Влад
– Ты хочешь, чтобы я их напугала? – слушаю голос своего юриста в гарнитуре мобильного.
Пытаюсь не сбиться со счета, качая пресс в отельном спортзале.
Голова раскалывается, кофе, который выпил наспех, просится назад.
В шесть утра здесь, кроме меня, никого. Мой короткий сон в последние дни с привыканием к разнице во времени никак не связан. Все, на что способен по ночам в последние два дня, – пялиться в потолок или бездумно переключать ТВ-каналы. Добровольная изоляция, которая нужна мне, чтобы поставить мозги на место.
– Что ты имеешь в виду? – спрашиваю на выдохе.
– Из того, что имеем, – здесь есть с чем работать. Пять лет скрывали ребенка. Они продолжают препятствовать общению?
– Они не будут препятствовать, – говорю устало.
– Обычно в таких случаях лучше договориться миром, понимаешь? Встретиться и все обсудить.
Договориться миром?
С горечью усмехаюсь.
Боюсь представить, какой кол для моей задницы приготовят родители Арины, когда узнают, кто отец их внучки.
Я не планирую избегать этого разговора, но мне нужно остыть. Мой самоконтроль сыплется, как карточный домик. Никакого гребаного дзена не хватит, чтобы моя реальность осталась в том же состоянии, что и два дня назад.
Я позвонил Инге только потому, что обсудить эту проблему мне больше не с кем. Она слишком личная, а у Инги холодная голова, мертвая хватка и отличное понимание профессиональной тайны.
Пока молчу, она продолжает размышлять вслух:
– Ты хочешь отсудить девочку? У меня есть люди в Москве. Мы можем попробовать…
– Господи, уймись… – прошу.
Сажусь на пол и кладу локти на согнутые колени.
– Я хочу иметь законное право видеться с ребенком, вот и все.
– Хочешь стать отцом? – хмыкает она.
– Да, – говорю, чувствуя, как припекает в груди.
– Удивил…
Четыре года назад Инга вела мой бракоразводный процесс. Ни хера криминального в том процессе не было, просто раздел некоторого имущества подпадал под законы Великобритании, и мне понадобился юрист.
В моей жизни, помимо Андрея Беккера, был только один человек, который принимал меня со всем моим дерьмом. Маша. Мы были знакомы с детства. В первый раз потрахались еще в школе, встречаться начали уже в университете, но это всегда было на грани. Здоровых отношений между нами не существовало, мы их и не искали. Ни я, ни она. Мы расставались и сходились каждый месяц, но всегда притягивались обратно, потому что были идентично испорченными, как близнецы. После моего возвращения в Лондон мы прожили вместе три месяца. Когда разошлись в последний раз, я уже знал, что мы исчерпали все, что держало нас рядом, поэтому не собирался возобновлять отношения.
Брак формально просуществовал еще почти год. Сейчас она замужем за каким-то футболистом и продолжает жить в Лондоне. Наше общение сведено к нулю, оно тоже себя исчерпало.
– Тогда совместная опека, – слышу голос Инги в наушниках. – Нам нужен ДНК-тест, чтобы подтвердить, что ребенок твой…
– Она моя.
Мне потребовался один взгляд, чтобы понять это.
– Ну, для суда твоих слов недостаточно…
– Суд обязателен?
– Можем обойтись и без него, если мать даст свое согласие и не будет препятствовать. Но для смены отчества и фамилии у ребенка нам нужны основания. А лучше сотрудничество с матерью.
– Я не собираюсь воевать с Ариной. Что мне нужно у нее запросить?
– Я вышлю тебе подробные инструкции. Там ничего сложного…
– Спасибо.
Она отключается, а я сдергиваю с шеи полотенце и тру им лицо.
Снова гребаная тахикардия, когда как наяву вижу маленькую девочку со светлыми кудряшками под красной панамкой, большими серыми глазами и маленьким курносым носом… идеальное создание, до выкручивающей боли в груди напоминающее мне о другом ребенке, о моем брате, на которого она похожа, как одна капля воды на другую.
Такое вообще возможно?
Башка лопается. Все на хер валится из рук.
Мне хочется ее потрогать и убедиться в том, что она настоящая. Живой ребенок. Моя дочь. Софи. Я перекатываю ее имя на языке и несколько раз произношу вслух.
Черт.
Мне нравится ее имя. Оно ей подходит.
Я не знаю, как себя с ней вести. Что говорить? Насколько должен быть к ней привязан, чтобы она понимала – в моей жизни она уже является чем-то исключительным. Просто одним фактом своего существования она перевернула мой долбаный мир.
В конце зала хлопает входная дверь.
Встаю на ноги под звуки приближающихся голосов.
Я слишком заряжен эмоциями, чтобы делить пространство вокруг себя с кем-то еще, поэтому ухожу из спортзала через противоположную дверь, предпочитая ни с кем не пересекаться.
Я думаю о Моцарте и о том, что зол на нее, как никогда и ни на кого в жизни.
В своей башке я не делаю попыток оправдать ее поступок. Даже буддизм не пробудил во мне атрофированную функцию ко всему в жизни относиться со смиренным пониманием.
Я имел право знать, и с этим никто не может поспорить.
Нет никаких высших сил, которые могли бы определить мою судьбу или судьбу любого другого человека, ее определяют только наши поступки.
И это был выбор Арины, не мой.
Собственный выбор я сделал в тот день, когда пять лет назад озвучил Арине Беккер то предложение, наплевав на все свои принципы. Сделал выбор, когда стал навязчиво ее хотеть и пошел на поводу у собственных желаний. Эгоистично перечеркнув все. Свою дружбу с ее братом, отношения с ее семьей. Я сделал этот выбор снова, когда трахнул ее без защиты.
Арина и есть мой выбор.
Понимание этого вышибает из меня воздух.
Заставляет мозги работать и перегорать. Заставляет видеть картины будущего, которого теперь я боюсь лишиться, потому что опоздал.