Захара
Мне одиннадцать лет, это вечер знаменитой летней вечеринки моих родителей. Я стою на центральном балконе, подперев подбородок руками, и наблюдаю за вечеринкой в саду внизу.
Мне нельзя вставать раньше одиннадцати, и родители не любят, когда я нахожусь рядом с гостями, когда они начинают понемногу пить после ужина.
Но я выбралась из своей спальни и на цыпочках прокралась на балкон, чтобы с завистью понаблюдать за гостями. В частности, на женщин, которые носят великолепные платья и элегантные прически, держат бокалы с шампанским с такой непринужденной грацией и позволяют мужчинам наклоняться к ним, чтобы прикурить сигарету. Я так хочу стать одной из них. Может быть, тогда отец снова начнет обращать на меня внимание.
— Привет, маленькая нимфа. Мне показалось, что я видел, как ты крадешься наверху.
Я резко оборачиваюсь и вижу мужчину у открытого входа на балкон. Я не знаю его по имени, но узнаю его. Он друг моего отца, занимавший важную должность в Палате лордов. Мне он кажется невероятно старым — таким же старым, как мой отец, — и я немного боюсь его видеть.
Боюсь, потому что по своей наивности думаю, что он может сказать моему отцу, что я все еще не сплю.
Он смотрит на меня некоторое время, и я понимаю, что что-то не так. Не совсем то, что должно быть. Я не понимаю, что именно, пока он снова не заговорит.
— Ты очень похожа на свою мать, — шепчет он, подходя ближе.
Я улыбаюсь: моя мама красивая, и все ее любят. Но он подходит еще ближе. Он касается моих волос и проводит рукой по лицу.
Мой отец прикасается ко мне не так, как все. Я замираю, а сердце учащенно бьется. Мой рот остается открытым для того, что я произнесла ранее. Он смотрит на мои губы и легонько щиплет их.
— Хорошенькая девочка, — пробормотал он.
Взрыв смеха внизу пугает его. Он отступает назад, желает мне спокойной ночи и уходит.
На следующий день мама зовет меня вниз. Рядом с ней на столике у входа стоит огромный букет белых роз.
— Ты знаешь, что это такое? — спрашивает мама.
Я качаю головой: — Нет.
Она достает открытку среди длинных зеленых стеблей.
— Здесь написано, что это от Рега. — Она ждет моей реакции, а когда я не реагирую, добавляет: — От дяди Реджинальда, то есть. Ты знаешь, почему он прислал их тебе?
Мое сердце начинает учащенно биться. У меня замирает чувство, будто я сделал что-то не так. Я не осмеливаюсь посмотреть на нее или что-то сказать. Я сжимаю пальцы и смотрю на мрамор под ногами.
— Захара. — Мама откладывает розы и подходит ко мне, нежно беря мое лицо в руки. — Милая моя. Дядя Реджинальд что-то сказал тебе? Что-то… необычное или странно звучащее?
Я признаюсь во всем: в моей груди слишком тесно, чтобы сдержать правду. Я рассказываю ей о том, как тайком вышла на балкон, как Реджинальд нашел меня, назвал красивой, коснулся моих волос и губ. Мама молча слушает, а когда я заканчиваю, говорит: — Спасибо, что рассказала мне, дорогая. Думаю, будет лучше, если мы отправим их обратно, не так ли?
Я киваю.
У меня нет неприятностей, но позже я понимаю, что как-то все испортила. Мой отец злится так, как я его никогда не видел, его голос сотрясает воздух, как гром. Вечером он уезжает, и я не вижу его до следующего утра. Он долго не смотрит мне в глаза, а вскоре сообщает, что я отправляюсь в школу-пансион во Франции.
Я знаю, что не сделала ничего плохого — я и сейчас это знаю. Я также знаю, что дядя Реджинальд не должен был трогать мои волосы и рот, называть меня красивой и посылать мне цветы.
Но я не могу отделаться от ощущения, что это я виновата в том, что он сделал все эти вещи. Если бы это было не так, зачем бы еще отец отправил меня так далеко от него, как только мог?
— Ты можешь попросить того, кто владеет твоим многоквартирным домом, установить камеры наблюдения в атриуме.
— Или ты можешь наконец рассказать об этом своему отцу. Герцог наверняка наймет команду детективов, чтобы найти этого ублюдка и… не знаю… возможно, он свяжет его в пучок и бросит в Темзу.
— Я могу поговорить со своим отцом, если ты не хочешь говорить со своим.
— Или! Как насчет телохранителя? Ты ведь достаточно богата для телохранителей, верно?
— Охрана — не самая плохая идея, Ри, но в реальности они совсем не такие, как в кино. С ними так неудобно находиться рядом. И Захаре придется пожертвовать большей частью своей частной жизни.
— Какой приватности? Жуткому преследователю известно, где она живет, и ты думаешь, он будет уважать ее личную жизнь?
— Может, ее парень мог бы переехать к ней?
— Фу, этот старик Джеймс Верма? Не называй его ее парнем. И вообще, разве у него нет внуков, которых нужно нянчить или что-то в этом роде?
— Дамы, я сижу прямо здесь. — Я отворачиваюсь от окна, за которым деревья в сквере исполняют печальный танец под ветром и дождем. — Я слышу все, что вы говорите?
За столом две мои лучшие подруги обмениваются взглядами, а затем снова поворачиваются ко мне.
— Пожалуйста. Ты не слушала ничего из того, что мы говорили, — говорит Рианнон, закатывая глаза.
— У нее сейчас трагический момент, — говорит Санви. — Заслуженно, конечно.
Рианнон Бирн и Санви Даял — две мои лучшие подруги и единственные люди в мире, которые знают о моей проблеме с преследователями.
Я знаю Санви с детства. Ее отец тоже входит в Палату лордов, и у наших родителей один и тот же круг общения. Мы оба познакомились с Рианнон на первом курсе университета, когда жили в одном доме. Хотя прошло уже много времени с тех пор, как мы жили вместе, они по-прежнему кажутся мне ближе, чем сестры. Мы видимся каждую неделю без перерыва и столько раз в неделю, сколько можем.
С Рианнон все просто. Я изучаю историю и политику, а она — историю искусства, поэтому наши лекции и семинары обычно проходят в одном здании. А вот Санви, настоящий гений со своей степенью по математической физике, немного более неуловима.
Тем не менее, все, что мне было нужно, — это сказать им, что я получила новое письмо. Мы договорились о времени и месте встречи уже через пять минут после того, как я написала им.
Это место — не самый красивый ресторан в Лондоне, но оно идеально подходит для подобных встреч. Он деревенский и немного хаотичный, но уютный. Здесь много студентов, поэтому шумно и многолюдно, а все официанты тоже студенты, поэтому никто не пытается вытеснить нас из-за стола, как только мы закончили есть.
— Я слушала, — говорю я со вздохом. — Прости. Я просто думала.
— Ты собираешься рассказать отцу или нет? — спрашивает Рианнон, наклоняясь над столом и скрещивая руки. — Наверное, стоит. Я бы рассказала отцу, если бы со мной случилось что-то подобное.
— Твой отец, вероятно, явился бы в Лондон с винтовкой и был бы немедленно арестован, — говорит Санви с легким смешком.
Они выглядят полной противоположностью друг другу и часто напоминают мне ангела и дьявола из мультфильма. Санви — ангела, с ее тонкой костной структурой, сияющей улыбкой и шелковистыми волосами, а Рианнон — дьявола, с ее сверкающими зелеными глазами, огненно-рыжими волосами и мальчишеской ухмылкой. Рианнон — та, кто придумывает безумные планы, а Санви — та, кто придумывает умные решения.
— Ну, да, это правда, — признает Рианнон. — Но Дай, скажи честно. Разве ты не поступила бы так же, если бы твою дочь преследовал жуткий извращенец?
— Технически, мы не знаем, что он извращенец, только то, что он жуткий, — замечает Санви.
— Выслеживать адрес девушки, а потом посылать ей жуткие сообщения — это извращение. — Рианнон поморщилась. — То, что он еще не сказал ничего сексуального, не делает это несексуальным. С мужчинами, которые занимаются подобным дерьмом, это всегда сексуально.
— Как, по-твоему, он узнал мой адрес? — спрашиваю я.
— Наверное, он проследил за тобой до твоей квартиры, — с содроганием говорит Рианнон. — Чертов чудак.
С ее ирландским акцентом слово "гребаный" превращается в звук "fook'n", и я это обожаю. В ирландском акценте есть что-то такое, что доставляет невероятное удовольствие. Я не могу удержаться от смеха.
— Конечно, нет. Я бы смогла определить, что за мной кто-то следит. — Я смотрю с Рианнон на Санви. — Правда? А ты не думаешь, что смогла бы определить?
Санви со вздохом качает головой. Прядь ее длинных черных волос спускается с плеча, словно атласная лента, и она изящным движением отбрасывает ее назад. — Я не знаю, Захара. Мне кажется, я бы так и сделала, но Лондон — такое большое место. И если этот парень давно занимается подобными вещами, то ты удивишься, насколько хорошо они разбираются в своем деле. Лучше не игнорировать угрозу. Лучше разработать план.
— Он определенно занимается этим какое-то время! — говорит Рианнон, энергично кивая. — Знаешь, такое поведение обычно приводит к эскалации. И я боюсь, что это будет продолжаться.
В глубине души я знаю, что она права. Но я знаю, к чему она клонит, и наконец отвечаю.
— Я не скажу своему отцу. И точка. Этого просто не произойдет.
— Но почему? — Рианнон приподнимает толстую оправу очков, чтобы потереть переносицу. — Я не понимаю. У твоего отца больше влияния, чем у члена королевской семьи. Он, наверное, мог бы уладить все одним щелчком пальцев.
Я со вздохом опускаю подбородок на руки. — Это сложно, Ри, это трудно объяснить. Я не могу ему сказать, просто не могу. Он подумает… не то чтобы это была моя вина, но…
— Но это не твоя вина.
— Нет, я знаю, но… — Я сглатываю, в горле образуется комок. Я не знаю, как объяснить, что даже если отец не будет меня винить, я все равно буду чувствовать себя виноватой. — Из-за прошлого, а я уже говорила вам, мне пришлось покинуть Святого Агнесса в шестнадцать лет из-за… ну, того, что случилось с мистером Перрином, а теперь еще и это…
Рианнон и Санви уставились на меня. Рианнон с ее непокорными волосами (которые, как она утверждает, дают ей способность видеть призраков) и толстыми очками, Санви с ее озабоченным лицом и глазами, как у принцессы из сказки. Я люблю их всем сердцем, но сейчас они смотрят на меня с одинаковым выражением лица.
Взгляд, который я не могу вынести и который кажется мне слишком знакомым.
Жалость.