Драккары шли по реке к Хольмграду уже несколько дней, и Харальд начал привыкать к спокойному течению, тихому ветру и совсем иному запаху. Какому-то болотному, как мертвые топи на его далекой родине.
— Не так уж тут дурно, — сказал кормщик Вигг на третье утро, всматриваясь в укрытые туманом берега. — Не так уж и дурно, когда волны не лупят по бортам корабля, — и он с любовью огладил темное дерево.
Харальд только усмехнулся.
Он бы хотел ответить ему: привыкай.
Но еще ничего не было решено. Разговор с конунгом Ярислейвом оставил горькое послевкусие. Они ни о чем не сговорились, кроме как о том, что выступят против Рёрика единой ратью. Остальное решат после.
Он знал, что замахнулся на немалый кусок, но разве ж у вождей бывает иначе? Тот, кто ничего не хочет и не ищет славы, не становится морским конунгом. Он сидит на лавке в теплом доме под боком у жены и бесславно проживает свой век. Вождь он потому и вождь, что ведет за собой своих людей. Ему нужно больше, всякий раз больше, чем у других: у соседа, у врага.
Когда-то и его, Харальда, праотцам кто-то говорил, что на той стороне бескрайнего и пугающего моря нет ничего. Что там заканчивается мир, и начинаются мрачные Владения Хель. И если бы они тогда прислушались к голосам всех сомневающихся и неверующих, то их внуки не ходили бы на франков, не торговали бы с Гардарики и не ведали бы, какие богатые земли лежат по ту сторону моря. Приходи и бери силой все, что сможешь взять.
Он знал, о чем за его спиной шептались люди конунга Ярислейва. Не больно-то те и таились, и скудных познаний в их языке Харальду было достаточно, чтобы постичь смысл. А ругательства и проклятия он всегда хорошо различал на слух.
Чужие пересуды его не тревожили. Он бы и вовсе о них не вспоминал, но Ярлфрид огорчалась, когда их слышала, а слышала она их часто. Харальд уже позабыл, какой воинственной и дерзкой бывала дроттнинг, когда что-то приходилось ей не по нраву. Как сверкала ясными глазами, как хмурилась, как злилась и сжимала кулаки, как вскидывала подбородок и бесстрашно возражала любому, кто попадался ей на пути. Не чураясь ни отцовских воевод, ни ближников.
Он гордился ею. Тайком. А вслух говорил, чтобы не тревожила понапрасну сердце. Свое он все равно возьмет. И Хольмград, и невесту.
Но все же, какой бы спокойной ни была река, идти по ней Харальду нравилось куда меньше, чем по морю. Слишком близко от берега, слишком опасно. Поселения вдоль воды попадались им на пути каждый день, и всякий раз он настораживался, предчувствуя ловушку. Но драккары проходили мимо, и его сердце успокаивалось, но ненадолго.
И однажды чутье Харальда все же не обмануло. Когда до Хольмграда оставалась лишь пара дней пути, им навстречу попалась ладья, длинная и низкая. Со знаменами Рёрика. Она появилась из утреннего тумана, который стелился над рекой; и прежде, чем конунг приказал браться за луки и копья, он увидел, как на ладье повернули щиты белой стороной наружу.
Они хотели поговорить.
Харальд прищурился и вскинул руку, приказав замедлить ход. За его спиной Вигг жестом подозвал одного из хирдманинов на свое место, а сам взял огромный щит и пошел на нос драккара, став рядом с конунгом. Однажды они уже пропустили случайную стрелу от людей Трувора и не намерены были повторять.
Когда корабли приблизились, кормщик удивленно присвистнул.
— Никак сам Снорри Громобой пожаловал к нам!
Харальд прищурился: и впрямь, на носу ладьи стоял рыжеволосый здоровяк, который на целую голову был выше самого конунга и намного шире в плечах.
— Как только ладью не потопил, — громкий хохот донесся в ответ на слова Вигга.
— Голышом, видать, плывет, — хирдманы продолжали веселиться и зубоскалить.
Харальд усмехнулся. Он обернулся через плечо: второй драккар, которым правил старый кормщик Олаф, почти поравнялся с первым.
— Уйдите чуть к берегу, — велел он Виггу.
Он хотел перекрыть реку для ладьи с посланниками Рёрика.
Отдав распоряжения, кормщик перехватил щит и спросил уже без улыбки.
— Что им надо-то?
— Скоро узнаем, — Харальд пожал плечами.
Он не намеревался ни останавливаться, ни заговаривать первым. Они плывут ему навстречу. Они выставили белые щиты. Вот пусть и разговор начинают.
Так и случилось. Когда расстояние меж драккарами и ладьей сократилось еще сильнее, над водой разнесся громкий, гулкий голос Снорри Громобоя.
— Будь здрав, Харальд Суровый!
Конунг повел бровями. Он ожидал другого, но, стало быть, Рёрику от него что-то было очень сильно нужно. И он догадывался, что именно. Вздохнув, он отозвался на традиционное приветствие так, как полагалось.
— И ты будь здрав, Снорри Громобой.
Не посылать же его сразу во владения Владычицы Хель.
За спиной конунга ручейками потекли негромкие шепотки. И только Вигг придвинулся к нему ближе, заслонив и собой, и щитом. Никому из тех, кто носил за Рёриком меч, он не доверял. Он и собственной тени больше не доверял. Не после того, что учинил Ивар.
— Зачем пожаловал? — спросил Харальд прямо, пересчитав в уме людей на ладье.
Дюжина человек. Негусто. Если улыбнется удача, не придется с ними даже сражаться: драккары протаранят и утопят ладью вместе со всеми гребцами.
— Сразу к делу, Харальд конунг? — здоровяк Снорри понимающе кивнул.
Он примкнул к Рёрику три зимы назад и с той поры смог кулаками прорубить себе место в ближнем кругу вождя. Стоял сразу после его братьев. Одного Харальд убил. Но где же Синеус?..
— Не с руки мне с тобой долго беседовать. Говори, что хотел.
— Мой конунг Рёрик отправил меня к тебе с посланием, Харальд Суровый. Скажи, чего ты хочешь, и он даст тебе это.
Выслушав его, Харальд громко, со вкусом рассмеялся. Пришлось даже поднести к глазам ладонь, чтобы смахнуть слезы, проступившие в уголках глаз.
— Боюсь того, что я хочу, твой конунг мне дать не в силах, — отсмеявшись, отозвался он.
Лицо здоровяка Снорри мгновенно посуровело. Несложно было догадаться, о чем толковал Харальд.
— Почему твой хозяин отправил тебя⁈ — Вигг, не стерпев, спросил о том, что вертелось у его конунга на языке. — Где его брат Синеус⁈
Снорри Громобой оскалился, и все напускное добродушие слетело с его лица.
— Угадай, — злорадно буркнул он. — Угадай, с кем сейчас говорит Синеус. И как быстро конунг Ярислейв тебя предаст, Харальд.
Тот и бровью не повел. Едва вдали показалась одинокая ладья, и он узнал на ней знамена Рёрика, стало понятно, что осевший в Хольмграде вождь попытается договориться. И не с ним одним.
— И что же хочет от меня Рёрик? — спросил Харальд насмешливо.
Но в его голосе не прозвучало улыбки, и Снорри ответил напряженным, прищуренным взглядом.
— Чтобы ты нынче же развернул свои драккары и вернулся домой, — сказал он настороженно.
Прозвучав, слова надолго повисли в воздухе, а Снорри почувствовал, что с радостью поменялся бы местами с Синеусом. Что-то недоброе появилось на лице Харальда: хищная усмешка, злой прищур.
— Вот как, — спустя долгую тишину промолвил конунг. — Вот как.
— Ты сможешь править один, своей властью. Рёрик не станет вмешиваться в твои дела! — поспешно добавил Снорри.
И обернулся, чтобы посмотреть на своих людей.
Харальд оскалился и негромко сказал Виггу.
— Ступай к веслу, набирайте ход. От этой ладьи должны остаться лишь щепки.
Кормщик молча кивнул, не посмев возразить.
— Мы пришли к тебе с белыми щитами, Харальд Суровый! — громкий голос Снорри отразился от тихой, спокойной глади реки. Он не мог на заметить, как Вигг ушел с носа драккара и вернулся на свое место кормщика. — Как посланники, а не враги.
— Так я вас убивать и не намерен, — почти ласково сказал конунг. — Вернетесь к Рёрику, коли сумеете уцелеть.
Что случилось дальше, было похоже на игры хищного зверя с добычей. Неповоротливая, медленная ладья не могла уйти от быстрого драккара, даже если ему требовалось время, чтобы набрать ход, и потому все усилия Снорри и его людей были щтенымм. Харальд настиг их и пробил носом правый борт, и еще волок за собой ладью некоторое время, пока та не потонула. Как и обещал, никого из тех, кто на ней плыл, он трогать не стал. Не стал добивать ни на воде, ни на берегу.
Из дюжины выжили десять, и в их числе и сам Снорри Громобой.
Слишком много, коли спросить Харальда. Но он дал слово и не намеревался от него отступать.
— Он тебе этого не забудет, — сказал ему вечером Олаф, перебравшись на драккар конунга.
Тому было плевать.
— Кем Рёрик себя возомнил⁈ — ярился Харальд. — Посулил, что не станет меня трогать! Обещал не вмешиваться в мои дела. Дозволил бы править моей властью! — он сжал кулаком воздух и опустил мощную руку на скамью, на которой сидел. — Даже не отправил Синеуса говорить со мной!
Старый кормщик покачал головой.
— Брата он отправил к Ярислейву. Ты веришь ему, Харальд? Веришь, что конунг из Альдейгьюборге тебя не предаст?
Тот надолго замолчал, буравя Олафа потяжелевшим, мрачным взглядом.
— Я не верю ему ничуть, — сказал он наконец. — Но верю в его гордость, которая не позволит ему согласиться на откуп, который предложит Рёрик.
А на другой день по берегу их догнал посланник от Ярислейва: его войско подошло к Хольмграду и взяло городище в полукольцо.
— Скоро на реке станет лед, — мрачно посулил кормщик Олаф.
Харальд угрюмо кивнул. Две седмицы кряду не происходило… ничего. Рёрик осел в детинце, который Ярислейв не хотел брать, потому что пришлось бы положить под высокими стенами добрую половину войска. Взять конунга измором до прихода морозов они уже не поспевали, потому что каждый день выдавался холоднее предыдущего. Еще совсем немного, и Харальду придется отводить драккары, чтобы не попасть в ледяное кольцо да не потерять оба корабля.
Долго. Слишком долго они добирались до Хольмграда.
Харальд краем глаза поглядел на херсира (вождь, воевода — прим. автора), которого два дня назад прислал Ярислейв. Его конунг запомнил еще с самого первого дня. Именно ему что-то звонко и гневно высказывала Ярлфрид как-то вечером у костра. Харальд спросил тогда, но она не ответила. Впрочем, он догадался и без ее слов. Херсиру Стьермидру (Стемиду — прим. автора) он пришелся не по нраву с первого мгновения. Занятно, что Ярислейв выбрал его, чтобы передать послание Харальду.
— Твой конунг припозднился, — он посмотрел на херсира и проговорил нарочито медленно и внятно, чтобы тот понял.
Ярислейв хотел встретиться и поговорить. Осада Хольмграда шла совсем не так, как он задумывал. Ради этой встречи Харальду и Олафу пришлось под покровом ночи отвести драккары назад, пойдя против течения, а еще искупаться в ледяной воде, потому что пристать к берегу не получилось бы даже у самого бывалого кормщика. И потому до берега они добирались вплавь.
И нынче Ярислейв опаздывал на встречу, которую сам же назначил.
Херсир Стьермидр лишь пожал плечами. Мало ему было радости сопровождать чужого конунга и его старого кормщика.
Вдали, у самой линии горизонта показалось какое-то движение, и Харальд прищурился. И поплотнее запахнул плащ в попытке сохранить тепло. Встреча была тайной, и они не разводили костра, пока маялись в ожидании. При каждом выдохе изо рта вырывалось прозрачное облако пара. В самые первые дни, когда они стали на реке, такое случалось лишь по ночам. Теперь же — постоянно. Зима пришла раньше обычного. Двум конунгам не улыбнулась удача.
Ярислейв привел с собой деву-валькирию, и Харальд вскинул брови. Верно, та самая воительница, о которой ему часто рассказывала дроттнинг. Выглядел конунг из Альдейгьюборге уставшим и измотанным. И это было единственным, в чем он был схож с конунгом из далекой северной страны.
— Рёрик выпустил за ворота дюжину голодных детей с пустыми мешками для зерна, — Ярислейв сразу же заговорил о деле. — Те валились с ног.
Он замолчал и стиснул челюсть, пережидая, пока утихнут ярость и гнев. Он осадил Хольмград, надеясь ослабить Рёрика. Но пока выходило, что тем самым он лишь обрек на страдания простой люд, и это резало его живьем без ножа. Одно дело — сражаться с равными. Совсем другое — издеваться над теми, кто слабее.
Рёрик бил точно в цель. И с первого же удара угодил в слабое место конунга Ярислейва.
Харальд ничуть не удивился, услышав, как и кормщик Олаф. Добро, еще не скинул их в реку, словно ненужных кутят. Но шла лишь вторая седмица, как войско окружило Хольмград. Самое худшее было впереди. Впрочем, такими показательными порками рано или поздно Рёрик ополчит против себя все городище. Никто не станет терпеть его власть, коли взамен он будет разбрасываться детьми. Но они не могут позволить себе ждать, пока настанет этот день.
— Что ты сделал с ними? — спросил Харальд.
— Оставил при дружине, — хмуро отозвался Ярислейв. — Мы не возьмем детинец до зимы.
— Ты мог бы.
— Нет, — конунг из Альдейгьюборге резко мотнул головой. — Я положу половину войска, если ударю в лоб. Я не буду разбрасываться своими людьми.
Харальд оскалился в ухмылке.
— А я не стану разбрасываться своими драккарами и отведу их до того, как на реке станет лед!
Ярислейв сверкнул недобрым взглядом и до дрожи стиснул челюсть. Разговор промеж ними никак не клеился, и оба знали, почему. Дело было не только в желании сберечь людей и корабли. Была еще Ярлфрид.
Они застыли друг напротив друга, непримиримые и вспыльчивые, не желающие идти на уступки. За спиной каждого переглянулись люди, которых они привели с собой.
Харальд досадливо нахмурился. Переругиваются они с Ярислейвом, словно малые дети. Он вновь вспомнил Ярлфрид и заставил себя заговорить первым. Все же перед ним стоял отец его невесты.
— Ты бы не позвал меня просто так, конунг. Удумал что-то?
— Может, и удумал, — неохотно отозвался Ярислейв. — Я мог бы ударить. В треть силы, чтобы отвлечь на себя Рёрика.
— А мы?
— Река огибает детинец с трех сторон. Твои люди могли бы проникнуть в него по воде и открыть ворота изнутри.
Харальд услышал, как позади него выругался Олаф. Старый кормщик и не попытался приглушить голос, когда начал поминать Хель и Локи.
Рёрик и близко не подпустит к детинцу драккар. Им придется самим плыть в ледяной воде, если они согласятся.
— Я дам тебе своих людей, — пока Харальд молчал, Ярислейв заговорил вновь.
Кажется, он опасался, что его могут счесть трусом. Потому и предложил оставить кого-то их своих херсиров.
— Нет, — Харальд мотнул головой. — В этом нет нужды. Я тебе верю.
Вестимо, он лукавил. Ярислейву он и впрямь верил — так сильно, как только мог верить один конунг другому. Но отказался совсем по иной причине. Он намеревался оставить Хольмград за собой. Он искал себе воинской славы и почета, а, стало быть, должен был сделать втрое больше, чем конунг из Альдейгьюборге. Если именно Харальд в одиночку откроет для русов ворота Хольмграда, ему это зачтется.
— Добро, — отозвался Ярислейв, смирив себя.
Он не был глупцом и понимал, какой цели добивался Харальд конунг. Но, пока они были в одной лодке, мог с этим смириться.
— У нас есть седмица, может, две. До того, как река покроется льдом. Зима придет рано, уже задувают ледяные ветра, — добавил он.
— Придется выжидать до последнего, — Харальд кивнул. — Рёрик не позволит обвести себя вокруг пальца, словно дитя. Он не мог не выставить дозорных вокруг детинца. И он знает, что мои драккары стоят неподалеку.
— К тебе приходили его люди, — прищурившись, Ярислейв вдруг заговорил совсем об ином. — Так ведь?
— Приходили, — Харальд спокойно пожал плечами. — Но не все из них ушли.
— Ты убил гонцов? — конунг из Альдейгьюборге свел на переносице густые брови и прищурил глаза.
— Я никого не убивал. Я потопил их ладью. А коли кто не смог выплыть — то не моя печаль, — ожесточенно отозвался Харальд.
По губам Ярислейва скользнула беглая усмешка. Он встретился с Харальдом взглядом и долго всматривался в его лицо, словно пытался разгадать для себя какую-то загадку. Потом встряхнулся, чтоб избавиться от задумчивости, и кивнул.
— Тогда уговор. Выжидаем седмицу от этого дня, я и подвожу войско к стене детинца.
Они скрепили обещание крепким рукопожатием, и Харальд проводил долгим взглядом спины Ярислейва, херсира и воительницы, пока они не пропали из вида.
— Не говори ничего, — велел он Олафу, предугадав все то, что тот намеревался сказать.
Старый кормщик лишь недовольно закряхтел.
— Рёрик не глупец, — он все же не смог смолчать и упрямо насупился. — Он не оставит задние стены детинца без защиты, зная, что ты поблизости. И не после того, как ты приветил Снорри Громобоя.
Харальд с досадой выругался.
— И детинец — лишь малая часть. За ним стоит городище, туда Рёрик и сведет ополчение Хольмграда, — кормщик все никак не унимался. — Коли тебе удастся открыть ворота, это только четверть дела. Да и как ты к ним подберешься?.. С них, поди, взгляда не спускают.
Недовольный рык вырвался из груди Харальда, и он ожег Олафа свирепым взглядом.
— Довольно! Знай меру, кормщик, я выслушал тебя, но и будет.
На драккар они вернулись в тишине.
За следующую седмицу Харальд четыре раза примерялся к тому, что ему предстояло исполнить. Он брал с собой поочередно нескольких хирдманов, и в кромешной ночной темноте, сложив в отдельную сумку броню и прикрепив к ней мечи, в обжигающе ледяной реке они подплывали к берегу, на котором стоял детинец. Стена охранялась, и охранялась на совесть. Дозорные стояли, где положено, не отвлекались и не отводили пристальных взглядов от темной поверхности воды.
Когда Ярислейв отправится брать Хольмград, это перетянет на себя часть внимания и войска. Но не всех, и Харальд сомневался, что Рёрик допустит, чтобы детинец остался без пригляда. Даже если они доплывут до берега никем незамеченные, едва они ступят из воды, их увидят. И им придется несладко: мокрым, замерзшим, без кольчуг, но в облепивших тело рубахах, которые лишь будут мешаться и сковывать движения. Без луков и щитов, при одних лишь мечах.
Олаф всякий раз встречал его недовольным взглядом, когда конунг с хирдманами на рассвете возвращался на драккар. Вымокший до нитки, продрогший, уставший и злой. Старому кормщику хватало разума молчать и не гневить Харальда еще сильнее. Тот и сам все разумел, но отступиться не мог. Ему нужен был Хольмград, ему нужна была Ярлфрид, ему нужен был Рёрик и ему нужно было поспеть, пока на реке не стал лед.
Харальд смотрел на своих людей и подсчитывал, сколькими из них он пожертвует. Он не мог забрать многих, он должен был оставить гребцов на драккарах на случай, если им с Ярислейвом удастся взять Рёрика в кольцо, и тот задумает прорваться по воде. На кораблях должно остаться достаточно воинов, чтобы остановить его и дать бой.
Потом тяжелый взгляд Харальда всякий раз падал на Ивара. Паршивца давно отвязали от мачты, иначе бы он долго не прожил, и держали возле борта, на самой дальней скамье.
Быть может, племянник ему еще послужит. Правда, не доживет до суда, который намеревался учинить конунг.
Но теперь Харальд задумал для него кое-что иное.