Акт бунта

ПРОЛОГ

МЕСЯЦ НАЗАД

ПРЕС

Сны — странная штука.

Иногда бывает трудно отличить то, что реально, от того, что происходит, когда вы засыпаете ночью. Возьмем, к примеру, прямо сейчас. Сколько раз я мечтала переспать с Паксом Дэвисом? Сколько раз фантазировала о его губах на своих? Чтобы его язык скользил и исследовал, пробуя на вкус каждый сантиметр моего тела? О его руках в моих волосах, ощупывающих мою грудь через платье? Сколько раз я представляла, каково это — чувствовать, как его эрекция упирается во внутреннюю сторону моего бедра, когда парень трется своими бедрами о мои?

— Черт возьми, Чейз. Ты, блядь, убиваешь меня.

Возмутительно большое количество раз, вот сколько. Сотни. Может быть, даже тысячи. За последние три с половиной года, с тех пор как я прибыла в академию Вульф-Холл робким, одиноким первокурсником, я представляла себе эту сцену в бесконечных деталях в своей голове. Каждая грань этого момента была создана и разыграна, воспроизведена, а затем перевоспроизведена, подобрана в соответствии с моим настроением.

Иногда в моих мечтах Пакс милый. Сломленный и раскаявшийся. Разрисованный чернилами бог с бритой головой, на коленях умоляющий меня о прощении, извиняющийся за все травмы и неудобства, которые он и его друзья причинили мне.

В других случаях, он остается самим собой: злым, высокомерным, замкнутым и самодовольным. Пакс не приносит мне извинений. Он врывается в мою спальню, глаза пылают раздражением, аура гнева гудит вокруг него, загрязняя комнату, заставляя мои нервы сжиматься в тугой комок. Парень словно идет в атаку. Никаких любезностей. Никаких светских бесед. Всего шесть слов, от которых мои кости превращаются в желе под кожей.:

«На колени, Чейз. Прямо сейчас, блядь».

Этот опыт прямо сейчас — начинаю подозревать, что это действительно может быть реальностью — не похож ни на что, что я когда-либо фантазировала в своей голове. Для начала, я чертовски пьяна. Вместо моей теплой, уединенной, безопасной спальни мы посреди леса, окутанные темнотой, в то время как вечеринка, которую он и его соседи по дому устраивают, бушует в ночи.

Анархист из Бунт-Хауса наваливается на меня, прижимая к дереву, к которому он толкнул меня десять минут назад, впиваясь зубами в мою шею, как дикарь, которым и является.

— Черт. Ты потрясающе пахнешь, — стонет он.

Мой мозг настолько затуманен «Космополитами», которыми Дамиана снабдила меня ранее, что я не могу ясно мыслить. Не то чтобы я когда-либо могла трезво мыслить рядом с Паксом. Пытаюсь уловить сложный аромат, исходящий от него, такой пьянящий и притягательный, но даже не могу вспомнить названия запахов, которые представляются мне. В моей голове мелькает картина пожара, черный дым от которого поднимается в звездную, холодную ночь над головой. Скошенная трава и ковер мяты, колышущийся на легком ветерке. Свежесрезанные лаймы и древесная стружка, оседающая на пол мастерской.

Парень быстро справляется с маленьким черным платьем, которое я надела на вечеринку. Оно падает на лесную подстилку, и мой лифчик следует за ним. Я так ошеломлена, парализована своим шоком, что ничего не делаю и не говорю, когда тот снимает с меня трусики, оставляя меня обнаженной под лунным светом.

На короткую секунду Пакс откидывается назад и рассматривает мое тело.

— Черт. Ты просто… — Парень качает головой, его взгляд пирует на моей обнаженной груди и животе, блуждает по бедрам и вниз по ногам. Однако он не прекращает разглядывать меня, пока его глаза, с радужками цвета расплавленной стали, не останавливаются на моих волосах.

— Невероятно, — выдыхает он, накручивая длинную волнистую прядь волос на пальцы. — Такая красивая. Такая… рыжая.

Я никогда не ненавидела свой цвет волос как таковой, но мне неоднократно хотелось их покрасить. Наличие рыжих волос гарантирует постоянные низкопробные издевательства со стороны самых разных людей, независимо от возраста. Однако в этот самый момент я влюблена в свои теплые, насыщенные каштановые волны. Пакс выглядит потрясенным цветом и длиной волос, немного ошарашенным, и его искренняя оценка того, что многие другие мужчины могли бы счесть недостатком, заставляет мое сердце биться еще быстрее.

Господи, я чертовски хочу его.

Хочу его так сильно, что чувствую вкус. И думаю, он тоже хочет меня. Нетвердо стоя на ногах, Пакс снова наклоняется ко мне, вдыхая аромат моих волос.

— Господи Иисусе, Чейз. — Он утыкается лицом в изгиб моей шеи. Его рот обжигающий на моей разгоряченной коже, и он чувствуется… это ощущается…

Дыши.

Дыши.

Дыши, ради всего святого!

Черт, кажется, я сейчас потеряю сознание.

— Ты убиваешь меня, — стонет он. Пакс Дэвис — один из трех привилегированных студентов, проживающих в Бунт-Хаусе, — целует меня так, будто от этого зависит его жизнь.

Все без исключения парни из Бунт-Хауса пользуются определенной известностью и репутацией, которая предшествует их появлению, куда бы они ни пошли. В маленьком городке Маунтин-Лейкс, штат Нью-Гэмпшир, нет ни одного живого человека, который не знал бы имен Рэна Джейкоби, Пакса Дэвиса и лорда Дэшила Ловетта IV.

Богатые. Избалованные. Высокомерные и жестокие.

Имя Пакса отпечаталось в моей душе за последние три года. Я была одержима им с того момента, как впервые увидела, а теперь его обнаженное тело прижато к моему, и все это кажется нереальным.

Я так пьяна, что мир безумно раскачивается, как качели. Пакс прислоняется к дереву, не давая своему весу раздавить меня, и я цепляюсь за него, желая его, нуждаясь в нем больше, чем когда-либо нуждалась в чем-либо за всю свою гребаную жизнь. В то же время я не могу унять панику.

Этого не происходит.

Этого просто не может быть.

Это Пакс.

Это его руки обхватывают и мнут мою обнаженную грудь.

Его язык оставляет горячий след на изгибе моей шеи.

И его чрезвычайно твердый член, скользит по гладкости между моих бедер, головокружительно трется о мой клитор, оказывая идеальное давление, это так, так приятно…

Я стону, когда парень прижимается ко мне, позволяя моей голове откинуться на шершавый ствол дерева.

Это Пакс. В любую секунду он будет внутри меня. Меня будет трахать единственный парень, которого я когда-либо любила. Пакс издает сдавленный, болезненный рык, прижимаясь ко мне бедрами снова, снова, снова, головка его эрекции трется в опасной близости ко входу в мою киску, и я издаю стон — отчасти от страха, отчасти от предвкушения.

Однако парень отступает. Отстраняется и качается вперед снова и снова, повторяя движение, трется об меня, зубами впивается в кожу моей ключицы, и я не могу дышать. Я задыхаюсь и тяжело дышу, глотая ночной воздух. Как люди это делают? Как они переваривают все эти эмоции? Ощущения? Это…

Пакс скользит рукой между нашими телами и находит мой клитор, перекатывая скользкий, набухший комок нервов маленькими, идеальными кругами.

— Черт возьми. Ты такая мокрая, — стонет он. — Ты будешь чертовски феноменально чувствоваться на моем члене.

Нет.

Нет.

Нет, нет, нет.

О боже мой.

Нет.

Я, блядь, не могу этого сделать.

И просто вот так…

Я всегда была высокой для девушки. Хотя никогда не была особенно сильной. И как сбросила с себя все девяносто килограммов мускулистого тела Пакса ростом сто девяносто сантиметров, я никогда не узнаю.

Пакс хмыкает, отшатываясь, и я обнаруживаю, насколько пьяна, когда даже не могу сосредоточиться на его чертах. Хоть и могу разглядеть бритую голову и замысловатые, извилистые чернила на его коже. Его светло-серые глаза сверкают серебром в слабом свете луны. Однако все остальное в нем туманно. Просто размытое пятно красивых, загорелых мышц.

Парень молчалив, как могила.

— Я… я не… я не могу… — Заикание не ново для меня. Мне никогда не удавалось произнести ни слова в присутствии этого парня, но сегодня я отчаянно хочу пообщаться. Пакс — это много чего, но доброта — не входит в их число. Если я не найду способ отыграть все назад сейчас, то буду расплачиваться за этот момент слабости до конца нашего выпускного класса. Он никогда не позволит мне выпутаться из этого, и его друзья тоже. К завтрашнему утру я стану посмешищем для всей академии.

Мне вообще не хотелось приходить на эту дурацкую вечеринку, но перспектива увидеть Пакса, побывать в Бунт-Хаусе, прогуляться и увидеть, где он живет… Но оказалась слаба. Не смогла устоять, и теперь посмотрите, в какую переделку я вляпалась.

— Прости. Я…

Внезапно очень короткое черное платье, которое Пакс сорвал с меня, снова оказывается в его руках; он протягивает его мне.

— Нет проблем. Ничего особенного. — Его голос грубый, слова невнятные. Парень подходит ближе, и небрежный изгиб его рта словно насмехается — полуулыбка, которая выглядит очень реальной и совершенно необеспокоенной тем, что только что произошло. Он моргает; его зрачки настолько расширены, что серебро радужки уже едва различимо. Как будто смотрит прямо сквозь меня. Как будто вообще меня почти не видит.

Во мне укореняется неприятное, ужасное понимание. В отличие от последней вечеринки, которая проходила в Бунт-Хаусе, сегодня вечером не было гигантских мисок с сомнительными наркотиками, которые передавались по кругу, как конфеты. Впрочем, крепких напитков было предостаточно. Я видела, как Пакс принимал целую кучу шотов. И сделала то же самое, черт возьми. Он сам дал мне две порции виски. Я определенно намного пьянее, чем следовало бы, но Пакс абсолютно уничтожен. Наклонившись, парень пытается поднять свою рубашку и теряет равновесие. Он чуть не падает на подстилку из листьев у наших ног, и я вижу свою возможность.

Я бегу.

Ветви деревьев хлещут по моей обнаженной коже. Мои туфли давно исчезли. Неровная земля впивается в подошвы моих ног. Я едва вижу в паре метров перед своим лицом, но не останавливаюсь. Вслепую бросаюсь в ночь, тяжело дыша, сжимая кулаки, хныча всякий раз, когда выворачиваю лодыжку, зная, что у меня идет кровь. И, в конце концов, спотыкаюсь, потом скатываюсь по трехметровому склону, приземляюсь на задницу в глубокую канаву, и я так устала и ранена, что секунду лежу неподвижно, тяжело дыша, глядя на маленькую линию ночного неба, видимую через просвет в пологе леса над головой.

— Пресли Мария Уиттон-Чейз, — шепчу я вслух. — Ты так чертовски облажалась.

Мне нужно время, чтобы восстановить дыхание. Еще больше времени, чтобы влезть в платье, которое у меня каким-то образом хватило ума удержать в руках, когда я рванула вперед. Еще дольше приходится выбираться из канавы, которая оказывается водопропускной трубой рядом с дорогой, ведущей к академии. Уже четыре утра, когда я, наконец, поднимаюсь по ступенькам Вульф-Холла и вхожу в главное здание.

Моя комната в точности такая, какой ее оставила — повсюду разбросана одежда и косметика. Свидетельство того, насколько я нервничала, готовясь к вечеринке, пытаясь выглядеть хорошо, но беспорядок подождет. Я слишком измучена, чтобы иметь с этим дело, поэтому прокладываю дорожку к своей кровати и сметаю горы платьев и коротких юбок на пол, и, не заботясь о том, что мои ноги покрыты грязью и кровью, забираюсь под простыни.

Он все еще там, когда я закрываю глаза.

Целует меня.

Прикасается ко мне.

Раздевает меня.

Его твердый член у меня между ног.

Почти внутри меня.

Трется о мой клитор.

Почти.

Почти.

Почти.

Блядь.

Скольжу рукой между ног и нахожу свой клитор, повторяя маленькие круги, которыми Пакс потирал его ранее. Черт, я все еще такая мокрая. Замедляю движение, растягивая удовольствие, дрожа от нарастающего, горячего, напряженного ощущения, которое клубится внизу живота и между бедер. Я заставляла себя думать о Паксе Дэвисе бесчисленное количество раз, но сегодня все по-другому. Это не сон. Не фантазия. Образы и ощущения, которые разыгрываются в моей голове, не выдумка. Это воспоминания, и от этого гораздо приятнее.

Кульминация поражает меня так сильно, что я вскрикиваю.

В академии нет никого, кто мог бы услышать о моем освобождении. Другие девушки с моего этажа все еще на вечеринке. Мои подруги, Кэрри и Элоди, будут гадать, где я.

Мне нужно написать кому-нибудь из них и сообщить, что я в безопасности.

Должна…

Но засыпаю с электрическим жужжанием моего оргазма, покалывающим кожу, и снова Пакс Дэвис вторгается в мое подсознание — мальчик мечта и кошмар в одном флаконе. Только утром я узнаю, что Мара Бэнкрофт мертва.