Напевая, и даже слегка пританцовывая, я шла по Делл Спира, сжимая в руке ключик от своего магазинчика.
Не исключаю, что при этом я даже немного парила над землей.
Донельзя благостный Готик сидел у меня на плече, полностью разделяя счастливое состояние своей хозяйки.
Он и выглядел сейчас совершенно по-другому, чем когда я увидела крылана в первую нашу встречу.
Из зашуганного, полулысого костлявого существа летучий мыш превратился в настоящего красавца. Новая черная шерсть отросла и лоснилась на солнце, и его упитанный довольный вид говорил о состоянии крылана лучше любых слов.
Думаю, если бывший хозяин, который мучил крылана, увидел его теперь, что просто-напросто не узнал. К сожалению, он бы узнал меня. Но…
Теперь у меня была мощная защита в виде обручального перстня некроманта с большим черным камнем. Пусть только попробует предъявить претензии – сразу получит от моего мужа!
Подходя к магазину, я увидела большую толпу, загородившую вход.
Ой, неужели все эти люди ждут открытия «Монстриков», чтоб купить у меня мармелад?!
На самом деле все оказалось гораздо ужаснее.
В тысячу раз ужаснее. Пробравшись сквозь людей, я не узнала свой магазин!
Стекла и дверь павильона были щедро забрызганы красной краской, здорово напоминающей кровь. Вывеску кто-то раскромсал в клочья, оставив кинжал воткнутым в одного из нарисованных монстров.
Трясясь от подступившего ужаса, влетела в павильон, но там все, слава творцам, оказалось на своих местах. Пострадал только фасад.
Первым моим побуждением было рухнуть посредине магазина и горько заплакать. Затем – мчаться к Гилберту за утешением и поддержкой.
Но я не могла себе позволить раскисать. Нужно было взять себя в руки.
Для начала я разогнала толпу зевак и вызвала полицию. Затем стала срочно искать мага-хозяйственника, который бы ликвидировал эти ужасные потеки краски. И еще нужно заказать у оформителя новую вывеску.
Проблема была в том, что я не могла приступить к этому, пока полиция не зафиксирует акт нападения на магазин.
Прошло четыре часа, прежде, чем полицейский явился.
К моему паническому ужасу это оказался тот самый неопрятный тип с сальными волосами, который вместе с рыжим любителем мясных лепешек издевались надо мной в полицейском управлении.
– Да ба, старая знакомая, мармеладная малышка! – чуть ли не облизнулся мерзавец, переступив порог магазина. – Все-таки открыла свою лавчонку?
– Да, и на нее, как видите, напали! – выпалила я.
На испорченный фасад этот мерзавец едва взглянул.
– Ну, факт нападения еще нужно доказать. Может, ты тут сама все попортила, ради того, чтоб привлечь к своему мармеладу внимание.
Я попыталась объяснить, что знаю, кто это сделал. Рассказала, что Лизетта Дордюран была неоднократно замечена в попытках навредить моему магазину. Что таким образом она хотела устранить конкурентку, то есть меня.
Этот рассказ необыкновенно обрадовал служителя Ковена:
– О, да ты еще и за клевету у нас пойдешь. Наговор – дело подсудное, крошка. Лизетта Дордюран – уважаемая госпожа с кристально чистой репутацией. Все знают ее и любят ее цветочный мармелад. А ты тут никто и звать тебя никак. Дордюран – законопослушная жительница Морбидиона, справно платит налоги и очень дружит с полицией. Вот если бы ты была такой же послушной и милой…
Снова, как в страшном сне, мерзкий тип приблизился, протянув свою загребущую лапищу ко мне:
Но и я теперь была не той наивной неопытной девочкой, какой приехала в столицу.
Я выставила вперед руку с обручальным кольцом и отчеканила:
– Я – жена графа Гилберта Блэкмора, и если вы еще хоть раз посмеете говорить подобное, то будете иметь дело с моим мужем.
Лицо мерзкого типа перекосилось от злобы:
– А я тогда – волшебник Мерлин. Как же, рассказывай сказки, жена могильного мага! Еще и угрожать тут вздумала! Ты у меня сама по хулиганству и клевете под суд пойдешь, поняла?
– А тебя Цербер в ад утащит, урод! – не выдержала. – Может, хоть там исправят такого поддонка!
– Оскорбление представителя власти! – завопил полицейский, лопаясь от ярости. – Все, мармеладная, ты попала! На пятнадцать суток, но я тебя посажу! И вот там, в камере, может, ты станешь со мной поласковей!
Я понимала, что нельзя с ним ругаться, но меня уже понесло:
– Мой муж тебя закопает. А теперь вон из моего магазина!
Мерзкий тип так и сделал, но напоследок пригрозил:
– Даже если некромант действительно твой муженек, у полиции и на него найдется управа. Поверь, милашка!
Эта глупая угроза на меня, конечно, не подействовала.
Гилберт этого гаденыша в порошок сотрет. Нужно сегодня вечером ему обязательно рассказать.
Что-то не везет мне со стражами закона. Зато теперь можно смело приводить фасад в порядок. И думать, что делать с Лизеттой.
В том, что налила на стекла краски и попортила вывеску именно она, у меня не было никаких сомнений. Либо она, либо ее муженек по ее же указке.
Правда, как я не бодрилась, неприятный осадочек после встречи с грязноволосым все-таки остался. Гадкий тип – после общения с такими хочется помыться.
Хотелось как можно скорее увидеть Гилберта и все-все ему рассказать.
Трудности, связанные с магазином – они были разрешимы. Главным сейчас было то чудо, которое произошло между мной и некромантом.
Могла ли я подумать, что совсем скоро это чудо превратится в тяжелую горечь?
К концу дня стекло было очищено от багровой краски, а вывеска заменена. Я хотела уже закрываться, но тут на двери зазвонил колокольчик, сообщая о посетителе.
Вернее, посетительнице.
Передо мной стояла бывшая невеста Гилберта.
Эмили Маклер собственной персоной.
Демон, я-то уж решила, что сегодняшний день не может стать еще хуже!
Оказалось, вот – запросто.
Леди Маклер, как и всегда, выглядела безупречно изящно в платье цвета слоновой кости.
– Обычно я беру цветочный мармелад у Лизетты, но увидела что-то новенькое и решила заглянуть, – с усмешкой заявила Эмили. – А тут вы – какая неожиданность!
Разумеется, ее слова были наигранными. Не было для нее неожиданности – Эмили целенаправленно сюда шла.
Она прогулялась между корзинок, брезгливо разглядывая их содержимое.
– Мармелад в виде летучих мышей? Оригинально. И что, хоть кто-нибудь покупает?
Готик, который настороженно наблюдал за гостьей с кассового аппарата, издал противный каркающий звук. Посетительница ему явно не нравилась так же, как и мне.
– Вы пришли за мармеладом, или поинтересоваться состоянием моего бизнеса?
– Думаю, не особо оно у вас радужное, это состояние. Вот у госпожи Дордюран – это да, утонченный мармелад из цветов. Весьма нежный и вкусный.
– Я не спрашивала вашего мнения.
– А вот и зря, – пропела Эмили. – Ну, как вам жизнь в браке с Гилбертом? Вы счастливы, леди Бишоп?
Ну что за паршивый, паршивый день?
– Я – леди Блэкмор. И это не вашего ума дело!
– Наивная глупышка, – засмеялась бывшая Гилберта. – Ты влюблена в него и даже себе не представляешь, что стала лишь средством для достижения его целей. Я говорила с ним. Некромант до сих пор любит меня одну.
Я не хотела ей верить, но женщина говорила так уверенно, с таким превосходством…
– Гилберт разведется с тобой сразу после того, как получит свои родовые артефакты и женится на мне. Ну, а пока ты сгодишься на то… чтобы своим телом восполнять его жизненную энергию. Я слышала, девственницы для этого подходят как нельзя лучше.
Не может быть, чтобы в нашу первую ночь Гилберт просто воспользовался мной!
Он был так искренен…
То, что произошло меж нами, было для меня чудом!
А Блэкмор просто поимел меня, словно вещь.
Но… Я ведь обещала себе, что не буду верить могильному магу, и сама же нарушила обещание.
Папа говорил, не связывайся, не связывайся с сумеречными, особенно с некромантами.
Ведь, если все это неправда, откуда тогда Эмили узнала про родовые артефакты?
Я хотела достойно ответить ей. Хотела держать удар.
Но вместо этого навзрыд расплакалась перед своей счастливой соперницей, как последняя дура и размазня. Эмили Маклер торжествовала.
Да, она выиграла. Она победила. Однако ей мало было меня растоптать.
Она захотела меня добить:
– Ты просто пешка в его игре. Гилберт так и сказал мне. А еще сказал, что совершил ошибку, заключив с тобой контракт и не дождавшись меня. Мы с ним будем вместе, а тебя он вышвырнет, как использованую тряпку. Ты уберешься в Дракончино вместе со своим нелепым дешевым мармеладом. У графа Гилберта Блэкмора только одна любовь, и это я. Точно так же, как у Морбидиона одна королева мармелада – Лизетта Дордюран. Заруби себе это на носу, ничтожество!
После ее ухода я плакала долго. Очень долго. Мне было так тяжело, что утолить эту печаль не мог даже мой фамильяр.
Это была некрасивая, гадкая истерика. Прекратить которую я не могла.
За окном окончательно стемнело, когда я, наконец, смогла немного успокоиться.
Что ж, папа предупреждал… Я отдала свою невинность жестокому, циничному, равнодушному могильному магу. Стала разменной монетой.
Теперь я должна до дна испить эту чашу, полную боли…
На Делл Спира было темно, все магазины уже закрылись. Накинув капюшон, я скользила, словно тень. Именно тенью мне сейчас и хотелось быть.
Ведь тени не умирают от боли.
Проходя мимо «Леди Мармелад» я заметила в окнах слабый свет. А потом в ночи увидела мужа Лизетты, который разгружал крытую повозку, полную каких-то грязных мешков.
Приглядевшись, увидела на них темные пятна, очень похожие на пятна крови.
В другое время я бы обязательно заинтересовалась и хотя бы тайком заглянула в магазин Лизетты. Уж очень странно выглядела эта ночная выгрузка.
Но сейчас я просто не нашла в себе на это сил.
Силы были только на то, чтобы вернуться в знакомый мрачный особняк, в котором меня ждал муж.
Гилберт с порога заключил меня в объятия, крепко поцеловав в губы.
Так хотелось поддаться порыву.
Еле-еле отвернулась.
– Прошу вас, уберите от меня руки, граф, и не распускайте их впредь, – процедила холодно. – То, что произошло между нами в брачную ночь, не дает вам на меня никакого права. Это было ошибкой, которую нам обоим необходимо забыть. Уж я-то точно забуду, как страшный сон. Действуем в рамках договора. Хорошего вечера.
Произнесла все это спокойно и вежливо, не глядя на него. Понимала, что если посмотрю в его синие холодные глаза, не выдержу и снова сорвусь в истерику.
Предстану влюбленной ревнивой идиоткой.
Которой, впрочем, я и была…
В ответ Блэкмор ничего не сказал, позволяя мне подняться по лестнице и тихо удалиться в свою комнату, где я без сил упала на постель и горько-горько разрыдалась.