Яромира. Украденная княжна

Князь Ладожский VI

— Господин! — к нему на всем скаку приближался дозорный. — Господин, едут посланники от конунга Рюрика!

Ярослав, стиснув поводья, чуть натянул их, заставив жеребца замедлиться. Вокруг него и пытавшегося отдышаться кметя кругами по воде разошлись удивленные, пока еще сдержанные шепотки.

— Очухался, наконец, — пробормотал сквозь зубы Будимир, ехавший чуть позади князя.

Сразу после раздался довольный смешок Стемида. И даже черноводский воевода Буривой сдержанно ухмыльнулся.

— Ну, коли едут, потолкую с ними, — сказал Ярослав, всматриваясь в простиравшуюся перед ним бескрайнюю равнину.

— А кто едет-то? — спросил у принесшего весть кметя Стемид.

Тот замялся и покаянно развел руками.

— Да я как-то не углядел… Только знамя ихнее признал. С трезубцем которое.

Воевода закатил глаза и несильно треснул дозорного по шее.

— Не позорься в другой раз, сперва разберись во всем, а уж после рот раскрывай! — сказал ему наставительно и махнул рукой, велев скрыться прочь с глаз.

Ярослав усмехнулся, поглядев в спину раскрасневшемуся, раздосадованному кметю.

— Что, Мстиславич, как мыслишь, отчего Рюрик поговорить с тобой возжелал? — Стемид тронул пятками коня, чтобы поравняться с князем.

Начавшиеся было вокруг них разговоры стихли. Все прислушивались к тому, что намеревался сказать Ярослав.

Тот пожал плечами.

— Вестимо, отчего. Донесли ему, наконец, добрые люди про Харальда Сурового.

— Не поверю, что от такой малости Рюрик переменился, — буркнул Будимир.

— Харальд Суровый убил его брата с частью дружины. Сжег его драккар. Ко мне примкнул, чтобы против Рюрика пойти. И перекроет ему уход из Нового Града в море. Есть, от чего перемениться, — князь усмехнулся.

И оказался прав.

В тот день Ярослав велел остановить войско и разбить лагерь раньше, чем обычно, задолго до темноты. Он не хотел встречаться с посланниками конунга Рюрика, кем бы они ни были, в дороге. Он хотел, чтобы те сами притекли к нему, пока он будет наслаждаться костром и горячим питьем.

Так и случилось.

Также вопреки обыкновению, к своему костру Ярослав созвал всех воевод: Будимира, Стемида и Буривоя. Пригласил родича Желана Некрасовича и Чеславу, которую ценил и ставил выше многих сотников, пусть никогда и не сможет назвать ее в их числе. Там же подле отца крутился и княжич. Крутояр следил за огнем, подбрасывал в костер поленья, подливал всем питье, приносил чарки и плошки, коли была нужда.

Когда звонкий рог возвестил о том, что к лагерю приближались чужаки, Ярослав и старшая гридь как раз закончили трапезничать. Сидели сытые и разморенные. Не самое доброе время, чтобы лаяться с посланниками Рюрика, но князь потому и звался князем, что делал многие вещи, которые никто не хотел али не смог бы.

К костру люди конунга Рюрика прошли сквозь плотную толпу из воев, которых возглавлял князь Ярослав. Это он сделал также нарочно, желая показать, что за ним стоит немалая сила. И что одолеть их будет ой как непросто.

Желая уважить даже своего врага, Ярослав поднялся на ноги, чтобы их встретить, и вся его гридь встала следом.

Рюрик отправил две дюжины людей: немного, но и немало.

В мужчине, который возглавлял отряд из Нового Града, князь сразу же признал второго брата конунга. Его настоящего имени он не знал, но в их краях его прозвали Синеусом, и даже в опустившихся на землю вечерних сумерках и при неярких отблесках костра Ярослав уверился, что люди не врали. Брат Рюрика и впрямь синил концы длинных, полностью седых усов*.

Вид Синеуса был грозен и внушителен: крепкое телосложение, широкие плечи и массивные руки, привычные к тяжелому молоту. Носил он длинный кафтан из шерсти, подбитый мехом, с металлическими бляшками в области плеч и груди. На поясе висели длинный нож и огромный, тяжелый даже по виду молот.

Князь и Синеус долгое время молчали, разглядывая друг друга без стеснения и утайки. Оба были добрыми воинами и понимали, когда встречали на своем пути противника, равного по силе.

Ярослав заговорил первым. Усмехнулся уголками рта, посмотрел Синеусу за спину, прошелся взглядом по молчаливым воинам, застывшим позади него, и сказал на его языке.

— Я бы пригласил тебя разделить трапезу, да только у нас не едят с теми, кого намереваются убить.

Что-то промелькнуло в светлых, ледяных, словно море, глазах Синеуса, и он громко рассмеялся, не чураясь никого и ничего.

— А правду про тебя говорят, конунг Ярислейв! — пробасил тот едва ли не весело, словно говорил с добрым приятелем после долгой разлуки. — Да я и сам бы не отведал твоего пива, — добавил он традиционные, обрядовые слова своего народа.

Ярослав хмыкнул. Вот и славно.

Он чувствовал спиной любопытные взгляды своих людей. Не все они разумели на языке Синеуса, не все понимали, о чем говорил князь с чужаком. Он потом им растолкует.

— И зачем же конунг Рюрик отправил ко мне своего брата? — спросил ровным голосом.

Так сходу и не заметить в вопросе издевку.

Чужой воевода заметил. И грозно свел на переносице брови, побитые сединой.

— Мой брат хочет предложить тебе разойтись миром, — сказал он гораздо жестче, чем пару мгновений назад. — Земли тут достаточно, мы сможем ее поделить.

— Нашей земли, — шелковым голосом заметил Ярослав и скрестил на груди руки, заставив рубаху туго натянуться на плечах. — Нашей.

— Мой народ говорит: земля та, кто первый ее займет. И сможет потом удержать. Люди в Хольмграде* не смогли, когда мы пришли.

Впервые за все время Ярослав почувствовал, как в груди заклокотал гнев. Он не позволил себе осердиться, не позволил нахмуриться. До него донеслась тихая, сдержанная ругань тех, кто понимал, о чем говорил Синеус. Он чуть повернул голову, поглядев себе за спину, и с удивлением приметил, что даже его сын стискивал кулаки и стоял, вытянувшись тугой тетивой.

— Довольно нам попусту чесать языками, — сказал князь. — Говори, что хочет Рюрик. И что он возьмет взамен.

Синеус сверкнул взглядом и довольно усмехнулся.

— Для начала мой брат хочет голову недоноска Харальда, по чьему-то скудоумию прозванного Суровым. Да и я, признаться, не откажусь свернуть шею тому, кто убил нашего брата, — проревел он хлеще раненого медведя.

Его слова сочились темной, лютой ненавистью.

Ярослав вспомнил, что говорили про трех вождей, захвативших Новый Град: родные братья, они всегда были неразлучны и воевали вместе с малых лет. Вестимо, когда одного из них убили, двое других почувствовали себя так, словно и сами лишились части тела. Словно отрубили обоим правую руку.

И Ярослав мог это понять.

— Отпусти этого недоноска в Хольмград одного, — Синеус, тяжело сглотнув, заговорил вновь. — Мой брат встретит его с распростертыми объятиями. Тебе, конунг, и делать ничего не придется. Лишь остаться в стороне.

— Ты просишь, чтобы я предал вождя, союз с которым скрепил рукопожатием, — тихо обронил Ярослав. — Отступился от своего слова.

— Ну, я так мыслю, что тебе за радость это будет. После того, как Харальд твою дочку таскал за собой столько седмиц за море да на свои земли…

Гнев ударил Ярославу в лицо. К вискам прилила густая кровь, в ушах тяжело застучало сердце. Он стиснул рукоять меча и хлестнул Синеуса взглядом. Тот, уразумев, что взял лишку, выругался с досадой и провел ладонью по длинным, седым усам.

— Я намеревался сказать, что ты сможешь поквитаться с недоноском, конунг Ярислейв. За бесчестие, которое он причинил твоей дочери.

Позади послышалась какая-то возня: это княжич Крутояр, который понимал все, что говорил Синеус, протиснулся ближе к отцу. Стемид удержал его в шаге от князя, жестко сжав плечо. Сам он разумел язык чужаков с пятое на десятое, но скабрезные речи про княжну уразуметь было несложно.

— И что же готов Рюрик дать мне взамен? — мертвым голосом спросил Ярослав, глядя Синеусу в глаза.

— Разойтись землями, конунг. Забирай себе все, что граничит с Альдейгьюборге. А мы с братом пойдем выше Хольмграда. И возьмем там свое.

По лицу Ярослава нельзя было ничего распознать. Пришлось ли ему по нраву то, что сказал Синеус? Считал ли он такой дележ справедливым?

— Но долго не думай, конунг Ярислейв. Мой брат нетерпелив и не любит ждать. Да и сам я такой, — Синеус хохотнул. — Я уеду сейчас. Мало мне радости соседствовать с твоими людьми. И буду ждать ответа к утру.

Ярослав вспомнил, как много зим назад отрубил голову хазарскому посланнику, притекшему на Ладогу, когда тот вздумал стращать его да что-то требовать.

Но это было очень давно.

Мир был тогда другим.

И потому он кивнул, прикрыв глаза.

— Добро, — только и сказал в ответ на речь Синеуса.

Тот, сощурившись, выждал еще немного. Но, больше ничего не услышав, также кивнул и расправил широченные плечи. Синеус гордо вскинул подбородок и развернулся, встретившись взглядами со многими людьми, что окружали князя. Дружинники чуть расступились в стороны, позволив ему пройти, и он ушел в сопровождении своих воинов.

Все это время Ярослав стоял на месте, не шелохнувшись. Его ладонь по-прежнему ласково поглаживала рукоять меча, челюсть была плотно сжата, зубы едва слышно скрипели.

— Что он хотел? — до него, словно через туман, донесся вопрос Будимира, который не понял ни слова из всего сказанного.

— Князь? — Стемид шагнул к нему, стал рядом и впился в его лицо требовательным взглядом. — Не так уж худо будет бойни избежать.

— Отец? — Крутояр выскочил из-за спин гридней. — Как он посмел наговаривать на Яромиру⁈ Лишь только за это ему нужно вырвать его грязный язык.

Ярослав длинно, шумно выдохнул.

— Что станешь делать, князь?..

Ответа на этот вопрос у него не было.

В ту ночь Ярослав надолго остался у костра. Сколько уже было говорено-переговорено с воеводами да ближниками, а как поступить он все еще не ведал. Потому и прогнал всех, чтобы остаться одному. Побыть наедине с собственными мыслями, которые путались словно у безусого мальчишки.

Князь уже и позабыл, как это бывало. Позабыл, когда в последний раз не мог что-то разрешить для себя, когда сомневался и терзался. Обычно, какой бы путанный перед ним ни лежал путь, он всегда видел прямую дорогу. Всегда ведал, как следует поступить, что выбрать.

Всегда, но не нынче, и из-за этого на душе было муторно. Но врать самому себе Ярослав не привык, потому и пришлось признаться, что обещания Синеуса его… манили. Особливо одно. Где князь отдавал на расправу заморского конунга.

Чужака, который вздумал покуситься на его дочку! Которому Яромира уже обещалась. В тайне, за отцовской спиной, без материнского благословения, не испросив прежде ни совета, ни разрешения.

У Ярослава до сих пор в ушах шумело, когда он вспоминал наглые речи Харальда Сурового. Как потребовал тот себе княжну и Новый Град!.. Может, еще и Ладогу ему стоило отдать, вприкуску?..

И переменившаяся дочь, которую он не узнавал, подлила масла в костер отцовского гнева. Люб ей дикий, чужой конунг. Отдала ему свою лунницу, обещала ждать его из похода, согласилась стать его женой…

Какая сила удержала его тогда, Ярослав и нынче не ведал. Верно, мысли о Ладоге охладили буйную голову, удержали в узде рвущуюся наружу злость. Князю нужен был конунг, нужны были его драккары, чтобы одолеть Рюрика. Потому Ярослав заскрежетал зубами, но прямо с ходу рубить не стал. Но и не обещал ничего. С Яромирой вовсе о таком говорить не стал, не дочкино это дело.

С Харальдом же условился, что поглядят они после битвы, как все закончится. А сам помыслил, что вече в Новом Граде ни за что не примет взамен одного чужого вождя другого — такого же свирепого и незнакомого.

А теперь Ярослав глядел на костер, в который изредка подбрасывал поленья, и чувствовал себя так, словно выкупался в бочке с помоями.

Его привлек хруст сломанной ветки, и он поднял голову. С другой стороны костра остановился Крутояр. Он делил с князем один навес и извертелся, пока дожидался его половину ночи. Не выдержав, пошел разыскивать и сразу же увидел сидящим напротив костра.

— Иди сюда, — Ярослав хлопнул по поваленному бревну рядом с собой.

Княжич опустился подле отца и протянул ладони поближе к огню, чтобы согреться. Ночи становились все холоднее и холоднее. Неотвратимо приближалась зима.

Крутояр искоса поглядел на отца. До того самого дня, как из терема пропала Яромира, он мыслил, что быть князем — не шибко трудно. Но очень почетно. Все тебе кланяются, называют «господином», повинуются и не перечат. А еще — боятся. Не смеют идти против твоего слова, не решаются сражаться против тебя в открытой схватке.

Нынче он мыслил иначе.

— А ты всегда чаял быть князем? — вдруг спросил княжич, следуя собственным мыслям.

Ярослав рассмеялся. Да так, что едва не пришлось утирать слезы из уголков глаз. Крутояр насупился: он уже не сопливый малец, чтобы отец над ним потешался, но князь, заметив, потрепал того по волосам.

— Никогда не чаял. Я и не должен был. У меня был младший брат. Я мыслил, князем станет он.

Крутояр свел на переносице брови, припоминая. Однажды он услыхал от кого-то на подворье про княжича Святополка, который и был тем самым младшим братом. Он сговорился с хазарами и пошел с ними против князя Ярослава. Предал свой народ, свою кровь, свой род.

Отец не любил о нем вспоминать, и потому в тереме никто Крутояру об этом не рассказывал.

— Не шибко весело быть князем, — сказал мальчишка.

Ярослав с трудом подавил улыбку и кивнул. Нынче он и сам так мыслил.

— Коли назвался груздем, полезай в кузов, — он пожал плечами. — Мужчина не выбирает свою судьбу и кем ему быть. Только как прожить достойную жизнь, чтобы не было стыдно смотреть в глаза праотцам, когда Перун призовет к себе.

— Ты мыслишь, тебе будет стыдно? — понизив голос до шепота, спросил Крутояр.

Коли по справедливости судить, то мог отец отвесить подзатыльник и прогнать взашей за такие-то дерзкие речи.

Но Ярослав лишь хмыкнул.

— Я могу многих вернуть домой живыми. Жены не будут оплакивать мужей, дети не станут сиротами, матери не потеряют сыновей, — сказал он скорее сам себе, чем навострившему уши Крутояру.

Тот кивнул. Весь вечер он слышал подобные пересуды между кметями.

— Ты дал слово Харальду Суровому.

— А ну цыц, — беззлобно ругнулся Ярослав. — Уж как-то без тебя упомню.

— Ты говорил, что княжеское слово нерушимо, — упрямо продолжил Крутояр.

— А еще я велел тебе остаться в тереме, и ты обещал, что не ослушаешься, — гораздо строже сказал князь, и сын мгновенно сник и притих.

Крутояр попал точно в цель. Ярослав и впрямь дал слово конунгу Харальду. И никогда прежде еще он не отступал от своих обещаний, не отказывался от того, о чем договорился. Как бы тяжело ему ни было, каких бы усилий это ни стоило. Слово ладожского князя было железным, и об этом знали все.

Ярослав был воином столько зим, сколько себя помнил. Он убивал врагов бо́льшую часть своей жизни. Он ведал мало жалости и еще меньше — сожаления. Коли конунг Харальд не переживет битву, что предстояла, он огорчаться не станет.

Но это должна быть честная, добрая битва. Не та, в которой он — Ярослав Ладожский — прослывет предателем. И трусом.

— А ты бы что сделал? — спросил князь сына, который недовольно пыхтел, но помалкивал.

Крутояр вскинул на него ошеломленный взгляд и нервно облизал губы.

— Убил бы Рюрика, — выпалил он уже спустя мгновение.

— А люди, которых ты мог бы сберечь? — пытливо продолжил Ярослав.

Княжич вздохнул и пожал плечами. По хребту пробежал холодок от одной лишь мысли, что однажды взаправду настанет его черед отвечать на такие вопросы. И тогда уже не будет рядом отца, чтобы испросить совета. Пусть князь живет и здравствует многие зимы!

— Они уже пошли за мной, — сказал он не шибко уверено, — стало быть, верят мне? — и вопросительно посмотрел на отца.

Тот шумно сглотнул и провел по горлу раскрытой ладонью, оттянув тугой ворот рубахи. Привлек сына под бок, укрыл краем своего плаща и сжал плечо.

— Да, — тихо промолвил Ярослав. — Они пошли за тобой, стало быть, верят.

Утром князь растолкал своих воевод задолго до того, как встало солнце. Сам он не так и не заснул той ночью.

— Отвезете Синеусу весть: пусть возвращается к брату под бок несолоно хлебавши. Поглядим, кто кого одолеет в честной битве.

— Княже, мыслишь, по-ихнему так сказать можно будет? — Буривой весело оскалился. — А то как же им растолковать твое послание?

Ярослав усмехнулся. Черноводский воевода пришелся ему по нраву с самого начала.

— Кого к ним отправишь? Не сам же? — хмуро спросил Стемид. Всегда веселый, нынче он не смеялся.

Князь ведал, почему. У его воеводы с племенем Рюрика и Харальда были свои, старые счеты. Он бы не прочь, чтобы те поубивали друг друга, и будет с них.

— Кто из вас на их языке лучше всех разумеет? — Ярослав обвел свою старшую гридь требовательным взглядом.

Делать было нечего, и потому Стемид, сжав зубы, ступил вперед.

— Я малость.

— И я, — Крутояр, который до этого молчал, шагнул вперед.

— Добро, — князь посмотрел на сына, но ничего не сказал. — Стемид, Чеслава, Буривой, берите княжича и отправляйтесь к Синеусу. И не медлите. Войску давно пора выдвигаться.

Пока Крутояр раздувался от гордости, Ярослав подозвал к себе Стемида и Чеславу.

— Взгляда с него не сводите, — коротко велел сквозь зубы.

Оба понятливо закивали.

И вскоре от войска отделился отряд в две дюжины человек и направился в сторону, где остановились на ночлег люди Рюрика. Ярослав пытался отвлекать себя делами, но взглядом постоянно возвращался к той точке, в которой скрылись его воеводы и сын.

Вечно он мальчишку подле себя не удержит. Он знал это и непрестанно напоминал об этом же Звениславе. Он и не намеревался, ведь Крутояру надлежало стать князем после него, и тот должен был быть готов.

Но сердце у князя было не на месте все время, пока небольшой отряд не вернулся. Встретил он их равнодушным, даже будто бы ленивым взглядом.

— Обозлился Синеус, — довольно оскалился Стемид. — Посулил, что ты о своем решении пожалеешь.

— Токмо о том, что сразу же стрелу ему промеж глаз не засадил, — хмыкнул Буривой под одобрительный смех.

Ярослав улыбнулся, но взгляд его оставался серьезным. Совсем немного времени теперь осталось до дня, о котором они условились с Харальдом Суровым. Они должны напасть на Рюрика одновременно, взять его в клешни и на суше, и на воде, иначе никак его не получится одолеть.

И, помимо войска Рюрика, оставался еще сам Новый Град. Терем, который ничем не уступал ладожскому. И городище, надежно укрепленное, плотно застроенное избами. Взять его просто так, с наскока у них не выйдет. Немало прольется крови: своей и чужой.

Мог ли князь этого избежать? Мог. Но свой выбор он сделал, и только Боги знают, был ли он верным.

* Насчет Синеуса и Трувора существует очень много споров, легенд, разных мнений и тд. Я взяла за основу лишь один из них. Можно относиться к написанному как к очередной легенде.

* Хольмград — Новый Град.