Имя… Придумать имя, бездна забери, было сложно. Потому что — раз и навсегда, и вот эта смешная мелочь вырастет со временем в такого же величественного зверя, как Адамас, и звать его каким-нибудь Рыжулей или Дружком будет попросту нелепо. Адамасу имя подходило. А был, наверное, таким же мелким и смешным.
Мелькнула мысль назвать значимым именем из прежнего мира — и тут же ушла. Нельзя. Не надо. Никаких напоминаний о прошлом, тем более — в чужом имени, в имени существа, которое будет от нее зависеть. С которым они останутся вместе еще очень долго. «Оно должно быть только твоим, — Лин смотрела в яркие оранжевые глаза и пыталась… почувствовать? Понять, какое слово отразит самую суть этого анкара. — Яркий, солнечный, отважный. Любопытный и нахальный, и мне понравится, если ты таким и останешься».
Слово пришло само, всплыло из глубины памяти. Лин никогда не была сильна в древних языках и чаще прогуливала их, чем учила, но…
— Исхири. «Яркое солнце».
Анкар недоверчиво поднял морду, пошевелил ушами, прислушиваясь, потянул носом, будто пытался решить, верно ли он понял. Правда ли, что эти странные звуки имеют к нему отношение. И вдруг разжал лапы, пружинисто опустился на траву и уставился на Лин, так, словно требовал — повтори!
— Исхири, — сказала ему Лин. — Потому что ты яркий и сильный, и суешь свой нос во все дыры, и заявляешь права на все, что тебе нравится, верно? Честный и горячий, и не признаёшь препятствий. Согласен?
Анкар опасливо подошел ближе и вдруг с неожиданной силой боднул Лин в колено, потерся, отпрыгнул, влетел в Адамаса и, получив лапой по голове, откатился в сторону, настороженно глядя на отца.
— Он запомнил, — сказал владыка. — Это хорошее имя, он вырастет хорошим анкаром. Не мешай ему. Помогай.
«Помогай!» Знать бы еще, как. Но Лин готова была научиться. Сейчас — она точно знала — у нее появился первый якорь в этом мире, настоящий якорь. Кто-то, ради кого стоит оставаться здесь и изо всех сил постараться прижиться. Потому что только ради себя — именно сейчас Лин поняла это до кристальной ясности отчетливо — она не стала бы.
— Я останусь? — спросила она. Имела в виду — здесь, с анкаром, но почему-то для нее самой прозвучало не так. «Останусь — здесь»?
— Да, — кивнул владыка и поднялся. — Наблюдай и запоминай. Я скажу Триану, что ты можешь приходить в любое время, что у тебя есть свой анкар. Адамас присмотрит за вами. Будь осторожна, маленькие анкары быстро растут, и вместе с ними растут зубы и когти. Ты можешь рассказать обо всем в серале, если захочешь. Но не думаю, что тебя поймут. В основном там выбирают птиц, грызунов или мелких хищников, в крайнем случае лисиц и крысозобов. Лалия любит змей. Сальма — хорьков. Анкары — это слишком опасно даже для тебя, но я верю, что все получится. И не забудь обработать руку, чтобы не загноилась.
Лин посмотрела на разодранный, в потемневшей крови шелковый рукав. Встала:
— Триан — это смотритель? У него должно быть все необходимое? И заодно он может рассказать мне об анкарах больше. Я мало о них знаю.
— Триан — это личный служитель при Адамасе, его самках и потомстве. Да, у него есть все необходимое. И если планируешь общаться с Исхири так же тесно, как начала, не гуляй здесь в шелке, надевай кожу, сапоги и перчатки, все это тоже найдешь у Триана. Если хочешь, я вернусь за тобой после того, как отсмотрю зверей.
— Да, если можно, — Лин говорила с владыкой, но краем глаза смотрела на Исхири — тот встал на задние лапы и, кажется, собирался проверить, получится ли использовать этого человека — его человека — в качестве когтеточки или древесного ствола для лазания. Переодеться нужно было срочно. И познакомиться с Трианом. Им, похоже, придется общаться каждый день, будет плохо, если клиба не примет ее всерьез. Значит, нужно найти общий язык и с ним.
Владыка не стал задерживаться. Объяснил, что происходит, и ушел. А Триан, внимательно осмотрев Лин с ног до головы, склонил голову. В умных серых глазах больше не было даже намека на недавнее любопытство, осталось удивление, которое очень хорошо скрывали, и что-то еще, что Лин пока не могла объяснить.
— Госпожа.
— Линтариена. Можно Лин. Вы поможете мне, Триан? Я мало знаю об анкарах. И одета вот… неправильно.
— Закатайте рукав. Я не должен спрашивать, — клиба отошел вглубь павильона и вернулся с ящиком, в котором звенели склянки и белели мотки перевязочной ткани, — но все же почему именно анкары? Если вы даже знаете о них мало. Давайте сюда, — он ухватил Лин за руку, осмотрел глубокие царапины и, взяв одну из склянок, щедро вылил на них бесцветную жидкость. — Может быть больно.
— Я уже заметила, — прошипела Лин. Отдышалась и ответила: — Почему анкары? Не знаю. То есть… думаю, я поняла, что именно владыка хотел до меня донести, когда вел знакомить с Адамасом. Но это… личное. А остальное как-то само получилось. Неожиданно.
Жгучая жидкость высохла, покрыв царапины плотной корочкой. Лин опустила рукав. Добавила:
— Но я рада. И, скажу честно, немного испугана — до сих пор мне не приходилось иметь дела с детьми, неважно, человеческими или нет. Страшно ошибиться. Какие они, Триан?
— Любопытные, как все дети. Готовы пробовать все на зуб и на прочность. Игривые, но их игры — для сильных, — он закрыл ящичек и теперь доставал и расправлял кожаную одежду, на глазок прикидывая размер. Вся она, кажется, была для Лин велика. — Вы не должны думать о нем, как о ребенке. Он младше, но ему не нужно снисхождение. Анкар может быть на равных с человеком или считать его добычей. Никак иначе. Или это не анкар, а загубленное нелепое существо.
«Нелепое»… отчего-то показалось, что это сказал не служитель-клиба, а сам владыка — и вовсе не об анкарах. С другой стороны, Лин тоже не желала снисхождения. Никогда и ни от кого.
Кажется, ей действительно будет чему поучиться у своего анкара.
— Но чему я его научу? — она сама не заметила, что сказала это вслух, пока Триан не ответил очень серьезно:
— Владыка не стал бы делать такой подарок, если бы думал, что плохому.
«Да, пожалуй», — мысленно согласилась Лин. Пусть владыка сколько угодно хотел вразумить пришлую анху, которая упорно не желала быть анхой, он не стал бы жертвовать ради этого сыном Адамаса. Он верил в Лин больше, чем сама Лин верила в себя — сейчас, в этом чужом, непривычном и неправильном мире.
— Это очень… щедрый аванс.
— Возможно. — Триан подал штаны и куртку. — Надевайте прямо сверху. Будет велико, но я не ждал здесь никого из сераля. Исправим это потом. Кого вы выбрали? Белого или рыжего? Или какую-то из самочек?
Он снова отошел и, когда Лин уже успела натянуть на шаровары штаны, вернулся с сапогами и перчатками.
— Рыжего, — Лин поймала себя на том, что глупо, совершенно по-детски, наверное, улыбается. — Я назвала его Исхири. Только уж скорее он меня выбрал. Выбрал, поймал и заявил на меня права.
— С ним будет непросто, — Триан тоже улыбнулся, едва заметно. — Слишком любопытный, эмоциональный и открытый. Адамас его не одобряет, поэтому достается ему больше всех. Но, в отличие от белого, в нем еще нет агрессии, а в отличие от самок, он не хочет, чтобы о нем заботились. Самостоятельный, но дружелюбный. Адамас научит его скрытности, брат — злости, а вам придется учить терпению.
— Терпению, — повторила Лин. Кивнула: — Спасибо, Триан. Пойду тогда… дальше знакомиться.
Пока люди разговаривали, Исхири присоединился к брату и сестрам, и сейчас они, кажется, играли в охоту — причем охотились все на всех. Лин села на траву рядом с Адамасом, тот посмотрел снисходительно, как будто разрешил: «Ладно уж, сиди». Да, теперь так и надо — сидеть и смотреть. Терпеливо, не вмешиваясь в игры молодых анкаров, но оставаясь рядом. Чтобы Исхири знал, видел, мог подбежать и сам втянуть в игру — не с прочими, один на один. Чтобы узнавать своего «младшего» и дать ему узнать себя.
Но здесь было хорошо. Далекое рычание, взлаивание и рев, окрики клиб, непонятный лязг — все это не разрушало, а лишь подчеркивало тишину, какой не бывало и не могло быть в серале. Здесь не нужно было прятаться от назойливого общения, и никто не мешал думать.
Сегодня подумать было о чем. Лин могла соглашаться или нет, но она наконец поняла, почему владыка назвал ее тогда ничтожеством. В сравнении с великолепным белоснежным зверем, спокойно лежавшим сейчас рядом и позволявшим касаться и даже гладить, анха вроде Лин проигрывала вчистую. Адамас мог разрешить себя гладить, а мог откусить дерзкому человеку голову — и в любом случае остался бы самим собой. У него был выбор. Лин от выбора отказалась — сама, добровольно. Заперла животную половину своей природы на крепкий замок и выбросила ключ в море с самой вершины Утеса.
Вот только здесь — не Утес, и даже самый крепкий замок может износиться. А она не знает, что делать со своей животной половиной. Не умеет ни ладить с ней, ни обуздать. Она прекрасно жила без нее все эти годы!
А владыка… вряд ли он планировал еще и такой результат, но Лин поняла кое-что и о нем тоже. Он был похож на Адамаса. Тоже разрешал себе делать выбор. А его замок назывался очень простым словом и был куда крепче искусственных запоров Лин. Ответственность. «Это не износится», — прошептала она. Адамас повернул голову, фыркнул в лицо.
— Да, я о твоем… — «хозяине» не шло с языка, и Лин сказала: — Брате. Он мог бы не возиться со мной. Я поняла, почему возится. Не «зачем», а «почему», понимаешь?
Адамас фыркнул снова, встал, потрусил к детенышам, взял рыжего за шкирку и притащил к Лин. Посмотрел насмешливо и бросил ей на колени. Мелкий вцепился когтями — ощутимо даже сквозь плотную кожу штанов, недовольно мявкнул. И Лин стало не до разговоров и не до мыслей — трудно погружаться в философские раздумья, когда об тебя точит зубы и когти молодой анкар. Твой анкар. Зато игра с ним вполне способна заменить хорошую полноценную тренировку.
Владыка вернулся, когда выдохлись оба — и Лин, и Исхири. Маленький анкар бросился к поилке и теперь пил, жадно и шумно. Лин тоже хотелось пить.
— Понравилось? — спросил Асир, пока она стягивала с себя выданную одежду.
— Да. — Лин подумала и добавила: — Очень. Спасибо, владыка. Это… — «дорогой подарок» не выразило бы и сотой доли того, что хотелось, и Лин не сразу сумела найти нужное слово. Но оно оказалось единственно верным: — Бесценно.
— Ты должна знать еще кое-что.
Они вышли наружу и направились обратно ко дворцу. Стало гораздо жарче — солнце палило так, что хотелось стянуть с себя оставшиеся вещи и нырнуть в ближайший бассейн, да хоть в поилку.
— С каждым днем ваша связь будет становиться крепче. И рано или поздно ты поймешь, что пути назад нет. Анкар бывшего владыки Имхары, моего отца, не прожил и трех дней после его смерти. Черная лисица моей матери пережила ее на сутки. Зверогрыз моего деда погиб, закрыв его собой от ядовитой стрелы. Мой дед прожил после этого двадцать лет, но больше никогда не связывал себя со зверем. Старики говорят, что раньше мы могли не только чувствовать друг друга, но и связываться прочнее. Понимать все, даже проникать в сознание, но нам осталось только то, что осталось. И мы ценим это.
Лин представила Исхири — выросшего, такого же величественного, как Адамас, солнечно-рыжего… связанного жизнью и смертью с человеком, который давно отвык бояться за собственную жизнь.
— Сколько живут анкары?
— По-разному. Может прожить тридцать лет, а может и сотню.
— Значит, они платят за связь больше, чем мы?
— Да. Но отвечают за нее не они, а мы. Не всякий зверь способен принять человека так. Даже многие дети Адамаса остаются обычными анкарами. Они не чувствуют и не понимают. Но если зверю дано больше, то так или иначе, сегодня или завтра он найдет того, кто установит с ним связь. Придет к тебе из пустыни, всплывет из моря и ляжет у ног или попытается вцепиться в горло. Рысь Сардара нашла его на окраинах Харитии. Кинулась из кустов на его коня. Раненая, облезлая, с отгрызенным едва ли не до корня ухом. Молодая, агрессивная и глупая, дикая, еще не видевшая жизни. Он собирался ее зарубить. Никогда не хотел связи, ни со зверем, ни с анхами.
— Но не зарубил? — почему-то Лин была уверена в ответе.
— Не смог. И бесились от этого оба еще долго.
— Значит, они друг на друга похожи, — и тут пришел другой вопрос, по-настоящему важный. — А Исхири мог выбрать кого-то другого? Не меня?
— Исхири — нет, — улыбнулся владыка. — Анкар, которым он был еще сегодня утром, мог бы. Но с нами происходит то, что происходит, и часто этого нельзя избежать. Он уже выбрал тебя, но ты еще можешь отступить. Когда я вел тебя к Адамасу, не предполагал, что все закончится этим. Но это не значит, что я о чем-то жалею. Пока нет.
Лин прикусила губу. Отступиться. Остаться без якоря, но не утратить право умереть. Исхири проживет обычную жизнь анкара, долгую или не очень. Может, выберет себе кого-то другого, более подходящего этому миру, а может — не встретит никого подходящего для себя.
— Наверное, я эгоистична, но не хочу отказываться.
— Это не эгоизм. Это решимость и готовность взять на себя ответственность за кого-то. — Они уже дошли до дворца, и Асир остановился, положил руку Лин между лопаток. Сказал тише: — Адамас спокойно расстается со своими детьми, знает, что это неизбежно, но сегодня я дал ему шанс оценить тебя, принять мое решение или отказаться от него, и он не возражал. Вряд ли он согласился бы на эгоистичную бестолочь, которая не думает ни о чем, кроме собственных интересов. Иди. Исхири будет ждать тебя завтра.
— Да, — прошептала Лин. — Спасибо.