Яромира. Украденная княжна

Суровый конунг III

— Вздевайте щиты, — велел Харальд, как только заметил вдали драккар Трувора.

В груди плескалось нехорошее, мрачное торжество. Он радовался предстоящей битве. А в том, что ей быть, он не сомневался.

Он был слишком, слишком зол и хотел выплеснуть свой гнев. Лучше, чем в бою, и придумать ничего было нельзя. Быть может, ему улыбнется златовласая Фрейя*, и он отсечет Трувору голову?.. То-то будет потеха.

Он казнил двух хирдманинов за неподчинение приказу, за ослушание. И пощадил щенка Ивара, чтобы тот вновь — второй раз за неполный день — пошел наперекор слову вождя. Драккар Трувора — это благословение для его племянника. Харальд посадил его на весла, а сам весь остаток дня потратил на мрачные размышления. Какое наказание придумать Ивару, чтобы не убить, но, наконец, остановить зарвавшегося мальчишку?..

Будь на его месте кто-либо другой, не сын сестры, конунг не сомневался бы. И тело наглеца уже кормило бы рыб вместе с телами тех двоих, кого он казнил утром.

Но свою родную кровь Харальд проливать не решался. Пока.

Но, видит Один, он был близок, очень близок к этому, когда оттащил Ивара от дроттнинг. Когда разглядел у той на шее пятна от его жесткой хватки. Он был готов зарубить племянника прямо на месте. Уже положил ладонь на рукоять меча, но Олаф вовремя с ним заговорил. И непоправимое не случилось.

На этот раз.

Пока его люди готовились к битве, радостно, возбужденно переговариваясь, Харальд поманил к себе старого кормщика и кивком головы указал на противоположный конец палубы. Там, где сидела Ярлфрид*.

— Отвечаешь за нее головой, — сказал конунг, когда они подошли к девчонке поближе.

Та, высунувшись из своего убежища, внимательно прислушивалась к их разговору.

Олаф проглотил все возражения, лишь только вглядевшись в лицо Харальда. Молча, деревянно кивнул и поджал губы. По девчонке мазнул таким взглядом, что можно было и море до дна выжечь. Та же в ответ даже не дрогнула. Вскинула повыше подбородок, храбрясь изо всех сил.

Она была похожа на отца, каким Харальд его запомнил.

Для сына это благо.

Но не для дочери.

— Конунг, — позвала она неуверенно. Все же на его языке говорила она весьма скверно. — Ты отдашь меня им? — спросила звенящим голосом.

Она хотела выпрямиться во весь рост, но палуба качалась под ногами, и девчонке пришлось вцепиться в мачту, чтобы не рухнуть позорно на задницу.

Харальд был не в настроении болтать. Да и вопрос показался ему глупым без меры. Не стоило и рта открывать. Отдаст ее? Кому? Ублюдку Трувору?..

И потому он повел плечами и развернулся, намереваясь уйти. Но он совсем не подумал, как его молчание воспримет дроттнинг. По правде, конунг и не привык о таком думать. Зачем ему? Он вождь. Он приказывал, и его хирд подчинялся. Но впервые за долгое время перед Харальдом стоял не мужчина-воин, а девчонка.

И потому уже в следующий миг громкий голос Олафа заставил его резко остановиться и обернуться. Ярлфрид, которой в голову взбрело невесть что, метнулась от мачты к борту и приготовилась через него перелезть. Чтобы броситься в море, которое только и ждало этого, все шире и шире раскрывая волны.

— Я спрыгну, — погрозила она дрожащим голосом, вцепившись ладонями в жесткое дерево. Когда Олаф шагнул к ней, девчонка сдвинулась еще сильнее. Одно движение, и она соскользнёт за борт, даже коли сама уже не захочет.

— Стой, — негромко велел кормщику конунг.

Взгляд у Ярлфрид был совсем дурной. Бешеный. Харальд посмотрел ей в глаза и утонул.

— Ты отдашь меня им? — спросила дроттнинг с надрывов.

Пальцы у нее побелели от напряжения. Она едва-едва удерживала себя на месте. А под ногами у нее бушевала и плескалась черная бездна. Кому-другому Харальд даже не ответил бы. Махнул рукой и пошел бы прочь. Коли любо, пусть бросаются в море. Ему-то какая печаль? А грозный Бог Ньёрд только благодарен будет за очередную жертву.

Кому-другому Харальд бы не ответил, а ей — не мог.

Из-за этого конунг злился. На нее, на себя и даже на Трувора. Руки чесались схватить ее и в трюм посадить, и дверь снаружи подпереть, чтобы неповадно больше было.

— Не отдам, — сказал, и по бледным губам девчонки скользнула тень улыбки. И жгучий комок гнева и злости, что начал теснить ему грудь, желая вырваться на свободу, вдруг успокоился. Ему уже больше не хотелось крушить все вокруг.

— Полезай обратно, дроттнинг, — желая проучить ее, Харальд не двинулся с места.

Смогла на борт забраться, сможет и обратно перелезть, нехитрая наука.

Помедлив, Ярлфрид прикусила губы и принялась осторожно перебирать ладонями, ища опору. Она уже занесла ногу, чтобы перекинуть ее на палубу, но налетевшая волна ударила о борта драккара, подняла его над водою и резко бросила вниз. Девчонка потеряла равновесие, жалко вскрикнув, и завалилась на бок, оказавшись с другой стороны борта. Ее пальцы заскользили по гладкому, обточенному ветром и солью дереву.

Харальд и Олаф рванули к ней с двух сторон одновременно. Конунг стоял ближе, и он успел первым. Железной хваткой сжал ее запястья, когда она уже вот-вот была готова отпустить руки. Удерживая дроттнинг на весу, он втянул ее обратно, и, оказавшись на палубе, она буквально повисла на нем, не в силах стоять на ногах.

Ярлфрид даже толком испугаться не успела. Все произошло так быстро, словно вспышка костра: миг, и она падает в бездну; миг, и она отчаянно цепляется за борт; миг, и сильные руки подхватывают ее и больше не отпускают…

К реальности ее вернула боль: сжав ее плечи, взбешенный Харальд хорошенько потряс своенравную дроттнинг.

— В следующий раз я позволю тебе утонуть, Ярлфрид, — сказал он, сузив глаза. — Больше не смей так делать. Не смей мне грозить. Не смей. Слышишь меня?

Голова дроттнинг болталась, словно осенний лист на ветру. Она пыталась сосредоточиться на том, что он говорил, но видела лишь разгневанные, потемневшие глаза. Она чувствовала исходившую от него злость. О, конунг был буквально пропитан ею насквозь. Злостью и гневом, и раздражением.

— Слышишь меня⁈ — повторил он, так и не услышав ответа.

— Я слышу, — она кое-как разлепила губы. — Но и ты, конунг, знай. Я лучше перегрызу себе жилы, чем стану пленницей.

Брови Харальда поползли наверх, и на мгновение он даже ослабил свою жесткую хватку. Немыслимо, но Ярлфрид, которую он только что спас, еще посмела ему дерзить!..

— Вождь! — его позвали с самого носа. — Трувор отправил стрелу с белым оперением. Он хочет говорить.

Слова одного из хирдманинов его отвлекли. Он разжал руки и чуть оттолкнул от себя дроттнинг, и повернулся к Олафу.

— Отвечаешь за нее головой, — повторил свой приказ, и на этот раз ничто и никто не помешало ему уйти.

Когда он вернулся на нос, стрелу с белым оперением ему протянул Ивар. Мужчины, уже успевшие вздеть броню и развернуть щиты багряной стороной наружу, смотрели на него с ожиданием. Он должен был решить: согласиться на переговоры с Трувором или же сразу атаковать.

— Отправь обратно, — чуть помедлив, велел Харальд. — Сперва выслушаем его. Потом убьем.

Ответом ему послужил сухой, каркающий смех.

Пока драккары сближались, конунг неторопливо и сам облачился в нагрудник из плотной кожи, обшитый металлическими пластинами. Он приладил к поясу еще одни ножны с кинжалом, второй спрятал в сапоге и взял в руки почтительно протянутый кем-то лук. Хирдманы, изготовившись, стояли за своими щитами возле борта и смотрели на драккар Трувора. Возле каждого в ногах лежали копья, луки и колчаны со стрелами.

Даже если предложение сперва поговорить окажется ловушкой, их не застанут врасплох. И они смогут дать отпор.

— … он попросит обратно девку, — до Харальда долетел голос Ивара.

— Болтай поменьше, — хмыкнув, посоветовал ему хирдманин по имени Вигг.

После казни тех двоих, он из всех мужчин на драккаре был по прожитым зимам ближе к Ивару. Но и разума у него было побольше, и потому попусту болтать с племянником вождя не стал. Да и ледяной взгляд Харальда на себе почувствовал.

Когда драккары сошлись совсем близко, стало понятно, что хирд Трувора превосходил их числом. Людей у брата Рёрика было больше, но еще никогда Харальда не пугал подобный перевес. Он побеждал и в куда худших условиях.

— Чего ты хочешь? — конунг заговорил первым, забравшись на борт драккара.

Трое воинов стали рядом с ним, держа наготове и щиты, и стрелы. Не приведи Один кто-то со вражеского корабля задумает тайком, подло напасть на их вождя.

— Девку русов! — отозвался Трувор, также шагнув на борт.

Им приходилось кричать, чтобы переселить бешено ревущий ветер и шелест волн. Погода давно испортилась, и море уже не казалось спокойным. Когда слова Трувора разнеслись вокруг, на обоих драккарах зазвучали стройные шепотки.

— Этого не будет! — Харальд прокричал во всю мощь легких и глотки.

Ветер трепал его волосы и полы плаща, рвал тяжелые металлические пластины с кожаного нагрудника. Канат, который он придерживал рукой, качался и прогибался под мощными порывами. Харальд же стоял, не шелохнувшись.

Что он будет за вождь, коли не сможет сладить с собственным драккаром? Какого вождя может напугать ветер и волны?

Он видел такие шторма, когда корабли уходил в воду, но вскоре появлялись с другой стороны вала, побитые, но все еще держащиеся на плаву.

— Тогда ты умрешь, Харальд конунг! — посулил Трувор.

Он сделал тайный жест, и воздух рассекла первая стрела.

Вырезанная из дерева драконья голова на носу драккара угрожающе скалилась, пока два корабля сходились все ближе и ближе. Между ними свистели, пролетая стрелы, и воздух вибрировал от частоты и силы выстрелов. Острые наконечники вонзались в поднятые по бокам бортов щиты и в деревянные палубы, пробивали нехитрую кожаную броню и впивались в плоть.

Море бушевало, билось о борта кораблей, и над ним разносились стоны, крики и громкая ругань. Хирдманы поминали Одина и желали своим трусливым противникам после смерти отправиться прямо в позорный Хельхейм.

Когда расстояние до вражеского драккара сократилось еще сильнее, в ход у воинов пошли дротики и копья. Они рассекали воздух, а при удачном ударе могли в щепки разнести слабо закрепленный щит. Именно так Ивар оказался на палубе: тяжелое копье надвое раскололо его круглый щит, который он не потрудился толком укоренить на борту.

Харальд, стоя на самом носу, как и полагалось вождю, заметил свалившегося племянника. К нему со своими щитами сразу же метнулись двое воинов, и, сопровождаемые градом выстрелов, они притащили его поближе к борту. Там он будет вне досягаемости для дротиков и стрел.

Драккары сходились все ближе и ближе, и Харальд уже отчетливо видел лицо Трувора: тот также стоял на носу. Он протянул руку, и хирдманин по имени Свен вложил в нее копье. Он целился прямо в брата Рёрика, но тот вовремя пригнулся, и мощный удар копья, пришедшейся в грудь, выкинул с палубы в море другого воина. Но жалеть об этом у конунга не было времени: в него летело сразу три копья, и Харальду пришлось броситься на палубу ничком, и они разрезали воздух ровно у него над головой.

— Вождь! — крикнул ему кто-то. — Уже близко!

Упруго взвившись на ноги, Харальд приказал.

— Беритесь за багры!

Часть его людей схватила якоря-кошки, чтобы метнуть их в сторону драккара Трувора и зацепиться за чужой борт, а часть взялась за остроконечные багры, чтобы подтянуть суда поближе и скрепить их.

В воздух взвились щепки и деревянные осколки: ломались борта и щиты. Кому-то кошкой угодило прямо в грудь, и над двумя драккарами взмыл крик несчастного.

— Хирд! — обнажив меч, Харальд вскинул его высоко в воздух. — За мной!

И первым разбежался, чтобы перепрыгнуть на палубу Трувора. Драккары качались на волнах, и расстояние меж ними было еще велико, чтобы подобный прыжок прошел гладко, но Харальд каждый раз вел бой так, и именно за это его боялись. Он бросался на вражеский корабль первым, не дожидаясь, пока станет безопасно, чтобы застать противника врасплох. Ошеломить. Напасть на своих условиях.

Его люди бросились за своим вождем, не раздумывая. Они не в первый раз шли за ним в бой. Но в самом начале Харальд все равно оказался на чужой палубе в одиночестве, и на него налетело сразу трое. Доски уже были мокрыми и скользкими из-за воды и пролитой крови.

Конунг отбил первые несколько ударов, а затем услышал за спиной слаженный, громкий клич своего хирда, и спустя мгновение ревущая толпа сотрясла чужой драккар своим прыжком. Харальд обернулся лишь раз: поглядеть, как там его палуба. Заметил на корме, прямо под хвостом дракона, вооруженного мечом Олафа, а подле него испуганную, но все еще целую дроттнинг. Выдохнул и уже больше не оборачивался: вождю не пристало смотреть назад.

Харальд бросился вперед. Перед глазами, как и в любой битве, вскоре все смешалось: мелькали чьи-то лица, палуба и щиты, лужи крови, мертвые и раненые люди, море и небо…

Конунг вскочил на скамью, высматривая Трувора, и тотчас почувствовал движения ветра за спиной. Повинуясь голому инстинкту, он пригнулся, но поздно: копье прочертило на его лопатках длинный, кровавый след.

Мощный удар заставил его чуть пошатнуться, и Харальд едва не упал: в последний момент смог устоять на ногах. Развернувшись, он увидел Трувора: тот заносил для второго броска новое копье. Не раздумывая, конунг бросился в сторону и с разбегу влетел меж двумя лавками для гребцов, приложившись спиной о грубые доски. Удар вышиб из него весь дух, и на мгновение он задохнулся, и легкие обожгло сухим огнем из-за нехватки воздуха.

Трувор, перепрыгивая через ровные ряды лавок, спешил к нему. Настигнув Харальда, который по-прежнему лежал на палубе на спине, он широко расставил ноги на двух скамьях и изготовился для решающего удара. Подтянувшись, конунг ударил его стопами по коленям, заставив коротко, глухо застонать и рухнуть вниз. И когда тяжелое тело воина придавило его к палубе, пришел черед застонать и для самого Харальда

Сцепившись словно звери, они покатились в сторону, сопровождая драккар в каждом его наклоне и подъеме на волнах. Мечи были позабыты и отброшены, у двух мужчин остались лишь кулаки да короткие кинжалы. Трувор прицельно бил в одно и то же место: в кровоточащую рану на спине Харальда. Тот же, не имея подобного преимущества, осыпал противника мощными, но разрозненными и хаотичными ударами.

Когда поблизости от них появился отброшенный кем-то меч, Харальд первым рванул к нему, но Трувор настиг его, вцепившись в ноги, и во второй раз конунг рухнул на палубу с высоты своего роста. Выбросив вперед ладонь, он все же коснулся рукояти самыми кончиками пальцев. Зарычав, он уперся локтями о палубу и сделал еще один рывок, чувствуя, как на сапогах у него непомерным грузом повис Трувор.

Все же схватив меч, Харальд извернулся и наотмашь ударил брата Рёрика. Рана пришлась в плечо, и Трувор невольно разжал хватку. Конунг вновь поднялся на ноги и подошел к уже поверженному противнику, приставив меч к его горлу.

— Прикажи им сложить оружие, — прохрипел Харальд.

Мужчина под его мечом колебался, и тогда он надавил, и лезвие прочертило полосу на его шее. Кровь хлынула тотчас, и Трувор вскинул ладонь, чтобы зажать рану, но Харальд придавил его запястье к палубе своим сапогом.

— Прикажи им сложить оружие, — повторил он, и брат Рёрика, помедлив, кивнул.

Конунг вздернул его на ноги и коснулся мечом хребта, и тогда Трувор закричал так громко, как мог.

— Сложите оружие!

Его послушали не сразу. Многие продолжали сражаться, поскольку в пылу схватки не слышали приказа своего вождя.

Тогда Харальд заставил Трувора повторять еще и еще, пока самый последний его хирдманин не очнулся и не отбросил на палубу свой меч.

И тогда битва была окончена.

— Мы бы и так их одолели, — конунг услышал ворчание своих людей и усмехнулся.

Он оглядел палубу со следами прошедшего сражения. Всюду была кровь, и валялись раненые и мертвые. Были раскиданы щиты и сломанные копья, стрелы и дротики, мечи и крупные щепки…

— Ты развязал войну с моим братом, Харальд, — откашлявшись, заговорил Трувор.

Было тихо, и потому его слова услышали многие.

Конунг пожалел, что не перерезал ему глотку, когда мог.

— У меня два драккара свидетелей, что стрелу первым пустили по твоему приказу, — он усмехнулся ему в лицо, чувствуя, как по спине бежит кровь.

— Ты украл у Рёрика его законную добычу. Его военный трофей.

Услышав это, Харальд со вкусом рассмеялся.

— Я отбил у твоих сопляков грязную девку.

— Она дроттнинг русов!

— Она говорила это и твоим щенкам. Они ее не послушали. Не моя вина, что ты набрал в хирд всякий сброд, который не может отличать дочь конунга от рабыни.

Лицо Трувора пошло алыми, некрасивыми пятнами, и Харальд решил, что довольно трепать языком. Нынче он наговорил на седмицу вперед.

— Свяжите его крепко. И всех остальных, — он посмотрел на своих людей. — Тех, кто скоро помрет, отдайте Ньёрду. Остальным перевяжите раны.

Услышав в ответ нестройное «Да, вождь», он кивнул и пошел на свою палубу. Следовало выяснить, скольких из хирда они потеряли сегодня.

Первым его встретил старый кормщик. Встретил укором, и Харальд, еще не остывший после битвы, оскалился.

— Зря ты его пощадил, — Олаф все равно сказал то, что намеревался.

— Нет, — конунг сжал губы в узкую полосу. — Рёрик заплатит за своего брата сполна.

Кормщик покачал головой, но на второй раз смолчал. Харальд хотел спросить у него, как Ярлфрид, но вовремя прикусил язык. Он не станет говорить о таком вслух.

Его драккар почти не пострадал во время битвы. Он вовремя увел людей на корабль Трувора, и основной удар пришелся на него. Харальд прохаживался по палубе, цепким взором отмечая трещины и разрушения. Им хватит и одного дня, чтобы все залатать. Но нужно решить, что делать с братом Рёрика и его людьми…

— У тебя кровь, — Ярлфрид нашла его сама.

Осмелевшая дроттнинг отошла от кормы и стояла сейчас посередине палубы.

— И твои люди ранены.

Харальд повел плечами, чувствуя, как глухая боль простреливает лопатки. Удар был неприятным и пришелся по подвижному месту. Заживать будет долго, и еще нескоро затянется и перестанет кровить.

— Я могу помочь, — сказала Ярлфрид, которую его молчание ничуть не смущало и не волновало.

Он поглядел на нее и вновь задался вопросом, как сопляки на берегу не смогли рассмотреть в ней дочь конунга.

— Они справятся сами, — коротко отозвался он сквозь зубы.

— Они делают неправильно, я же вижу! — она, напротив, заговорила звонче, чтобы их услышали остальные.

Харальд заскрежетал зубами и сузил глаза.

— Воду следует брать не из моря, а с берега. Не соленую. И прежде, чем лить в раны, ее следует нагреть и проварить в ней повязки, — его молчание она совершенно точно воспринимала как возможность побольше всего сказать самой.

— И еще с водой хорошо бы прогреть можжевельник, он быстрее залечит раны, — уже не так уверенно добавила Ярлфрид.

Краем глаза он заметил то, от чего пытался уберечь глупую девку: на нее смотрели его хирдманы. Заметил и еще сильнее ожесточился. Прикрыл глаза, размышляя: может, схватить за руку да утащить в конец драккара, на корму? Усадить под завесу из плаща и хорошенько связать?..

— Почему ты молчишь, конунг? Я не сама это придумала. Целительница из твоей страны однажды открыла нам эти секреты.

— Какая целительница? — Харальд не успел вмешаться, когда ей ответил Олаф.

Тот ступил вперед и упер руки в бока.

Слова дроттнинг и впрямь звучали чудно, и поверить им было сложно. Что могла позабыть в Альдейгьюборге женщина его народа?

— Это было давно. Ее звали Винтердоуттир, и она пришла в Альдейгьюборге, когда ее семью вырезали под корень какие-то разбойники.

Невольно Харальд усмехнулся.

«Какие-то разбойники».

Такие же воины, как и он сам. Просто род этой неведомой целительницы по имени Винтердоуттир оказался слишком слаб, чтобы защитить свои земли и дома.

Кормщик же Олаф судорожно втянул носом воздух, когда услышал имя, которое Харальду ни о чем не говорило. Конунг уловил его замешательство и нахмурился. Это было чудно.

Хирдманы шептались за его спиной, обсуждая дроттнинг русов и ее диковинные слова.

— Довольно, — он вскинул руку и заглянул Ярлфрид прямо в глаза. — Будь по-твоему, дроттнинг. Покажи сперва, что умеешь. На мне.

И, шагнув к ней, изловчился и стянул с себя рубаху через голову.

По лицу Ярлфрид мелькнула тень испуга, и Харальд, чуявший страх, как и всякий хищник, уже приготовился к тому, что дерзкая девчонка отступится. И лишь даст его воинам повод почесать о себе языком.

Но дроттнинг, зябко поведя плечами, спокойно оглядела его голую грудь и кивнула.

— Вели своим людям, пусть покажут, где свежая вода. Где хранятся у вас травы. Да и можно ли согреть воду на драккаре? — теперь она огляделась по-настоящему растерянно.

Приложила ладони к вискам и потерла их.

— Все можно, Ярлфрид, — вперед вождя отвечать ей взялся какой-то хирдман, и Харальд прищурился.

Еще одна забота для него. Охранять глупую девку от своих же людей. Как только она наиграется в лекарку, он поговорит с хирдом. Чтобы никто и помыслить не мог в ее сторону косой взгляд бросить.

Невольно он проследил за нею: гибкий стан, по которому змеилась длинная коса; руки, которые не боялись работы: следуя за взявшимся помогать ей хирдманом, Ярлфдрил сама отмеряла и отрывала повязки, перебирала мешочки с сушеными травами, зачерпывала воду. Только огонь ей зажечь не дали. Они верно, не хватало, чтобы чужая девка занималась такими вещами на священном корабле!

— Трувор хочет говорить с тобой, вождь, — к Харальду, который тяжело опустился на скамью, подошел Вигг.

Тот был легко ранен в битве: кровила правая рука.

— Мне не о чем с ним говорить, — конунг покачал головой. — Станет просить — засунь ему в рот кусок парусины.

Вокруг раздался довольный смех. Харальд и сам улыбнулся. Мало вещей на всем свете было слаще, чем поверженный противник.

— Что ты будешь делать с ним, дядя? — чуть поодаль от него на скамью сел Ивар.

Конунг недовольно вскинул брови, и тот, слабо покраснев, поспешил подняться. Без разрешения вождя сидеть рядом с ним не полагалось. Порой племянник, как родич, этим неписанным правилом пренебрегал. Но он слишком сильно разозлил Харальда за последнее время, чтобы тот продолжал спускать ему подобные дерзости.

Он увидел, что к их разговору прислушивались. Немудрено.

— Я еще не решил, — сказал он лишь часть правды.

Одно Харальд знал совершенно точно: с мыслями о походе в земли франков он может проститься. Этому не бывать. Ни этой зимой. Встреча с Ярлфрид на том берегу и схватка с Трувором сегодня изменили все.

И теперь ему вновь предстояло сделать выбор.

Подошедшая Ярлфрид вынудила Ивара замолчать, и он мазнул по ней не слишком довольным взглядом.

«С ним поговорю первым», — подумал Харальд, заметив, как медленно, но неотвратимо закипал его несдержанный племянник.

От котелка, который дроттнинг с сомнением поставила на шаткую палубу, исходил аромат хвойного леса. А сам отвар был по цвету, словно растворившаяся в воде капля крови.

— Я добавила вина, про которое рассказал Вигг, — пояснила Ярлфрид, уловив любопытство конунга.

— Лучше тебе все сделать верно, дроттнинг, — мрачно посулил ей Олаф. — Коли с вождем что случится…

— Тихо, — раздраженно прикрикнул Харальд, которого разговоры уже изрядно утомили. Он повернулся к застывшей у него за спиной девчонке. Ту, похоже, слова кормщика заставили волноваться. — Ну, чего стоишь? Лечи, раз собралась.

Она опалила его взглядом и, решительно вздернув подбородок, потянулась притащенной откуда-то палкой за повязками, притаившимися на дне котелка.

Спрятав усмешку, Харальд отвернулся и уже больше на нее не смотрел.

— Не осердится ли Ньёрд… — по его людям пробежал шепоток. — Ведь и отцы наши, и праотцы всю жизнь исцеляли раны соленой морской водой.

Он собственной голой кожей почувствовал ее дрожь. Руки, которыми Ярлфрид придерживала повязки на его спине, вздрогнули. Он услышал, как она зашептала что-то на своем языке. Почему-то ему показалось, что шептала дроттнинг ругательства.

— А сколько их помирало? — первому голосу возразил второй. — Вон, месяца не прошло, как мы Ульфу руку отрубили из-за того, что рана распухла, и кровь грязная пошла по жилам.

— Так одно с другим и не связано…

Харальд прикрыл глаза. Он хорошо знал своих ярых, легко загоравшихся хирдманов. Языками почесать да поспорить — святое дело.

Он никогда не мешал и не вмешивался, но и в перепалках участия не принимал.

Дождавшись его кивка, напротив на скамью опустился Олаф. Он поглядывал на возившуюся со спиной конунга девку с неодобрением, но, на сей раз, молчал.

— Рёрик не дождется брата и пустит по следу погоню, — кормщик сразу же заговорил о важном.

Харальд поморщился. Ярлфрид же, словно почуяв, поспешно убрала от его лопатки руки, хотя морщился он вовсе не от боли.

— Если Трувор не послал ему весть первым, — произнес он, и Олаф, еще помрачнев, кивнул.

— Утопить драккар не такая худая идея, — по лицу кормщика нельзя было сказать, посмеивается ли он или говорит всерьез.

— Уже поздно, — без улыбки отозвался Харальд. — Я уже их пощадил.

— Рёрик может потребовать тинга.

— Он слишком занят разграблением чужих земель.

Они немного помолчали, думая каждый о своем. Конунг чувствовал осторожные, даже слишком осторожные прикосновения к спине. Он к такому не привык. Ему не нужно было, чтобы она с ним осторожничала.

— Дроттнинг, — сказал он со злым весельем, повернувшись к ней полубоком. — Я не хрупкий лед, не тресну. Не жалей.

На щеках Ярлфрид вспыхнули два маленьких, алых пятнышка. Она ничего не сказала, но в следующий раз дернула повязку так, что Харальда чуть повело в сторону.

Когда она с ним закончила, и он поднялся со скамьи, собравшиеся вокруг воины поглядывали на него с опаской. Ему самому сделалось смешно. Неужто ждали, что разойдется под ним палуба, и Боги отправят его прямо в объятия Ньёрда? Сам он разницы не чувствовала. Разве что теплая вода с можжевельником и каплей вина, попадая на раны, жгла поменьше, чем ледяная из моря.

— Ты скоро поймешь, конунг, — Ярлфрид словно поняла его замешательство. — Рана затянется быстро, и края будут чистыми.

— Ну, раз ты так говоришь, — он пожал плечами и посмотрел на толпившихся вокруг людей. — Тогда займись и ранами остальных.

Она не успела кивнуть, когда Ивар, получивший легкое ранение от шальной стрелы, вскинулся.

— Я не позволю пришлой девке себя врачевать! Она проклянет меня и лишит удачи, если коснется!

Судя по злости в глазах Ярлфрид, она поняла все, что он сказал.

— Тебе я помогать не стала бы! — звонко выкрикнула дроттнинг.

Она говорила с акцентом, но и ее слова поняли все, кто услышал.

Ивар взвился со скамьи и бросился к ней, но был остановлен тяжелым кулаком Харальда. Чаша терпения у него переполнилась. И племянник, который вновь вздумал прилюдно оспаривать его приказ, стал последний каплей. Он схватил того ладонью за загривок и, скрутив, почти подтащил к скамье, за которой стояла Ярлфрид. Крылья носа у нее трепетали от тщательного сдерживаемого гнева и отвращения.

Харальд надавил на Ивара, усадив его на скамью, и, выждав, пока тот прокашляется кровью, мрачно посулил.

— Еще одно слово, и отправишься задабривать Ньёрда. Своей сестре скажу, что ты по неловкости свалился за борт.

Он сказал это тихо, так, что расслышали лишь Ивар и Ярлфрид. По ее губам скользнула мрачная, торжествующая улыбка, но она ничего не сказала. Встретившись взглядом с взбешенным конунгом, сочла за лучшее промолчать и потянулась взять свежих тряпиц.

Отдышавшись, Харальд отошел от них, но все время, пока девчонка врачевала его строптивого племянника, не сводил с них разгневанного взгляда.

С соседнего драккара до него доносились негромкие голоса хирдманов, возившихся с ранеными и мертвыми людьми Трувора.

Один свидетель, Харальд хотел, от всего сердца хотел отправиться на земли франков. Но, верно, сами Норны направили брата Рёрика к нему.

Еще никто не убегал от своей судьбы.

В месте, которое он называл своим домом, его ждал второй драккар. Он быстро сможет набрать на него хирд: под его руку пойдут многие. И после этого он поплывет в Гардарики. Союз с Ярислейв-конунгом, которому он поначалу так противился, казался все более необратимым.

Трувор, оборзевший настолько, что осмелился напасть на него — вождя! конунга в своем праве — перечеркнул для Харальда все. Стал отправной точкой. Ни Рёрик, ни его безумные родичи не оставят и следа, воспоминания о вольных морских вождях. Если они добьются того, чего хотят в Гардарики, следующим, с чем они расправятся, будет их родная страна. Они захотят подмять всех под свой сапог, а тех, кто не согласится — убьют по одиночке, словно диких зверей.

Трувор доказал сегодня, что он уже ни с чем не считается, а ведь его старший брат захватил лишь одну крепость в Гардарики. Нетрудно представить, что будет дальше.

Ну, уж нет.

Харальд заскрежетал зубами.

Свою волю он вырвал ценой великой крови. И не собирался просто так ее отдавать.

Он поплывет в Гардарики. В обмен на дочку Ярислейв конунг согласится на любые его условия. Они заключат хороший союз.

И силами русов и тех людей, которые пойдут за ним, расправится с зарвавшимся Рёриком.

Вынырнув из размышлений, Харальд повел плечами. Наложенные умелой рукой повязки натянулись, но не сползли, не ослабели.

Он вспомнил, как пальцы Ярлфрид едва уловимо, почти неосязаемо касались его спины. Он посмотрел на нее и крепко стиснул челюсть.

И решил, что будет пореже на нее смотреть.

* Фрейя — является богиней любви, плодородия и магии. Но, помимо этого, она была жестоким воином, которому возносились молитвы перед битвами.

Фрейя правит Фольквангом (Полем людей). Туда отправляется половина павших в бою, в то время, как другая половина отправляется в Вальгаллу к Одину.

* Ярлфрид — так Харальд произносит имя Яромиры.

Имя Яромира состоит из двух частей: «яр» (яркость, сила) и «мир» (мир, покой). В древнескандинавском языке, которым говорили викинги, его можно попытаться перевести, сохранив общий смысл.

«Яр» как «haddr» или «jarl»(яркий, сильный, знатный).

«Мир» как «friðr»(мир, спокойствие).

Соединив эти элементы, получится что-то вроде Jarlfríðr(Ярлфридр) или Haddrfriðr.