Акт бунта

ГЛАВА 40

ПРЕС

— Что, если никто не придет?

Папа стоит перед зеркалом и хмуро смотрит на свое отражение. На нем совершенно новая черная рубашка, сшитая на заказ, и пара новых черных джинсов, которые он купил в Бостоне четыре дня назад. Белые кроссовки (тоже совершенно новые) контрастируют с его полностью черным нарядом. Я предупредила его, чтобы он их не носил — они слишком крутые для него, — посоветовав ему вместо этого надеть пару черных кожаных модельных туфель, но он сразу отверг мой непрошеный совет. И был прав. Он мой отец. Я всегда предполагаю, что тот должен носить одежду стариков, соответствующую его старческому состоянию ума, но правда в том, что папа совсем не старый.

Он все еще может носить такой наряд. Папа выглядит великолепно, и я говорю ему об этом.

— И тебе не о чем беспокоиться. Люди придут. Все уже несколько недель говорят об открытии этого заведения. Даже некоторые преподаватели спрашивали об этом. И все мои друзья придут. Это будет большой успех.

Папа с сомнением смотрит на себя в зеркало.

— Не пойми меня неправильно, милая. Я невероятно благодарен, что ты пригласила всех своих друзей прийти, но море шумных восемнадцатилетних подростков — это не совсем та публика, на которую я надеялся на открытии.

Я хмуро смотрю на него, разворачивая его так, чтобы могла расстегнуть верхнюю пуговицу его рубашки; он выглядит так, будто едва может дышать.

— Почему? Ты ненавидишь деньги или что-то в этом роде? — саркастически спрашиваю я. — У одного из тех шумных восемнадцатилетних парней, которые придут сюда сегодня вечером, вероятно, будет больше располагаемого дохода, чем у пяти местных семей. Тебе не следует так быстро воротить нос.

Он показывает мне язык.

— Хорошо, ладно. Справедливое замечание. Полагаю, что большая ночь сборов лучше, чем пустые места. И все студенты академии скоро разъедутся. Тогда я сосредоточусь на местных жителях.

Лучше бы он мне не напоминал. До конца школы осталась одна неделя. Всего одна. Ровно через семь дней выпускной, и все покинут Вульф-Холл. Все соберут вещи в своих комнатах, и вереница автомобилей перекроет дорогу, ведущую в гору, и один за другим люди, с которыми я провела последние четыре года своей жизни, медленно исчезнут в мире. Конечно, я снова увижу Элоди и Кэрри. Возможно, я не поеду с ними в Европу, но у нас будут каникулы и много других возможностей пообщаться.

Вот только Пакс…

Пакс уедет, и я, вероятно, больше никогда его не увижу. Это не должно жечь так сильно, как сейчас. Потому что почти не общалась с ним за последние две недели. Конечно, я видела его на занятиях, но никаких сообщений не было. Он больше не появлялся в моей комнате. Я не ходила к нему в дом. Мы обменивались главами, работая на удивление быстро над нашим новым проектом, но в остальном он был призраком.

Открытие ресторана проходит без сучка и задоринки. Место забито до отказа. Папа проверяет свой телефон каждые десять минут, суетясь над экраном в промежутках между приветствиями своих клиентов и объяснением меню, которое он подготовил для торжества. Я помогаю рассаживать людей, на моем лице застыла улыбка, которая не исчезает, когда я вижу, как Элоди входит под руку с Рэном Джейкоби — я должна была знать, что Рэн будет здесь сегодня вечером. Куда идет Элоди, туда идет и он. Кэрри и Дэш входят прямо за ними. Мое сердце замирает в груди, когда я жду, войдет ли Пакс вслед за ними. Но он этого не делает.

— О боже, это место выглядит потрясающе! — Кэрри осматривается, пока я провожаю их к столику на четверых.

— Пахнет потрясающе, — добавляет Элоди. Я так благодарна им за то, что они пришли и поддержали моего отца, что готова была расплакаться. Но это не мешает мне снова оглянуться на дверь и спросить как можно небрежнее: — Столика на четверых достаточно или?..

— Пакс не придет, — стонет Дэш, садясь. — Он дома, дуется. Не знаю, что происходит между вами двумя, но надеюсь, что вы скоро во всем разберетесь. Парень делает нашу жизнь невыносимой, носится по дому, как чертов ребенок.

— О чем ты говоришь? Все в порядке. — Я слегка смеюсь, пытаясь отмахнуться от комментария, но знаю, что Дэш прав. Пакс злится на меня из-за чего-то. Я просто не знаю, из-за чего именно. Он сидит неподвижно, как доска на уроках экономики и английского, тычет кончиком ручки в блокнот и смотрит в пространство. Никаких враждебных колкостей. Никаких угроз. Никаких грязных косых взглядов. Никаких скривленных губ или сердитых комментариев. Больше никаких браслетов дружбы на его запястьях.

Осознание того, что он срезал их, причиняет боль. И тот факт, что он отрезает меня, тоже причиняет боль. Быть объектом внимания Пакса было опьяняюще и пугающе. Быть игнорируемой им, черт возьми, разрушает душу.

Примерно в половине девятого папа отводит меня в сторону, потирая лоб.

— Я хотел, чтобы это было сюрпризом, но Джона должен был быть здесь сегодня вечером. Я купил ему билет на самолет. Он должен был появиться шесть часов назад, но не отвечает на звонки. Ты ничего от него не слышала?

У меня кровь стынет в жилах. Внезапно я чувствую тошноту в животе. Джона должен быть здесь. Есть шанс, что он появится и войдет в двери ресторана в любую секунду? Я была бы идиоткой, думая, что папа не хотел бы, чтобы его сын присутствовал на открытии его грандиозного ресторана, но мысль о том, что Джона появится на этом мероприятии, никогда не приходила мне в голову. Не могу смириться с тем, что Джона здесь. Я, блядь, не могу.

Я в состоянии сильного беспокойства, у меня кружится голова, когда мечусь по ресторану, пытаясь притвориться, что со мной все в порядке, но это не так. У меня не было Пакса, который отвлекал бы меня от моих монстров почти две недели. Я думала, что со мной все будет в порядке, действительно так думала. Но без Пакса, который мог бы прогнать воспоминания, в последнее время они напирают. Становится все труднее и труднее представить, что со мной все будет в порядке, когда я покину Маунтин-Лейкс. В ложь, которую я говорила себе, становится все труднее и труднее поверить.

Вечер, в конце концов, подходит к концу, последняя группа гостей покидает ресторан далеко за полночь. Папа так измучен и обеспокоен тем фактом, что Джона до сих пор не появился, что не сопротивляется, когда я говорю ему, что хочу пойти и поспать в своей кровати в академии, а не дома, как он предполагал. Завтра понедельник, и мне нужно быть на занятиях первым делом, поэтому он позволяет мне поехать обратно в гору.

Однако мое беспокойство не проходит, когда я захожу в свою спальню. Я почти не сплю. Оно все еще здесь утром, душит меня, когда я спешу на урок английского языка Джарвис, и только усиливается, когда я вижу пустое кресло Пакса за нашей общей партой.

Мне нужно его увидеть.

Нужно с ним поговорить.

Я просто… Он мне чертовски нужен. Я больше не могу этого выносить.

— Все в порядке, Пресли? — спрашивает Джарвис, когда видит мое лицо. — Ты выглядишь очень бледной. У тебя приступ паники? — С тех пор как мой отец рассказал ей о моей предполагаемой попытке самоубийства, ее постоянное пристальное внимание было невыносимым.

Я отмахиваюсь от ее вопросов, качая головой.

— Где Пакс?

— Оу. Кажется, прошлой ночью ему пришлось уехать в Нью-Йорк. Какая-то семейная чрезвычайная ситуация. — Джарвис, кажется, не очень обеспокоена тем, что она мне только что рассказала, но знает ли она о проблемах со здоровьем мамы Пакса? Нет. Я сомневаюсь, что Пакс рассказал кому-либо из преподавателей академии, что он пожертвовал костный мозг своей больной матери. Если ему пришлось срочно возвращаться домой из-за какой-то чрезвычайной ситуации, значит, что-то случилось. Его маме, должно быть, стало хуже.

Я не могу думать ни о чем другом, пока урок английского проходит невероятно медленно.

К тому времени как звенит звонок, сигнализирующий о конце моей пытки, я уже приняла решение.

Мне все равно, злится ли Пакс на меня. Меня не волнует, что он больше не хочет иметь со мной ничего общего.

Я еду в Нью-Йорк.

Я собираюсь поехать туда и убедиться, что с ним все в порядке.

***

— О чем ты говоришь? Я чертовски люблю поездки. — Рэн запихивает спортивную сумку в багажник машины. — К тому же, он ушел посреди ночи и ни слова не сказал. Пакс знает, как сильно я люблю посещать город. И я с нетерпением жду встречи с Мередит.

Я попросила Элоди узнать у Рэна адрес, по которому могла бы найти Пакса. Она появилась в моей комнате час спустя и сообщила мне, что Рэн собирается сам отвезти нас всех троих в город, и не собирается принимать отказ в качестве ответа. Теперь, когда я стою перед Бунт-Хаусом с сумкой у ног, я вижу, что она права; он непреклонен в том, что поедет. Парень поднимает мою сумку и тоже бросает ее в багажник.

— Только не говори ничего Дэшу или Кэрри. Я не могу справиться с тем, чтобы возить пятерых человек в одной машине. Этого, блядь, не будет.

Мы отправляемся в путь сразу после трех.

В шесть Рэн ухмыляется, быстро читая сообщение, пришедшее на его телефон.

— С ним все в порядке. С Мередит все в порядке. У него фотосессия с каким-то известным фотографом. О-о-о, Ральф Лорен? Прикольно. Он сказал, что возникла чрезвычайная ситуация, чтобы исчезнуть на пару дней.

Мое сердце немного замирает в груди. С сегодняшнего утра я отправила Паксу в общей сложности четыре текстовых сообщения, спрашивая, все ли с ним в порядке, и он не ответил ни на одно из них. Мне следовало знать, что он ответит Рэну, он одним из его лучших друзей и все такое, но это все еще немного задевает.

— Ох. Рада, что он наконец-то ответил, — бормочу я.

— Ух. Пожалуйста. Как будто этот парень когда-нибудь отвечает на сообщения, когда у него плохое настроение. Его мама только что написала мне, что с ней самой все в порядке. И я только что взломал его электронную почту. В календаре есть напоминание о съемках Ральфа Лорена сегодня днем и завтра утром.

— Ты взломал его электронную почту? — Элоди не выглядит удивленной, но я, черт возьми, удивлена. — Как?

Рэн бросает на меня быстрый взгляд в зеркало заднего вида.

— У меня есть свои способы. — Я так привыкла к тому, что Элоди сейчас встречается с ним, что, кажется, забыла, что он все еще Рэн Джейкоби, темный лорд Бунт-Хауса. Он все еще существует в морально сером мире, где взлом учетных записей электронной почты друзей — вполне приемлемый поступок.

Господи. Если он не против вторжения в личную жизнь одного из своих лучших друзей… что, если он взломал мою учетную запись электронной почты? Там есть сообщения от моих врачей. Назначения терапии. Связи со всеми видами групп поддержки по предотвращению самоубийств и…

Я пытаюсь избавиться от этих мыслей, но освободиться от них все равно, что пытаться вытащить ноги из вязкой грязи. Это требует реальных усилий. Зачем Рэну взламывать мою электронную почту? У него нет никаких причин. Но когда поднимаю глаза, я вижу, что парень снова смотрит на меня в зеркало заднего вида, его темные брови сошлись вместе. Как будто он взломал мой аккаунт, и все знает.

Я отворачиваюсь, глядя в окно. Пейзаж, пролетающий за окном, меняется с массачусетского леса на коннектикутский, когда мы проезжаем границы штатов.

— Тогда, может быть, нам стоит вернуться, — тихо говорю я. — Если он в порядке, и его мама не больна. Он явно не хочет разговаривать ни с кем из нас.

Рэн только смеется.

— О, мы не собираемся возвращаться. Мы уже на полпути. И кроме того. Этот сукин сын никогда не знал, что для него хорошо. Он поговорит с нами, нравится ему это или нет.