Акт бунта

ГЛАВА 24

ПАКС

— Мистер Дэвис! Очень мило, что вы присоединились к нам. Раз уж так опоздал, почему бы не сесть здесь, впереди. О, и посмотри. Прямо рядом с Пресли. Это прекрасно, поскольку ты так отчаянно хотел увидеть ее прошлой ночью.

Я редко подвергаю сомнению свой жизненный выбор. Я записался на продвинутый литературный курс, потому что мне нравится, насколько податливы и сильны слова. Вы можете создавать и разрушать империи несколькими тщательно сформулированными предложениями. Мне всегда нравился этот класс, даже несмотря на то, что Джарвис большую часть времени просто гребаная зануда. Но, глядя на Чейз, сидящую в первом ряду, с копной рыжих волос, заплетенных в косички, с накрашенными красной помадой губами и искорками смеха в глазах, я жалею, что никогда не пробовал свои силы в писательстве. Клянусь Богом, если она придет фотографироваться ко мне в следующий раз, я сделаю что-нибудь решительное и, черт возьми, не пожалею об этом.

Красно-белая рубашка. На этот раз тоньше, обтягивает шикарную, полную грудь. Рукава недостаточно длинные, чтобы прикрыть ее запястья. Повязки исчезли, но на левом запястье у нее огромные часы из розового золота, а на правом — множество браслетов, которые отлично скрывают ее порезы. Прошло уже много времени с той ночи возле больницы. К этому моменту девушка, вероятно, уже полностью исцелилась, но все еще скрывает улики. Интересно, означает ли это, что она сожалеет о том, что сделала, или это просто стыд за то, что на таком видном месте образуются такие уродливые шрамы?

Жаль, что вся тема ее попытки самоубийства снята с обсуждения. Кажется, я не могу перестать все больше и больше интересоваться тем, что она сделала и почему.

Пресли лучезарно улыбается мне, постукивая кончиком ручки по блокноту, пока я медленно пересекаю комнату и сажусь рядом с ней за стол. В кабинете литературы нет отдельных столов. Учащиеся этого класса должны поделиться с одним из своих сокурсников. Мне всегда везло в том, что другие ботаники в этом классе находили меня ужасающим, и было достаточно мест, чтобы убедиться, что я всегда получаю целый стол в свое распоряжение. Наш класс, по-видимому, расширился на одного — она определенно перешла в этот класс — и вот, смотрите, мне приходится делиться с Пресли.

— Отчаянно хотел меня увидеть, да? — бормочет Чейз себе под нос. — Я польщена.

— Не стоит.

Джарвис хлопает в ладоши, переплетая пальцы, и улыбается, оглядывая свой класс.

— Хорошо, теперь, когда вы сдали свои сочинения — кстати, некоторые из вас проявили к ним действительно творческий подход, — мы официально подошли к концу нашей учебной программы. Вы понимаете, что это значит, верно?

— Досрочное освобождение? — предлагаю я. Человек может помечтать.

Она поджимает губы, хмуря брови.

— До выпуска осталось еще четыре недели, мистер Дэвис, и я бы не позволила вам просто так пропустить урок. А теперь достань блокнот, потому что ты застрял со мной на следующий час, и я хочу услышать от тебя несколько слов.

— У меня есть два, которые ты можешь получить прямо сейчас, — говорю ей. Поскольку мы оба знаем, что означают эти два слова, она мрачно хмурится на меня.

— Думаю, тебе действительно понравится упражнение, которое я запланировала для вас, ребята, так почему бы просто не взять ручку и бумагу и не помолчать, а?

Вооружаюсь шариковой ручкой и своим потрепанным блокнотом, с вялой, блуждающей улыбкой, приподнимающей один уголок моего рта, а Джарвис молча ждет, пока я закончу. Как только я замираю и смотрю на нее снизу вверх, как хороший маленький мальчик, она кивает.

— Не уверена, что ваш последний учитель литературы сделал бы с вами, ребята…

— Вероятно, попытался бы трахнуть или убить одного из нас, — вмешивается Дамиана. Блондинка, которая обычно раздражает меня до чертиков своими тупыми комментариями, на самом деле вызывает у меня смех. Ее заявление не было бы таким забавным, если бы оно, черт возьми, не было правдой. Я не единственный, кто смеется.

— Хорошо. Все успокойтесь. Это было глупо с моей стороны. Я должна была подумать, прежде чем сказать. Давайте, ребята. Давайте сосредоточимся.

Все успокаиваются.

— Спасибо. Так вот. Что я собиралась сказать. Это немного необычно, но я подумала, что это может быть круто для вас, ребята. Подумала, что, поскольку осталось так мало дней учебного года, у нас как раз достаточно времени, чтобы все изменить и заняться увлекательным писательским упражнением. Кто из вас когда-нибудь думал о том, чтобы написать книгу?

Несколько человек подняли руки. Моя ладонь остается приклеенной к столешнице, хотя я сделал больше, чем просто думал о написании книги. Я знаю, что однажды напишу одну из них. И уже начал это дело. Восемь глав могут показаться не такими уж большими, но это только начало. К тому же, я никуда не тороплюсь. Не планирую публиковать его в течение длительного времени. Возможно, никогда не опубликую. Упрямая часть меня подумывала о том, чтобы поработать над этим, тщательно взвешивая и измеряя каждое отдельное слово, мучаясь над структурой предложения и сюжетной линией, сокращая и перекраивая его, шлифуя до блеска… а потом засунуть рукопись куда-нибудь на дно ящика и забыть о ней.

Рядом со мной Пресли рисует круг, затем обводит его, и снова, и снова, нажимая с каждым разом все сильнее, пока не создает беспорядочный рисунок в верхнем углу своего блокнота.

— Мило. Большинство из вас. Это потрясающе. — Джарвис любит использовать «крутые» выражения, такие как «мило» и «потрясающе», потому что это заставляет ее чувствовать себя более привлекательной. Я бы поставил деньги на то, что это так. Не нужно быть психологом, чтобы прочитать Джарвис. Она хочет, чтобы мы любили ее. Хочет быть нашим Джоном Китингом, а мы — ее «Обществом мертвых поэтов». Хочет повлиять на нас до такой степени, что, когда мы все станем известными писателями и романистами и у нас возьмут интервью о нашем последнем шедевре, мы оглянемся назад и припишем весь наш успех дорогой мисс Рид, особенному учителю английского языка, которая затронула и вдохновила те части нас, которые иначе никогда не были бы достигнуты. Единственная часть меня, которую Джарвис когда-либо вдохновляла — это мой член. Она может прикоснуться к этому, если захочет.

— Вам будет приятно узнать, что вы, ребята, собираетесь написать книгу. В течение следующих четырех недель вы и ваш партнер собираетесь совместно написать новеллу. Вы сами можете выбрать жанр. Можете выбрать, будет ли она основана на реальной истории или станет новой, оригинальной работой, основанной на ваших собственных идеях, которые вы придумаете вместе. В этом задании буквально нет никаких правил.

Твою. Сука. Мать.

Она ожидает, что мы напишем книгу за месяц до окончания школы? Нас так чертовски скоро выпустят, и она хочет, чтобы мы потратили усилия на написание книги сейчас, когда так близки к финишу? Эта женщина, блядь, сошла с ума. Я оглядываю класс, и, похоже, никто больше не осознает, насколько абсолютно безумна эта идея. Все мои одноклассники смотрят друг на друга, болтая со скоростью света; у них хватает наглости на самом деле казаться взволнованными.

Я окружен сумасшедшими.

Затем это поражает меня, как удар молнии в висок. Я сижу рядом с Чейз. Джарвис ожидает, что я напишу с ней гребаную книгу.

— Мисс Джарвис? Какой длины должна быть книга? — спрашивает Элисон Бойкрафт.

— Обычно все, что превышает пятьдесят тысяч слов, представляет собой роман. Для вас это может показаться огромным объемом текста, но вы будете удивлены, как быстро эти слова появятся на бумаге. Кроме того, вы разделяете работу со своим партнером, поэтому разделяете и количество слов. Двадцать пять тысяч слов каждый за четырехнедельный период — это вполне выполнимо, ребята.

— Некоторым людям требуются годы, чтобы закончить книгу, — говорит кто-то другой. Джеймс Ноубл. Мне никогда не нравился этот ублюдок — у него слишком идеальная прическа, — но теперь я чувствую к нему теплоту. Парень поднял хороший вопрос.

— Я не жду идеальную рукопись, — отвечает Джарвис. — Не нужно ее редактировать. И не нужно даже корректировать. Речь идет не о написании следующего мирового бестселлера, а о начале, середине и конце. Этот проект о том, чтобы начать что-то трудное, довести его до конца и проявить немного творчества в середине. Обещаю, если вы вложите в это свое сердце и душу и будете работать в команде, это будет очень весело.

Я знаю, что лучше не спрашивать об этом, но все равно задаю вопрос.

— А если мы захотим действовать в одиночку? Можем ли мы выполнить это дерьмовое задание самостоятельно?

Джарвис улыбается.

— Нет, Пакс, нельзя. Это совместный проект. Я ожидаю, что оба студента будут участвовать и вносить свой вклад в полной мере и в равной степени. С таким уникальным и смелым стилем письма, как у тебя, я буду знать, если ты не будешь играть по правилам. — Она прислоняется спиной к стене в передней части класса, скрещивая руки на груди. — В чем дело? Я думала, вы с Пресли лучшие друзья. Пресли, разве это не так?

Рядом со мной Чейз откладывает ручку и ерзает на стуле.

— О, нет. Пакс и я друзья. Большие друзья. — Улыбка, которой она одаривает меня, может расколоть мир надвое. Я чувствую себя так, словно меня только что пнули прямо в живот. — Он просто не любит сотрудничать. Любит, чтобы все было по его. Так ведь?

Я обхватываю руками ее горло и сжимаю. Однако даже в том мысленном образе, который я рисую в своей голове, девушка реагирует не так, как должна. Она, блядь, смеется. Я ничего не говорю в ответ. Одариваю натянутой, несчастной улыбкой, которая никого не обманет.

— Хорошо. Полагаю, тебе просто нужно научиться быть командным игроком, Пакс, — говорит Джарвис. — С этого момента мы будем проводить наше время в классе, работая над этим заданием. И я ожидаю, что по крайней мере четыре часа вашего времени вне класса вы тоже посвятите написанию. Я предлагаю вам сделать это в библиотеке, если хотите. Быть вместе, чтобы строить планы и задавать друг другу вопросы, действительно поможет…

Она болтает о том, как эта ее катастрофическая идея сработает. Я не обращаю на это ни малейшего внимания. Потому что слишком занят перечислением всех способов, которыми смогу избавиться от этого дерьмового задания.

Вскоре она заставляет нас работать, предлагая провести мозговой штурм основного посыла наших историй, а также наметить сюжетную линию. Вокруг нас все начинают действовать, лихорадочно обсуждая то, что они собираются написать. Я смотрю на ручку в своих руках, прикусывая внутреннюю сторону щеки так сильно, что идет кровь. Медный привкус покрывает мой язык.

— Я голосую за загадочное убийство, — бормочет Пресли. — Модель «Кельвин Кляйн» едет в Сингапур на съемки, и ее находят жестоко убитой и изрубленной на куски в запертом гостиничном номере.

Завуалированный стеб о модели «Кельвина Кляйна». Как чертовски умно.

— По-моему, это больше похоже на фантазию, — рычу я. — Ты можешь писать все, что захочешь. Я не буду работать с тобой.

— Джарвис не предоставляла тебе большой выбор. Могу ошибаться, но не думаю, что ты ей очень нравишься.

— Я никому не нравлюсь. В этом весь смысл. Я здесь не для этого. И не для того, чтобы творчески кастрировать себя, работая с другими людьми. Наши стили письма несовместимы. — Я поворачиваюсь к ней, прищурив глаза. — Ты вообще умеешь писать, или записалась на это занятие только для того, чтобы поиздеваться надо мной? Потому что я не буду тратить время с тобой, если ты ни хрена не понимаешь, что делаешь.

— Это продвинутый класс литературного творчества. Мне пришлось представить две разные работы, прежде чем Джарвис позволила мне присоединиться к классу. Она описала мои работы как динамичные, с уникальным и зрелым голосом. Я знаю, что у меня все хорошо.

Я скривил верхнюю губу.

— Не могу дождаться, чтобы увидеть ту банальную чушь, которую ты ей скормила, чтобы заслужить такой комплимент.

— Отлично. Я отправлю их тебе по электронной почте. — Она ухмыляется. — «П» точка «Дэвис» на странице Вульф-Холл, верно? Инициал, фамилия.

— Я пошутил, — шиплю я. — Я не хочу читать твою поэму о бедной маленькой городской девочке, которая всегда мечтала иметь пони. Хочу, чтобы ты перевелась из этого класса. Это не было частью сделки.

Ее игривая улыбка немного тускнеет. Девушка качает головой.

— Вообще-то, думаю, что останусь. Я собираюсь завершить этот проект в меру своих возможностей. Всегда хотела присоединиться к этому классу, но не сделала этого, потому что боялась тебя. И теперь, когда не боюсь…

— Мы это уже обсуждали. Ты, блядь, должна свалить.

Она тихо смеется.

— Я отлично справилась со всеми заданиями по английскому языку. Меня уже приняли в Сару Лоуренс. Все, что я хочу сделать, это заработать несколько дополнительных баллов, чтобы сделать следующий год как можно более легким, а затем убраться к черту с этой горы. То, что я записалась на то немногое, что осталось от этого занятия, не имеет к тебе никакого отношения. Или ты и я…

— Нет никаких нас с тобой.

Она снова смеется, на этот раз громче, сопровождая звук пожатием левого плеча. Кажется, ее даже не волнует, что я одариваю ее своим самым лучшим взглядом «Я-спущу-шкуру-с-твоей-кошки-и-насру-в-твой-почтовый ящик».

— Я здесь только ради оценки, Пакс. Помимо нашего маленького соглашения, заключенного прошлой ночью, мне не нужно, чтобы я тебе нравилась. Не нужно, чтобы ты был добр ко мне. Мне даже не нужно, чтобы ты со мной разговаривал.

— И как, черт возьми, мы должны написать целую книгу вместе, если не будем разговаривать друг с другом?

Она барабанит пальцами по обложке учебника, слегка прищурившись, глядя на меня.

— Я выберу жанр и напишу первую главу. Отдам ее тебе в конце урока, и ты сможешь просто продолжить.

— Это будет катастрофа.

— Если ты хоть наполовину такой писатель, каким себя считаешь, это должно быть легко, не так ли?

Иисус прослезился. Как она может быть такой… такой… невыносимой?

— Ты действительно думаешь, что я позволил бы тебе выбрать жанр и написать первую главу? Ты не в своем уме. Первая глава — самая важная глава в книге…

— Спорно.

— Неважно. — Я отмахиваюсь от ее небрежной маленькой ухмылки. — Я не собираюсь писать чертов любовный роман, Чейз. Ни за что, черт возьми.

— Ну хорошо. — Она сияет. — Ты выбираешь жанр и пишешь первую главу. Я возьму и буду работать с тем, что ты придумаешь, без жалоб.

— Ты серьезно? Ты действительно хочешь это сделать?

Девушка наклоняет голову набок, улыбаясь и глядя в окно.

— Что ж, я уверена, что приключение Элисон Бойкрафт из «Мира Варкрафт» будет захватывающим, но у меня такое чувство, что совместное написание проекта с тобой может оказаться более подходящим для меня, — говорит она.

Она, конечно, делает много предположений. Но понятия не имеет, на что было бы похоже писать со мной. Девушка явно нарисовала в своей голове какую-то картину, которая, гарантированно, не будет даже отдаленно близка к реальности. Я позабочусь об этом.

— Тогда ты не можешь жаловаться ни на что из этого.

— Не буду.

— И я не дам тебе никаких описаний персонажей. Мы ничего не будем планировать.

— Идеально. В любом случае, я так не работаю.

Ух. Она такая покладистая. И ведет себя так, будто уже написала пятнадцать романов и имеет хоть какое-то гребаное представление о том, каким будет этот процесс. Ворча, я открываю свой ноутбук.

— Отлично. Тогда я напишу первую главу прямо сейчас. По крайней мере, так мне не придется разговаривать с тобой до конца урока.

— По-моему, звучит неплохо.

— По два дня на каждую главу. Мне насрать, что говорит Джарвис. Если ты не будешь придерживаться этого, я напишу все сам, и на этом все закончится. Ты поняла?

— Громко и ясно.

— И еще. Если ты попытаешься превратить мою работу в какой-то отстойный, дерьмовый роман, я перепишу каждое слово и вычеркну тебя из проекта.

— Не волнуйся, Дэвис. Я не фанат романтики. — Она серьезна как могила.

Я сразу же начинаю стучать по клавишам своего ноутбука. Следующие сорок минут я пишу со скоростью ветра. Время от времени бросаю на Чейз косой взгляд; сначала она просто сидит, читая книгу, которую достала из сумки, но через некоторое время роется и достает из сумки что-то еще — маленький пакет, наполненный… что это, черт возьми, такое? Мне приходится как следует повернуть голову, чтобы посмотреть, что у нее в руках. Мне требуется мгновение, чтобы понять, что пакет с застежкой-молнией полон разноцветных нитей. Сначала девушка достает красную, затем оранжевую, затем желтую. Мои пальцы замедляются, отсутствие ритмичного постукивания по клавиатуре выдает тот факт, что я наблюдаю за ней. Пресли замечает это и улыбается. Черт возьми, улыбается.

Я не позволю ей сидеть там, чертовски самодовольной, зная, что отвлекает меня. Ни. Хрена. Подобного. Поэтому вновь сосредотачиваюсь, фокусируясь на словах, вырывающихся из меня и появляющихся на экране, решив не доставлять ей такого удовольствия.

За пять минут до звонка Чейз начинает собирать свои вещи. Она засовывает книгу, которую читала, учебники, моток цветных ниток — все это обратно в сумку, которая при дальнейшем, очень кратком осмотре оказывается потрепанной военной сумкой. И она явно не из магазина. Эта сумка чрезмерно использовалась. Я вижу нашивку с именем, пришитую сверху: УИТТОН, РОБЕРТ, Ч. Она принадлежала ее отцу. Должно быть, так и было. Значит, она ребенок военнослужащих, как и Стиллуотер.

Учитывая, что звонок на самом деле не прозвенел, я продолжаю печатать, изображая незаинтересованность в этой маленькой новой детали, которую узнаю о Чейз. Однако у меня нет выбора, кроме как остановиться, когда девушка протягивает руку и обхватывает мое запястье.

Она обхватывает рукой мое запястье.

Я останавливаюсь как вкопанный, застывший, приросший к своему стулу, настолько ошеломленный, что все, что могу сделать, это повернуть голову вправо и уставиться на нее, открыв рот.

Она прикасается ко мне.

Почему она прикасается ко мне?

И почему я так чертовски дрожу?

— Не двигайся, — шепчет она.

— Какого хрена ты делаешь? — Я не двигаюсь. Не могу. Я так потрясен ее стальными яйцами, что у меня закоротило всю нервную систему.

— Просто расслабься. — Девушка выгибает бровь, глядя на меня в стиле Джейкоби, и это тоже застает меня врасплох. Есть очень мало людей, которые могут сделать дугообразную бровь, как Рэн.

Глядя вниз, она быстро обхватывает мое запястье. Я сложил два и два, но к тому времени уже слишком поздно. Красочный браслет уже крепко завязан узлом, прежде чем я успеваю отдернуть руку. Сердито смотрю на нее недоверчивым взглядом.

— Ты, блядь, сошла с ума?

— Тебе не нравится? Я собиралась использовать синий и зеленый, но огненные цвета показались мне более подходящими.

— Мы что, четырнадцатилетние девочки? Ты на своей первой, блядь, пижамной вечеринке? Я выгляжу так, будто у меня только что начались первые гребаные месячные? — Вопросы срываются с моих губ чуть громче, чем следовало бы. Ученики, сидящие за другими столами, прекращают свою бессмысленную болтовню и смотрят на нас. Хуже того, Джарвис поднимает взгляд от стопки бумаг, которые проверяла, и хмурится.

— Если ты планируешь снова начать спорить, Пакс, подумай еще раз. До конца урока осталось три минуты, и будь я проклята, если мне придется вести тебя к директору в мое личное время. Успокойся.

Я стреляю кинжалами в ведьму, яростно дергая браслет под столом, твердо намереваясь сорвать его со своего тела. Только он, блядь, не снимается.

— Что, ты его приварила?

Рядом со мной Пресли тихо посмеивается.

— Завязала на узел. Дергая, ты только затягиваешь его.

— Что это, черт возьми, такое?

— Давай же, Пакс. Ты точно знаешь, что это такое. Это браслет дружбы.

Браслет дружбы. Как ей удается произносить эти слова, не вспыхнув при этом? В этом нет никакого смысла. Она не должна была произносить такое богохульство передо мной. В ужасе я еще сильнее натягиваю плетеную тесьму на запястье, но она просто не поддается.

— Дай мне ножницы, — приказываю я.

Она смеется.

— У меня нет ножниц. С чего бы они у меня были? Нам не десять. Мы больше не вырезаем картинки из журналов.

Мои щеки действительно горят.

— Ты же знаешь, что я срежу эту штуку со своего тела в тот момент, когда доберусь до чего-то острого, верно?

Чейз делает вид, что надувает губы. Она притворяется, но в ее глазах есть что-то серьезное. Я вижу там боль, которая не имеет смысла. Также вижу проблеск чего-то еще, и это что-то еще подозрительно похоже на страх. Она должна быть чертовски напугана. Я имею в виду, о чем, черт возьми, она думала, повязывая мне на запястье что-то такое глупое и детское, как браслет дружбы? Я разрушал жизни за меньшие преступления. Но есть что-то странное в той вспышке страха, которую я только что видел. Что-то не так. Это произошло слишком быстро, чтобы я мог как следует проанализировать. Чейз натягивает на лицо очень фальшивую улыбку, но я все еще вижу намек на это.…

— Хорошо. Вперед. Я всегда могу сделать тебе еще один, — говорит она.

— Какого хрена тебе беспокоиться?

Раздражающая, бесящая засранка, какой она и является, пожимает плечами.

— Обожаю наказания.

В коридоре пронзительно звенит звонок, и вокруг нас возникает стена звуков. Ножки стульев царапают пол. Кто-то роняет свои книги, и шумная группа ботаников ликует. Джарвис Рид хлопает в ладоши, как прирожденный тренер по софтболу, безуспешно пытаясь привлечь наше внимание.

— Помните, что я сказала, ребята. Четыре дополнительных часа писательства между сегодняшним днем и нашим следующим уроком. Я хочу, чтобы к следующей неделе было закончено по крайней мере три главы. Работайте вместе в библиотеке по мере необходимости. И не стесняйтесь писать мне по электронной почте, но не ждите ответа вне школьных часов. Несмотря на слухи, у меня действительно есть жизнь, люди!

— Лгунья, — огрызаюсь я.

— Пресли, можешь задержаться на секунду? Я хотела поговорить с тобой кое о чем.

Девушка застывает рядом со мной, с дикими глазами, как у лани.

— Э-э… да, конечно. — Она понятия не имеет, о чем Джарвис может хотеть поговорить с ней. Если бы знала, то не выглядела бы такой озадаченной. Учитель английского языка, вероятно, просто хочет дать ей краткий обзор всего, что мы сделали в этом классе с начала учебного года. Совершенно нелепо позволять студенту присоединиться к продвинутой программе так близко к выпуску. Пресли, вероятно, предстоит чертовски много работы теперь, когда она приковала себя к этой программе, и у нее не так много времени, чтобы сделать это. Однако я не думаю, что это приходит в голову Чейз. Девушка смотрит на Джарвис, ее глаза ярко блестят, как будто она вот-вот расплачется.

Все выходят из класса группами по три-четыре человека, горячо обсуждая свои проекты, споря о том, что должно произойти и кто что должен написать. Я встаю и хватаю свое барахло со стола, почти закипая, когда снова замечаю дурацкий гребаный браслет дружбы, туго завязанный на моем запястье.

— Сбрось мне на почту, что у тебя есть, — мягко говорит Чейз. — Я поработаю над этим сегодня вечером.

Хмыкаю в ответ. В моей голове слишком много странных мыслей, чтобы я мог придумать вразумительный ответ. Я хочу быть мудаком и ответить какой-нибудь дерьмовой репликой, но все, что приходит в голову моему мозгу, это команда:

— Ты сегодня ни над чем не работаешь. Ты придешь ко мне домой.

Она просто моргает.

— Ты меня слышала?

Девушка кивает.

— Восемь тридцать. Входи и поднимайся прямо по лестнице. Никуда не сворачивай, не говори ни с единой душой. Скажи «да», если поняла.

Какое бы беспокойство ни охватило ее, когда Джарвис сказал ей задержаться, оно отпускает ее. Я наблюдаю, как плечи девушки расслабляются, когда она смотрит на меня ясными, как очищенный мед, глазами, а затем говорит:

— Да.