Воля владыки. У твоих ног

Глава 10

Одного старший агент Линтариена не могла отрицать: этот день в качестве личной анхи повелителя был до крайности похож на самые сумасшедшие дни в родном управлении. Все как положено: перепалка с начальством, очередное тухлое дело в самом сердце трущоб, поиски решения для проблемы, решения на первый взгляд не имеющей, и даже беготня по крышам, которая для трущоб была, как ни странно, оптимальным вариантом.

Поэтому к паланкину шла не пребывающая в обидах и душевном раздрае анха, обвиненная ни с того ни с сего в трусости, вранье, ничтожестве и бездна знает в чем еще, а вполне довольная собой и начальством агент, уверенная, что день прошел не впустую.

Шла, правда, слишком близко к оному начальству — с ним рядом немного притуплялось жуткое, выворачивающее наизнанку ощущение рушащегося на голову мира. Но владыка вроде бы не возражал. Даже просьбу выслушал благосклонно, на что Лин, откровенно говоря, почти не рассчитывала.

Уже в паланкине спросил:

— Что сделает твой начальник, если его люди, посланные на поиски, исчезнут? Как они могут быть вооружены? Как ты?

— Лучше, намного лучше, — Лин помотала головой. — Я выслеживала. Не должна была выделяться из толпы. Ребята пойдут в полной амуниции. Защитные жилеты, шлемы. У меня были с собой только ручные дротики, у них будут скорострельники. Если они тоже исчезнут… Да Каюм просто взбесится, потому что такого не может быть! Устроит что-то вроде того, что было у вас вчера — тотальная зачистка, допросить всех, дальше… ну, вы понимаете. По результатам.

— Он имеет право зачистить район без ведома главы вашего города?

— Трущобы-то? Конечно, если весомый повод есть. Тем более сейчас. Пузан любую бумагу подпишет, если речь пойдет о поисках его сына. Или о наказании преступников, убивших столь многообещающего молодого человека.

— И много у вас таких «многообещающих» молодых людей? — спросил Асир со скупой усмешкой. Видимо, прозвище городского головы его забавляло. — Самое многообещающее, что он мог бы сделать в этом мире — порадовать моих акул своими конечностями и внутренностями.

— Достаточно, — скривилась Лин. — «Золотая молодежь, надежда общества». В прямом смысле золотая, благодаря родительским сейфам. Ур-роды.

— Во всем, что ты говорила, я не нашел ни одной привлекательной черты. Разве что зверинец, и тот неправильный. Безмозглые правители, безголовые ученые, задавшиеся целью медленно извести свой народ. Трущобы, в которых пропадают люди из города. Постройки, нужные лишь тем, кто хочет прыгнуть выше головы, чтобы потешить собственное тщеславие. Наглые дети богатых родителей, не способные ни на что, кроме пустого прожигания жизни. С каждым днем твой мир не нравится мне все больше.

Самое печальное, что спорить Лин не хотела и не могла. Наверное, кто-нибудь вроде того же профессора с большим удовольствием ввязался бы сейчас в диспут и, может быть, даже нашел нужные аргументы. А может, окончил бы спор в бассейне с акулами, как знать. Поэтому Лин сказала только одно, то, во что верила всем сердцем и точно знала, что права:

— У нас есть хорошие люди. Когда я думаю о своем мире, я вспоминаю их, а не всякую мерзость.

Паланкин качнулся, опустился. Владыка спросил:

— Выйдешь сама?

— Да, спасибо, — Лин спрыгнула вниз, босые ноги коснулись мягкой, словно шелк, травы. Оказывается, их доставили не к главному входу, а в небольшой, со всех сторон огороженный садик, напоенный ароматом цветущих роз и жасмина, с небольшим фонтаном, ажурной беседкой, увитой незнакомыми Лин душистыми цветами, с порхающими среди цветов крохотными пестрыми птичками… И с сидящим на низком бортике фонтана Ладушем, который пестротой своих одеяний и хмурым видом решительно нарушал всю эту изысканную гармонию.

— Владыка! — Ладуш вскочил навстречу и тут же, заметив Лин, всплеснул руками: — Великие предки, что с тобой⁈ По каким помойкам ты… А где платок? А почему босая? С ногами все в порядке, не сбила, не поранила? Я должен посмотреть.

— Нормально с ней все, — отмахнулся Асир. — Принеси что-нибудь надеть и шлепанцы. А ты, если хочешь, лезь в фонтан, ноги помой.

Ладуш только в немом ужасе закатил глаза, будто покушение на фонтан в его мире было равносильно осквернению святыни, и ушел. А Лин с удовольствием воспользовалась разрешением — подтянула шаровары и прыгнула через бортик. Воды было как раз по колено — чудесной, прохладной и чистой воды. Не удержалась, набрала в горсть и умылась, несколько раз плеснула в лицо просто ради удовольствия, блаженно прижмурившись, и лишь потом занялась ногами. Оттерла въевшуюся пыль, желтоватую — с земли, и рыже-красную — от черепицы, отмыла присохшую гниль, подумав — и правда, как из помойки вылезла. Отбитые о камни, исцарапанные ноги нежились в прохладной воде, лишать себя этого скромного удовольствия не хотелось, и Лин села на бортик вполоборота, болтая ногами и глядя на владыку.

Тот тоже смотрел, не раздраженно и не зло, как до поездки, а вроде с насмешкой — Лин не была уверена, эмоции тяжело читались на смуглом, нарочито спокойном лице, а понять свои чувства по запаху владыка, похоже, разрешал, лишь когда сам того хотел. Лин вспомнила чистый, густой, спокойный запах, в котором пряталась в трущобах и всю обратную дорогу, и вздохнула: было стыдно за свой страх, неловко и… приятно? Во всяком случае, она была благодарна владыке за минуты полного, защищенного покоя. И за обещание разобраться с печатью и не допустить новой беды. И за то, что тот не заметил или не понял, или сделал вид, что не понял и не заметил, как Лин, рванувшись в сторону из эпицентра ужаса, пыталась утянуть его за собой. Здесь наверняка сочли бы такой поступок оскорблением, ведь в этой половине их расколотого когда-то мира кродахи остались, как было всегда, изначально, единственными защитниками. Жестокие, чрезмерно агрессивные, «дестабилизирующий элемент», как выражались некоторые политики-клибы, а как сказала бы Лин после сегодняшнего — наоборот, стабилизирующий.

— О чем думаешь? — спросил владыка.

Лицо полыхнуло жаром.

— О разном, — выдавила Лин и тут же вспомнила: «врать мне — ошибка». — О кродахах, например. О том, каким был бы наш мир, если бы их там было больше. Глупые мысли: на самом деле ведь не угадаешь.

Владыка подошел ближе, остановился почти вплотную, и Лин довольно вздохнула, вновь учуяв тот самый запах. Наверное, это было слишком заметно, может, даже откровенно и уж точно эгоистично: справляться с собственными страхами вот так, за чужой счет, быть слабой и пользоваться чужой силой. Но не любой страх можно победить в одиночку. Поэтому Лин замерла и дышала, дышала, хотя расстояние было некомфортным, слишком личным, а прикосновения владыки — не пугали, нет, но тревожили. Впрочем, сейчас он не пытался прикоснуться, просто стоял рядом. Позволял Лин быть рядом.

— Не знаю, каким был бы мир, — сказал в конце концов, — но многие анхи были бы гораздо счастливее. Равновесие на то и равновесие, чтобы соблюдался баланс. Это не прихоть, это выбор природы. Мы бесимся без анх, анхи сходят с ума без нас. А клибы — глас разума, они могут держать себя в узде, сохранять спокойствие в любой ситуации. Мы сумели вернуть анх. А ваши клибы, похоже, решили облегчить себе жизнь. Или просто распробовали вкус власти.

— Вкус власти, — повторила Лин. Это было похоже на правду. Среди политиков, крупных промышленников и торговцев, всей верхушки общества, клиб всегда — после Последней войны и Века Хаоса — было большинство. — Пожалуй, вы правы. В наших учебниках пишут «взяли на себя ответственность». А потом… наверное, люди забыли, что может быть иначе. Знаете, довольно странно сидеть вот так и болтать о политике с владыкой из другого мира.

— Даже более странно, чем попасть в другой мир, свалившись в водопад?

Лин невольно рассмеялась:

— Сейчас мне кажется, что да. К мысли о другом мире я уже привыкла.

— Значит, к владыке, который болтает о политике, тоже скоро привыкнешь.

Разговор не то чтобы зашел куда-то не туда, но точно становился все более странным. Не темой — степенью откровенности Лин и терпимости владыки. Лин не знала, каков тот обычно, но была уверена, что терпение — не его добродетель. Терпеливые и склонные к компромиссам кродахи — это нонсенс. И после резкой, обидной утренней отповеди ждала совсем другого отношения.

— Прости, владыка, не вечер, а предки знают что, — в садик почти вбежал Ладуш с одеждой в руках, развесил на перилах беседки очередные шаровары, рубашку, платок, зачем-то там же, на перилах, пристроил расшитые золотом тапки. — Дар еще где-то носится, когда он срочно нужен!

— Что? — лениво спросил владыка. — Надеюсь, новые пришельцы с неба не попадали и больше никто не решил убить себя в моем серале?

— Да Дикая же! — Ладуш махнул рукой. — Дар с ней справится, и он обещал, не звать же теперь кого попало.

— Вот как, — владыка задумчиво хмыкнул. — Обещал, значит. Что ж, Дикой Хессе явно благоволят звезды. Давно течет?

— Нет, пока еще соображает. Злится, психует и тоскует нечеловечески. Больно смотреть и нюхать.

— По Рыжему, что ли? Не похожа она на идиотку.

— Рыжий ни при чем. Просто вбила себе в голову бездна знает что. — Ладуш вздохнул. — И развязать не могу, опасно — вдруг опять что-нибудь сотворит.

Лин слушала, ничего не понимая. Похоже, что-то она пропустила, когда поддалась истерике и выпала из реальности. Смутно помнились голоса и крики, но и только. Дикую было жаль, что бы она там ни натворила.

— Ладно, иди, пошли за Даром в казармы, наверняка там прохлаждается.

Ладуш ушел, а владыка повернулся к Лин:

— Будешь ужинать здесь или пойдешь к остальным?

— А можно здесь? — вопрос вылетел прежде, чем Лин успела осознать. Да, «к остальным» не хотелось, хотелось быть там, где спокойно, тихо и пахнет так, как ей сейчас надо. Но разве она и без того не злоупотребляет вниманием вот уже второй день?

— Если бы было нельзя, я бы не спрашивал, — губы владыки дрогнули, но он не улыбнулся. — Переодевайся, скоро подадут.

Провонявшую трущобами одежду Лин скинула прямо у бассейна, вытерев рубашкой мокрые ноги. По-хорошему, стоило бы искупаться, но роскошные купальни сераля никуда не денутся, а если владыка не против усадить ее за свой стол такой, как есть, то и сама она уж точно спорить не станет.

Трава щекотала голые ноги, и спину тоже как будто что-то щекотало, оглаживало, Лин даже передернула лопатками, словно сгоняя назойливую муху. И только тогда поняла, что это: взгляд. Слишком пристальный взгляд.

Инстинкт требовал развернуться и уклониться, пришлось напомнить себе, что никто здесь не может на нее смотреть, и уж точно не приходится ждать выстрела в спину, так что шарахаться — только смешить владыку. Но тут же пришла другая мысль, неуютная и тревожащая — но, значит, владыка и смотрит? И что он пытается разглядеть на голой спине и заднице старшего агента Линтариены? Ничего интересного, спина как спина, задница как задница. Шрамов нет, разве что пара-тройка синяков осталась после Кипящих камней.

Расправив шаровары, Лин едва не выругалась вслух. Ладуш снова выбрал все тонкое, откровенно полупрозрачное. Алый шелк лежал на ладонях невесомо, лаская кожу нежными, как опадающие лепестки жасмина, почти неощутимыми прикосновениями. И так же ласкающе, почти неощутимо прильнул к ногам. Учитывая, что белья здесь не носили — по крайней мере, анхи из сераля владыки точно не носили! — оставалось лишь порадоваться, что алая рубашка навыпуск не слишком короткая. Правда, такая же тонкая, не считая плотных, расшитых золотом манжет. Накинутый на плечи платок тоже положения не спас, не предмет одежды, а украшение — белая на белом вышивка густо сверкала прозрачными и алыми искрами драгоценных камней, но, скосив взгляд вниз, Лин отчетливо разглядела сквозь слой алого и слой белого шелка собственный темный сосок.

Честное слово, в таком наряде она себя чувствовала хуже, чем вовсе голой! В конце концов, раздевалка и душ в управлении были общими, а до работы и собственной квартиры за спиной остались годы общаги… кого она чем удивит и кто чем удивит ее?

Она обернулась, сделав вид, что забыла о тапках, и тут же напоролась взглядом на усмешку.

— Обуйся. — Владыку, кажется, забавляли ее сложные отношения со шлепанцами. То ли он задался целью примирить ее с этой дурацкой деталью гардероба, то ли просто развлекался. Будто поняв, о чем думает Лин, добавил: — Мне интересно, сколько времени тебе понадобится, чтобы не терять и не скидывать их на каждом шагу. И сколько шлепанцев из запасов Ладуша доживут до счастливого финала.

На мгновение Лин представила Ладуша, с ужасом глядящего в опустевший сундук, в котором раньше хранились стратегические запасы шлепанцев. Картина получилась слишком привлекательной и оттого неправдоподобной. Лин сняла с перил беседки проклятые тапки, аккуратно, потому что хотелось швырнуть, поставила перед собой на траву и сунула в них ноги, пообещав себе хотя бы до стола дойти, не спотыкаясь — а там можно будет незаметно скинуть.

Пока появившиеся будто по невидимой команде слуги — все те же неприметные клибы в сером, каких Лин уже видела в казармах и в серале, вносили в беседку подушки и круглый стол, пока расставляли блюда к ужину, владыка не смотрел на нее, поэтому вполне удачный проход оценить не мог. Он устроился со всем возможным комфортом, полулежа, под увитой розами решеткой, сполоснул руки в поднесенной чаше, милостиво кивнул, отпуская застывшего перед ним с вопросительным выражением на лице клибу, и только когда они остались вдвоем, оглядел стол: сочное мясо и нежные, полупрозрачные ломтики рыбы, толстобокие фаршированные перцы и лоснящиеся от масла фиолетовые бока баклажанов, усыпанные пряной кинзой, и что-то еще, вовсе Лин незнакомое…

— Расскажи мне, чем питаются в вашем мире. Какие блюда считаются роскошью, а какие — обычным делом. Кто готовит вашим правителям и где обедают и ужинают простые люди. Например, твой начальник. Или ты сама.

Лин замерла. Заставила себя медленно, незаметно перевести дух. Почему-то владыка попадал по больному даже самыми невинными вопросами.

— Я не слишком разбираюсь в роскоши. Не знаю, что едят наши правители и кто им готовит, а простые люди… по-разному. В Верхнем городе могут себе позволить мясо хоть каждый день, в Нижнем, бывает, и яичница — счастье, а трущобы, — она пожала плечами: мол, сами понимаете, трущобы везде одинаковы. — Наших бедняков выручает море. Мальчишки в отлив ходят собирать мидий и морских ежей, — Лин взяла с широкого блюда мидию, — вот она, наша пища бедняков, — ловко вынула из створок, окунула в чашку с лимонным соусом и бросила в рот.

— Когда-то, — задумчиво сказал владыка, — в Имхаре было море, теперь на его месте пустыня. Ближайшее море омывает Баринтар, чтобы добраться туда, надо скакать без передышки, загубив десяток лошадей, почти полмесяца. На верблюдах — полтора. На зверогрызах можно успеть за неделю, но прирученные зверогрызы слишком ценны, чтобы гонять их за рыбой. Для моего народа она почти недоступна.

— А вот — то, что недоступно простому народу у нас, — Лин взяла ломтик баклажана, свернутый рулетиком, с начинкой из моркови и каких-то еще, незнакомых ей овощей, посыпанный пряными травами. Она не собиралась признаваться, что сама сейчас пробует этот экзотический овощ второй раз в жизни. Баклажан был сочным и острым, истекал маслом, и по меркам Красного Утеса стоил примерно столько, сколько Лин тратила на еду за неделю. — Моря у нас много, а земли мало. Плодородной — и вовсе нет.

— Где же пасутся ваши стада? Или мясо — тоже недоступная простым смертным роскошь?

— Стада — на материке, за проливом. Мясо к нам привозят на кораблях, в холодильниках, расфасованное и готовое к употреблению. Но вы правы, это тоже роскошь, перевозка недешева. Есть подешевле — сухие полуфабрикаты, их многие предпочитают. Удобно. Особенно если работаешь, живешь один, и нет ни времени на готовку, ни особой необходимости.

— Сухие полуфабрикаты — это что? Сушеное мясо? А холодильник?

«Отсталый мир с зачатками технологий», — так, кажется, выразился профессор Саад? Рассказывать пришлось много и о многом, и не раз Лин пожалела, что вообще упомянула в разговоре хоть что-то сложнее чашки с водой. Ну не может она объяснить, как работает холодильник! Не знает, как получают электричество! В школе предпочитала физике физкультуру — потому что ясно было, что физкультура, в отличие от физики, в жизни пригодится! В итоге она коварно предложила расспросить профессора, как человека с научным складом ума и банально более образованного. Клибу, в конце концов!

Владыка неожиданно легко согласился, видимо, всерьез собирался разобраться в странных изобретениях чужого мира. Лин даже немного посочувствовала Сааду. Асиру не было скучно слушать о холодящих ящиках и проводах. Он не смотрел с восторгом, как мальчишки из трущоб, когда им рассказывали о Верхнем городе с шикарными кинозалами, ресторанами и портом, в который приходят лайнеры с материка. Его интерес был скорее практическим. Но Лин готова была поклясться, что он тысячу раз подумает, прежде чем попытается внедрить что-то иномирное в своей Имхаре. А может, даже прикажет казнить с десяток ученых, чтобы другим неповадно было менять природу, как заблагорассудится. Во всяком случае, идея получить в лаборатории мясной полуфабрикат вместо жирного, сочного, свежего куска баранины его точно не привлекала.

— Чай? — предложил владыка. — Или кофе?

Сумерки давным-давно сгустились, с бархатно-черного неба сияли невероятно крупные, яркие звезды, оглушительно трещали в кустах цикады. Только рокота прибоя не хватало для того, чтобы вообразить себя скучающей на дежурстве, когда все спокойно и можно коротать время за трепом обо всем подряд. Лин невольно улыбнулась сравнению.

— Кофе. Хорошая ночь.