Воля владыки. У твоих ног

Глава 16

Перед дверью в собственные покои Сардар остановился. Потянул носом. Течка у Хессы почти закончилась, но здесь все еще пахло, резко и навязчиво. От этого запаха Сардар дурел четвертые сутки. От самой Хессы, двинутой на всю голову, злой, порывистой и зажатой по самую печень, дурел еще больше. Раскрывать ее понемногу, взламывать закаменевшую скорлупу, или чем она там обросла за целую жизнь в трущобах, нравилось. Врать себе Сардар не привык, поэтому опасность учуял сразу, еще посреди сераля, когда вдавливал колено в напряженную спину и отшвыривал подальше окровавленный кусок вазы. С этим пора было заканчивать. Взять анху во время течки — одно. Остаться с ней дольше, связать себя хоть чем-то — другое. На это не имелось ни времени, ни желания. Вся его жизнь уже бездна знает сколько лет была связана с владыкой и только с ним, ничего больше никогда не хотелось. И он не позволит этому измениться. Сардар тряхнул головой, отгоняя и запах, и душные мысли, от которых поджимался живот и екало в груди, и толкнул дверь. Порезвились и хватит. Не сдохла, не убилась — уже отлично.

Хесса сидела на столе, встрепанная, завернутая в его халат по самые уши. Встретила настороженным взглядом и тут же отвела глаза.

— Ты чего тут? — спросил он, откладывая в сторону саблю и кинжалы, стягивая куртку и пропыленные сапоги — скачка выдалась бешеная, растянулась почти на день, зато Фаиз явится уже завтра к вечеру. И надо будет что-то решать — от одной мысли об отрекшихся начинало нехорошо пульсировать в голове, и к горлу подкатывала ярость.

— А где мне быть? У меня ни одной тряпки здесь, и я не знаю, куда мне валить.

— В кровать? — предложил Сардар, не поднимая головы. Расстегнул ремень, чувствуя на себе внимательный цепкий взгляд.

— Какая кровать? Я уже не теку.

— Течешь, — он снова повел носом — нет, не ошибся.

— Уже не сдохну. Если собрался вышвырнуть меня сегодня — давай. Говори, куда идти.

— Много вариантов? — хмыкнул Сардар. — В карцер, если не передумала резаться, вешаться, травиться или бездна знает, что еще. Или в сераль, если мозги на место встали. Выбирай.

— Второе, — хрипло сказала Хесса, и Сардар пошел к ней. Мозги у этой придурочной были на месте, поэтому Сардар до сих пор не понимал, что за психушку она устроила в первую ночь в серале. Догадывался, но догадки были такими безумными и идиотскими, что верить в них не хотелось. Он взял Хессу за руку, та дернулась — как же без этого, но Сардар только крепче стиснул пальцы. Усмехнулся и рывком натянул на тонкое запястье громоздкую побрякушку. Сам не понял, что на него нашло: увидел на лотке кочующего торговца, под солнцем, в песках, и отчего-то сразу знал, на ком она не будет смотреться по-дурацки. Сядет как родная.

— Что за… — Сардар все еще держал за руку, а Хесса с изумлением разглядывала браслет из толстой грубой кожи с тяжелыми металлическими вставками. Уродство, как ни посмотри. Ни одна уважающая себя анха из сераля владыки такое бы не надела: все равно, что нацепить железную сбрую на кошку. Но Хессе такая страшильня почему-то шла. Из-под черной кожи, обхватившей запястье, тянулись голубоватые вены на белом. Красиво, как ни посмотри, и лицо слишком красивое для бездомной и безродной. — Какого… лишайного мерина?

— Не нравится — отдай. — Сардар был почти готов к тому, что проклятым браслетом сейчас прилетит ему в лоб. Но Хесса выдернула руку и вороватым движением сунула за спину.

— Обойдешься.

Он ухмыльнулся — по острым скулам разливался румянец, то ли от злости, то ли от смущения, бездна ее разберет. Владыка бы понял наверняка, но Сардар такой ерунды никогда не понимал, да и не старался, если уж честно.

— Хочешь уйти сейчас или остаться до утра?

— Да чтоб тебя! — выкрикнула вдруг Хесса, срываясь со стола. — Задолбал ты со своим «хочешь»! Какая разница, чего я хочу? Всем насрать на мои желания!

— Ты задрала орать! — рявкнул Сардар, хватая ее за шкирку.

— Да сам орешь как псих! — Хесса рванулась, вывалилась из халата, споткнулась на ровном месте, пролетела через полкомнаты и чуть не впечаталась носом в стену. Съехала по ней, обхватив себя ладонями. Всхлипнула, затряслась всем телом и заржала.

Сардар фыркнул, подавился смешком, отшвырнул халат и, дошагав до голой идиотки, опустился рядом с ней на пол.

— Ну и чего бесишься? Словами через рот объясни уже.

— Останусь до утра, пара часов всего, — сказала Хесса. Смех в ней как будто выключился. — Трахнешь?

— Да уж не любоваться буду. Мне помыться надо. Грязный как свинья. Пылища везде, и солнце жарило, хоть удавись.

— Мне плевать.

Она обернулась сама, залипла на губах на секунду и присосалась к ним, как озверевший упырь к жертве. Сардар ухватил за волосы — убиться, как нравилось вот так хватать, не сильно, не слабо, так, чтобы светлые, как будто серебром облитые пряди щекотали пальцы и запястья. Прикусил губу, втянул, принял жадно шарящий во рту язык. Выдохнул и отстранился. Хесса плыла, подернулись поволокой глаза, яркие и зеленые, как у кошки, покраснели губы, усилился и загустел запах.

— Метку поставить? — спросил Сардар то, чего не собирался спрашивать.

Хесса моргнула, стиснула челюсти. Взгляд стремительно обретал ясность. «Откажется», — мелькнуло в голове. И должен был радоваться, но вместо этого откуда-то взялось разочарование.

— Хочешь или нет? — Сардар душил в себе нарастающее раздражение: какого шайтана творится вообще? Что его так заклинило? Хессе нравилось трахаться, но она дико, до психоза боялась боли и ненавидела течку и кродахов. Сардар догадывался, почему. Сложно не догадаться, когда постоянно натыкаешься на толстый уродливый рубец поперек живота, а в глазах при одном взгляде на член плещется животный ужас.

— Ставь, — выплюнула Хесса. Так, будто не на следующую течку подписывалась, а шагала в костер.

— Сначала иди сюда. — Сардар вытянулся на полу — тащиться до кровати было лень. — Залезай.

Хесса окинула его подозрительным взглядом, ухватилась за член, выпутывая из полурасстегнутых штанов, и села на бедра. Облизала губы, с нажимом растерла по головке смазку, так что Сардар неосознанно подался навстречу.

— Мне сесть сверху? — Хесса не отрывала от члена дикого взгляда и явно снова психовала.

— Что не так? — через силу спросил Сардар. Никакого терпения не хватит с ее закидонами, но все, что творилось в кровати, все, что творилось вне ее, необъяснимо возбуждало. А смотреть, как Хесса, закусив губы и сверкая глазами, поднимается на колени, как, кривясь и морщась, направляет в себя член, так понравилось, что захотелось зажмуриться. И не думал говорить, но оно само говорилось: — Могу взять тебя на спине.

— Нет! — Снова обожгло злостью и паникой. Сардар уже не пытался разобраться, велся на инстинктах, слушал — их же. И откуда-то знал, что опять угадал — как с браслетом. Хесса хотела именно так. Вести самой. Вбирать в себя член медленно, долго, зажимаясь и заставляя себя открыться. Вцепилась в бока всеми пальцами. Точно пять синяков останется с одной стороны и пять с другой. Оборжешься. Хорошо не на роже. Первый советник весь в синяках из койки.

Член стискивало так туго, что в глазах темнело.

— Да не зажимайся ты, дурища.

— Заткнись! — прошипела Хесса, натянулась до конца, поелозила и замерла. По напряженному, как каменному лицу медленно растекалось удовлетворение.

— Помочь?

— Нет! Лежи! Не смей… не смей двигаться.

— Тогда сама шевелись. Задолбала!

— Заткнись. — Хесса вцепилась в бока еще сильней, так сильно, будто собралась кожу с него сдирать голыми пальцами. — Заткнись и молчи. Сама знаю. — И так же медленно, как насаживалась, потянула себя вверх. Сардар заржал бы от этого «заткнись и молчи», от «сама знаю», заржал бы и объяснил доходчиво все, что думает о запредельной наглости некоторых двинутых на всю башку — если бы не вырвавшийся вдруг довольный стон. Телу нравилось. Члену нравилось, как медленно и неохотно его освобождают от горячей глубины, как судорожно сжатые мышцы стискивают головку. А самому Сардару нравилось смотреть, как Хесса кусает губы и жмурится, как быстро, почти неуловимо сменяются оттенки выражений: страх, удовольствие, напряженная сосредоточенность, и тут же — почти восторг, и снова страх…

Хесса поднялась так, что член вышел почти до конца, лишь головка осталась внутри. И тут же начала опускаться. Быстрее, чем в первый раз, но все так же зажимаясь — дура, сама себе осложняла жизнь, но Сардар снова не удержал довольного стона. В том, как головка входила внутрь, преодолевая сопротивление, раздвигая жаркое нутро, в том, как Хесса судорожно стискивала пальцы, бедра, как сжималась, но не прекращала двигаться, пока не прижалась всей промежностью, было совершенно особое, острое удовольствие.

Сардар ухватил ее за предплечья, провел ладонями к плечам, огладил бока. Хесса подставилась под руки, прогнулась в спине, задышала чаще. Она любила ласку, таяла от нее, как ванильный шербет под солнцем, и, кажется, ненавидела себя за это. Сардар положил ладони на полушария грудей, огладил, потер соски.

— Ах-х-х! Да что ж ты за урод такой! — Хесса, задыхаясь, осела вниз всем весом. Член пережимало сладкими волнами, а Сардар ловил себя на глупейшей улыбке во всю рожу. — Зачем? Ну зачем?

— Нравится смотреть, как тебя накрывает. А ты заводишься на раз, так что не ори, давай дальше.

— Выдохнуть дай, озабоченный придурок.

— Хочешь, вылижу тебя? Или так? — Сардар погладил ее по спине, обвел пальцами каждый выпирающий позвонок, снова сместился к груди, цепляя ногтями соски. Опустил руку вниз по ее животу, к залитому смазкой лону, и удовлетворенно хмыкнул, учуяв новую волну возбуждения.

— Пр-рекрати. Хватит. Я сама. — Хесса хотела сказать еще что-то, но заткнулась, широко распахнув глаза: Сардар медленно, напоказ, слизывал с пальцев пахучую смазку. — Псих ненормальный! — Она всхлипнула совершенно по-детски и начала двигаться быстро и судорожно, рывками стягивая себя с члена почти полностью и насаживаясь с размаху, всем весом, до упора. Кривила красивые губы, морщилась. Поймала запястья Сардара, прижала к полу, наваливаясь с каждым толчком. Сардар проглотил рванувшееся на язык «от психички слышу». Заставил себя не двигаться, даже самую малость не подаваться навстречу. Только смотрел. Как мутнеют зеленые глаза, как хлещут по лицу слишком короткие волосы, как мелькают зубы за искусанными губами. Как встают торчком, наливаясь, крупные нежные соски. Хотелось поймать их ртом, сжать губами, слизнуть одуряющий запах. «В следующий раз», — пообещал себе Сардар, даже не задумавшись о том, когда этот «следующий раз» будет.

По бледному худому телу прошла волна судороги, Хесса опустилась до предела, сжала бедра так сильно, как будто хотела свести ноги, сплюснув Сардара изо всех сил. Внутри у нее все пульсировало, заставляя выплескиваться, а вокруг сгущался пряный, густой, сводящий с ума запах.

Хесса повалилась сверху, ткнулась губами в щеку, в подбородок, промычала что-то невнятное и прижалась лбом ко лбу. Сардар обхватил ее руками. Разгоряченная спина была влажной, Хесса вздрагивала при каждом вдохе. Сказала задыхающимся шепотом:

— Вытащи. Не могу шевелиться.

Сардар двинул бедрами, освобождая ее. Хесса дернулась и протяжно застонала. Тихо выругалась в ухо.

— Ненавижу тебя, ублюдок. Это отвратительно.

— То, что ненавидишь? — ухмыльнулся Сардар. В Хессе не было ненависти, а нести она могла любую чушь, иногда казалось, вообще не соображает, что именно говорит и кому.

— Нет. Что мне с тобой так хорошо, что грудь, к бестиям, разрывает и мозги отключаются. И думаю — сдохнуть на твоем члене лучше, чем искромсать себя вазой.

— Эй, — Сардар повернул голову, потянул Хессу за волосы, заставляя смотреть на себя. Та медленно открыла глаза, заморгала, как будто проснулась. На лице медленно проступало понимание, глаза распахнулись, потом сузились, от Хессы потянуло ощутимым холодом и обожгло чистой злостью. Она задергалась, пытаясь вырваться, да так яростно, что Сардар от неожиданности еле удержал. Скрутил как мог — руками, ногами, чтобы не думала брыкаться. — Успокойся!

— Скажешь хоть слово, — прошипела Хесса, — убью! И плевать, что со мной будет. Плевать, что ты первый советник как-тебя-там. Плевать, слышишь? Убью! Забудь сейчас же!

Сардар молча дотянулся до душистой, сладкой кожи под ухом, широко и мокро провел языком, чувствуя отчетливые заполошные толчки пульса. Хесса затихла, напряглась, подалась ближе. Сардар рискнул выпустить ее, обхватил голову, фиксируя, и припал зубами. Он слышал тихие стоны, ощущал отчетливую дрожь, обнимал Хессу запахом и силой, всей своей сущностью кродаха, рычавшей и ярившейся внутри от жажды, которую нельзя утолить, от голода, который нельзя насытить. Ткнулся носом в припухшую кожу. Лизнул, успокаивая. Засос сойдет, синяк поблекнет, но метка останется. Как отчетливая подпись на чистом пергаменте — не тронь, мое!

— Забудь, что я сказала! — потребовала Хесса, успокоившись. Неуемная, наглая, настырная, никогда не могла она заткнуться вовремя.

Сардар приподнял отяжелевшие веки. Провел языком по губам — хотелось выпить, и не воды, а чего-нибудь покрепче, а потом поспать хотя бы час, чтобы совсем не съехать мозгами.

— Забыл уже, — пробормотал, выпуская Хессу из захвата и отстраняясь. — У меня в башке и без тебя хватает мусора.

— Хорошо.

— Да отлично просто. — Сардар поднялся, стащил наконец штаны, оглядел себя, всего в смазке, но пока еще без синяков, и пошел к купальне. Бросил на ходу: — Дай мне час, потом я принесу тебе тряпки или позову Ладуша, он проводит.

— Ладно. — Абсолютно ровный и спокойный голос звучал непривычно, дернуло внутри непонятным: что-то не так, но Сардар только помотал головой, отгоняя неприятное ощущение. Он должен был поспать, проверить, что там творится у Вагана, узнать, нет ли новостей от группы, отправленной в Баринтар, поговорить с владыкой и дождаться Фаиза во всеоружии и хорошо бы не с одним, а с несколькими планами действий. Он должен быть в форме, а не с кашей вместо мозгов и не с психованными анхами в этих самых мозгах.

— Скажи, пусть завтрак подадут через час. И сама ложись, тоже не спала.

Он пробыл в купальне недолго, зашел и вышел, понял, что иначе отключится прямо в воде. Добрался до кровати, рухнул на нее и закрыл глаза. Хесса спала, откатившись на другой край, снова замотанная в халат, и Сардар, неосознанно прислушиваясь к едва заметному дыханию, заснул.