Яромира. Украденная княжна

Князь Ладожский III

Их путь пролегал вдоль спокойной, глубокой реки. По левую сторону неровным частоколом возвышался лес с густыми кронами деревьев, уже принарядившихся к осени в багряные и золотые цвета.

Три дня назад они миновали сожжённое поселение, забрав с собой единственную выжившую девчонку. Больше они никого не повстречали на своем пути. Все было тихо и спокойно, и Ярослав никак не мог взять в толк, откуда же тогда взялось это чувство, словно кто-то глядел ему в спину?

Он привык доверять своему чутью, но эта тревога казалась необъяснимой. Множество раз он посылал кметей вперед их небольшого отряда: разведать дорогу. В последний раз он и сам поехал вместе с ними. Мало ли, вдруг что-то пропустили. Вдруг не доглядели. Ведь никакие слова не могли унять его зуд.

Но нет. Его дружинники ничего не пропускали и глядели по сторонам востро. Они так ничего и не нашли: ни впереди отряда, ни позади. Ни чужих следов, ни отметин.

Отряд князя Ярослава проезжал вдоль реки и леса в одиночестве.

Но дурное предчувствие никак не унималось. Бабки в тереме сказали бы: кто-то навел на князя морок. Но он не верил в подобные бредни седых старух. Он был князем, а не глупой бабой. Его защищал сам Перун, он носил на теле знаки Небесного Отца, и не существовало на свете той силы, которая могла бы затмить его взор и разум.

Ярослав испробовал все, что мог припомнить из рассказов старого пестуна: он очистил над священным огнем свой меч, пронеся его над пламенем и обойдя костер трижды посолонь*. Он выкупался в ледяной реке, чтобы вода смысла все дурное. Он по своей воле пролил в землю свою кровь, прошептав молитву Перуну.

Чувство, что кто-то смотрел ему в спину, никуда не исчезло. Напрочь. Все чаще ему стало мерещится, словно взгляд выжигал на лопатках два неровных круга. Пронзительный. Тяжелый. Предвещающий беду.

Князь нервно дергал щекой, кривя в усмешке губы. Расскажи ему кто из кметей подобное — сослал бы куда подальше, на тяжелую работу, чтобы выбить из головы дурь. А, поди ж ты. Теперь и сам стал намного чаще оборачиваться и подолгу глядеть себе за спину.

Добро, кмети, верившие своему князю безоглядно, пока ни о чем не догадывались. Лишь два человека порой искоса на него посматривали: воительница Чеслава да собственный сын.

Идти вдоль реки им предстояло еще пару дней. А там ждала их уже широкая дорога. Рукой подать — и доберутся до места, где собирались князья на вече.

Ярослав не любил жалеть о сделанном. Но, видно, таким уж выдался этот поход. Нет-нет да и думал, что следовало взять с собой воеводу Будимира. А не отправлять его в Белоозеро. Кого-то из ближников нужно было оставить наместником в тереме. Но вот еще одна разумная голова ему бы нынче пригодилась.

Да только поздно уже было об этом вздыхать.

Сощурившись, князь отвернулся от реки.

Ярослав стоял на берегу, пока за его спиной кмети ставили на ночь лагерь. К вечеру на дорогу опустился густой туман; воздух сделался таким влажным, что намокали сухие рубахи, и он велел остановиться на ночлег раньше обычного. Не хотел ехать дальше в серой, плотной мгле, в которой ничего нельзя было разглядеть даже на пару шагов перед собой.

Он расставил вдвое больше дозорных, чем обычно. Четверо охраняли лагерь со стороны леса, еще четверо — со стороны реки.

Даже огромный костер, который решили развести из-за тумана, горел словно через мутное стекло. Пока не подойдёшь на добрый десяток шагов, не увидишь.

Кмети сидели вокруг огня тесным кругом на поваленных бревнах. В котелке уютно и пахуче булькала сытная похлебка. Горячая трапеза — чего еще можно было пожелать в такой ненастный, серый вечер?

— Княже, — Крутояр, который нынче подсоблял кашеварить, плеснул из котелка поменьше в чарку теплого медового взвара и подал ее отцу.

Медовая пряная сладость защекотала ноздри. Руки согрелись о теплые края, и после первого глотка по жилам словно заструился сам горячий напиток.

И правда, ухмыльнулся вдруг князь. Что еще потребно в такой вечер.

Сделав второй глоток, он все же посерьезнел и поглядел на Чеславу. С одного бока к той жалась спасенная девчонка. С другого — сидел кметь Вечеслав. Ярослав уже слыхал, как не зло потешались над воительницей в дружине: прибежище для всех гонимых и обездоленных. Чеслава ухмылялась в ответ и обещала намять самым говорливым бока.

Он и сам порой посмеивался. И впрямь, кто бы мог подумать, что гордая воительница станет нянькаться с дурным щенком и малявкой, которая отчаянно цеплялась за ее портки?

— Чеслава, — позвал он негромко, все еще чувствуя во рту медовую сладость, — дозорных расставила?

Она кивнула.

— После полуночи сменим их. Сама встану, — добавила вдруг, присмотревшись к морщинам на лбу князя.

— Да кто нас в этой глуши достанет? Разве что Лешего бояться, — засмеялся кто-то из кметей.

Сперва Ярославу захотелось одернуть весельчака хлестким словом, но он себя сдержал. Сжал и разжал кулак, хрустнул пальцами. Негоже кметям попусту выговаривать. И про тревогу князя им тоже знать не надобно.

— Да тебя и Леший испужается, особливо посреди ночи.

— За своего примет! За родню! С такой-то косматой мордой.

Казалось, грянувший смех на несколько мгновений рассеял еще пуще сгустившийся туман. Ярослав ухмыльнулся. Путь зубоскалят. Всяко лучше, чем напрасно тревожиться.

Похлебка, которую стряпал его сын, удалась на славу: наваристая, сытная. Кмети скребли по котелку ложками, нахваливая зардевшегося княжича.

— Князь, брал бы ты с нами мальчонку почаще.

— Это у него от государыни-княгини. Я еще помню ее стряпню много-много зим назад, когда мы везли Звениславу Вышатовну на Ладогу.

— Ну, всяко не от отца-батюшки!

Дружный смех спугнул с деревьев ворон. Шумно каркая, те встрепенулись и слетели с давно насиженных мест.

Румяный аж до ушей Крутояр искоса поглядывал на отца: ништо осердится. Но Ярослав, напрочь, наконец успокоился. Тревога затихла, заснула. И он улыбался вместе с не в меру говорливыми кметями.

Ночью Ярослав проснулся, словно от толчка. Даже дыхание сбилось как после быстрого бега. За меч схватился прежде, чем открыл глаза, и еще долго лежал, прислушиваясь к спокойной тишине вокруг. Потом почувствовал, что место рядом с ним, место сына, пустовало. Князь резко сел и накрыл ладонью плащ, служивший им постелью: успел остыть. Значит, Крутояр ушел давно.

Перехватив меч, Ярослав плавно поднялся на ноги и прищурил глаза, привыкая к темноте. В иное время он не стал бы так волноваться за мальчишку: ну, ушел ночью по нужде. Но, верно, зудевшая тревога не давала успокоиться, и потому князь огляделся. Лагерь мирно спал. Чуть в стороне догорали последние угли костра, который они не стали тушить на ночь. Небо было затянуто темными облаками, и вдали над горизонтом стояла тьма. До рассвета было далеко.

Туман чуть отступил, и Ярослав разглядел у озера дозорных. Он довольно хмыкнул, но раскаленные щипцы тревоги сжали сердце. Выругавшись себе под нос, князь обернулся к лесу. Сыну давно пришла пора вернуться, а его все не было. Что задержало его в глуши посреди ночи?..

На смену тревоги пришло раздражение. Давненько он не брался за ремень. Но делать было нечего, и Ярослав направился ко второй линии дозорных, мимо крепко спавших кметей. Над лагерем порой разносился чей-то громкий храп. Невольно князь позавидовал такой крепости сна.

Он забыл уже, когда спал спокойно.

Знамо дело, Крутояр нашелся рядом с дозорными. Пришел черед стоять Чеславе, и его глупый сын задержался подле воительницы. Рука зачесалась отвесить ему затрещину прямо с ходу, но разлившееся по груди облегчение при виде мальчишки заставило Ярослава передумать.

— Все тихо? — он посмотрел на воительницу.

Решил, что не станет показывать, что вел себя хуже говорливых теремных нянек. Те тоже все боялись оставить дитя без глазу и кидались его искать, коли теряли из вида хоть на мгновение.

— Тихо, княже, — кивнула Чеслава. — У всех нас тихо.

Крутояр переминался с ноги на ногу и поглядывал на отца снизу вверх.

— Нечего бродить по лесу в темноте, — сказал ему Ярослав и тут же цыкнул, увидев, что сын вскинулся, чтобы ответить.

Их разговор прервал хруст веток и шум словно от падения, прозвучавший особенно громко в ночной тишине.

Князь переглянулся с Чеславой, и оба уставились в сторону, откуда донесся грохот. Там должен был стоять в дозоре один из кметей.

Свиста стрелы Ярослав не услышал. Он почувствовал его собственным хребтом и загривком, на котором дыбом встали короткие волоски. Он схватил Крутояра за шкирку и толкнул на землю, а сам бросился к Чеславе и увлек ее в сторону, за ближайшее широкое дерево.

Спустя мгновение мимо того места, где они стояли, просвистело четыре стрелы.

— Берите оружие и защищайтесь! — набрав в грудь воздуха, во всю мощь легких закричал Ярослав своей дружине.

И первым вскинул меч.

Ответом ему послужил боевой клич на чужом языке.

Им повезло.

Повезло, что Крутояр вздумал поболтать с Чеславой, и отец пошел искать сына.

Повезло, что князя донимало дурное предчувствие, и потому он приказал удвоить число дозорных.

Повезло, что Ярослав никогда и никому не давал спуска, и все его кмети укладывались на сон с мечами подмышкой.

Повезло, что берег окутал густой туман.

И что ночь выдалась безлунной.

Иначе не сносить бы всему отряду князя Ярослава головы.

Между деревьев замелькали темные силуэты, сопровождаемые зовом рога. Разбуженные криком князя кмети повскакивали с лежанок и обнажили мечи. Дозорные, вооруженные и при броне, заспешили к середине лагеря, на ходу вытаскивая стрелы из колчанов и натягивая тугие луки.

Ярославу и Чеславе пришлось худо. Они стояли ближе всех к налетевшим воинам и первыми встретили их удар. Очень быстро князь уразумел, кто осмелился на подобное. Клятые варяги. Он узнал их по броне, по каркающему, грубому языку и по характерным отметинам. Те наносили цветные полосы даже на лица.

Отбиваясь сразу от двоих, князь пытался отыскать взглядом Крутояра. Тело действовало само; мысли князя были далеко от места схватки. Он думал, куда запропастился сын, которого он видел мгновение назад. В какой-то момент он почувствовал, что Чеслава плотно прижалась к его спине своей. Так обороняться было куда сподручнее, ведь на князя и воительницу приходилась целая толпа. Ярослав насчитал шестерых.

Они крутились на месте, не позволяя никому их разделить, чтобы ударить в спину, и отбивались от атак, непрестанно вращая мечами. Малейшая брешь в их защите могла привести к смерти.

Вокруг разносились крики, слышалась ругань. Боевой рог варягов больше не пел. И не свистели стрелы, ведь два войска сошлись в тесной схватке. Туман, стелившийся над землей от самой реки, серой дымкой скрыл корни деревьев и прочие коряги, за которые цеплялись ноги. Высотой он был взрослому мужу по колено, и сквозь его плотную пелену нельзя было ничего разглядеть, и уже несколько воинов пало, споткнувшись о торчавший корень и налетев на чужой меч.

Мальчишеский крик показался Ярославу ушатом ледяной воды.

Он отвлекся, едва не пропустив удар, и поглядел в сторону: упиравшегося Крутояра тащил вглубь леса высокий, здоровый как бык варяг. Лицо сына было залито кровью. Княжич извивался изо всех сил. Он был безоружен и пытался руками, ногами, зубами — хоть чем достать врага. Он смог прокусить ему до крови палец, когда тот хотел зажать ему рот.

Рассвирепев, варяг схватил Крутояра за шкирку, оторвал от себя и бросил спиной в ближайшее дерево.

Сердце у Ярослава пропустило удар. Он услышал хруст и был готов молиться всем Богам, чтобы тот хруст не оказался сломанным хребтом его старшего сына…

Здоровенный варяг нарочито медленно приближался к Крутояру, который отчаянно пытался отползти в сторону.

— Чеслава! — позвал князь перед тем, как разорвать их связку.

Он бросился к сыну, разумом прекрасно понимая, что не поспеет. Но сердце обливалось кровью, перед глазами плясали пятна, а в ушах все еще стоял тот хруст. Первым до княжича добрался кинувшийся наперерез князю Вечеслав, который со всего маху врезался боком в варяга, заставив того пошатнуться и отступиться, и этой заминки хватило, чтобы Крутояр сдюжил увернуться от неминуемого удара.

Меч вошел в землю в одном локте от места, где прежде лежала его голова.

Ярость подстегнула князя. Он в два шага преодолел оставшееся до варяга расстояние и налетел на него со спины. При нем был лишь один меч да рубаха. Его противник был надежно укрыт кожаной броней с металлическими пластинами. Из голенища сапога у него торчал кинжал, а к поясу был прилажен средний по размеру молот.

Краем глаза Ярослав заметил, что Вячко оттащил Крутояра в сторону. А потом он схлестнулся с варягом, и весь остальной мир перестал для него существовать.

Противник был шире князя в плечах и почти на полголовы выше. Замах у него был куда больше, чем у Ярослава, и всякий раз, когда меч со свистом рассекал воздух, и князь выставлял ему навстречу свой, он с трудом выдерживал сокрушительный по силе удар. Ноги скользили по земле. Он упирался, но варяг его теснил. Он и впрямь был похож на быка: такой же неистовый и мощный, сметающий все на своем пути.

Князю приходилось худо. Давно пропитавшаяся потом рубаха липла к телу. Волосы лезли в глаза. Он побагровел лицом, пытаясь одолеть варяга и справиться с его напором. На шее, на висках, на руках — везде от напряжения вздулись жилы.

Ярослав хотел сбить противника с толка. Поймать ложным ударом, отвлечь внимание, обмануть. Они оба ходили друг напротив друга широкими кругами, выжидая удачный момент для нападения.

Князь тяжело, хрипло дышал. Впрочем, неповоротливому варягу приходилось не слаще. В очередной раз их мечи схлестнулись, и вокруг разнесся пронзительный, оглушающий скрежет. Ярослав выставил вперед клинок, вцепившись в рукоять двумя руками. Его ноги медленно, но неуклонно скользили назад по утоптанной земле. Варяг теснил его до тех пор, пока князь не почувствовал спиной шершавую кору.

Он увидел замах за мгновение до того, как враг занес меч, и ничком нырнул на землю, перекатившись вбок. Варяг бросился за ним, безостановочно рубя мечом, словно топором дрова. Ярослав едва успевал уклоняться. Небо и земля смешались у князя перед глазами, и лишь перекошенное от злости лицо врага оставалось неизменным.

Когда варяг пошатнулся, князь не сразу понял, что случилось. Затем у того из раны хлынула кровь, и он отвернулся от Ярослава. Перехватил меч левой рукой, в правую взял снятый с пояса топор и замахнулся.

Князь не стал медлить. Вскочив на ноги, он обшарил взглядом землю, ища меч, который выронил. Тот лежал неподалеку у дерева, и князь бросился за ним, слыша за спиной яростный рев раненого противника. Крепко обхватив рукоять, он вернулся и вовремя: кто бы ни сражался с варягом, отвлекая внимание на себя, этот смельчак уже валялся на земле. Ярослав поспел в тот самый миг, когда враг занес молот для последнего, сокрушительного удара. Он всадил меч ему под ребра, и тот тяжело осел на колени, и Ярослав с двух замахов отрубил варягу голову.

Отдышавшись и утерев катившийся по лицу пот, Ярослав поднял взгляд. Рядом с телом поверженного противника валялся кметь Вечеслав. Голова у него была разбита, из отметины на затылке струилась кровь.

Князь подошел к нему, опустился на одно колено, присматриваясь к ране. Мальчишке повезло, молот задел его самым краем. Кровище натекло много, но порез оказался не глубоким. Выкарабкается.

Вячко распахнул глаза и обеими ладонями неожиданно сильно вцепился в руку князя.

— Лежи тихо. Молча, — приказал Ярослав и, отпоров от рубахи добрый кусок, свернул и приложил ему к голове. — Зажми и не шевелись.

Кметь если не спас ему жизнь, то очень сильно подсобил. Одни Боги ведают, как долго он смог бы уворачиваться от ударов варяга…

Князь вздохнул. Погубил его дочь и спас ему жизнь.

С усилием Ярослав поднялся на ноги и выпрямился, оглядываясь. Нужно было спешить, битва еще не окончена.

Но он ошибся.

Его поредевшая дружина одолела врага.

Первым ему на глаза попался кметь по имени Мал. Завидев Ярослава, тот широко улыбнулся.

— Я сыскал князя! — завопил он куда-то себе за спину. — Жив, жив!

В ответ раздался сдержанный гул множества голосов. Ярослав хорошенько оглядел лес. Во время схватки он ушел далеко от места, где стоял с Чеславой. Немудрено, что кмети его потеряли. С варягом они бились в стороне ото всех.

— Вячко ранен, молотом зашибло, — князь поглядел на радостного кметя и указал за спину. — Подсоби ему.

И пошел искать сына.

Прихрамывающий Крутояр нашелся на половине пути до лагеря. Рубаха у него была запачкана кровью и грязью, и он берег правую руку, прижимая ее к телу. У Ярослава отлегло от сердца: сын шел сам, и, стало быть, страшный удар спиной о дерево не раздробил ему хребет. Стиснув челюсть, князь отвернулся и прошел мимо. Грудь обожгло горечью, но Ярославу было не впервой заставлять себя делать то, к чему не лежало сердце.

Прежде всего он был князем, а уже потом отцом. И сперва он должен был узнать, во что обошлось лагерю нападение варягов.

Потрепанная, хмурая Чеслава как раз считала раненых и убитых, когда он подошел к ней. Она не отошла еще от битвы: тяжело дышала, нервно сжимала рукоять меча, не убирая его в ножны. Щеки у нее раскраснелись, а под единственным глазом наливался цветом синяк. В паре шагов от нее сидела девчушка, которую они спасли из поселения. С виду казалась невредимой, токмо испуганной.

«Вот и славно», — подумал князь.

— Мы взяли двоих выблядков живыми, — выдохнула воительница, завидев Ярослава. Потом ее взгляд дрогнул, ища кого-то за его спиной. — Не видал Вячко, княже?

— С ним Мал. Зашибло молотом, но жить будет, — Ярослав ухмыльнулся, но быстро посерьезнел. — Что воевода Видогост? Не сбежал в сумятице?

Чеслава покачала головой.

— Не зря его вдали ото всех держим. Дарён его связал под деревом да к нам полетел… — она вздохнула, устало провела рукой по лицу и поджала губы. — Нет больше Дарёна. А этот червь живой, — мрачно сплюнула себе под ноги.

Ярослав похлопал воительницу по плечу.

— Скольких мы потеряли?

— Восьмерых… — глухо отозвалась Чеслава. — Варягов полегла дюжина и еще половина. Двое дышат. Пока.

Князь не сдержал усталого вздоха. Восемь кметей. До того, как покинуть ладожский терем, он намеревался вернуть домой целыми и невредимыми всех, кто отправился вместе с ним. Но Боги рассудили по-иному.

Оберег Перуна обжег грудь, и Ярослав сжал его в кулаке, оттянув на шее шнурок.

— Пригляди за княжичем, — попросил он, уже повернувшись к воительнице спиной. — Варяг его зашиб о дерево.

Он был князем. И в первый черед ему надлежало радеть о своей дружине. И потому Ярослав ушел. Хотел переговорить с кметями, своими глазами убедиться, что воевода Видогост не сбежал. Нужно было позаботиться о раненых, навести порядок в разрушенном лагере.

И подумать, как поступит дальше.

Как бы ни хотелось, выживших варягов он убивать не станет. Привезет их на вече. Вместе с воеводой Видогостом, вместе с выжившей девчушкой из сожжённого поселения. Привезет и заставит выслушать каждого.

Ему и самому есть, что сказать.

Придется собирать великую рать. И гнать Рюрика из Нового Града до его холодной, постылой родной земли.

* Посолонь — это движение, совершаемое по часовой стрелке.