
Правда, страдала Лин не одна. Сальме приходилось еще хуже. Лин хотя бы на расследование отвлекалась, а у Сальмы, кроме тоски по Назифу, была только истеричная мамочка и внезапно захватившая почти весь сераль неприязнь. Сильнее, чем Сальме, завидовали только Хессе, но та почти не появлялась теперь — что, конечно, подливало бензинчика в костер ненависти к «трущобным и подзаборным», но чего ты не слышишь, то тебя и не огорчит, верно? А шепотки за спиной не огорчали Хессу, даже когда та их слышала.
Сорвалась Лин через три дня такой жизни, ночью. Вечером Ладуш увел Сальму — судя по ее сияющему взгляду и пылающим щекам, к Назифу, — и тоска навалилась на Лин так, что стало трудно дышать. Она сбежала от «сестер по сералю» в сад, забилась в порыжевший от пыли жасмин и всерьез задумалась, не повторить ли операцию «стена», а следом и операцию «окно». Вариант «уйти к себе и лечь спать» уже даже не рассматривался, все равно не заснула бы. Разве что попросить у Ладуша сонной настойки, когда вернется. Но, бездна бы побрала талетин, посольства, Джасима и все на свете, настойка и сон в одиночестве — отвратительная замена Асиру.
Ветер талетина тонко выл над головой, будто насмехаясь. И вдруг — затих.
Тишина обрушилась так резко и внезапно, что в первый момент Лин даже испугалась. Почудилось — оглохла. Но тут же стали слышны звуки лютни из сераля, голоса из-за стены, далекое ржание коней…
Лин задрала голову и сразу зажмурилась, прикрыв глаза ладонью — сверху, кружась, словно первый снег, тихо, беззвучно падал песок. Рыжая пелена — впрочем, о том, что она рыжая, Лин просто помнила, сейчас, ночью, небо казалось непроглядно черным — истончалась, рассыпалась песчинками, открывая взгляду мягкий фиолетовый бархат, узкий серп молодой луны и яркие звезды.
Талетин закончился так же неожиданно и быстро, как и начался.
Первым побуждением Лин было перемахнуть через стену и бежать к Асиру. Но ведь ясно же, что невероятная новость не пройдет мимо владык, и сейчас они наверняка соберутся обсудить очередной сюрприз. На этот раз хотя бы приятный, если, конечно, вдруг утихнув, талетин не начнется снова. Но в любом случае Асиру будет не до нее, и операция «окно» его не порадует. Может, даже рассердит.
Что ж, в таком случае, остается порадовать дуреющих без свежего воздуха «сестер».
Лин прошла через сад, чувствуя, как помимо воли все сильнее улыбается. Талетин закончился! Посольства уедут! Наконец-то! Может, стоило послать их в бездну пораньше? Очень уж интересно совпало!
Она распахнула дверь, дождалась всех скучающих, неприязненных, любопытствующих взглядов и почти что крикнула:
— Талетин закончился!
На несколько секунд в серале воцарилась изумленная тишина, а после, будь реакция Лин хоть немного хуже, ее, наверное, смело бы толпой помчавшихся в сад анх.
— Ладно, зато не будут мешать спать, — пробормотала Лин. И пошла в купальни — отмываться от песка. Она надеялась, что в последний раз за этот талетин. А когда возвращалась, сераль был пуст. Абсолютно. И такой тишины здесь она не слышала не то что давно, а, пожалуй, вообще никогда.
Снился Асир. Как и в прошлую ночь, и в позапрошлую. Почти наяву ощущала его уверенные прикосновения. Они стояли посреди крошечного песчаного островка, тесно прижавшись друг к другу, а вокруг бушевал талетин. Но почему-то отдельно от них, будто владыка Имхары держал его на расстоянии, не подпуская ближе. Лин знала, что надо уходить. Долго так продолжаться попросту не может. Но оторваться от Асира, которого она сейчас чувствовала так ясно и отчетливо, было выше ее сил. А он положил ладонь ей на макушку, потянул за волосы, и только она, поддавшись безмолвному, но внятному приказу, запрокинула голову и привстала на цыпочки, потянувшись за поцелуем, как песок обрушился сверху, налетел со всех сторон, и они оказались на Шайтане, как в ночь начала талетина. Неслись наперегонки с бурей, и всей близости было — что Асир жестко держит поперек спины, вжимая в себя и не давая упасть, а Лин дышит ему в рубашку.
Она проснулась, задыхаясь, будто и вправду только что убегали от талетина. Снова. И к чему такие сны? Наверное, если вспомнить курс психологии и заняться самокопанием, можно разобраться. Но хотелось только забыть, выбросить из памяти. В бездну! Уж хотя бы присниться могло бы что-нибудь более… желанное, да. Раз наяву никак до этого самого желанного не может дойти.
Снова заснуть, конечно, не получилось. Сердце колотилось как бешеное, глаза щипало, и почему-то мучительно ныла грудь. Повертевшись в неприятно нагревшейся постели, Лин плюнула на бесполезные попытки, оделась и пошла к клибам. В серале стояла сонная тишина, до утра оставалось, наверное, час или два.
Она попросила дежурного клибу приготовить завтрак, а в ожидании вышла в сад. За ночь воздух очистился, и теперь пах утренней свежестью, цветущими розами, и даже запах гари от недавнего пожарища, еще ночью вполне отчетливый, сгладился и почти не ощущался. Но все равно напоминал о свалившейся на Им-Рок и Асира куче проблем.
Похоже, следовало приготовиться к неприятному факту: с окончанием талетина проблемы не закончатся. Возможно, на самом деле только начнутся. Оптимизма эта мысль не добавила, и завтракала Лин в состоянии смутного недовольства всем на свете, настолько для нее нехарактерного, что даже мелькнула мысль — а не течка ли снова приближается? Лалия говорила, предупреждала о чем-то похожем. Но по срокам еще вроде бы рано?
Да нет, какая течка! Точно рано. Просто ей, как нормальной анхе, нужно больше ее кродаха, вот и…
Узнать бы, до чего там договорились владыки — до чего-нибудь же должны были договориться? Вахид, кажется, хотел отправиться домой как можно быстрее, и Джад тоже. И Назифу не с руки долго гостить. Но узнать неоткуда. Лалия в серале не появилась, Хесса тоже задержалась у Сардара, и даже Ладуша не было на месте. Хотя Ладуш вряд ли сказал бы ей. Лин маялась, не зная, чего ждать и чем себя занять, боясь пропадать из вида — а вдруг за ней придут? И самой было слегка смешно и чуточку горько — снова это ужасное «а вдруг», которым когда-то, не так и давно, если подумать, они с Хессой изводили себя вдвоем. А курятник вокруг просыпался, радовался окончанию талетина, прихорашивался в надежде на прогулку. Или вернее будет сказать не курятник, а змеюшник? В последние дни, пока приглядывала за Вардой и присматривалась к остальным новеньким, Лин сильно изменила мнение о нежных серальных цветочках владыки Асира. Нежные-то они нежные, но большинство — ядовиты.
Бесконечное течение дня нарушил вошедший в сераль евнух. Пройдя через зал под выжидающими взглядами цыпочек, змеек и кто здесь еще водился, он подошел к Лин и негромко, но внятно сказал:
— Госпожа Линтариена, оденьтесь для выезда и пойдемте. Владыка ждет.
Лин кивнула и метнулась к себе. Ждет? Что значит — ждет? Уже выезжать — кстати, куда? Или, как в тот раз перед завтраком, ждет ее у себя, оставив немного времени только для них двоих? Но тогда он мог велеть и одежду для выезда принести туда? Или нет?
Мысли метались, а руки совершенно без участия головы выбирали штаны, лиф, накидку, украшения — объяснения Сальмы не прошли даром, как одеться, Лин представляла. И даже прическу собралась себе соорудить сама, но подоспела Фариза, усадила ее, велев посидеть спокойно, подкрасила губы и глаза, уложила волосы, прикрепила поверх почти прозрачный тончайший шелковый платок, придирчиво осмотрела и покачала головой:
— Было бы хоть немного больше времени… Но что могли, мы сделали.
— Владыка ждет, — слабо улыбнулась Лин.
— Ступайте, госпожа, — Фариза ободряюще кивнула. Смотрела очень понимающе, отчего Лин смутилась. Но зацикливаться на том, что каждый встречный клиба, не говоря уж о «сестрах по змеюшнику» и кродахах из стражи, прекрасно чует и ее смущение, и желание, и тягу к Асиру, Лин себе не позволила. Быстро шла за евнухом, и все сильнее захватывал вопрос — куда свернут? К покоям Асира или к паланкинам? Если бы евнух повел через тайную калитку и сад, вопроса бы не было, но вокруг тянулись парадные коридоры. Взгляды стражников-кродахов облизывали анху владыки, заставляя все сильнее гореть щеки. Их желание больше не задевало, не выбивало из равновесия, как до метки, но совсем его не чуять Лин не могла. И очень надеялась, что Асир хочет ее не меньше.
Свернули к паланкинам.
Разочарование было острым. Настолько болезненным, что Лин почти мгновенно задвинула анху поглубже и выпустила вперед агента Линтариену: еще не хватало, чтобы половина дворца унюхала, как анха разочарована владыкой! Никому ведь нет дела, что не самим владыкой, а его решением. И, в конце концов, так или иначе она сейчас встретится с Асиром, это гораздо больше, чем было у нее всего час назад!
Евнух с поклоном подсадил в паланкин и остался караулить снаружи. А внутри было пусто. Ни Асира, никого. Лин села, откинулась на спинку сиденья так, чтобы в щелку между занавесей увидеть, когда он подойдет. Ожидание с каждой минутой казалось мучительней. Потом послышались приглушенные голоса, короткие приказы издали, но слов разобрать не получалось. До тех пор, пока не прозвучал отчетливо голос Сардара:
— Оцеплены улицы до Судебной площади.
— Вчера ты обозвал ее площадью Безумной Статуи. Мне понравилось, — раздалось в ответ, и Лин наконец увидела своего владыку. В парадном белом облачении, каким она видела его всего несколько раз — и каждая из этих нескольких встреч оборачивалась чем-то значительным и значимым для Лин, так что агент Линтариена куда-то делась, снова уступив место влюбленной и жаждущей анхе.
Качнулся паланкин, и Асир оказался рядом. Настолько рядом, что сразу вспомнился крошечный песчаный островок из сна, и стало одновременно ужасно жарко и радостно.
— Долго ждала? В самый неподходящий момент принесло Рабаха. Едва отделался.
Он смотрел на нее внимательно, пристально, чуть заметно принюхиваясь, и от этого взгляда становилось еще жарче. Если так и продолжится, то как она выдержит весь этот путь — куда-то в неизвестность! — настолько близко к нему?
— Пять дней, — почти шепотом ответила Лин. — Все пять дней талетина. И до того… сам знаешь, сколько. Лучше меня, я давно сбилась со счета. Но это неважно. А сейчас — нет, не очень. Только… — она, кажется, задохнулась жаром, дыхание перехватило, и пришлось замолчать и подышать.
— Только мы не уедем далеко, пока ты пахнешь так ярко, — сказал Асир вроде бы совсем тихо, но от низких, вибрирующих интонаций в его голосе Лин задрожала в предвкушении совсем не поездки.
И, наверное, надо было постараться хоть на что-то отвлечься, хотя бы спросить, куда они все-таки собираются ехать. Но агент Линтариена, раз исчезнув, решительно отказывалась возвращаться. А Лин могла думать только о том, что сейчас она совсем не способна играть в тренировку выдержки.
Что произошло раньше — Асир подхватил ее, или она потянулась к нему, Лин не сказала бы даже под пытками. Просто почти сразу оказалась у него на коленях. А он уткнулся в шею, накрыл губами метку, так что по всему телу вместе с дрожью рассыпались искры удовольствия.
— Прости, — выдохнул Асир. — Я бы от всей души порадовал Им-Рок этой жаждой, но не сегодня. — Лин не успела понять, о чем он, только почувствовала слегка болезненный укус в то самое место метки, вскрикнула от пугающе-сильной вспышки наслаждения и обмякла в руках Асира. Желание вроде бы никуда и не делось, но из остро-мучительного стало тихим, спокойным и нежным. Только сердце колотилось с пугающей частотой, но и оно постепенно успокаивалось. Лин глубоко вздохнула, обвила руками шею Асира.
— Да. Так лучше. Так можно ждать дальше. Спасибо. Я понимаю, сейчас не до того, чтобы… — и умолкла, смутившись.
— Мне нравится этот запах. И твое безудержное желание. Хочу, чтобы ты пахла так всегда, — он держал по-прежнему крепко и тесно, и от ладони на спине растекалось тепло. — Ты даже не представляешь, как сильно он отличается от запаха простой потребности в кродахе. Обычной телесной жажды.
— Отличается? — как в полусне, переспросила Лин. Она никогда не задумывалась, не интересовалась, как именно кродахи воспринимают запахи анх — да и не только кродахи на самом деле. Агенту Линтариене хватало элементарного, того, что можно описать протокольными определениями и подшить к делу. А о разнице в этих самых запахах и вовсе… — Я думала, есть только «хочет» и «не хочет». Чисто в рамках служебных инструкций: если «хочет», то все по согласию и оснований к возбуждению дела нет, если «не хочет»… — она фыркнула, спрятала лицо у Асира на груди. — Здесь все это звучит очень странно, да? Я хочу тебя. Хочу, чтобы ты меня хотел. Хочу быть с тобой рядом, даже если это «рядом» совсем не о близости. Хочу быть тебе нужной. Люблю.
— Любишь, — задумчиво то ли согласился, то ли переспросил Асир. — Эта непонятная, неизученная штука — любовь — пахнет совсем не так, как все остальное. Принюхайся как-нибудь. Рядом с тобой есть анха, которая пахнет так же, как ты.
— Принюхаться к Хессе? — улыбнулась Лин. — Самое странное задание, какое я получала за всю свою жизнь.
— Зато совершишь удивительное открытие — поймешь, чем отличается «хочет» от «не только хочет». Сардара от этого открытия до сих пор штормит. Иногда мне кажется, что и меня тоже.
Это «и меня тоже» прозвучало так, что немедленно захотелось наплевать на все поездки, дела, возможных свидетелей и показать наглядно, делом, как штормит ее. От таких слов и такого голоса, от его близости и прикосновений, запаха, просто оттого что он рядом. Но то странное, что сделал Асир с меткой, тормозило желания довольно-таки качественно. Даже обидно стало, хотя Лин прекрасно понимала всю неуместность своего «хочу» здесь и сейчас. Она потянулась к губам Асира, коснулась их легко и коротко, так, как иногда прикасался он. Сказала:
— Я люблю шторма. Всегда любила.
— А я никогда не жил у моря. Но теперь представляю, что это такое.
Паланкин качнулся, опускаясь на камни мостовой. Приехали?
Лин вылезала из паланкина, как подобает порядочной анхе: опираясь на руку кродаха. Своего кродаха. Отчего-то ярко вспомнилась их первая совместная поездка, в ее первый день в этом мире, в казармы. Как она тогда шарахалась от любых прикосновений. Кажется, целая вечность прошла с тех пор.
— Я не жду здесь неожиданностей, — негромко сказал Асир, направляясь вместе с ней к крыльцу приличных размеров… дворца? — Зато тебе будет что рассказать одной чувствительной анхе.
Значит, дворца первого советника, мысленно кивнула она. Того самого, где отлеживаются отравленные покаянники. Уточнила:
— Уже можно рассказывать? Не помешает следствию?
— Думаю, ей не нужны подробности. Хватит и того, что ты своими глазами видела ее… «недобитого дружка», как сказала бы Лалия.
Ну да, опять же мысленно фыркнула Лин, недобитого, а также недоповешенного и недоскормленного анкарам. Или акулам. Или господину тайному советнику.
Дворец Сардара был роскошным и… заброшенным? Шаги разносились гулким эхом, кланялась стража, и сам первый советник шел здесь так, как шел бы по чужому дому. Похоже, что его дом там, где Асир, а живет он постоянно в тех самых покоях, где уже привыкла проводить ночи Хесса.
Но вот у одной из дверей остановились, и Сардар негромко сказал:
— Здесь.
Комната, в которой положили отравленных кродахов, была небольшой и не слишком роскошной, зато светлой, с широкими окнами, выходящими в сад. И пусть сейчас сад был рыжим от песка талетина, зато слуги уже распахнули окна, впуская свежий, очистившийся воздух. Хотя болезнью и отчаянием все равно пахло отчетливо и неприятно.
Глубоко поклонился лекарь — и исчез за дверью, повинуясь едва заметному жесту владыки. Сардар, скрестив руки на груди, прислонился к косяку. А Асир смотрел на лежавших мальчишек с выражением сдержанного недоумения на лице, ноздри трепетали, а по комнате расходился тяжелый, давящий запах раздражения и неприязни.
«Покаянники» дернулись было встать, но сил на такой подвиг у них еще не было.
— Владыка, — тихо сказал один из них.
— Владыка Асир, — эхом повторил другой. Похоже, что сил не было и на долгие славословия, и, вспоминая их речи при встрече посольства, этому можно было даже порадоваться.
— Мне передали все, что вы рассказали. Сейчас я желаю услышать только одно. Кто-нибудь из вас хочет поддержать изумительное начинание вашего господина и отправиться в пески раньше времени во имя его великих замыслов? Еще не поздно.
— Наш господин и повелитель — вы, владыка Асир, — тихо, но довольно-таки твердо отозвался один.
— Мы… хотели бы остаться, — прошептал второй. — Здесь, в Им-Роке. Служить вам.
— Об этом говорить рано, — сказал Асир, хмурясь. — Но, когда вы оба будете в состоянии стоять на ногах, я приму вашу священную клятву перед духами предков.
Судя по разлившемуся на бледных лицах облегчению, просветлению, а потом и счастью, на такой исход мальчишки и надеяться не смели. У них даже хватило ума — или безумия — начать витиевато и длинно благодарить, на что Асир махнул рукой:
— Позже.
И вышел.
А Лин спросила:
— Кто из вас Газир?
— Я… госпожа?
Тот, который побойчее. Прекрасно.
— Одна анха очень беспокоится о тебе. Передам, что ты не торопишься в пески. Она обрадуется.
— Варда⁈ — он даже приподнялся, будто порываясь вскочить. Ну да, и бежать немедленно к своей Варде. Ползком. — Пожалуйста, госпожа… — он задохнулся, закашлялся, договорил хрипло: — Скажите, что я навещу ее, как только смогу. Если мне будет позволено.
Этот порыв стоил ему всех оставшихся сил, он резко побледнел и снова откинулся на подушку, прикрыв глаза.
Лин вздохнула и вышла. Асир с Сардаром ждали ее за дверью и, похоже, о чем-то спорили. От взволнованного Сардара отчетливо пахло недовольством.
— Это может закончиться чем угодно! Ты понимаешь или нет⁈
— А ты понимаешь, что мой город едва не обезумел за пять проклятых дней? Мой народ должен увидеть меня своими глазами!
— Езжай хотя бы в паланкине. Мы не сможем прикрыть тебя от стрелы или пули, пока ты верхом!
— Дар. Я уже все сказал. Где мой конь?
— Дожидается внизу, — Сардар раздраженно дернул плечом и, бросив на ходу: — Дай мне немного времени и спускайся, — ушел. За ним, видимо, повинуясь молчаливому приказу, поспешили два стражника. Коридор опустел.
— Не завидую господину первому советнику, — улыбнулась Лин. — Ты очень проблемный объект для охраны, повелитель. Особенно если стоит задача показать тебя народу. — Положила руку ему на грудь, спросила уже серьезно:
— Никакой брони? Почему?
— Доспехи надевают перед схваткой. Я не собираюсь сражаться со своими подданными. — Асир взглянул на нее и усмехнулся. — Ты тоже скажешь, что я сошел с ума? Не стоит. Я слышу это с самого утра.
— Нет, — покачала она головой. — Я скажу, что ты рискуешь. В городе наверняка остались люди Джасима. Но уважение народа стоит риска, а народ не любит, когда власть от него отгораживается. Наверное, без разницы, бронированными стеклами машины или доспехами. Это твоя работа. А работа твоей охраны — снизить риск до минимума. Исключить совсем, к сожалению, невозможно.
— Я и не хочу, чтобы его исключали. Я хочу, чтобы все оставшиеся выродки поняли, что это их последний и самый лучший шанс.
— Последний шанс на что?
— Убить меня, разумеется.
— Ну да, конечно, — фыркнула Лин. — Как я могла подумать, что сдаться или, может, сделать вид, что они добропорядочные подметальщики или водоносы, и зажить честной жизнью.
— Пойдем. Если хочешь, можешь вернуться во дворец. Или можешь поехать со мной. Паланкин ждет.
Вот еще! Сидеть за плотно задернутыми занавесками, слушать шум толпы и гадать, что происходит и сработала ли уже задуманная ловля на живца. Прекрасно. Нет, Лин доверяла профессионализму Фаиза и Сардара, особенно когда они работали в паре, но все же предпочла бы и сама принять хоть какое-то участие. Хотя бы иметь возможность наблюдать… а там, кто знает…
— С тобой, — сделав крохотный шажок, она прижалась к Асиру. Запрокинула голову, поймала взгляд и продолжила: — С тобой в седле. По древнему обычаю. Твой народ оценит.
— Вместо доспехов? — он прищурился. — Мне не нравится эта идея.
— При всем желании я не смогу обернуться вокруг тебя. Не волнуйся, твои предполагаемые убийцы вряд ли настолько идиоты, чтобы спутать владыку с его анхой. Разве что они такие же косорукие мазилы, как тот, прошлый.
— Может, им будет все равно? — Асир вздохнул. — Мне хочется тебя отговорить, но я начинаю чувствовать себя Сардаром, Фаизом и Ладушем сразу. Последняя попытка. Я поеду верхом, — раздельно произнес он, особенно выделяя последнее слово. — На устрашающем, неудобном коне, который так впечатлил тебя в прошлый раз. Сработало?
— Но ты же не дашь мне упасть, — очень кстати он напомнил прошлый раз, потому что можно ответить его же словами… Лин широко улыбнулась. Хотя, чего уж, на самом деле «устрашающий и неудобный» по-прежнему не вызывал доверия — честное слово, Лин предпочла бы Шайтана! Зато… — Я буду за тебя держаться. Крепко. Очень крепко.
— Ладно, — сказал Асир, разглядывая ее со странной задумчивостью. — Поедем. Пришло время показать тебя Им-Року.