Едва ли не пропахав носом чуть мерзлую землю, Вячко так и остался на ней валяться. Он перевернулся на спину и увидел над собой стоящую с протянутой рукой Чеславу. Он крепко ухватился за запястье, и воительница одним рывком вздернула его на ноги. Еще и оглядела озабоченно: не хватила ли она лишку, упражняясь с ним на мечах.
Но кметь сверкнул довольной улыбкой, и у нее малость отлегло от сердца.
— Одолела, одолела! — закутанная по самый нос в платок Даринка захлопала в ладоши, нетерпеливо подпрыгивая на пеньке, что стоял на заднем дворе избы.
Минула седмица, как они вернулись в терем после веча. Чеслава не ожидала, но жизнь устаканилась быстро. Она забрала к себе Даринку. А куда еще было девать девчушку, к которой она успела прикипеть? Вячко по-прежнему ночевал на лавке. Если рассудить, она могла бы сказать ему, чтобы ушел в терем, в клети, где жили кмети и гридни, у которых на Ладоге не было родни. Да и сам он мог бы давно покинуть ее крохотную избушку.
Но Вячко о таком не заикался даже, а она и не гнала.
— А со мной позабавишься, воительница? — от низкого забора раздался густой, малость насмешливый голос воеводы Буривоя, и Чеслава сердито лязгнула зубами.
Неторопливо она вложила меч в ножны, раскатала рукава рубахи, поправила повязку на лице, надела теплую свиту и лишь затем повернулась и пошла к воротам.
Воевода терпеливо дожидался ее, словно так оно и нужно было. У него за спиной перебирал копытами гнедой жеребец.
Хмыкнув, Вячко поманил Даринку, взял ее за ладошку и увел в избу. Потом вышел на крыльцо и притворился, что чистит на свету меч.
— Устала я, воевода, — хмуро отозвалась Чеслава, избегая смотреть на мужчину.
Он был выше ее ростом, и потому она буравила взглядом его шею. Первым, что она приметила еще очень давно, была его темная, багряная рубаха одинца*.
— А мне помстилось, устал тот кметь, которого ты загоняла. Малец аж с ног свалился, — добродушно пробасил Буривой, ничуть не обидевшись на холодное, неласковое приветствие.
— Он княжий кметь, а не малец! — Чеслава вскинулась, неведомо почему чувствуя себя задетой.
Да как смеет чужой воевода называть кметя, которого князь Ярослав в дружину взял, мальцом⁈
— Не серчай, воительница, — Буривой примирительно поднял раскрытые ладони. — Устала так устала. Только вот князь в терем тебя зовет.
— Ты откуда ведаешь? — она недоверчиво прищурилась.
— Вернулся ваш воевода. Будимиром кличут. Князь Ярослав хочет с гридью говорить.
Чеслава пристально посмотрела на Буривоя. Отчего же ей всякий раз казалось, что он насмешничал над нею? Отчего ей хотелось поскорее уйти от него? Внутри себя она ощущала лишь смятение и даже будто бы боязнь. Она, храбрая воительница, носившая воинский пояс уже столько зим! И какой-то чужой, незваный воевода заставлял ее щеки вспыхивать румянцем⁈
— И что же, князь Ярослав тебя послал мне его слова передать? Воеводу в избу к простому кметю? — она фыркнула, подбоченившись, и подалась вперед.
Руки Чеслава уперла в бока, ноги расставила пошире, чтобы смотреться более грозно.
— А я сам вызвался. Хотел поглядеть, как ты живешь, — Буривой с бесхитростной прямотой развел руками, и вновь она лишилась речи.
— Поглядел? — только и смогла вытолкнуть кое-как из себя.
— Поглядел, — довольно кивнул он.
Чеслава хлестнула по нему сердитым взглядом и сжала зубы. Все, довольно с нее! Не станет она больше с ним лясы точить. Круто развернувшись на каблуках сапог, она в два шага добралась до избы и забрала из сеней висевший на гвозде плащ. Поймав вопросительный взгляд Вячко, замялась, не зная, следует ли ему рассказать.
Да и как?..
— Воевода Будимир воротился, — Чеслава все же решилась, с несвойственной ей тревогой наблюдая, как дернулся у Вячко кадык, когда он с трудом сглотнул.
Хорошо еще отцом не назвала…
— Князь в тереме старшую гридь собирает.
— Мой черед в дозоре стоять ночью. Тогда приду, — ровным голосом отозвался кметь, глядя мимо нее совершенно стеклянными, заиндевевшими глазами.
Чеслава сглотнула горькую усмешку, потрепала его по плечу и вновь приоткрыла дверь в сени.
— Даринка! — позвала она. — Не балуй здесь и слушай Вячко!
Когда Чеслава обернулась, то к досаде своей увидала, что воевода Буривой никуда не ушел! Стоял, придерживая поводья, и гладил жеребца по морде. Злость взыграла в ней, и воительница сердито зашагала к забору. Оказавшись снаружи, она помыслила уже повернуть к терему, когда мужчина окликнул ее.
— Куда же ты? Залезай, я подсоблю.
Чеслава не поверила своим ушам. Буривой подвел к ней коня и кивком головы указал на седло. Он хотел, чтобы она ехала верхом⁈ А сам бы вел жеребца под уздцы?.. Он — воевода? И она — простой кметь ладожской дружины⁈..
Воительница свирепо мотнула головой и спросила прямо и жестко, заглянув Буривою в глаза.
— Чего ты хочешь от меня, воевода?
Он сперва опешил, а потом, кажется, смутился самую малость. Ладонью поворошил побитые первой сединой волосы и посмотрел на нее, легко прищурившись. Потом пожал плечами, будто сдавался, и сказал просто.
— Глянулась ты мне. Разве ж это беда?
Чеслава едва не пошатнулась, да вовремя взяла себя в руки. В ушах у нее шумело, словно в разгар битвы огрели ее чем-то тяжелым по голове. Перед глазами мелькнули старые, давно забытые и погребенные в глубинах памяти воспоминания.
— Ты на меня хорошо поглядел, воевода? — процедила ядовито. — Может, ослеп ненароком?
Когда-то очень давно она уже произносила похожие слова. Никогда прежде Чеслава и помыслить не могла, что подобное повторится в ее жизни.
— У меня тоже шрамы есть. Хочешь покажу? — Буривой небрежно пожал плечами и принялся медленно распускать завязки рубахи под горлом.
— Нет! — воительница отшатнулась от него, густо покраснев.
В ушах по-прежнему шумело, и она развернулась, зашагала к терему, разбивая сапогами легкую, хрустящую корочку первого морозца, который покрыл землю. Чеслава услышала за спиной шаги, но запретила себе смотреть. До ворот она добралась так быстро, как никогда прежде. Вся запыхалась, раскраснелась пуще прежнего. Ее подгоняли и злость, и смущение.
На княжеском подворье было непривычно многолюдно. Уже седмица минула, а Чеслава всякий раз, словно в первый, дивилась, заметив кого-то из тех, кто пришел на Ладогу из Велеградского княжества просить крова и защиты.
Она не ведала, заставили ли князя передумать слова собственного сына, али тот с самого начала намеревался дозволить им остаться, но так и вышло. Люди попросили у Ярослава Мстиславича крова и защиты, и он их дал. Велел каждого пристроить к делу, которое было по силам. Ладога готовилась к тяжелой зиме и непростой войне, и все должны были внести свою часть. И потому старики, женщины и дети разгребали пепелище от сожженных житниц, таскали из леса хворост и бревна, мастерили наконечники для стрел, плели веревки, штопали портки и рубахи кметям из дружины.
Чеславу о том, что она мыслит, никто не спрашивал, и потому она свое разумение держала при себе. Она не княжич, в конце концов. Хотя и ему отец не дал спуска за дерзкие речи, прозвучавшие в гриднице…
Заметив на крыльце княгиню Звениславу, воительница направилась туда. Лучше подле нее постоит, чем будет дожидаться князя среди кметей. И нет, вовсе она не струсила, и вовсе не намерена прятаться за юбкой Звениславы Вышатовны, не желая больше говорить с воеводой Буривоем.
Но, вестимо, такой уж выдался день. Потому что на половине пути ее, чуть придержав за локоть, остановил воевода Будимир.
— Как Вечеслав? — спросил он, старательно глядя мимо Чеславы.
Она ощетинилась сперва, решив, что не станет отвечать. Но, посмотрев на воеводу, передумала. Сколько минуло с того дня, как князь отправил его на Белоозеро? И месяца не прошло, а казался Будимир Крутич постаревшим на многие зимы. Мало что осталось в нем от балагура и весельчака, которым слыл он на Ладоге.
— Я слышал, ты пустила его в избу, — не выдержав ее молчания, воевода снова заговорил. — Я… я благодарен тебе, — его голос дрогнул, и Чеславе сделалось больно.
Она смерила его смягчившимся взглядом и едва заметно улыбнулась.
— Я присмотрю за тво… за Вячко, воевода, — она успела исправиться, хотя ненароком едва не назвала его сыном.
Стиснув до судороги челюсть, Будимир кивнул. Потом резко отпустил ее руку, которую все еще сжимал, и зашагал к терему.
На крыльце как раз показался князь Ярослав, позвавший дружину в гридницу.
Когда бурные споры в гриднице завершились, снаружи стоял уже глубокий вечер. Оказавшись за стенами терема, Чеслава сделала глубокий вдох. Прохладный воздух обжег щеки, и она повыше натянула воротник плаща.
Ярослав Мстиславич сказал, что они выступят на Рюрика через две седмицы. Дождутся сперва подмоги от черноводского князя, о которой сговорились на вече, и возвращения Желана Некрасовича, который отправился в родные земли, чтобы собрать свое войско.
А ведь когда-то ладожского князя отговаривали почти все от похода против хазар. Отговаривали давать кров и защиту бежавшим из разоренного, сожженного княжества родичам: безусому мальчишке-князю Желану и его беспутной сестрице Рогнеде.
И вон как оно все повернулось.
Когда пришла нужда, старые клятвы и союзы вспомнили все. И черноводский князь, чьи земли лежали гораздо ближе к Хазарскому каганату, чем Ладога. И Желан Некрасович, крепко породнившийся с Ярославом Мстиславичем.
Кто знает, может, однажды и пригретые погорельцы из Велеградский земель отплатит ладожскому князю добром за приют и кров.
Чеслава вздохнула. Правильно говорят люди, что не всякому человеку понятно то, что видит князь. Не всякий может глядеть так наперед. И как бы все сложилось, реши тогда Ярослав Мстиславич иначе? Может, нынче они бы и вовсе не сыскали никаких союзников против Рюрика.
Краем глаза она заметила, что в ее сторону решительно шагал воевода Буривой, еще мгновение назад о чем-то толковавший с князем. Воительница развернулась к нему спиной и заспешила прочь. Говорить с ним она была не намерена. Так спешила, что едва не врезалась в Стемида — тот остановил, вытянув руку. И неприязненного поглядел Чеславе за спину, как раз туда, где топтался воевода Буривой.
— Кмети дозорные сказали, это нынче за тобой увязался, до самых ворот в терем провожал, — негромко произнес Стемид, все косясь и косясь на чужого воеводу.
От удивления Чеслава сперва слегка приоткрыла рот, а потом насупилась. Вот, уже и слухи какие-то поползли по подворью! Начнет ей Стемид выговаривать…
— Ты, коли надоест, скажи уж. Намнем ему бока, — но воевода сказал совсем другое, и воительница еще пуще удивилась.
Глянула на него изумленно, а Стемид лишь подмигнул.
— И ему тоже скажи. Тут есть, кому за тебя заступиться, — и ушел, негромко, но совсем необидно посмеиваясь.
Чеслава же словно к месту приросла. Все стояла да глядела Стемиду вслед, а щекам отчего-то было жарко-жарко.
«Если, кому за тебя заступиться».
Она сроду таких слов ни от кого не слыхала. В единственном глазу защипало, а когда Чеслава моргнула, то почувствовала, как намокли ресницы, и защекотало в носу. Совсем она расклеилась… Пришлось сердито смахнуть со щек влагу. Засопев, она, наконец, опомнилась и пошла к воротам.
Тоже чудно было. До того, как привезла на Ладогу Даринку, Чеслава в пожалованной князем избе ночевала нечасто. Оставалась в тереме, сама просилась стоять в дозоре вечерами и ночами. А теперь же туда тянуло возвращаться, словно посадили воительницу на привязь. Постоянно мыслила, что девчушка в избе одна совсем, надо воротиться поскорее.
Уже проходя через ворота, Чеслава увидела Вячко. Напротив него стояла невысокая женщина в нарядной свите и кике, в которой она узнала жену воеводы Будимира и мать самого Вячко. Женщина настойчиво пыталась всучить в руки сына какой-то увесистый узел, а тот отнекивался. А заметив неподалеку воительницу, совсем смутился и покраснел. Зато Нежана обрадовалась и вместе со свертком зашагала к Чеславе. Сперва крепко обняла ее, оторопевшую, а потом вложила свою ношу в ее ладони.
Чеслава почувствовала приятное, согревающее тепло и посмотрела на женщину.
— Тут каравай и пирожки! — горячо заговорила Нежана, сжав руки воительницы. — Возьми, я вам всем собрала, еще же девчушка у тебя живет, побалуешь малую печевом. А то неслуха своего я уговорить не смогла. В дозоре, говорит, ему стоять. Какой тут, мол, каравай.
Чеславе потребовалось время, чтоб догадаться, что неслухом Нежана окрестила своего старшего сына. Здоровенного княжьего кметя, который перерос мать зим в двенадцать, коли не раньше.
— Муж твой не осердится? — Чеслава не могла не спросить. — Сама ведаешь, он отрезал Вячко от рода.
— От своего рода, может, и отрезал, — в сердцах воскликнула Нежана, — а от матери сына отрезать невозможно! Да и не прознает Будимир, он нынче в тереме живет, — и она сердито поджала губы.
Не став больше ничего спрашивать, чтобы ненароком не узнать лишнего, Чеслава кивнула и склонила голову, благодаря. Каравай и пирожки она забрала с собой, и те согревали ей руки, все время пока воительница шла к избе. Оказавшись внутри, она послушала тихое, сонное дыхание Даринки и опустилась подле нее на лавку, положив сверток на стол.
По единственной небольшой горнице тотчас поплыл теплый, домашний запах. Вдохнув его так глубоко, что затрепетали крылья носа, Чеслава вновь почувствовала, как налился слезами единственный глаз.
Дома. Она была дома.
На утро Чеслава отправилась в терем. У старшего княжича, наконец, поджила спина, и пришло время возобновлять их ежедневные занятия. Вдобавок к хмурому Крутояру ей достался еще его молодший брат Мстислав и сын Рогнеды Некрасовны, Ждан. Заняв мальчишек деревянными мечами, она взялась за настоящий и повернулась к воспитаннику. Потом, подумав, бережно убрала меч в ножны и подошла вплотную к Крутояру.
— Разучим сейчас захват, которому я давным-давно научила твоих сестер. Чтобы в следующий раз ты вывернулся, когда враг схватит тебя со спины.
Княжич вспыхнул румянцем и опустил взгляд. Та короткая схватка в лесу с людьми Рюрика стала для него горьким, постыдным воспоминанием. Но, посмотрев на Чеславу, он лишь кивнул и оправил рубаху, изготовившись.
… В то утро в пыли воительница княжича изваляла немало. Крутояр привык полагаться на свой меч да на силу. А Чеслава учила его стать мягким, словно песок, да податливым, как тесто. Чтобы вытек, просочился между руками да ударил потом своего обидчика локтем в бедро али в живот. Она помнила, что девчонки схватили все нужные движения на лету. Их с детства учили быть мягкими и податливыми, им было проще.
Княжич же сопел, сердито кряхтел, искусав все губы, а никак у него не выходило заставить себя расслабиться в чужой хватке. Один лишь раз у него получилось, под самый конец. И после Чеслава позволила ему передохнуть. И сама с ним умаялась, поди, удержи на месте отчаянного брыкающегося, упертого мальчишку. Так что жадно глотала воду она с Крутояром наравне.
Их отвлек донесшийся от ворот шум, и вскоре на подворье показался небольшой отряд, возглавляемый десятником Гораздом, за которым следовали груженые обозы. Князь Военег, как обещался, прислал виру за своего сына.
Крутояр мгновенно вырос подле Чеславы. Смахнув рукавом со лба пот, он уставился на обозы взглядом, полным лютой ненависти
— Я убью его, — с тихой, по-мальчишески отчаянной злостью прошипел княжич, сжав кулаки.
Он смотрел на добро, присланное как откуп за деяния воеводы Видогоста и княжича Воидрага, словно на ядовитых змей. Губы его подрагивали, кривясь в яростной усмешке.
— Я убью Воидрага Военеговича, — повторил он, и Чеслава испуганно огляделась по сторонам.
Их никто не услышал за шумом, поднявшимся на подворье, когда люди бросились разбирать подвозы.
— Ты что говоришь! — воительница с силой сжала его плечо и дернула на себя, и Крутояр поморщился от боли, но ожесточенный оскал с его лица не исчез. — Твой отец принял виру! Он согласился с тем, как рассудило вече. Да и Яромиру похитил воевода Видогост, а не княжич.
— А он ее не защитил! — выплюнул Крутояр, ощетинившись. — Женихом почти назвался, а бросил Яромирку! Бросил там совсем одну, вот ее и утащили!
Чеслава едва не застонала вслух. Мальчишка ведь не шутил, не забавлялся. Добро, не поспел натворить дурного, когда только с веча воротились. Князь тогда почти сразу княжича Воидрага вместе с десятником Гораздом в дальний путь снарядил да отправил подальше с глаз, к батюшке под крылышко. А коли б не спешил так Ярослав Мстиславич? И Крутояр б накинулся на княжича?..
Воительница только головой покачала, смотря на взъерошенного, озлобленного воспитанника.
— Князь принял виру, — вновь напомнила она. — Гляди, при нем помалкивай.
— Два раза не умирать, — словно взрослый муж, словно равный усмехнулся вдруг Крутояр и поглядел на Чеславу. — А княжичу Воидрагу я отомщу. За каждую слезинку матушки и Яромиры. Придет срок.
И ведь непременно отомстит, поняла воительница с совершенной ясностью. Непременно отомстит, потому что глазами и речами Крутояра на нее нынче глядел и говорил князь Ярослав.
А вечером в тереме получили послание, которое вновь перевернуло все с ног на голову. Один из вождей викингов, Харальд по прозвищу Суровый, писал, что везет домой княжну Яромиру. А еще — острые мечи своих воинов, чтобы выступить против Рюрика вместе с князем Ярославом.
Обещался через три седмицы быть у Ладожского берега.
* Одинец — вдовец