Глава 43

Влад

Мне не приходится подбирать слова. У меня чертовски стойкое ощущение, что, если раскрою рот, останусь без яиц. Чертовски стойкое ощущение, что она пришла сюда не слушать, а говорить.

Арина сжимает и разжимает пальцы ладони, автограф которой сверкает на моей щеке.

Пока в мозгах звенит, смотрю на Моцарта, не позволяя себе моргать и, блять, дышать, ведь она фантастически наэлектризованная, а я не у такого уж большого количества людей вызывал подобные эмоции.

Наверное, потому, что никому в жизни не был так нужен, как ей и нашей дочери.

И то, как трещит вокруг Арины воздух, тому подтверждение.

Проглотив язык, я жду того, как она засадит мне по яйцам, но не физически, а словесно.

Твою мать… как же сильно я ее люблю…

– Я очень рада, что ты жив-здоров, – бросает она в меня. – Я не буду лезть в твое личное пространство, не волнуйся. Просто хотела убедиться, что с тобой все хорошо. И напомнить, что у тебя есть дочь, которую ты приручил, и она ждет твоего звонка уже вторые сутки. Ответственность – это не просто твое имя в ее свидетельстве о рождении. Это еще значит осознавать, что от тебя зависят!

Искупав меня в своих словах, Моцарт делает вдох, чтобы пополнить запас кислорода в легких. Пока она это делает, в мое нутро просачивается понимание, что мне не нужно личное пространство. Больше всего на свете сейчас мне нужно ее тепло. Физическое.

Я бы сильно поспорил о том, что со мной все в порядке. Так херово мне не было, кажется, никогда. Мой анамнез смахивает на клиническую картину жертвы авиакатастрофы, но, если ей нужно спустить пар, обточив об меня свои ножи, я потерплю.

– Продолжай… – прошу севшим голосом.

– Не смей быть таким самоуверенным! – гремит Арина, толкая меня ладонями в грудь. – Только не сейчас! Ответственность – это значит думать о чувствах людей, которые от тебя зависят! Мы есть, тупая твоя башка! Нас как минимум двое, может, тебе эта цифра кажется незначительной, но ты не смей сбрасывать нас со счетов! Ты не один! Я места себе не находила. Твой телефон отключен. Сидеть… ждать… По-твоему, я думала хоть о чем-то, кроме тебя, в эти двое суток? Могла я вообще о чем-то, кроме тебя, думать?! Уехал ты или… где ты находишься… что с тобой происходит… Я думала об этом, потому что мне на тебя не плевать! В печали и радости… – Тычет пальцем в мою грудь. – Заруби эти слова у себя на носу, Градский, если когда-нибудь собираешься вручить мне свое чертово кольцо, иначе я смою его в унитаз!

– Ты жестока… – говорю сухими губами.

– Ты бы бросил меня? – задает убийственно мучительный вопрос. – Если бы… – закрыв глаза, пытается выдавить из себя то, что режет меня без ножа. – Если бы мы ее не нашли. Ты бы бросил меня, как твоя мать бросила тебя?

Ад последних суток, клокочущие в башке воспоминания, пелена на глазах, которую Арина почти вышибла своей пощечиной – ничто не мешает мне ответить на последний вопрос в ту же секунду, как Моцарт его задала:

– Нет.

Арина сглатывает слюну, глядя в мои глаза и ища в них правду.

Я сказал правду.

Чтобы ее нащупать, мне потребовалось потрошить себя здесь, в этой комнате, много часов подряд. Выблевать прошлое, оставив его позади, и с кристальной ясностью осознать ответ на убийственно мучительный вопрос в ту же секунду, как он прозвучал.

Гребаная парализация стискивает горло. Втягивая в себя воздух кубическими метрами, я чувствую на своих глазах влагу и откидываю назад голову, хрипло выдыхая:

– Блять…

Тонкие руки на моей шее и тихий шепот рядом с ухом…

Я сжимаю Арину Беккер в руках так, будто боюсь, что она исчезнет. Рваными выдохами пытаюсь придушить слезы, пока дышу запахом ее кожи, утрамбовав свое лицо в ямку между хрупким плечом и тонкой шеей Моцарта…

Меня поглощает желание уйти из этой комнаты. Закрыть на ключ номер третьесортной гостиницы, в которой провел две последних ночи. Закрыть как гребаный сундук со старым хламом и оставить его где-то на чердаке своей памяти.

– Если ты… когда-нибудь сделаешь так еще… – сбивчиво шепчет Арина мне на ухо.

– Никогда… – Целую ее скулу, обнимаю ладонями лицо. – Прости меня…

– Ты не один… не один…

Твою мать…

Вжавшись носом в ее висок, делаю шумный вдох.

В моменте я отключаю башку. Перестаю пускать в себя что-то посторонее, что-то, кроме ее голоса, прикосновений и поддержки, которую она вдалбливает в меня дрожащим шепотом, делая меня слабым слепым котенком.

Нам требуется время, чтобы раздобыть для меня чистую футболку и наконец-то убраться из этого места.

Сидя на кровати, наблюдаю за тем, как Арина бродит по комнате.

На разбросанные по полу бутылки она реагирует чертовски серьезным взглядом, на который я отвечаю усталым заверением:

– Не волнуйся. Я не собираюсь становиться забулдыгой.

– Ответственность давит? – бормочет она, остановившись рядом со мной и легонько ощупывая мою руку.

– Нет… у меня в жизни есть вещи поинтереснее алкоголя, – Утыкаюсь лбом в ее живот.

– Тебе нужно в больницу… может, у тебя перелом… – вздыхает она.

У меня определенно перелом, но больница последнее место, где я хотел бы сейчас оказаться.

– Отвези меня домой… – прошу ее хрипло.

– Домой? Где твой дом?

– Там, где мы сможем уснуть вместе…

Ее голова лежит на моей груди, когда такси везет нас за город. Перебирая светлые шелковистые волосы Моцарта, смотрю в окно на тусклую картинку, понимая, что проголодался. Жизнь часто состоит из простых вещей, сейчас мне хочется, чтобы она такой и оставалась. Простой, понятной и охеренно приятной. Для этого мне необходимы два человека: Арина и Софи.

Моя семья.

Кажется, смысл этого слова только что раскрылся в моей картине мира во всем своем фантастическом масштабе, и я хочу наслаждаться каждой пядью этой материи, как наркоман, точно зная, что мне всегда будет мало.

Загрузка...