Воля владыки. У твоих ног

Глава 29

Стихли голоса в серале.

— Нам тоже пора, — сказала Лалия.

За дверью их ждал целый эскорт клиб и вооруженных больше обычного кродахов. При каждом шаге они звенели, как целый арсенал. Ни один даже не посмотрел ни на Лин, ни на Лалию, вот только запах при их появлении все равно усилился, навязчиво и едко оседал в носу и гортани. Лин морщилась. Лалия, заметив, объяснила вполголоса:

— Это необходимость. Слишком много праздника и выпивки, не все могут сдержаться. Если кому-то придет в голову подобраться к нам ближе, клибы могут не справиться.

Владыку Асира она увидела издали, тот стоял у парадного входа во дворец, тоже окруженный охраной. И одет был — как обычно. Только плечи укрывал белоснежный мех. Адамас, величественный и явно не слишком довольный происходящим, сидел рядом. Белая шкура сверкала мелкими драгоценными камнями в серебряной оплетке. Лин не сдержала улыбку. Вряд ли Адамасу нравилось это подобие не то попоны, не то конской упряжи, но смотрелся он значительно, даже устрашающе.

Владыка кивнул, когда они подошли, оглядел, задержавшись на ошейнике Лин, и посмотрел на Лалию.

— Что? — спросила та. — Не убивай меня взглядом, она все знает.

— Даже так? Хорошо. Мне нравится твой выбор.

— Не скажу, что я удивлена.

— Но тебе никогда не надоест это слышать.

— Никогда, — согласилась Лалия.

— Идемте.

Лин он не сказал ничего, но это было, пожалуй, к лучшему. После шума и суеты сераля, после вопросов, объяснений, сборов, запаха чужих кродахов нужно было перевести дух. Окунуться в густой спокойный запах Асира и тоже успокоиться. Напомнить себе, что они идут на публичное, бездна забери, мероприятие, что на них будут не просто пялиться все кому не лень, но оценивать, причем оценивать — владыку. В том числе по его анхам. И далеко не всегда — доброжелательно. Лин услышала и запомнила слова Лалии о врагах и завистниках. Вот и пусть завидуют, уроды. А она — она вспомнит «дежурства по обеспечению порядка», на которые по большим городским праздникам срывали всех, и немного подвинет личную анху повелителя ради старшего агента Линтариены. Совсем немного — не настолько, чтобы отслеживать обстановку вокруг на предмет спокойствия и безопасности, этим пусть занимаются те, кому положено, а настолько, чтобы чужие взгляды скользили по ней, не задевая. Краснеть и смущаться она будет с владыкой наедине, а здесь… Как Лалия сказала, «они ничего не значат»? Может, и ничего, но тогда тем более — пусть увидят рядом с владыкой тех, кто знает цену и им, и себе.

Площадь ударила по всем органам чувств сразу. Пестрота одежд и блеск драгоценностей, гул голосов, смех, музыка, густой запах сотен, а то и тысяч кродахов и клиб, жар солнца, принесенный горячим ветром вкус мясных пирожков и плова… Лин почти бессознательно придвинулась к владыке ближе, случайно задела руку Лалии, та посмотрела, вопросительно приподняв брови, и Лин кивнула: «Все в порядке». Они шли позади владыки, чуть правее, Лалия, как митхуна, ближе к Асиру, а по левую руку величественно выступал Адамас. Лин выпрямилась под ощутимыми даже физически взглядами, улыбнулась и пошла с Лалией в ногу — она была ниже, но Лалия шагала не размашисто, так что подстроиться оказалось легко. Короткий, расчищенный от толпы проход, лестница — наверх, между ложами придворных и аристократов, под взглядами уже не просто любопытными, а жадными, изучающими, полными похоти… Лин вздернула подбородок, показывая всем, способным видеть: «Я — принадлежу владыке, и никогда не стану ни вашей, ни еще чьей-то». Асир кивал кому-то, с кем-то рядом останавливался, бросал слово-другое, демонстрируя благоволение или интерес. Лалия положила руку Лин на плечо, задвинула между собой и Адамасом и тоже принялась рассыпать улыбки благородным кродахам — Асир заметил, бросил быстрый взгляд и усмехнулся. Оба они излучали превосходство и силу, и Лин решила, что не годится отставать — на нее, новое лицо рядом с владыкой, смотрели не меньше, чем на Лалию, а то и больше. В несколько шагов она оказалась почти вплотную к Адамасу, провела по шерсти кончиками пальцев. Анкар повернул голову, щекотнул усами и тихо рыкнул — благожелательно, Лин изучила уже все оттенки его рычания.

Она улыбнулась шире и погрузила пальцы в густую белую шерсть. Подумала: не предвидела ли Лалия и это, подбирая цвет для ее наряда? Невысокая анха в черно-золотом — рядом с могучим белоснежным анкаром. Картина! Маслом по хлебу, как выразилась бы она сама в прежние времена. Сейчас те шуточки отчего-то не шли на язык, лишь изредка вспоминаясь вот так, к случаю.

Ложа владыки была на самом верху — вся площадь как на ладони, впереди и ниже — море голов, и каждый взгляд срисовывается сразу. «Удобно для охраны», — отметила Лин, но тут же позабыла эту мысль. Владыка сел в кресло. Перед ним стоял низкий накрытый столик, с кувшинами, приборами и закусками. По обеим сторонам кресла лежали груды подушек, и Лин уже не сомневалась, для кого они. Адамас гордо прошествовал к краю их площадки и улегся там, в самом центре, подставляясь под все взгляды сразу. Становилось понятно — он лежал так уже не раз и не два, и точно знал, что его ждет и что нужно делать. Следующей устроилась Лалия — в подушках справа. Одним небрежным движением откинула накидку, но почему-то та улеглась красивыми ровными складками, даже не замявшись. Мысленно пожалев, что сама она так не сумеет даже после месяца упорных тренировок, Лин все же порадовалась, что накидки сегодня на ней нет. Села вполоборота — больше хотелось смотреть на владыку, чем на толпу внизу, но и совсем игнорировать празднество было нельзя, уж это Лин понимала.

— Весь сераль — слева, чуть ниже, — сказала Лалия, продолжая улыбаться. Наверное, эта улыбка могла бы сойти за благожелательную для тех, кто видел ее не слишком часто, но для Лин в ней было гораздо больше яда, чем симпатии и благодушия. — Сейчас все еще пошумят, потом поприветствуют владыку. Владыка, конечно же, изобразит лицом что-нибудь подобающее случаю, и можно будет наконец расслабиться, заняться чем-нибудь более приятным. Например, посмотреть на потные загорелые тела гимнастов, чудеса фокусников и наверняка танцы, много полуголых гибких анх для услады глаз владыки. Вдруг ему приглянется какой-нибудь особо изящный прыжок или поза. Всегда одно и то же.

— А ты как всегда — сама доброта, — сказал Асир.

— Может, я предпочла бы смотреть на гибких и мускулистых полуголых кродахов, но у меня же нет шанса сравнить.

— На соревнованиях не насмотрелась?

— На соревнованиях было интересно, — Лалия переплела пальцы на колене и мечтательно прикрыла глаза. — Много крови и ярости. Много боли. Но с тех пор прошло уже два дня.

Лин напомнила себе главное правило сегодняшнего вечера: «Завидуют? Пусть позавидуют еще больше!» И повернула голову в подсказанном Лалией направлении. Окинула ложу сераля тем спокойным и слегка ленивым взглядом, которым напоминала гуляющим жителям Красного Утеса о том, что охранка бдит.

На нее смотрели. Еще как — могли бы поджигать на расстоянии, она бы уже дымилась и поджаривалась на медленном огне, и не потому что у Гании, Наримы или Мираны не хватило бы сил для быстрого пожара, а исключительно чтоб дольше мучилась. Лин отыскала сидевшую рядом с Сальмой Хессу: та помахала рукой, и Лин ответила тем же. Сказала тихо, не прекращая улыбаться:

— Владыка, как честный человек, после такого вы просто обязаны предоставить мне право отстреливаться.

— Только от перевозбужденных кродахов, — очень серьезным тоном сказал Асир. — От остальных ты будешь отмахиваться. Думаю, даже покусанной рукой справишься. В крайнем случае, попросишь Лалию дать тебе пару уроков выживания среди ее любимых цыпочек.

— О, я дам, — фыркнула та. — Главное, чтобы после моих уроков в серале остался хоть кто-то, кроме нас двоих. Боюсь, они с воплями разбегутся куда глаза глядят. Хоть в казармы. И я заранее снимаю с себя всю ответственность.

— Договорились, — так же серьезно подтвердила Лин. Ей очень хотелось засмеяться, даже, пожалуй, совершенно некультурно заржать, но это испортило бы шутку.

А потом в ложу вошел Сардар. И Лин не к месту подумала, что Хесса его, конечно, видит. Впервые за долгое время. И еще более не к месту — что рядом с владыкой, весь в черном, кроме ослепительно-белой рубашки, он выглядит так же контрастно и эффектно, как смотрелись они с Лалией сегодня в зеркале.

— Усилили охрану западной стороны, — сказал он, склонившись к плечу владыки.

— Вывели кого-нибудь?

— Четверых. Махруд с прихвостнями. Ужрался как свинья. Чуть на площадь не вывалился. Пытался подать прошение на кого-то из сераля.

— Отклонить. Выставить из Им-Рока завтра с утра. Пусть проспится. Что отрекшиеся?

— Тихо. Наслаждаются зрелищем и компанией.

— Скажи Вагану, если что-то пропустит, голову оторву и сожру на завтрак.

— Ты опоздал. Голову ему отрываю я. Начинаем?

— Давай, — кивнул Асир.

Сардар вышел, и почти сразу в центре площади, на помосте, появился, как поняла Лин, распорядитель. Улыбка Лалии стала вовсе уж ядовитой: неудивительно, все пошло по ее сценарию. Долгая речь, полная витиеватых славословий в адрес самого повелителя, его великих предков, его славного дома, его храбрых соратников, мудрых советников и прекрасных наложниц. Короткое ответное приветствие Асира. И наконец — звон гонга и музыка, и под музыку…

— Ну вот, что я говорила, — Лалия демонстративно зевнула. — Много гибких полуголых анх, и самое интересное сейчас — смотреть, кто из наших цыпочек всерьез боится, что владыка на какую-нибудь клюнет.

— Иногда мне даже хочется попробовать, — задумчиво сказал Асир. — Только не могу решить, как — броситься вниз прямо отсюда или что? Заорать от восторга на всю площадь? Что бы их больше впечатлило?

— Броситься вниз — это хорошо, очень романтично. Любовь с первого взгляда. Сердце и мозг владыки разбиты вдребезги, а может, и не только сердце с мозгом, если прямо отсюда-то. Я бы посмотрела.

— Но я же не тебя радовать собираюсь.

— А жаль. Лин, подключись к проблеме, владыке нужен дельный совет. Мои дельные советы он не ценит.

— Вдребезги не получится, — Лин демонстративно измерила взглядом высоту. Смотреть на прыжки и зазывные телодвижения тех, внизу, было неприятно, да и неинтересно — уж будто она в Утесе не навидалась таких шоу, с непременным «уважаемые гости могут претендовать на внимание любой из танцовщиц». — Если очень повезет, можно рассчитывать на травму позвоночника, но, — она покачала головой, — нет, это если бы кто-то вроде Наримы решился перехватить сердце владыки прямо в полете. А у владыки отличный мышечный корсет и, я полагаю, координация тоже неплоха. Приземлится на ноги, как анкар.

— Нет, — качнула головой Лалия, — На ноги не так эффектно. Ну разве что верхом на Адамасе. Это будет гораздо интереснее всего, что напланировали эти унылые распорядители.

— Оставь в покое Адамаса, он тебе не лошадь.

— Ну могу я хотя бы в мечтах себя порадовать?

— У них с Адамасом взаимная неприязнь, — объяснил Асир.

— Нет. У нас взаимное равнодушие друг к другу. Очень стойкое. — Адамас повернул голову, посмотрел на Лалию с прищуром и отвернулся. — Да, именно так. Я уважаю его впечатляющие размеры и силу, он знает, что я его уважаю, не собирается меня есть, не капает на меня слюной и не стряхивает шерсть. По-моему, у нас прекрасные отношения.

— Поверь, они испортятся, если ты будешь настаивать на том, чтобы он развлекал публику, — Лин представила впечатляющий прыжок Адамаса на площадь и все-таки не сдержала смешок. — Но я поняла, ты хочешь внести оживление в программу. Что ж, в идеале, конечно, нужно было начинать действовать хотя бы пару дней назад. Отловить распорядителя в уединенном тихом месте, объяснить ему, что в представлениях, как и в более интимных делах, важно разнообразие и элемент неожиданности… — «Бездна, что я несу, какие интимные дела⁈», мелькнула мысль, но старший агент Линтариена быстро ее осадила. И не такую пургу гнали в душевой с ребятами, и никому дела не было, что там у кого на самом деле с интимом. — Скажу прямо, изменить что-то глобально ты опоздала, хотя еще можешь учесть этот вариант для следующего года. Сейчас же, — она пожала плечами, — даже не знаю, что предложить.

— Я каждый год предлагаю ей самой заняться этим праздником, — Асир кивнул на Лалию. — Что, ты думаешь, она отвечает?

— Что если я займусь этим праздником, то получится как с сералем. Все разбегутся в ужасе, — усмехнулась та. — Ну, может быть, и не все. Но твой Им-Рок такого все равно не переживет. К тому же мне некого будет осуждать весь вечер. Это скучно.

— А вот и фокусники, — сказал Асир. — Сейчас сераль посыплют золотым дождем, а в вас двоих непременно что-нибудь прилетит. И тоже осыплет.

— Главное, чтобы не клюнуло. Неловко будет второй год подряд казнить несчастного фокусника. Я-то всегда за, но народ…

Асир усмехнулся и вновь объяснил для Лин:

— В прошлый раз она так придушила бедного голубя, что тот клюнул ее в палец. И не говори ерунды. Никто никого не казнил.

— Потому что я очень терпелива и деликатна.

Между тем фокусник показывал настоящие чудеса. Почти волшебное искусство живых иллюзий в родном мире Лин давно угасло, сменившись кинематографом. И она, засмотревшись, уже не слышала пикировку владыки и Лалии, явно давно привычную этим двоим и потому даже уютную. Над площадью распускались дивные цветы с семью разноцветными лепестками, лепестки взрывались вихрями новых цветов, звезд и бабочек, бабочки опускались на головы зрителям, осыпая их золотой пыльцой.

— Красиво, — тихо сказала Лин. — У нас так не умеют.

Последним золотым вихрем, как и говорил владыка, осыпало анх из сераля, а в их ложу прилетели не голуби, а стайка крохотных ярких колибри. Лимонно-желтая птаха зависла перед лицом Лин, та подставила палец, и, вместо того чтобы сесть, птичка клюнула предложенную «жердочку» и вспорхнула Лин на голову. Лалия рассмеялась.

— Вот и элемент неожиданности, а ты жаловалась, — улыбнулась Лин.

И тут же почувствовала пальцы на волосах. По коже от шеи вниз побежали мурашки, Лин замерла, но владыка уже убрал руку. Желтая птичка на его большой ладони казалась еще меньше, чем была на самом деле. Она вертела головой и явно не собиралась никуда улетать, пока владыка не взмахнул рукой.

Снизу, с площади, полились тихие мелодичные звуки. Лин не могла сказать, на чем играли, будто призывно журчала река, ласково пел ветер и где-то вдалеке звенел колокольчик. Вспыхивали факелы, небо темнело на глазах. Лалия, подложив под подбородок ладони, устроила голову на колене владыки и с удивительно умиротворенным видом смотрела вниз. Сейчас так ощутимо чувствовалась их с Асиром давняя близость, привычка друг к другу, что Лин охватили тоска и зависть. Хотя она ведь не претендует на место Лалии, только на течку, а это почти ничего не значит.

А на площади растягивали переливчатый синий шелк. Анхи и клибы, почти неотличимые друг от друга в облегающих, телесного цвета костюмах, двигались быстро и слаженно. Метались по сцене тенями, а потом и вовсе исчезли под тканью. И площади не осталось. Там, внизу, волновалось бескрайнее море, вырастали на горизонте белые бархатно-снежные горы, вздымались оранжевые скалы и вставало огненно-красное солнце, под которым море сменилось таким же бескрайним красным песком пустыни. И посреди песка рождался белый город. Стремились к небу башни и купола, вспыхивали зелеными пятнами древесные кроны.

— Живые картины, — сказал Асир. — Рождение Им-Рока.

— Целая прорва ткани, — вздохнула Лалия. — Постоянные тренировки, чтобы двигаться так, как они. И праздник раз в год. А их даже не видно.

— Но им нравится. Они кочуют по Ишвасе с представлениями, у них есть клибы и кродахи в охране. Семьи, дети, средства. Почему бы нет?

— Каждому свое.

Владыка наклонился к столику, разлил по двум бокалам вино, подал один Лин. Лалия взяла сама, пригубила, довольно жмурясь. Лин последовала ее примеру. Вино щекотало язык и нёбо теплой сладостью, шум праздника отдалился, сделался неважным, таким же призрачным и ненастоящим, как иллюзия Им-Рока на площади. Важным был взгляд владыки, пристальный и почему-то сомневающийся, настоящей была непривычно умиротворенная Лалия, а вот мысль о том, что голову от вина ведет слишком быстро, тоже оказалась неважной. Она здесь, в конце концов, не при исполнении, почему бы не позволить себе лишнего?

Владыка взял крупную, налитую черным соком кисть винограда и расслабленно вытянулся в кресле. Закинул несколько ягод в рот, оторвал ещё и протянул на ладони Лалии. Та, наклоняясь, смотрела отчего-то не на владыку и не на виноград, а на Лин. Брала ягоды губами, нарочито медленно помогала себе языком, скользя по ладони. Глаза блестели вызовом и насмешкой.

Лин отпила еще вина — наверное, слишком торопливо, но это бросающее в жар зрелище точно нужно было запить. Захотелось спросить: неужели из-за того, что сама она еще не пережила ни одной течки, ее считают наивным ребенком? Которому неоткуда было узнать, что может происходить между кродахом и анхой в моменты любовных игр?

Но Лин понимала: как раз в этом никакие абстрактные знания не заменят личного опыта. И первым опытом ее, кажется, собрались обеспечить прямо сейчас. Не то чтобы она была против.

Лалия, забрав последнюю ягоду, отвернулась, глядя вниз, с таким равнодушным видом, будто ничего важного только что не происходило. Может быть, и впрямь все это было для нее настолько знакомо, что уже не волновало, а может, она таким образом пыталась оставить их с владыкой наедине. Тоже иллюзия и только, но никто не смог бы сделать сейчас больше.

— Хочешь чего-нибудь? — спросил Асир негромко.

— М-м-м, сыра? — Лин качнула в руке полупустой бокал. — На самом деле я не знаю, чем лучше закусывать это вино. Может быть, на ваш вкус?

— На мой вкус я бы вообще не стал его пить, и не пью, как видишь, — рассмеялся Асир. — Слишком сладкое. Но ты можешь заесть чем хочешь, пока она не видит.

— Зато слышу, — отозвалась Лалия. — Заедай виноградом, здесь все равно больше нет ничего подходящего.

Лин смотрела на пальцы владыки, пока тот отделял ягоды. Руки у него были красивые, крупные и ухоженные, как сказала бы Лалия. И все же они больше походили на руки воина, чем повелителя, который давно не держал оружия. Асир носил всего один перстень — с крупным алым камнем, в котором будто горело пламя. Черные, большие, глянцево блестящие ягоды смотрелись на его ладони почти как драгоценные бусины, из ближней, слишком небрежно оторванной от кисти, подтекла капля сока. Лин наклонилась, взяла ягоду губами, слизнула натекший на ладонь сок и закрыла глаза, впитывая вкус спелого, переслащенного винограда. Нет, два вкуса, причудливо смешавшихся — она поняла вдруг, что впервые коснулась владыки губами, языком, и уже привычный густой, яркий запах теперь дополнился таким же ярким, зовущим вкусом.

Лин глубоко вздохнула, подняла лицо от раскрытой ладони владыки и сжала зубы. Сладкий сок брызнул на язык, на нёбо, заполнил рот. Она поставила недопитый бокал и оперлась рукой о наваленные рядом подушки. Так было удобнее. Наклонилась за следующей ягодой, теперь уже намеренно прихватив губами ладонь, ощутив шершавые бугорки мозолей и собрав еще несколько сладких капель.

Владыка вдруг подался ближе, провел свободной рукой по спине к шее, под платком. Обвел кромку халасана сзади, кончики пальцев вдавились между плотной тканью и кожей, двинулись, ласково и немного щекотно.

— Значит, вот так, — сказал он тихо. — Взяла и надела.

Лин подняла голову. Облизала губы, измазанные соком — странно, хотя виноград был сладкий, их все равно слегка пощипывало, будто от кислого.

— Да, взяла и надела, — она встретила взгляд владыки, не пытаясь угадывать, что в этом взгляде. — Потому что это правда. Потому что я не смогла сказать это прямо, хотя очень хотела, а потом изгрызла себя за нерешительность.

— Что-то изменилось, так? Ты пахнешь иначе.

— Праздник, — пожала плечами Лин. В самом деле, не рассказывать же владыке, как обнаружила у себя появление смазки и в какую панику впала? И даже не потому, что стыдно, а просто смешно! — Не знаю насчет запаха, но когда до меня дошло, сколько людей и с какими чувствами будут на нас пялиться, я решила: пусть утрутся. Я рада быть сейчас рядом с вами, так почему должна это скрывать или стыдиться?

— Да, я еще в прошлый раз понял: праздник — отличное объяснение всему, что с тобой происходит, — Асир убрал руку с шеи, слегка надавил на затылок. А потом Лин накрыло его запахом с головой. Губы у владыки были твердыми и уверенными. Он целовал, не спрашивая и не сомневаясь, и Лин казалось — слишком быстро. Она не успевала сориентироваться. Она вообще ничего не успевала, потому что ничего не умела, как-то не пришлось ей раньше целоваться. Даже в шутку или ради эксперимента. Хотя, пожалуй, стоило радоваться, что первое впечатление не оказалось смазано очередными воспоминаниями о собственной дурости. Потому что этот поцелуй был настоящим, драгоценным, таким, который стоит запомнить навсегда. И собственная неловкость не казалась стыдной, а нормальной, правильной и естественной. И вело голову хлеще, чем от вина, и вкус владыки был ярче, слаще и пьянее, чем вкус вина, и дышать было нечем, потому что на дыхание просто жаль было тратить время. А потом все кончилось.

— И этого ты тоже не должна стыдиться, — сказал Асир, и небо над ними вдруг взорвалось грохотом и ослепительно-яркими вспышками. Над головой распускались цветы с семью лепестками и рассыпались звездами, пылали огненные фонтаны, опадая искрами и вспыхивая вновь, и, сколько бы фейерверков Лин ни видела в Утесе, этот стоил того, чтобы на него полюбоваться.

Но, прежде чем отвести взгляд от лица владыки, она все же ответила:

— Я и не стыжусь.

И с ошеломившим ее саму счастьем подумала: «И не боюсь совсем». Это не нужно было произносить вслух. На макушку снова опустилась тяжелая ладонь, и Лин показалось — Асир чует и все понимает. Она коснулась пальцами его колена. Почти как в первый день, в казармах. Но теперь — не потому, что так было надо, а потому что тянуло прикоснуться. Пусть он поймет и то, как сильно она хочет провести с ним первую течку. А может, и не только первую. Быть рядом, даже у его ног, как сейчас.

Поймет, что она наконец поверила: это совсем не значит предать себя, пойти на поводу у животной половины. Теперь она знает — со своим зверем можно подружиться. И, кажется, готова принять свою суть и стать такой, какой хотел ее видеть владыка. Настоящей анхой для него.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ