Яромира. Украденная княжна

Княжеская дочка II

— Сиди тихо, княжна.

Яромира глянула на мужика, который возвышался над нею, уперев руки в толстые бока. Его слова прозвучали настоящей насмешкой, ведь они засунули ей в рот какую-то вонючую тряпку, которую никак не получалось вытолкнуть.

Разве ж могла она сидеть не тихо с кляпом во рту⁈

Сердито сопя, Яромира отвернулась от мужика и принялась оглядывать. Со связанными за спиной руками она сидела на холодной земле, лишь слегка прикрытой залежавшимся, вонючим сеном. По бокам она видела стены, криво да косо сложенные из подгнивших бревен. Потолок в землянке был столь низким, что окружавшие ее мужчины — их было трое — пригибали головы, чтобы его не задеть. Единственным источником света служило небольшое оконце, прорубленное в кривой, покатой крыше. Оно было завешено бычьим пузырем и едва пропускало в холодную, стылую землянку солнечные лучи. Но Яромире все же удалось определить, что снаружи было не то утро, не то разгар полудня.

Взмокшая, выбившаяся из косы прядь лежала у нее на лице и щекотала щеку. Яромира потрясала головой, попытавшись ее стряхнуть, но ничего не вышло. Заметив это, один из мужиков шагнул к ней, но она отползла от него, словно ящерица, и забилась в самый дальний угол.

Тот, который предупредил ее сидеть тихо, вмешался и велел другому мужику.

— Оставь ее, Щука. Еще зашибет себя ненароком.

Щука крякнул, хмыкнул, но послушно сел. В отличие от княжны, опустился он на худо сколоченную, но все же лавку.

Яромира поморщилась. Когда она резко дернулась, чтобы отползти, нестерпимо заболела голова на затылке.

«Меня ударили, — вспомнила княжна. — Я рванула следом за Вячко и княжичем, а меня ударили».

Прищурившись, она повнимательнее вгляделась в лица мужиков, с которыми делила вонючую землянку. На воинов не был похож ни один из них: они носили обычные портки да рубахи, кожаных поясов на них также не было, а из оружия она заметила лишь ножи, что валялись на грязной столешнице.

Щука был бородат, а его лицо покрывали рытвины и впадины, как после болезни. Несмотря на свое уродство, он казался самым молодым. Двое других с грязно-русыми, сальными волосами по зимам были ближе к ее отцу.

«Они знают, что я княжна, — Яромира сосредоточенно закусила губу. — И не хотят причинить мне вред. Но что им тогда от меня надо⁈»

Она заерзала, пытаясь поудобнее устроиться, и пошевелила связанными за спиной руками. Она едва чувствовала свои запястья. То ли слишком туго затянули на ней веревки, то ли узел получился косым. Яромира впилась пристальным, пронзительным взглядом в самого старшего мужика, который с ней говорил. Он всем распоряжался, и его слушались, значит, был главарем. От внимания княжны тот завозился на лавке, принялся неловко разглядывать свои руки. Не выдержав, в конце концов отвернулся, но Яромира не отворачивалась и продолжала буравить теперь уже спину.

— Да что ж ты за заноза такая! — в сердцах воскликнул он, но все-таки подошел к ней и опустился напротив на колени.

От мужика пахнуло чем-то кислым, и Яромира с трудом не поморщилась. Глазами она указала на повязку, стягивавшую рот, но ее похититель засомневался.

— Палец мне, поди, откусишь, — сказал он так, словно это он сидел перед княжной связанный и неподвижный.

Яромира свирепо помотала головой и поморгала, чтобы глаза важно заблестели. Она не разумела толком, что случилось, да как она тут оказалась, но одно поняла: сделать ей что-то плохое мужики не собирались.

— Ладно, — он нехотя вздохнул и потянулся в ее повязке, и Яромира от нетерпения замерла. — Но не вздумай кричать, а то… заколю тебя.

Первый глоток воздуха ртом показался ей упоительным, несмотря на сырость, затхлость и гниль, которой была буквально пропитана землянка. Она облизала сухие губы и спросила хриплым от длительного молчания голосом.

— Кто вы такие?

— Не твоего умишка печаль! — рябой Щука подал голос с лавки и гоготнул. — Сиди да помалкивай.

Яромира, страстно желая огрызнуться, себя все же сдержала. Не хотела вновь сидеть с вонючей тряпкой во рту.

— Все ладно будет, — вдруг заговорил с ней мужик, который снял повязку со рта. — Посидишь тихонечко и к батьке вернешься.

— Ведаешь, кто мой отец?

— Да кто же про славного князя Ярослава не ведает, — тот развел руками и покачал головой, словно говорил с несмышленым ребенком. — Все, молчок.

Мужик отошел и вернулся на лавку, вновь усевшись к ней спиной. Яромира прислонилась затылком к холодной стене и запрокинула голову, вглядываясь в грязный потолок. Она никак не могла постигнуть происходящее.

Ее ударили по голове и бросили в эту землянку, но намеревались вскоре вернуть отцу?.. Зачем же ее тогда похитили?.. И кто?.. И кто эти мужики?.. Совсем они за себя не страшились? Ведали ведь, чья она дочь. Неужто думали, отец их пощадит, коли вернут княжну, которую сами же и украли?..

Это если отец будет тебя искать. После всего, что ты натворила.

Зашептал Яромире мерзкий внутренний голосок, что внезапно прорезался.

И он был прав. Она очень, очень, очень виновата перед отцом. Княжна даже зажмурилась, все хорошенько припомнив. Как согласилась пойти с Вячко туда, куда не следовало — верно, напрасно она тайком глотнула на пиру хмельного меда из батюшкиной чарки. И как княжич Воидраг возник за их спинами на том клятом пригорке. И как сцепились они с Вячко, покатились по земле и упали с холма.

Оскорбления, которыми осыпал ее уязвленный княжич, жгли сердце даже теперь. И ни одно сказанное им слово не было правдой. Но как все выглядело в его глазах? Очень, очень скверно.

Отцу был нужен союз с тем княжеством, он говорил об этом с ней не единожды, всегда честно и правдиво.

А она за его спиной такое сотворила?.. Верно, сватовство теперь не состоится. И союз два княжества не заключат.

И все потому, что она — глупая девка! — натворила.

Яромира сердито застонала, мотнула головой и тотчас пожалела об этом: вновь заболел затылок. Ее сильно ударили тогда… Диво. Никак не вязалась та жестокость с отношением к ней этих мужиков. Верно, ударил ее кто-то другой. Тот, кто по-настоящему ее ненавидел.

Но кто?..

Маяться бездельем в ожидании — самое тягостное из дел. Время тянулась ужасно медленно, и Яромире казалось, что вечер не наступит никогда. Раз за разом она вглядывалась в небольшое оконце на крыше, но снаружи по-прежнему светило солнце, которое словно и не намеревалось клониться к горизонту. По разговорам княжна поняла, что стерегущие ее мужики ждали вечера: кто-то должен будет прийти.

Наверное, тогда-то она и увидит своего настоящего похитителя. Человека, который ударил ее и уволок подальше от пригорка. Он обещал щедро наградить мужиков: те придумывали, на что спустят полученное золото. Рассуждали о скором торге и о том, как бы им уехать подальше от Ладоги.

Чем дольше Яромира вслушивалась в их болтовню, тем беспокойнее ей делалось. Разве ж может человек, вздумавший похитить ладожскую княжну, оказаться столь беспечным? Как он отпустит трех болтливых видаков*? Которые еще и разумом обделены, коли судить по их речам. Они же разболтают все в первой же харчевне, в которую сунуться, чтобы потратить еще неполученную награду. Она уже жгла им мошны. А что будет, коли золото и впрямь у них в руках окажется? Всему белу свету разнесут весть о нем. И о том, на что ради него решились.

— Вас убьют, — Яромира попыталась заговорить со своими стражами. Попыталась их вразумить. — Кто велел вам меня охранять? Вы видели его лицо? Он не оставит вас в живых.

Шептала она горько и отчаянно, видя, что все ее разумные слова пропадали втуне. Падали в бездонную пропасть и оседали там мелкой пылью. Ни у кого из троих не блеснуло во взгляде осознание. Никто не прислушался к ней, не начал кивать в такт ее речам. Под конец она так им надоела, словно назойливая муха, что Щука сорвался с лавки и грубо запихал ей обратно в рот вонючую тряпку, и больше говорить ей уже не позволили.

Впервые за все время у Яромиры к глазам подступили слезы, но она прогнала их, сердито моргая. Вот еще. Ладожские княжны не ревут перед лапотниками!

Она отчаянно злилась, но не могла даже кулаки сжать: уже не чувствовала связанных за спиной рук. Толстую веревку перетереть у нее не получилось. Пол был земляной, а стена, на которую она опиралась, сколочена из грубых досок. Она не нашла острого края али выступа, за который смогла бы зацепиться.

Бессилие и отчаяние накатывали на Яромиру волнами. Отцовский терем вспоминался с лютой тоской. Ласковые руки матушки. Воительница Чеслава, которая всегда за нее заступалась. Гридни и кмети, готовые защитить. Они сворачивали головы вслед красивой княжне, но, страшась гнева Ярослава Мстиславича, не смели с нею заговаривать. Все, кроме одного.

Вячко не боялся ни своего отца, ни ее.

Яромире все это казалось веселой забавой. Она была любима и обласкана, и почти ни в чем не знала отказа, и никогда об этом не задумывалась. Легко быть дерзкой и своенравной, когда за твоей спиной стоит грозный батюшка и вся его рать.

Нынче же она даже тряпку грязную из своего рта достать не могла. И — как бы ни хорохорилась — уговорить али заставить мужиков ее отпустить, у нее тоже не вышло. От нее отмахнулись, словно от назойливой мошки. Не стали даже слушать.

Верно, ее искали.

Как бы зол ни был отец, он не бросил бы дочь в беде. Ее пропажу давно заметили и отправили людей на поиски.

А еще ведь был Вячко, который знал правду о случившемся.

И княжич Воидраг.

Какой же переполох она устроила в княжьем тереме…

Яромира зажмурилась и резко втянула носом воздух. Из-за ее глупости достанется и Вечеславу, и моло́дшему братцу Крутояру, который раньше не раз и не два подсоблял ей ускользать из терема незамеченной, чтобы встретиться с Вячко. Отец, коли начнет копать, докопается и до этого, а в гневе князь Ярослав был страшен.

И никогда прежде его гнев не был обращен на Яромиру, всегда слывшую разумной, тихой, послушной.

В тихой воде омуты глубоки.

Яромира жалела, что не могла прикоснуться к луннице, которую носила на потрепанном шнурке под рубахой. Подаренное матушкой украшение всегда придавало княжне сил и вселяло уверенность. Нынче же ей оставалось лишь возносить беззвучные молитвы Макоше. И надеяться, что не бросит великая Богиня неразумную девку в беде.

С наступлением вечера трое мужчин стали все чаще посматривать на дверь и обмениваться неясными взглядами. Они кого-то ждали, поняла Яромира. Ждали и тревожились. Она наблюдала, как они барабанили по столу руками; следила, как нарезали круги по крошечной землянке, согнувшись в три погибели. Даже дыхание у них стало иным. Громким, шумным, нетерпеливым.

Солнце давно пропало из оконца, и в землянке запалили лучины, а тот, кто должен был прийти, все не шел и не шел.

Яромира пожалела, что так много болтала прежде. Нынче ей бы пригодилось отсутствие кляпа. Может, получилось бы у нее с мужиками сторговаться? Раз им за княжну никто не заплатит, так почему бы не отпустить ее?.. А уж она не поскупилась бы на благодарность… Но все это оставалось только у нее в голове.

В настоящем же мужики крепко сердились. Пуще всех злился Щука. Он то и дело подскакивал с лавки и принимался измерять шагами землянку, мельтеша перед глазами других. От его резких движений Яромира невольно вздрагивала и ежилась. Она храбрилась, чтобы не отчаиваться, но все же она была одинокой, бессильной и безоружной девкой в тесном окружении троих здоровенных мужиков. Еще и руки были связаны, и рот заткнут. Они могли совершить с ней все, что угодно, и никто бы ей не помог.

От этой мысли внутри разливался могильный холод, и Яромира буквально цепенела от страха, и слышала лишь отчаянный стук своего сердца.

— Сядь, Щука! Не мельтеши! — прикрикнул тот, кого княжна считала главарем.

Щука же не послушался.

— Где он⁈ — взвизгнул он тонким, противным голосом и указал грязной пятерней на дверь. — Где он, Рысь⁈ Скока еще потребно ждать нам⁈ Пока эту, — злой взгляд на Яромиру, — батька не сыщет.

Главарь по прозвищу Рысь сердито крякнул, уперся ладонями в бедра и покачал головой.

— Закрой свой рот поганый! Велено тебе сидеть да молчать — сиди и молчи!

Наблюдая за их перепалкой, Яромира еще сильнее вжалась в стену, жалея, что не может схорониться в ней полностью. Утром, когда она только очнулась, то не успела всерьез испугаться. Но нынче княжне было по-настоящему страшно. Никогда прежде она так не боялась.

Снаружи послышался приглушенный шум, и Рысь, Щука и третий мужик насторожились. Яромира вскинула голову и впилась жадным взглядом в дверь. Шум все приближался и приближался, но, как княжна ни храбрилась, она не была готова к тому, что случилось, когда со скрипом открылась старая, дряхлая дверь в землянку.

Она не была готова увидеть на пороге его.

* Видак — свидетель