Не знаю, что тому виной — смена часовых поясов или мое подсознание отсчитывало последние часы свободы, но этой ночью я не сомкнула глаз. У меня щиплет глаза, когда я в последний раз судорожно нажимаю на кнопку телефона, наслаждаясь роскошью бесплатного Wi-Fi в ожидании автобуса. Я прощаюсь с ошеломляюще малым количеством людей перед моим шестимесячным перерывом на общение с внешним миром, а в перерывах между ответами проверяю, кто из тех, с кем я каждый день раньше общалась, а теперь стала бы активно избегать, если бы увидела их лично, видел мою историю в Instagram. Тревога бурлит в моих венах. Поправка: волнение. Я должна превратить свою тревогу в волнение, если хочу прожить сегодняшний день без нервного срыва.
На меня дует удивительно теплый ветерок, и я принимаю его за сигнал поднять глаза от телефона и выйти на сушу, пока еще есть возможность. Обычному человеку эта парковка отеля не покажется чем-то особенным, но для меня обилие пальм, окружающих стоянку, и маленькие фонтанчики по обе стороны от входа в него кажутся куда более экзотическими, чем в любом другом отеле Англии.
Во время перелета в Майами я написала список всех причин, по которым эта работа могла бы мне подойти, — то, за что я благодарна сейчас, но что в то время казалось мне бесполезным. Сомнение в себе росло в геометрической прогрессии; я наконец столкнулась с реальностью импульсивного решения, которое приняла несколько месяцев назад. Неприятно признавать, но я позволила себе раздумывать над этим даже не садясь в самолет. Какой бы заманчивой ни была эта мысль, она просто не могла быть принята. Последствия отказа от полета были бы гораздо хуже, чем контракт, на который я подписалась.
Пытаясь успокоить нервы, я сунула руку в задний карман, чтобы достать список и позволить глазам просканировать первую строчку:
Дома для меня ничего не осталось.
Ну, это, конечно, скорее угнетает, чем успокаивает. Настоящее отражение моего душевного состояния, когда я начала все записывать. Возможно, ближе к концу списка у меня появилось больше надежды…
Это работа моей мечты. Пожалуйста, не облажайся.
Никакого давления.
И давайте проясним одну вещь: это место работы моей мечты, а не работа моей мечты. По словам моего брата, я не способна сделать ничего правильно, так что я, должно быть, загадала желание не на ту звезду. Или же я так ошиблась, что вообще пропустила все звезды и загадала желание на Плутоне, потому что, как и эта карликовая планета, я тоже недостаточно хороша, чтобы попасть в список.
К счастью, мое личное вещание "Самоуничижения FM" прерывается дуновением прохладного воздуха, проникающего через раздвижные двери позади меня, и грохотом чемоданных колес по коврику. Оглянувшись, я вижу молодого парня, бегущего за своим багажом, мчащимся вниз по склону рядом с бетонными ступенями. Я не могу сдержать ухмылку, которая появляется на моем лице, когда он в конце концов теряет контроль над собой, отправляя чемодан в свободное падение. Он ругается себе под нос, прежде чем поймать мой взгляд и тепло мне улыбнуться. Его очевидная уверенность в себе во время столь унизительной ситуации почти впечатляет.
Здесь все намного дружелюбнее. Стоит улыбнуться незнакомцу в Лондоне, и на тебя либо вызовут полицию за подозрительное поведение, либо пырнут ножом. Это то, почему я не буду скучать, — постоянный страх подвергнуться легкой опасности в любой момент.
Когда он наклоняется, чтобы вернуть чемодан в вертикальное положение, из его небрежно расстегнутого рюкзака вываливается несколько вещей. Пластиковая папка скользит по тротуару и оказывается прямо передо мной. Я засовываю список, который сжимала в руках, обратно в карман и приседаю, чтобы помочь ему, пока он снимает свой рюкзак и отчаянно пытается запихнуть в него вывалившиеся вещи. Я терпеливо жду, пока передам ему папку, хотя он замечает пропажу только тогда, когда видит меня.
"Спасибо. Без этого мне бы пришлось туго". Из его уст вырывается американский акцент. Я уже должна была привыкнуть к нему, но каждая новая встреча все равно радует меня.
Он берет у меня папку и запихивает ее в сумку, а затем проводит пальцами по своим теперь уже всклокоченным каштановым волосам, убирая едва заметные волны в небольшую челку. Несмотря на свою рассеянность, он ухожен. Солнцезащитные очки висят на воротнике простой белой футболки, которая не совсем облегает его стройное тело. Я думаю, что он один из тех парней, кто просто привлекателен, без каких-либо усилий. Внезапно я поймала себя на мысли, что, возможно, он подумал тоже самое и обо мне. Хотя это крайне маловероятно, учитывая, что эта влажность была настолько же добра к моим волосам, как и я к ним несколько месяцев назад, когда решила сделать эту ужасную, мать ее, челку. Она развевается на ветру и доводит меня до бешенства. Пряди не настолько короткие, чтобы технически считаться челкой, но и не настолько длинные, чтобы оставаться заправленными за уши дольше нескольких миллисекунд. Что касается моего наряда, то строгих указаний, что надеть на посадку, не было, так как мне выдадут униформу на борту, поэтому после долгих раздумий я выбрала розовый купальник с короткими рукавами, джинсы-скинни на высокой талии и белые кроссовки. Думаю, это будет последний раз, когда я надолго надену джинсы, учитывая жару. Такая погода не похожа ни на одну сентябрьскую, которую я когда-либо знала.
"Без проблем", — отвечаю я.
Уголок его губ приподнимается в любопытной ухмылке, создавая идеальную ямочку на щеке.
"Ты ведь не местная, правда?"
Я киваю головой.
"Лондон", — говорю я с улыбкой.
Если бы мы находились по другую сторону Атлантики, я бы уже давно сказала ему: «отвали от меня» своим взглядом, хотя я никогда не боялась использовать слова. Однако, похоже, мои глаза, обычно наполненные кинжалами презрения к незнакомым мужчинам, пытающимся завязать со мной разговор, смягчились. В нем есть какая-то притягательная сила, заставляющая меня вступать в разговор, и я позволяю себе последний флирт перед полосой безбрачия, с которой я смирилась. Или, говоря прямо, он просто слишком великолепен, чтобы его игнорировать.
"Ты на самом деле из Лондона или просто говоришь так, потому что думаешь, что большинство из нас, американцев, не знают разницы?" — Нахальный блеск в его больших карих глазах приглашает меня подыграть.
"То есть ты хочешь сказать, что вы, американцы, знаете разницу?"
"Я знаю, что ты не из Ньюкасла… или Эссекса".
"Да? Почему ты так уверен?"
"Для начала, у тебя приятный голос и ты не оранжевая. Подожди, я не хотел… Я…"
"Ты впервые разговариваешь с человеком из Великобритании?"
"Так заметно, да? Я пойду постою вон там. Извини, что побеспокоил тебя. Хорошего дня".
Он уходит.
"Нет, ты действительно хорош в этом. Продолжай".
Он вздыхает с улыбкой, на секунду задумываясь, прежде чем сказать.
"Ты случайно не из Челси?"
"Реалити-шоу — это единственное, что вы о нас знаете?"
"С чего ты взяла?"
Его сарказм вызывает у меня смех. У него заразительное хихиканье, за которое я бы отдала свою левую ногу, чтобы услышать это снова.
"Хочешь попробовать угадать еще раз? Я уверена, что есть какая-то часть британского населения, которую ты еще не обобщил".
"Прости. Ты очень милая — у меня в мозгу короткое замыкание".
Он смотрит на мое лицо в поисках реакции, но я ошеломлена его откровенностью. Никогда раньше ко мне не подкатывали так быстро, и я не могу сказать, что мне это неприятно.
"Это реально огорчает парней. Ты знала об этом?".
"Думаю, это взаимодействие — все доказательства, которые мне нужны".
"Я тоже сегодня очень нервничаю, так что это не помогает. Я сдаюсь. Избавь меня от страданий".
"Итак, я не девушка из Челси, но я действительно живу в Лондоне. Или жила".
Произнося это вслух в первый раз, я немного выбиваюсь из колеи. Простое напоминание — на случай, если я еще не осознала, что ради работы в море я по прихоти перевернула всю свою жизнь с ног на голову.
"Я выросла за городом. А ты? Полагаю, ты не местный".
Я указываю на его обшарпанный чемодан.
"Нет. Ну, для тебя, наверное, да. Я только вчера вечером прилетел из Чикаго. Бывала там когда-нибудь?"
Я качаю головой.
"Хотя всегда хотела побывать".
"Тебе стоит это сделать".
Наши глаза задерживаются ненадолго.
"Я буду рад показать тебе все вокруг".
Он протягивает руку, и к моим щекам приливает жар.
"Том".
"Элиза".
Я поднимаю руку, чтобы пожать ее, и в ту же секунду по моему телу пробегает огонь. Меня охватывает печаль, когда я понимаю, что эта случайная встреча с красивым незнакомцем будет недолгой.
"Так почему ты нервничаешь?"
Хор грохочущих колесиков чемодана сбивает меня с толку. Я поворачиваюсь и вижу группу людей, которые выходят из отеля и направляются к нам. Мы уходим с их пути, и мой взгляд следует за ними к автобусу, который, кажется, чудесным образом появился из воздуха, несмотря на мое пристальное внимание к каждому автомобилю, подъехавшему к отелю за последние двадцать минут. Пока водитель открывает багажные отсеки, из автобуса выходит приветливая женщина, держа в руках планшет с логотипом корабля.
Я собираюсь нарушить молчание, но Том меня опережает.
"Кажется, мне пора".
"Подожди. Ты…?"
У меня в голове крутятся вопросы. Я указываю на автобус, не зная, что спросить первым.
"Да. А ты…?» Шок в его голосе совпадает с моим.
"Да".
"Из какого отдела?" — спрашивает он.
"Развлечения", — гордо отвечаю я. Я бы переспросила, но я уверена, что уже знаю его ответ, и теперь он улыбается от уха до уха.
Последние несколько недель, и особенно последние двадцать четыре часа, я очень старалась произвести хорошее впечатление на сотни людей, с которыми мне предстояло познакомиться в течение следующей недели или около того. Не то чтобы я испытывала острую потребность понравиться или быть принятой, это никогда не беспокоило меня раньше, но если я собираюсь застрять на этом корабле на полгода, то мне стоило найти общий язык хотя бы с одним человеком. Однако то, что я нашла этого человека еще до того, как мой рабочий день технически начался, ничуть меня не успокоило. Напротив, мое облегчение омрачается негодованием по поводу того, как он мне нравится, а теперь, когда мы стали коллегами — причем близкими — он сразу же становится недосягаемым.
Мы перестраиваемся в конец небольшой очереди, оба подавляя улыбки. Когда мы оказываемся у входа и женщина отмечает наши имена, водитель помогает нам с чемоданами, и мы забираемся на борт. Усаживаясь в кресло, я стараюсь не обращать внимания на покалывания, когда рука Тома касается моей.
"Элизабет, да?" — поддразнивает он, указывая жестом на женщину, которой я назвала свое имя, и я вздрагиваю. Он явно меня подслушал. Мне никогда не нравилось мое полное имя. Не думаю, что оно мне подходит, как и всем остальным.
"Значит, родители назвали тебя в честь королевы. Обожаю британцев".
Он хихикает про себя, а я наполовину ожидаю увидеть, как моя расчлененная левая нога болтается на тротуаре, когда мы отъезжаем.
Я искала фотографии корабля в интернете, но ничто не могло подготовить меня к тому, каким чудовищно огромным он окажется вблизи. На пятнадцати пассажирских палубах он вмещает почти 5 000 пассажиров и 1 500 членов экипажа. И каким-то образом эта штука все еще плавает.
После длительного процесса регистрации, включающего в себя проверку безопасности, подгонку формы и фотографирование на документы — результаты которого я с ужасом жду — мы наконец-то готовы отправиться в свои каюты. Первым делом мы натыкаемся на каюту Тома. Он прижимает ключ-карту к сенсору на двери, и его плечи вздымаются от волнения. Он входит, где его дружелюбно встречает шотландский сосед по комнате — Дэниел, чья широкая улыбка расплывается по его щекам, когда он приветствует меня. Я вижу, что Том с трудом понимает его, потому что он слишком долго выдерживает паузу, прежде чем ответить на вопрос Дэниела "Как дела, приятель?" простым "Да".
Мы с Дэниелом обмениваемся забавным взглядом, и я оставляю их наедине, отправляясь на поиски своего нового дома.
Оставшись в одиночестве впервые с момента приезда, я ощущаю тревогу. Судя по номерам наших комнат, я думала, что мы будем находиться всего в нескольких дверях друг от друга, но я хожу по кругу уже, кажется, целую вечность. Это место похоже на лабиринт. Я даже разочаровалась, что Дэвид Боуи со своей выпуклостью не появился, чтобы подразнить меня поющими куклами.
Когда я наконец оказываюсь за дверью, я успокаиваюсь, готовая принять в свои объятия что угодно и кого угодно в этой комнате. Мигает зеленая лампочка, сопровождаемая слабым звуковым сигналом, и я осторожно ступаю внутрь.
Здесь пусто. Каюта обжитая, но не грязная. Судя по одежде, наброшенной на лестницу, похоже, что верхняя койка уже занята. Облом. С другой стороны, нижняя койка, похоже, была приготовлена для меня. Похоже, мне не нужно было брать с собой постельное белье. Добавлю это к списку вещей в моем чемодане, о которых я уже жалею.
Пока комната свободна, я пользуюсь возможностью подглядеть за своей соседкой. Она прикрепила несколько фотографий на стену у своей кровати с помощью магнитов. На первой фотографии изображена ее семья, сгрудившаяся на диване в одинаковых рождественских джемперах. Черт, а ее брат горяч. По крайней мере, я думаю, что это ее брат. Здесь определенно есть семейное сходство.
Я перехожу к следующей фотографии и снова вижу его. На этой фотографии они вдвоем стоят на досках для серфинга в море. Что бы я отдала, чтобы стать этой доской для серфинга… Господи, да он похож на модель из "Холлистера", светловолосый и загорелый, с упругой грудью и широкими плечами, за которые можно умереть. У меня сложилось впечатление, что они могут быть австралийцами. Я могу ошибаться, но я уверена, что такую сияющую кожу не получишь, занимаясь серфингом в Корнуолле.
Последняя фотография — это селфи Холлистер Боя с золотистым ретривером, и невозможно не заметить, как собака улыбается в камеру. Я бы тоже улыбнулась, если бы кто-то, кто так выглядит, обратил на меня хоть малейшее внимание.
Я заставляю себя выйти из режима озабоченного Шерлока. До инструктажа осталось совсем немного времени, а мне еще нужно переодеться. Я кладу форму, которую все это время прижимала к груди, как защитное одеяло. Это мой единственный комплект на данный момент. Запасные и вечерние наряды вместе с моим чемоданом должны привезти сегодня.
Я с облегчением избавляюсь от своего непрактичного купальника. Они всегда кажутся хорошей идеей, пока ты не сгорбишься, засовывая обратно не податливую грудь, или не будешь сидеть в туалете совершенно голой, как ребенок, приученный к горшку. Стоя в одних трусах, я оцениваю свою новую одежду. Небесно-голубая рубашка-поло с вышитым спереди логотипом круиза и белые шорты, которые сидят достаточно свободно, чтобы быть удобными, но не так свободно, чтобы казалось, будто я собираюсь играть в баскетбол. На ум приходит слово "практично". Если бы я сказала своей двенадцатилетней подруге, что однажды мне придется каждый день носить то, что по сути является спортивным комплектом, думаю, она бы больше старалась в школе.
К моему удивлению, дверь ванной открывается. Меня не так легко напугать, но, видимо, когда я нахожусь на грани полного унижения, я пуглива, как дремучая мышь. Из моего горла вырывается писк, и я вздрагиваю, а руки инстинктивно бросаются прикрывать тело, но безуспешно. Я застываю на месте, когда встречаюсь взглядом со своей новой соседкой по комнате, мысленно прикидывая, как бы поскорее позвонить на BBC и отменить тот детективный сериал, который они так и не собрались заказывать, потому что я явно не сыщик. Передо мной стоит не девушка с фотографии.
Это Холлистер Бой.