Воля владыки. У твоих ног

Глава 25

Над головой спорили. Что-то о сбившемся гормональном балансе, постоянном стрессе и безмозглых кродахах, причем «безмозглые» произносилось с той же академической интонацией, что и «гормональный». «Профессор, вы откуда здесь взялись?» — хотела спросить Лин, но тут ко рту поднесли питье. Выпила, в голове зашумело, и она отключилась.

В следующий раз пришла в себя от запаха кофе. Открыла глаза: рядом, забравшись с ногами в кресло по своему обыкновению, сидела Хесса и завтракала. Кровать была чужая, слишком мягкая; оглянувшись, Лин опознала комнату Ладуша. Не трясло, в голове не мутилось, рука болела вполне терпимо, и даже есть хотелось как здоровой. Лин села — хуже не стало.

— Оклемалась? — вскинулась Хесса. — Подожди, Ладуша позову.

— Давай я подожду у себя, а не в этой шкатулке с порнографией?

— Ешь пока, — Хесса поставила ей на колени поднос и умчалась.

Держать Лин в постели Ладуш, как выяснилось, не собирался. Выложил на кровать одежду, баночку с мазью и сверток бинтов, поставил на стол бутылку.

— Это за сегодня выпить. Руку мазать и перевязывать туго, — ткнул пальцем в Хессу: — Ты делай, на нее надежды нет. Додумалась же, после травмы лезть в горячий бассейн! Никаких тренировок и прогулок два дня, потом посмотрим.

— Прогулки-то почему? — ошарашенно спросила Хесса. — Мы бы в сад, не со всеми же торчать.

— Она знает. Идите уже, некогда мне. В сад.

Судя по непривычно отрывистым, коротким фразам, «некогда» было слишком мягким определением.

— В сад можно, прогулок нельзя, что за бред еще, — бормотала Хесса, пока они спускались по широким ступеням к зарослям жасмина и шпалерам роз. — Я думала, здесь только те истерички, — мотнула головой в сторону общего зала, — как из психушки, но, кажется, это заразно.

— Праздник, — хмыкнула Лин. — Уработался. А о прогулках я поняла, все правильно. Он о том, чтобы в зверинец не ходить, пока не заживет. Будто я сама бы не додумалась.

— Зверинец? — Хесса остановилась, повернулась к Лин и уставилась в упор с выражением «еще одна психическая нарисовалась». — Тебя погрызли в зверинце⁈ Что ты там делала, по клеткам с анкарами прыгала? Зала для упражнений мало?

Лин села на землю и расхохоталась.

— Точно, заразно, — Хесса длинно вздохнула и села рядом. — Эй. Переставай ржать. Не смешно!

— Жаль, сюрприза не получится, но все равно. Я тебя с ним познакомлю, — Лин всхлипнула от смеха и замотала головой: что за дурацкая истерика? Выдернула пробку из оставленной Ладушем бутылки, сделала глоток, закашлялась: сладкая тягучая гадость проскользнула в горло, срочно захотелось запить. Но хоть смех прошел. — Давно хотела, на самом деле, но Ладуш сказал, пока праздник, тебя с собой нельзя.

Взгляд остановился на наклеенной на бутыль этикетке. На желтоватой бумаге острым почерком профессора Саада было написано: «По глотку каждый час, полстакана перед сном. Можно больше, от передозировки не умрете. Шило в заднице успокоительными не лечится, госпожа Линтариена».

— Бездна, — смех пробрал снова. — Вот сволочь!

— Кто? — Хесса потянула у нее из рук бутылку. — И с кем познакомишь? Надеюсь, не с той тварью, которая попробовала тебя на зуб?

— Он не тварь, я сама протупила, — почему-то обиделась за белого Лин. — Но вообще нет, не с ним. С его братцем.

— Вот спасибо! Ты меня прямо успокоила! А братец… — Хесса уставилась на этикетку и, кажется, проглотила следующие слова. — Что? Шило в заднице? Знаешь, Сальный сволочь, но он прав.

— Братца зовут Исхири, и он — мой зверь, — тихо сказала Лин. — Понимаешь, что это значит?

— Да уж понимаю, не совсем же бревно. Назову зубастой тварью — оскорбишься и дашь мне в морду. Он кто хоть?

— Ты же сама сказала. Анкар.

Хесса прикрыла глаза рукой и заковыристо выругалась. Лин добавила:

— Он маленький еще. Вырастет.

— Начнет руки не грызть, а целиком откусывать. Все, молчу! Психушка. Как есть психушка. Анха из сераля бегает в зверинец к анкару, аптекарь из трущоб заделывается дворцовым лекарем. Чего-то я в этой жизни не понимаю.

— Скажи лучше, долго я провалялась? Какой день сегодня?

— Завтрашний, — буркнула Хесса. — То есть вся эта гробанина с тобой приключилась вчера.

— Хорошо. А то я уж думала… Выспалась, рука не болит, голодная, как неделю не евши. Давай, кстати, обед закажем, что-то не наелась я.

За обедом стало не до разговоров, откуда-то взялся и впрямь зверский аппетит, а после — разморило вдруг так, будто и не проспала почти сутки. Хесса едва ли не на себе доволокла Лин до комнаты, презрительно отфыркиваясь на попытки извиняться и идти самой. Уложила на кровать:

— Спи, погрызенная.

Лин уже привычно обняла подушку, вдохнула запах владыки Асира, подумала, что Исхири за три дня соскучится, что перед владыкой стыдно будет: так по-глупому подставилась, но это если тот вообще узнает. Ему сейчас не до анх, а ведь ничего страшного не случилось, правда? Вряд ли Ладуш станет занимать его время такой ерундой, да Ладуш и сам не знает ничего, не до расспросов ему было.

Уже засыпая, вспомнила о снадобье профессора, нашарила бутылку, глотнула — и провалилась в мирную, тихую темноту.

Проснулась утром. Очень ранним утром: за окном едва занимался рассвет, и даже неловко было в такое время просить свой кофе. Впереди маячил длинный и тоскливый день, и Лин, подумав, пошла в библиотеку. Долго выбирала книгу, потом взяла первый попавшийся на глаза приключенческий роман и неожиданно для себя зачиталась. Герой по имени Одерон плавал под парусом по Великому морю, открывал неизвестные острова, искал сокровища и даже учил туземцев всеобщему языку.

— Вот ты где! Я задолбалась тебя искать! — Лин не знала, сколько прошло времени, но солнце за окнами уже светило вовсю, а влетевшая в библиотеку Хесса выглядела встрепанной и раскрасневшейся, как после тренировки. — Все облазила, решила, ты наплевала на запреты и удрала в свой зверинец. Давай вниз быстрей. Там за тобой пришли — к владыке.

— Что? — Лин вскочила, едва не уронив стул. Почему-то похолодело в животе, а в ушах застучала кровь. — Вот тут мне и объяснят доходчиво, что я за дебилка… — Прикрыла глаза, справляясь с непонятным ей самой буйством эмоций. Несмотря на вполне вероятный выговор, все равно радовалась, глупо, по-щенячьи: уже тому, что хоть ненадолго окажется рядом. — Спасибо! — и рванула вниз, прыгая через ступеньки, едва не теряя снова дурацкие тапки, к которым вроде бы уже привыкла.

— Да стой ты, психичка, меня подожди! — заорала Хесса, но остановиться Лин не смогла бы, даже если бы захотела. Хесса нагнала уже в общем зале, сунула в руку длинную, усыпанную жареным кунжутом булку. — Сейчас уже обед, а мне сказали, что ты даже не завтракала.

Обед. Все анхи как раз собрались в зале, но Лин было плевать — пусть смотрят.

Ее и правда ждали у дверей, целый эскорт — два стражника-клибы и двое евнухов. Ладуша не было.

— Скорее, госпожа Линтариена. Владыка не любит ждать.

Лин жевала на ходу — голода она не чувствовала, но булка отвлекала, мешала снова сорваться на бег: клибы торопились, но, по мнению Лин, шли недостаточно быстро.

Стража у покоев владыки молча расступилась, но первым за дверь из драгоценного красного дерева прошел один из евнухов. Сказал негромко, напряженным голосом:

— Госпожа Линтариена, не отставайте. Мы непозволительно опаздываем.

Лин и без его слов не собиралась отставать. Не так уж интересно ей было рассматривать отделку дверей, росписи на стенах, паркетный узор на полу или резьбу и инкрустации на мебели. Эхо торопливых шагов металось по просторным залам, по широким, залитым светом галереям, и с каждым шагом все больше охватывало волнение. Почему владыка позвал именно сегодня? Совпадение? Или из-за случая в зверинце? «Исхири все равно мой, правда? Связь… она уже начала устанавливаться? Мне ведь не запретят?..»

— Я привел госпожу Линтариену, повелитель. Умоляю простить за опоздание. Мы не сразу нашли ее…

— Вон. А ты иди сюда.

Лин посторонилась, пропуская евнуха — на лице у того отразилось столь явное облегчение, что стало не по себе. Шагнула в широкую арку, на мраморную террасу, оплетенную виноградом, повернула на голос. Запнулась на полушаге. Отчаянно захотелось зажмуриться. Асир лежал на кушетке, а сухощавый пожилой клиба разминал ему спину. И все выглядело бы вполне сносно, будь на владыке хоть что-нибудь из одежды. Но Лин отчетливо видела каждую рельефную мышцу, изгиб спины, ягодицы. На белой ткани, которой была застелена кушетка, тело владыки казалось еще смуглее, чем обычно. Золотисто-бронзовое, блестящее от масла, оно не просто притягивало взгляд, оно завораживало и напрочь вырубало мозги.

— Садись. Ты следующая, — сказал Асир, поворачивая голову. — Как рука?

— Терпимо, — ошарашенно отозвалась Лин. Подошла к столику рядом с кушеткой — на нем стояли стеклянные и хрустальные флаконы, лежали жесткие даже на вид губки, какие-то палочки и лопаточки, стопка полотенец или простыней, и одуряюще пахло апельсиновым маслом. Так, что закружилась голова и забурчало в животе. Лин попятилась к низкому креслу чуть поодаль, почти упала в него. Все это время ощущала на себе насмешливый взгляд и чувствовала, что постыдно краснеет.

— Рассказывай, — велел Асир. Клиба сместился ниже и теперь разминал ему поясницу. Лин не хотела смотреть, не хотела, но не получалось. Ягодиц и ног сейчас не было видно, зато спина, бугрящиеся мышцами плечи, расслабленно лежащие вдоль тела руки… безумно тянуло подойти и прикоснуться, провести хотя бы самыми кончиками пальцев, и Лин незаметно сжала кулаки, пытаясь справиться с неподобающими мыслями. Получалось плохо. Очень плохо.

— Исхири заигрался, или произошло что-то серьезнее? — Асир нахмурился, голос стал жестче, и Лин поняла, что молчит слишком долго.

— Это не Исхири, — как ни странно, мгновение паники помогло собраться. — Только я виновата, владыка. Не нужно было идти к анкарам, когда мысли бездна знает где. Я постоянно дергалась, наверное, белого раззадорила моя неуверенность. Я не повторю такой ошибки, обещаю.

Сердце колотилось, почему-то ждала и почти уверена была, что услышит сейчас: «Не повторишь, я об этом позабочусь. Тебе нечего делать у анкаров». Но владыка сказал совсем другое, непонятное, странное:

— Ирлан, скажи, ты чуешь ее?

Клиба поднял голову, посмотрел на Лин ничего не выражающим взглядом.

— Да, владыка. Запах не слишком яркий, но отчетливый.

— Хорошо. Ты закончил? Посмотришь ее руку и то, что сочтешь нужным. Постоянные физические нагрузки, из опасного для жизни — только тесное общение с молодыми анкарами.

Лин тихо выдохнула. Кажется, все нормально. Почти нормально, потому что собственное дурацкое состояние нормой никак не назовешь.

— Я понял, владыка. Судя по тому, что я вижу, госпожа в хорошей форме.

Асир поднялся, оказавшись к Лин вполоборота. Ирлан, вытерев руки, подал ему халат. Лин сглотнула: от вида того, как смуглая кожа укуталась белоснежной мягко струящейся тканью, жар прилил не только к лицу. Сама не знала, чего хочет больше — смотреть или отвести взгляд. Спас клиба:

— Раздевайтесь, госпожа. До пояса.

Или не спас, а только подлил бензина в костер? Конечно, пришлось отвернуться, отвести взгляд от владыки, чтобы заняться собственной одеждой, но от чувства, что ее очень даже пристально рассматривают, пока она снимает и вешает на спинку кресла лиф, точно легче не становилось.

Асир прошел совсем рядом, и никакое масло не могло заглушить его собственный, насыщенный, пряный запах, по которому Лин успела так мучительно соскучиться. Голову предательски повело, и она торопливо оперлась здоровой рукой о кушетку. Села, глядя, как владыка подходит к другому, незамеченному ею столику и наполняет бокал вином из кувшина — оно тоже пахло, кисловато и терпко. Лин облизала губы. Ощущение было, будто сама выпила, и не просто пригубила, а знатно набралась.

Ирлан тронул за плечо, помог забраться на кушетку с ногами и лечь.

— Все пальцы действуют, госпожа? Сожмите кулак.

Лин сжала. Рука уже почти не болела, только зудели заживающие ссадины и неприятно тянуло локоть.

— Хорошо. Очень хорошо, — клиба поколдовал над повязкой, осторожно, мягко прощупал предплечье, заставил согнуть и разогнуть руку. — Господин Ладуш был прав, владыка, ничего серьезного. Но я бы размял плечи и предплечья. Видимо, основная нагрузка приходится на них.

— Она любит бить по мишеням, — усмехнулся Асир. — Делай то, что считаешь нужным, Ирлан.

— По мишеням, — повторил клиба. — Значит, кисти тоже. Хорошо.

Жесткие пальцы прошлись по руке снизу вверх, вернулись к кисти. Ирлан разминал каждый палец, ладонь, тер запястье и вновь возвращался к ладони, под его руками коротко вспыхивала и тут же гасла боль. Было неприятно, приходилось контролировать себя, чтобы не пытаться отдернуться, Лин закрыла глаза, но все равно никак не могла толком расслабиться. Запах масла начал раздражать. Когда от кисти Ирлан перешел к предплечью, пришлось закусить губу — тот был осторожен, но прикосновения все равно отзывались болью.

— Расслабьтесь, госпожа. Это всего лишь массаж, не зажимайтесь так.

— Что такое? — сквозь душный аромат масла пробился другой, пряно-свежий, густой, на макушку легла широкая ладонь, привычно взъерошив волосы. Лин повернула голову, уткнулась лбом и носом в крепкое запястье, вдохнула. — Так лучше?

— Да. Простите. Спасибо.

— Тихо. Расслабься. Продолжай, Ирлан.