Яромира. Украденная княжна

Кметь с косой I

Много нерадостных, смурных дней повидала в своей жизни воительница Чеслава. Она теряла тех, кто был ей дорог. Бывала в жестоких битвах, что длились днями. Получала ранения, терпела боль, которую не каждый муж мог вытерпеть. Она дрожала от холода и страха. Она не смела поднять взгляд от стыда.

Много всякого случалось.

Но такого лютого дня, как тот, когда пропала из ладожского терема княжна Яромира, Чеслава еще никогда не видала. Даже когда выкололи ей глаз, и то не было ей столь худо.

Она знала себя виноватой. Упустила девку. Не проследила. Не подметила. Не пресекла.

С раннего утра, еще когда весь терем спал крепким, хмельным сном, и о пропаже княжны ведало лишь несколько людей, князь отправил ее в погоню по широкой стезе, которая вела от главных ворот вглубь княжества. Вихрем Чеслава пронеслась по ней и в каждом поселении, которое попадалось на пути, спрашивала, не видал ли кто татей. Мол, украли из ладожского терема злато-серебром, вот и ищет она вора. Не скажешь же правда, что княжна пропала! Но в каждой избе ей неизменно отвечали, что никого чужих не было. Не проезжал никто, окромя нее самой.

Объехав ближайшие поселения, Чеслава решила, что пора воротиться в терем. С пустыми руками было ей возвращаться тяжко, но они с князем условились, что коли не сыщет беглецов до полудня, то повернет назад. Коли не получилось сразу поймать, нужно в погоню отправлять большой отряд. Искать и в лесу, и в поле, и на реке, и в дремучей чаще, и по избам пройтись с дружиной — мало ли, где схоронились беглецы.

Вроде все разумела Чеслава, но принять то, что Яромира решилась на побег — никак не могла. Княжна казалась ей такой разумной, такой честной. Как же она осмелилась обмануть отца, матушку? Опозорить княжество?.. Оставить всех родных, всю привычную жизнь и сбежать⁈ Да еще с кем⁈ С мальчишкой-сопляком, который таскался за нею с младых лет?

Вестимо, перед сватовством Яромира тревожилась. Все же предстояло ей уехать с чужим человеком в чужое княжество. Но Чеслава, хоть мужа себе так и не взяла, все же слепой, бесчувственной дурой не была! Всяко могла отличить, когда девка томиться от любви неразделенной, али волновалась перед тем, как вступить в новую жизнь и оставить позади княжну Яромиру из Ладожского терема. Стать женой. Матерью.

Потому-то Чеслава и дивилась. С чего девке сбегать с мальчишкой, коли не кружилась у нее от любви к нему голова?..

Встряхнувшись, воительница поправила повязку, что закрывала выколотый глаз, и вздохнула. Она поглядела вдаль: там, за крутым холмом, уже виднелся ладожский терем. Сердце заныло от тревоги и тоски, в животе скрутились внутренности в томительном ожидании. А вдруг отыскалась уже княжна? Вернется Чеслава и окажется все случившееся лишь ее дурным кошмаром.

Коря себя, воительница покачала головой. Взрослая вроде уже баба, а все туда же…

Ее внимание привлек шелест в кустах и какой-то писк. Чеслава тотчас насторожилась и потянулась рукой к мечу, придержав коня. Тихо она соскользнула на землю, приземлившись добротными, кожаными сапогами в пыль, и двинулась вперед. В густую траву, высотой в человеческий рост, откуда ей послышался стон и шелест.

Свирепо прорубив себе мечом тропинку, Чеслава углубилась в траву и обмерла, когда вышла к опушке леса. В нескольких шагах от нее стоял, шатаясь и держась за окровавленный бок, Вечеслав!

Тот, с кем сбежала княжна Яромира!

Сперва воительница помыслила, что Боги разгневались на нее и наслали морок. Она моргнула, осенила себя знамением Перуна, нашарила под рубахой железный амулет и сжала его. Но когда открыла глаза, Вячко по-прежнему стоял на том же самом месте. Он тоже увидал воительницу, и, к ее изумлению, из последних сил рванул в ее сторону. Чеслава отчего-то мыслила, что негодный выблядок попытается удрать.

Но нет же.

Он дохромал до нее и вцепился окровавленными ладонями в плечи, не то пытаясь устоять на ногах, не то в отчаянном, умоляющем жесте.

— Как княжна? — спросил он, облизав сухие, потрескавшиеся губы.

Чеслава от злости лишилась дара речи. Даже руку занесла, чтобы оттолкнуть эдакого бесстыжего наглеца, но потом вгляделась в лицо Вячко повнимательнее и нахмурилась, ничего не разумея. Кметь выглядел так, словно сперва кто-то хорошенько избил его, а затем бросил без сознания валяться на берегу реки, где он и провел все это время. Губы, нос, скулы у Вечеслава были разбиты. Под глазом налился краснотой синяк. Рубаха разорвана, измята, испачкана в земле и траве. На боку был кровавый потек, на рукавах — багряные пятна.

— Так ты же с ней сбежал! — Чеслава свирепо посмотрела на кметя перед собой.

Вячко медленно моргнул. На ногах он стоял нетвёрдо, и соображал небыстро.

— Как — сбежал?.. — прошептал он и, облизав разбитые, окровавленные губы, поморщился. — Меня княжич… Воидраг побил… я очнулся недавно…

— В бок тоже он? — нехорошим голосом спросила воительница.

Вечеслав поглядел на нее и медленно опустил голову. Приложил раскрытую ладонь к темно-алому пятну на рубахе и зашипел от боли. Про рану он уже успел позабыть. От слабости голова кружилась, и мысли все путались.

— Так, — веско отрезала Чеслава и взяла его локоть. — Идем к князю, все ему расскажешь. Пусть Ярослав Мстиславич судит.

Вячко кивнул и сперва послушно пошел за ней следом, но остановился, когда вышли на стезю, и потянул воительницу за рукав рубахи.

— Погоди… погоди, Чеслава, — он затряс головой, пытаясь поймать разбегавшиеся мысли. — Ты сказала… мол, я с Яромирой сбежал? Это как же?.. Она в терем не вернулась?.. А княжич Воидраг?

— Ничего не ведаю я про княжича! — сердито отозвалась воительница, которая все меньше и меньше понимала странные бормотания кметя.

И ей это не нравилось.

Одно дело: Вечеслав сбежал с княжной.

А совсем другое, коли в этом как-то замешен чужой княжич Воидраг.

— Давай, подскажу, сам не заберешься, — она подтолкнула Вячко в спину и подвела к нему лошадь, придержав норовистую кобылу за поводья. — Ох, и натворил ты дел. Кабы князь тебе голову не срубил…

— Пущай рубит… — себе под нос пробормотал кметь и утер сочившуюся из разбитых ноздрей кровь. — Сам себе отрублю… коли с Яромиркой что стряслось… из-за меня.

Чеслава покачала головой и забралась в седло позади Вечеслава. Она чуть ударила кобылу пятками в бока и натянула поводья. Следовало поскорее вернуться в ладожский терем, чтобы Вячко князю Ярославу мог толком рассказать, что приключилось да причем тут княжич Воидраг.

Князя Ярослава Мстиславича они встретили на подворье, на котором стояла страшная суета. Еще у ворот Чеслава услышала толки стражников: княжича Воидрага в горнице поутру не оказалось, и пришел уже черед его дядьки, воеводы Видогоста, поднимать на уши весь терем.

Когда они миновали ворота, и их заметили, то стало вокруг значительно тише. Даже воительница неуютно заерзала: столь пристальное внимание ей не пришлось по душе. Вячко же, втянув голову в плечи, озирался по сторонам, словно загнанный в угол зверь. На душе у Чеславы было муторно и тягостно. Силилась она прогнать, а все же накатывала на нее жалость к парнишке. Не казался он ей виноватым, как бы она ни старалась так о нем думать.

Меж тем, к ним от терема спешил князь, которому донесли о возвращении воительницы. Позади Ярослава держался воевода Будимир, постаревший на дюжину зим за одно короткое утро. Со стороны конюшни, в окружении своих людей, шагал разъяренный воевода Видогост.

— Ты! — высокий, крепко сложенный, он подоспел самым первым и вцепился в плечи соскочившего на землю Вячко, затряс его, словно тряпичную куклу. — Что сотворил ты⁈ Ну, признавайся!

Чеслава уже сунулась, чтобы встать между ним и ошалевшим кметем, но Ярослав ее опередил.

— Оставь моего человека, воевода, — тяжело сказал князь, не глядя на Вечеслава.

Видогост вспыхнул, словно лучина, и, разъяренный, лицом к лицу столкнулся с ладожским князем.

— Твой человек, Ярослав Мстиславич, — прошипел он, сузив глаза, — умыкнул княжну и сотворил что-то с княжичем! Его батька за такое с меня шкуру спустит! А ты… вели немедля его каленым железом жечь, пусть признается, выблядок, что сотворил!

— Ах ты, сучий потрох! — воевода Будимир нежданно-негаданно выскочил из-за спин обоих мужчин и ударом кулака свалил сына на землю.

Упав, Вячко поднял в воздух облако серой пыли. Его отец замахнулся второй раз, но Ярослав рявкнул во всю мощь глотки.

— Не смей!

Даже Чеславу пробрало до самого нутра. Будимир же опустил занесенную руку, тяжело, трудно дыша.

Вечеслав не спешил подниматься. Он лежал на спине и пережидал, пока мир перестанет вращаться у него перед глазами. Князь Ярослав, разглядывая его, делался все мрачнее и мрачнее. Он приметил, вестимо, и разорванную рубаху, и следы недавней драки, и пятна крови.

Ему хотелось рвать и метать. Он сделал глубокий вдох и спросил.

— Где Яромира?

Вечеслав поднял избитое лицо, на котором не осталось живого места.

— Не ведаю, господине.

Чеслава вздохнула и, шагнув вперед, сграбастала его за плечо и поставила на ноги. Вот уж заступаться она не намеревалась, но сердце не выдержало.

— Я его в зарослях нашла, ближе к берегу. Сказал, княжич его избил.

Воительница поспешила вмешаться и сама все обсказала, пока Вячко лишние тумаки не прилетели.

Лицо князя не разгладилось, не прояснилось. По-прежнему дергалась на виске жилка, по-прежнему он до судороги сводил челюсть. Но, совладав с собой, он все же кивнул в сторону терема.

— В клеть идем. Там поговорим.

Он хотел уйти с чужих глаз, ведь на них и так уже все подворье оборачивалось. Некоторые шеи сворачивали, лишь бы хоть глазочком поглядеть.

Когда они проходили мимо крыльца, с громким стуком распахнулась дверь, и из терема вылетела взволнованная Звенислава Вышатовна. Увидев Вячко, она приложила к груди руки и кинулась к ним. Но к князю не подошла, а вцепилась ладонями в локоть Чеславы.

— Где она⁈ Нашли Яромиру⁈

Воительница с сожалением покачала головой. Верно, княгине сказали, что вернулся Вечеслав, вот она и помыслила, что дочка тоже с ним. Звенислава горестно вздохнула и обняла себя за плечи, отстранившись от Чеславы. Потом сгорбилась и шагнула к крыльцу, и у воительницы второй раз защемило сердце. Проводив ее взглядом, она опомнилась и поспешила в тесную клеть, куда набились уже и князь, и воеводы Будимир и Видогост, и Вечеслав, который на ногах держался лишь потому, что опирался плечом о стену.

— … за нами пошел… на меня накинулся, с обрыва слетели… — кое-как шевеля губами, Вячко рассказывал о том, что приключилось ночью. — Ножом, вот, достал… утром очнулся уже… Чеславу услыхал.

Воительница остановилась в дверях и прислонилась плечом к срубу, скрестив на груди руки. По всему выходило, бежать из терема ни княжна, ни Вечеслав на намеревались. Но что же стряслось тогда? Где Яромира? Да и куда княжич подевался?..

— Не верю! Все это поклеп! Лжу щенок на родича моего возводит! — воевода Видогост, который делался все злее и злее с каждым словом, произнесенным Вячко, под конец не выдержал и вспыхнул, словно сухое полено.

— А где твой родич, воевода? — Ярослав мазнул по нему хмурым взглядом и растер ладонью лицо.

Чеслава покачала головой. Вот бы еще знать, нашто Яромира на холм тот забралась… да еще посреди ночи, вместе с чужим мужчиной! Когда сама была почти просватана. Ведь Вячко ей не брат, ни муж, ни родич. Никто.

Ох, княжна-княжна.

Воеводе Видогосту, вестимо, те же мысли лезли в голову, потому что он выплюнул.

— А коли даже и правда… Вот и добро, что все так вышло! Хотел ты нам князь подсунуть безсоромную невесту.

Чеслава, которая не боялась ничего и никогда, зажмурилась и отпрянула, испугавшись гнева Ярослава Мстиславича. Она услышала лишь его тяжелое, рваное дыхание. А после он проскрежетал нечеловеческим, неузнаваемым голосом.

— Прикуси язык, воевода. Коли чаешь его сохранить.

У бесстрашной воительницы по хребту пробежал холодок. Видогост же, сперва крякнув, все же замолчал. Насупился, нахмурился, губы поджал. Но больше ни слова худого про Яромиру не сказал.

Князь повернулся к Чеславе.

— Разыщи Стемида, он с девками теремными беседы ведет. Возьмите… этого, — коротко кивнул на бледного Вячко и скривился, — и ступайте на место, какое он укажет. Надобно там поискать. И княжича, и дочку.

Даже не дождавшись ее ответа, он развернулся и тяжелой поступью зашагал прочь. Вечеслав не выдержал. Проскользнул мимо отца, который пытался его удержать, и бросился следом за князем.

— Господине! — позвал с отчаянной обреченностью, лишь нынче окончательно уразумев, что натворил.

Ярослав остановился, глянул на него через плечо.

— Уйди. Убью.