Акт бунта

ГЛАВА 14

ПАКС

Я подхожу.

Я сдал анализы, не потому что Чейз втянула меня в это. За мои ниточки не так-то легко дергать. Христос. Но она действительно подняла очень хороший вопрос. Мередит хочет умереть, потому что смерть сделает ее мученицей. О, бедная женщина. Она томилась в этой больнице несколько месяцев подряд, а ее несчастный сын даже не навестил ее. Она знала, что он, вероятно, подходит ей, но не могла вынести, чтобы он страдал от боли, поэтому просто позволила себе умереть. Это истинная любовь, которую мать питает к своему сыну. Очень красиво. Очень грустно.

Будь я проклят на всем пути в ад и обратно трижды, если позволю ей уйти с этим дерьмом. И да. Будет приятным бонусом, что она никогда в жизни не сможет поливать меня грязью за что бы то ни было, черт возьми. Я буду великодушным защитником, который позволил ей продолжать дышать, и никогда не позволю ей забыть об этом.

Я воздерживаюсь от того, чтобы снова навестить свою мать. Медперсонал сообщил ей, что найден анонимный донор, и она сказала, что ей нужно подумать о принятии такого пожертвования. Подумать, как будто это не самая приятная новость, которую она когда-либо получала. Есть люди, которые цепляются за жизнь, ожидая новостей о том, что для них найден донор. Они продали бы все, что у них есть, ради еще одной недели, одного дня, еще одной секунды со своими семьями. Но Мередит должна подумать, хочет ли она вообще второго шанса на жизнь. Как будто сама мысль об этом ей наскучила.

Два дня спустя я регистрируюсь в больнице, огрызаясь и рыча на всех медсестер, которые приходят, чтобы сказать мне, каким храбрым и удивительным они меня считают. Некоторые из них очень горячие. Пара из них — это десять из десяти. Я думал, что модельный бизнес всегда будет тем, что приносит мне больше всего кисок, но оказалось, что, если сдать определенное количество вещества изнутри костей, женщины будут сбрасывать трусики повсюду. Пока лежу на бугристой больничной койке, ожидая, когда хирург спустится и скажет мне, что именно произойдет, а затем отведет меня в операционную, мне представляются по меньшей мере четыре возможности потрахаться. Я отклоняю их все. Не знаю, что со мной не так. Мысль о том, что горячая медсестра может отсосать мне, пока Чейз все еще восстанавливается после травм двумя этажами ниже, почему-то неприемлема. Мне плевать на девушку. Действительно, блядь, плевать. Но каждый раз, когда одна из этих красоток заигрывает со мной, мой член остается решительно мягким.

Мой врач профессионален, хладнокровен и уверен в себе. Она проговаривает процедуру, а я притворяюсь, что внимательно слушаю. Потому что не могу сосредоточиться ни на чем, кроме своей отчаянной потребности покончить с этим, чтобы убраться отсюда к чертовой матери и вернуться в Бунт-Хаус.

— Вы понимаете, мистер Дэвис? — Она строго смотрит на меня.

— Да, конечно.

— Повторите мне то, что я только что сказала.

— Никакого плавания во время восстановления. Никакого алкоголя. Никакого секса. Никаких напряженных занятий любого рода. Мне будет больно. Я буду в синяках. Если замечу какие-либо странные припухлости или кровь в моче, то должен при первой же возможности отправиться в больницу…

— Не при первой же возможности. — Доктор качает головой. — Немедленно. Если в моче появится кровь или поднимется температура, что-то может быть не так. В зависимости от причины, вы можете умереть. Вы понимаете, что это не будет прогулкой в парке, мистер Дэвис? Это будет связано с болью и дискомфортом. Пройдет некоторое время, прежде чем вы снова встанете на ноги и почувствуете себя полностью самим собой.

Признаюсь, я думал, что они смогут откачать немного крови и таким образом забрать у меня то, что им было нужно. В наши дни люди очень часто сдают стволовые клетки периферической крови, но доктор Лондон подумала, что традиционное, более инвазивное донорство было бы более эффективным в случае моей матери, и вот я здесь, собираюсь разрешить просверлить дырку в задней части моего гребаного таза.

Я смотрю ей прямо в глаза.

— Я прочитал все эти дурацкие брошюры. Провел свое исследование в Интернете. И говорил об этом с восемью из вас, ребята. Я знаю, как это будет хреново. Можем мы, пожалуйста, просто покончить с этим?

У нее на лице выражение «Я-не-ценю-твое-отношение-парень». Удивительно, сколько людей я видел с таким же за эти годы. Она медленно выдыхает через нос, сверля меня взглядом, потом что-то записывает в блокноте, который держит в руках; затем передает его съежившемуся ординатору позади нее.

В операционной сварливый ублюдок, изо рта которого воняет несвежим кофе, говорит мне считать в обратном порядке от десяти, пока вводит меня в наркоз. Я упрямо смотрю на него, сердито, пока края моего зрения расплываются.

Затем все становится черным.

Когда просыпаюсь, у меня пульсирует в левом бедре, и бьется слишком быстро. Это чертовски больно. Сейчас я нахожусь в больничной палате, а на улице темно. Маунтин-Лейкс молчит по другую сторону большого голого окна в комнате, но в воздухе стоит странный электрический гул. Может быть, раздражающий гул как-то связан с тем фактом, что кто-то только что просверлил дырку в моем гребаном бедре.

Я пытаюсь сесть, и с небес сходит молния, ударяя меня по члену. Ужас накапливается у меня в животе, когда страх закрадывается внутрь. Почему, черт возьми, у меня болит член? Почему, блядь, мне так больно? Что-то пошло не так. Они каким-то образом повредили мое барахло. Я сломан. Они, блядь, искалечили меня. Я откидываю простыню, готовясь к худшему. И вот она: тонкая трубка, выходящая из конца моего члена. Она ведет к прозрачному пластиковому пакету, прикрепленному к штативу для капельницы рядом с кроватью.

Они поставили мне катетер. Гребаный катетер. Ни за что, блядь. Я не собираюсь лежать здесь с трубкой, засунутой в член. Оглядываюсь вокруг, пытаясь найти кнопку вызова, которую мог бы использовать, чтобы привлечь чье-то внимание. В конце концов, вижу кнопки на внутреннем подлокотнике кровати. Нажимаю на красную кнопку пять раз, и через несколько мгновений дверь с грохотом распахивается, громко ударяясь о стену. Кто бы вы думали врывается внутрь, выглядя безумным и готовым ко всему? Так, так, так, если это не мой старый приятель Реми. Синяк, который я поставил ему на челюсти, выглядит ужасно.

Он подбегает к кровати.

— Что? Что не так? Ты можешь дышать?

Я отмахиваюсь от его рук.

— Да, я, блядь, могу дышать. Вытащи эту чертову трубку из моего члена прямо сейчас, или я вырву ее голыми руками.

Выражение лица Реми мрачнеет.

— Эта кнопка предназначена только для экстренных случаев. Ты хоть представляешь, сколько тревог ты только что поднял?

— Одиннадцать.

— Не умничай, придурок. — Он хлопает по зеленой панели на стене над кроватью, и в коридорах раздается «Динь-динь! Динь-динь! Динь-динь!» и все затихает. — Катетер не выйдет, пока ты не наполнишь этот пакет. — Реми указывает на пластиковый пакет на штативе для капельницы. — Ты еще не прошел и пятой части пути. Выпей немного воды. Возможно, я смогу убрать его утром.

— Ты сумасшедший? Я не хочу, чтобы эта хрень была во мне всю ночь. Она растянет мою гребаную уретру.

Реми закатывает глаза.

— Для того, кто так хорошо умеет держать удар, ты, конечно, большой ребенок.

— Я не шучу. Достань катетер, или, клянусь Богом, я его вырву.

Он смеется.

— Вперед. Посмотришь, что тогда произойдет с твоей уретрой. Дай мне взглянуть на твою спину.

Я киплю, когда он откидывает одеяло и стоит там, ожидая, когда я перевернусь.

— На самом деле мне за это платят, — отмечает он. — По общему признанию, не очень хорошо, но я смирился со своей зарплатой. Поэтому могу потратить здесь с тобой весь свой день и все равно заплачу за аренду в конце месяца. Мне до лампочки.

— Ты, блядь, хуже всех, ты это знаешь?

Реми ухмыляется.

— А ты жалкий мешок дерьма. Тебе повезло, что Пит сказал мне, что ты ходил навестить Пресли, иначе я бы сейчас так мягко с тобой не обращался. В обычной ситуации ты мог бы наброситься на меня с кулаками, но поверь — ты не сможешь драться через пять минут после пробуждения после донорства костного мозга.

Я стону, сдерживая очень красочные выражения, когда переворачиваюсь ровно настолько, чтобы Реми мог расстегнуть мой халат и проверить место разреза. Не знаю, должен ли я чувствовать себя самодовольным из-за того, что он пялится на мою голую задницу, или мне должно быть стыдно, что я должен выставлять себя напоказ перед ним. Парень тычет и толкает меня, достаточно нежно, что-то ворчит, затем заменяет мне повязку и говорит, что я могу снова лечь.

— Очень аккуратно. Очень чисто. Доктор Лондон — лучшая. — Реми агрессивно строчит что-то в моей карте.

— Где моя сумка? Моя одежда? Мои туфли?

Он не отрывает взгляда от блокнота.

— Заперты в шкафу в раздевалке для персонала, — говорит он. — Ты получишь их обратно через пару дней, как только доктор Лондон скажет, что ты достаточно здоров, чтобы уехать отсюда.

— Ух. Я так не думаю. Я иду домой.

Реми вздыхает, опуская планшет.

— Откуда я знал, что ты доставишь неприятности, а? Я, должно быть, чертов экстрасенс.

— Верни мне мое барахло, Реми.

— Нет.

— Клянусь гребаным Богом…

— Клянись, чем хочешь. Это ничего не изменит. Твое тело только что пережило травму. Ты слаб и уязвим для инфекций. Тебе нужно отдохнуть и подлечиться.

— Значит, ты держишь меня в плену?

Реми фыркает, используя тон, который предполагает, что я, возможно, слабоумный.

— Я делаю свою работу и забочусь о своем пациенте. Поверь мне, я наслаждаюсь твоим обществом гораздо меньше, чем ты моим. Если бы это зависело от меня, я бы позволил тебе ковылять отсюда сию же секунду.